– То есть ты хочешь сказать, что пора ретироваться.
– Не то чтобы пора, но, по-моему, вросли мы своим сознанием в местный пространственно-временной континуум основательно. А поскольку для макроусловий мы везде на месте, то, кроме нас, эта ситуация устраивает всех.
– Ты начинаешь меня пугать, Визи, – осознал положение дел Эмиль. – С этой минуты возвращение домой я объявляю своей единственной целью и задачей.
– Не надо так спешить. Да и не получится это без согласия планеты, уж слишком сильны ее поля, – произнёс появившийся внезапно Румел. – Надо искать. Где-то во всём этом должны быть ключи от происходящего. И я думаю, что рано ещё вас отпускать.
– Мне нравится ход твоих мыслей, долговязый, – захотелось подерзить Эмилю, – предлагаю начать с осознания произносимых слов.
Всякое поле, в том числе и эволюционное, имеет силовые линии, которые сами по себе не заметны, поскольку имеют более высокую мерность, а вот физические потоки, то есть движение на физическом уровне, обусловленные активностью силовых линий, отследить можно.
– Вырази свою мысль конкретнее, лечѝм, а то до моих мозгов туго доходит.
Эмиль и сам не знал ещё, куда выведет начатый им разговор, какое управляющее начало в нём проявится: будет это связано с задачей, устремлением или целью. Хотелось бы ухватиться за огненную нить межъядерных связей, готовую соткать полотно действительности. Поэтому он продолжал говорить пока бессвязно, не будучи в состоянии удовлетворить просьбу собеседника.
– И дух над водами витал...
Он искал пристанище для жизни, но не нашёл и обратился внутрь себя и увидел, что именно витал – и есть сама жизнь, а устремление внутрь создает необходимую для неё концентрацию. И ещё увидел он, что сфера его обитания им же и наполняется и полнотою этой в шар формируется.
Духа шар – это же и есть душа. А знаешь, Румел, что такое э волю ция?
– Развитие, наверное?
– Не совсем так, это не совсем единица вития. Это э манации воли, проявляемые ци вилизационно. Значит, вопрос в отношении цивилизации к высшей воле. А если вспомнить, что цивильный – значит, гражданский, то окажется, что важна гражданская позиция. А витие и так заложено в самих этих словах. Ц-ия, че-ство. Че (лове) че-ство. (Поэтому рыбакам и предложено было мастером стать ловцами человеков, то есть, по сути, войти в спираль-витиё жизни).
– Чем больше ты говоришь, тем меньше я тебя понимаю, Ми-чел.
– Это я просто размышляю. Может, пришло время компактификации? Понятие человечества сократить до че-ства и приставить новое «че лове», открыть, так сказать, портал для нового духа и огня?
– Говоришь, Ми-чел, вопрос в обновлении души?
– В том числе и души, воссоединённостью её с Началом, Истоком. Надо сделать то же самое, что и старый дух сделал: обратиться внутрь.
– Но если духа шар ещё и компактифицировать, то он перейдет на ядерный уровень, ядром станет и уже огненным. А это может быть неуправляемым.
– Или другого порядка управление потребуется, – Эмиль внимательно посмотрел на Румела.
– Синтез в материи я понимаю. А вот синтез на уровне духа – сложно будет воспринять.
– Потому как шире смотреть надо, в глубину слов. Скажем, сила духа тебе понятна? А если синтез сил? У одного есть сила увидеть, у другого – осмыслить, у третьего – смоделировать, у четвертого – исполнить задумку. Получается творческий коллектив. А если все эти силы в одном человеке собраны, то и получается синтез сил. А человек этот с позиции обычных людей есть самородок, мастер, творец. А если с Отцом Синтез осуществить, да суметь Его выразить в каком-то аспекте?
Но я сейчас о другом хочу сказать: сам принцип становится видимым, принцип Синтеза Начáл.
– Сказанное тобою можно взять за исходную точку поиска. Но глубины не вижу, не пойму, куда может вывести.
– Что ты всё заладил: вижу, не вижу. Оторвись от вѝдения. Сам же говорил, что ключи искать надо. Возможно, знаковую систему подключать пора или ещё какие-то скрытые резервы.
– Хорошо, тогда какие у тебя предложения будут?
– Нет, подожди, Румел, ты должен прозреть, иначе мы с тобой, как кроты, будем бояться выходить на поверхность, ущербная биология мешать будет. Надо расширить логику жизни, увидеть включенность в нее не только материи проявленной, как носителя вития, не только пространства видимого, как сферы бытия, и не только времени обыденного, как возможности фиксации происходящего со бытия или преодоления инертности бытия вития, но и ещё чего-то, что является источником всего этого…
– Как ты выразился о времени? – перебил его Эмиль. – По-твоему получается, что время – это степень одухотворённости вещественной составляющей мира? И потому оно течёт в одном направлении, что рост идёт компоненты духа, и чем быстрее рост, тем скорость течения времени больше?
– Даже более того: оно неоднородно так же, как и пространство. В нём есть и точки развёртывания, и точки свёртывания. Но мы-то этого не сможем воспринять, пока не сместимся в ту его область, где оно насыщено животворящим огнём, пока сами не ускоримся, не войдем в резонанс с духом времени.
– Мои мозги начинают закипать и расслаиваться одновременно, Ми-чел. А нет ли пути пусть длиннее, но более щадящего.
– Это и есть самый щадящий путь, длиною в вечность. Лишь сам идущий, в соразмерность входя и в некий резонанс, уже не сам, уже системный и сопричастный к тем мирам, которым цельность отвечает.
Вначале, может, он не знает, но постепенно прозревает и ищет новые пути, как в это новое войти. Он верит, чувствует, мечтает, входя в сотворчество – творит и постепенно обретает способность, качество, магнит, рождающий иное свойство, в иное входит обустройство своих частей…
– Твои понятия, Эм Мичел: транс, магнитный синтез, резонанс, экстремумы времени-пространства – не новы. О них твердит постоянно Сиэлия. Но её никто не слышит.
– Так и знала, что твоё заигрывание ни к чему хорошему не приведёт, – вздохнула Визи, – но знай: я всячески пыталась помешать этому. Видать, силы не равные.
– Это вы о чём? – не понял Эмиль.
– Да, – подтвердил Румел, – мне было поручено выяснить, с каким составом группы ты будешь работать и, соответственно, в каком режиме: реальном или виртуальном.
– Что значит: в виртуальном режиме? – пытался уточнить Эмиль.
– А то и значит, что портально, фрактально или виртуально – разница не велика.
Все одно: проделать тебе свой путь с Сиэлией предстоит, другого специалиста такого уровня подготовки у нас просто нет. Да и не согласился бы никто больше. Но если вдруг ошибку допустишь – направят тебя на повторный круг, так говорят, хотя ни разъяснений, ни подтверждений тому нет: даже в первый круг никто ещё не смог войти...
Повторный круг
...Эмиль уже не сидел в мягком кресле, а лежал на кушетке. В голове под общий грохот военных действий медленно ковыляла одна уцелевшая мысль, а, может, это была запись с чьим-то голосом: «Ключ восемь на шестнадцать» и билась о черепную коробку, как о коробку передач. Что-то куда-то надо было передать…
– Кажется, очнулся, доктор!
– Невероятно, тебе всё-таки удалось это сделать, Сиэлия. Теперь надо попробовать вывести его на требуемую мощность. Неужели мы смогли активировать временнýю развёртку? – никак не мог поверить доктор.
– Это ничего не означает, ведь никто ещё не осуществлял настройку на повторном круге.
Эмиль попробовал пошевелиться, но тело его не слушалось. Над ним склонилась Сиэлия, он узнал её лицо и вспомнил, когда видел его последний раз: перед тем, как согласиться на этот шаг.
Тогда, после разговора с Румелом, он вошёл в кабинку на площади, а вышел из неё в небольшом помещении, чистом, белом, с двумя экранами, перед которыми стояли два кресла. В одном сидела Сиэлия. Эмиль сел во второе, напротив, и спросил:
– Как долго я буду в неведении происходящего?
– Уже недолго. Скоро ты или станешь всё ведающим, или ничего не помнящим. Или светочем или светлячком. Что знаешь ты о законах резонанса? Способен ли сломать старые стереотипы? Способен ли из фрагментарного восприятия отдельных рецидивов реальности сложить породившую их цельность? Способен ли ты войти во встречный поток времени? Способен ли осознать суть восьми подходов Метагалактики, преображающих бытие и вводящих новые принципы во все сферы жизни?
– Погоди ты, дай хоть на один вопрос ответить, – повернулся к ней Эмиль.
– Мне не нужны звуковые вибрации, я жду, когда завибрирует твое тело, твоё сердце... в синтезе шестнадцати.
– Восемь подходов на шестнадцать тел?
Сиэлия молчала.
– Восемь на шестнадцать? – уже не так уверенно переспросил Эмиль, чувствуя, как теплеет всё внутри. Затем он обратил внимание на экраны: на обоих были одинаковые изображения. Почти одинаковые. Но в чём их отличие, уловить было трудно, поскольку картина менялась. Пытаясь фиксироваться на двух сразу, он провалился куда-то в глубину их и всё пытался понять: «Почему это так важно?»
Картинки поплыли перед глазами и совместились. Что-то щёлкнуло, как ключ в замке, при этом движение сначала прекратилось, а затем пошло в обратном порядке. Эмиль вновь услышал голос Сиэлии, которая и не умолкала вовсе:
– Эка невидаль, бывало, так брыкнётся жизни явь: всё, с любовью нажитое, вдруг исчезнет. Близость, даль, будущее и былое сквозь воронку протекут, и стоишь ты, будто тут, а вокруг уже иное. Было ль, не было такое? Признавайся, что молчишь? Ты в пути не потерялся? Тут ты или там остался?
До Эмиля дошло, что от него уже требуется ответ вслух. Но он не мог говорить. Он видел вокруг себя маленький каменистый участок местности с остроконечными камнями, похожими на осколки, и только один из них был округлым, словно оплавленным. Звуки голоса исходили именно от него. Эмиль хотел приблизиться, но сразу не смог, а когда сорвался, наконец, с места, то увидел себя в виде такого же осколка, оставшегося на том же самом месте. На него хлынула вода и сбила с ног, завертела. Картина увиденного встряхнулась и раздвоилась.
– Если всё вокруг фрактально, скопом или подетально, всеми или лишь одним, значит, нет нужды держаться строгих правил: шаг один – и приходится расстаться с чем-то старым.
Шаг второй – и бытиё выбрал или битиё, всё одно вошёл в начало. Действуй, времени так мало!
Карусель, водоворот: что кружится, что течёт и в воронку утекает. Кто теперь тебя признает?
Возникшие картинки вновь слились воедино и втянули-впечатали в своё «иное» впечатлившегося ними стороннего наблюдателя, то есть Эмиля. Непроходимая растительность джунглей сковала его движения. Он не стал дергаться, а просто искал глазами источник звуков. Но говорившего видно не было, зато вокруг ног вились лианы, щекотали ворсинками своих стеблей, то приближая, то отдаляя причудливые цветы, которыми эти стебли были утыканы. Эмиль вдруг ощутил, что врос ногами в землю, и это уже не фрактально, а фатально его расстроило.
Картинка снова разделилась.
– Всё не так, как ожидалось, но, признаться, я старалась. Что ж, вы ждёте все подсказки, напрягла и так я связки, по-другому всё связалось, и попыток не осталось.
Двух условий бытия, если осознать начáла, всё придёт, как не бывало, снова на круги своя.
Эмиль оторвал глаза от экранов и посмотрел на Сиэлию. Глаза на мгновение по привычке разделились в своём восприятии и снова сфокусировались, но выпуклость перешла в вогнутость, и сознание покинуло его, втягиваясь в повторный круг. Всё остальное естество устремилось за своей передовой частью, но со сдвигом по фазе, неся эту несовместимость в мир иной.
Часть 3
Время присутствия
– Доктор, вы же уверяли, что его состояние несовместимо с жизнью?
– Это невероятно, но они совместились. Хотя радоваться пока рано. На пути от минерала к человеку сознание проходит ещё растительную и животную формы.
– Ничего, психика хоть и тонкое дело, но зато через тонкие тела и решаемое. А с этим у него всё в порядке. По крайней мере, если не этот, то в том мире дальше продолжать поиск – смысла нет. Я туда больше не пойду. – Сиэлия произнесла эту фразу намеренно жёстко: утвердила, как программу.
– Можешь забирать его хоть сейчас. У меня других дел хватает, не сродни твоим играм.
– Зря вы так, доктор. Я попробую доказать свою правоту.
Сиэлия взяла Эмиля за руку, и его тело послушно пришло в движение. Правда, передвигался он неуклюже. Хорошо, хоть основную часть дороги ехали на машине, потом на эскалаторе: из гаража в холл.
Увидев, с какой радостью Эмиль погрузился в кресло, Сиэлия рассмеялась:
– Это иная физика. А в твоём состоянии – инородная, так что привыкай.
– Ключ восемь на шестнадцать, ключ восемь на шестнадцать, – повторил машинально два раза Эмиль.
– Что ты там бормочешь?
– Хочу включиться, но не знаю, во что.
– Расслабься, и всё сложится само собой, ведь естественность в самом естестве, а искренность во внутреннем горении. Пойдём, пройдёмся. – Сиэлия всё делала не спеша, будто оберегая Эмиля от чего-то.
«Или для чего-то», – пронеслось в его голове и оформилось провидческой голограммой.
– Этот доктор и ты, вы ведь тоже не отсюда. Это не ваш мир, и вы не можете его постичь, а хочется?
– Наш мир или не наш – понятие спорное и неоднозначное, но, следуя правилу откровения, скажу. Мы и сами не знаем всего в деталях. Как бы это правильно выразить: нас погрузили в это частично, по каким-то причинам, ограничив тем самым скорость и сузив спектр восприятия. А задача всегда одна: исследование стандартов жизни. Но мы даже с природой этой жизни разобраться не можем. Просто слов нет, как всё надоело. Вот и пытаемся привлечь к сотрудничеству представителей сопряжённых сфер бытия. Это, скорее, ты не отсюда, чем мы.
– Витиевата цель, туманны задачи, – задумался Эмиль. – Давай попробуем пойти стандартным путем. Начнём со слов, которые нужны.
С позиции стандартности вхождения надо идти через двери, а не пытаться сделать подкоп.
– Что ты имеешь в виду? – Сиэлия смотрела с явным интересом.
– Всякое пространство в своей организованности имеет управителя (Владыку экосферы или моря, например), если сорганизовано оно в некую цельность, а также управителей царств жизни, если таковые развиваются. Вот с ними и надо взаимодействовать. В противном случае мы будем иметь не полную картину, а лишь её проекцию. Так сказать, следы деятельности, по-следы, то есть последствия, пре-следы, то есть преследования, вы-следы, на-следы, а наследственность – это уже кармические узлы и завязки. Да мало ли ещё чего: путы для плутающих всегда имеются в изобилии. Пространство с удовольствием будет играть с тобой в кошки-мышки.
– Это откуда такие познания? – удивилась Сиэлия.
– Только что выдумал, вернее, моделирую ситуацию по твоей же просьбе. Ведь ты меня водила, возила в то время, когда могла просто переместить, поместить, проявить, и ни разу при этом не объяснила, зачем всё.
– Как же не объясняла? Объясняла – для того, чтобы офизичить восприятие, для начала сделать его планетарным, конкретным.
– Тогда скажи ещё, какие есть предположения хотя бы или данные, или признаки жизни, что ли, на планете?
– Призыв к обмену, импульс света и робкие телодвиженья духа, которые едва видны, малы ещё для восприятий слуха, но ощутимы фибрами души, – Сиэлия пристально посмотрела в ожидании реакции Эмиля.
Эмиль видел, как меняются её вибрации. Они начали медленно перетекать в фиолетовую сторону спектра, утончаться. Казалось, она вот-вот растворится в том самом пространстве, о котором они говорили. Надо было отрываться от понимания, этого подступного вида мании, делающего недоступным всё, что имеет превышающую его параметры скорость обновления.
И Эмиль, приняв игру, отправился за Сиэлией.
– Когда «вначале было Слово», то, стало быть, и в Слове было то «начало », как ключик к принципу, рождающему свойства из содержания энергии огня.
Ступенек шесть или витков спирали никем не познанного волокна искомой нити. Ещё бы пару отыскать, – Эмиль шёл рядом с Сиэлией и продолжал:
– Активность функций тех, в которых сила – условие рожденья новых форм, способных свет являть ядра: вот и второго проявленье волокна.
Но и сам процесс, и качество любой деятельности порождаются составом огнеобразов, усилием духа в неком поле. И если это третье волокно, то должна образоваться нить, возможно, огненная. Всё сходится, – подытожил Эмиль, – и огненная нить, и поле, и развитие, и синтез жизни. Всё это к одному горизонту относится.
Видимо, пытаясь проникнуть в суть его размышлений, Сиэлия приостановила своё перетекание и уставилась на него, затем огляделась вокруг и ещё более удивлённо – опять на Эмиля, произнеся:
– То, что доктор прописал.
– Что? – в свою очередь удивился Эмиль.
– Нам это удалось, правда, не знаю, как, но мы проявились физичностью в инфосферном слое экосферы планеты. Именно отсюда исходил призыв.
Немного потоптавшись, будто проверяя свою устойчивость на поверхности или плотность самого грунта, Сиэлия попробовала возобновить вибрационное скольжение:
– Кому же требуется помощь, когда внутри такая мощь и жизни синтез, а движенье – отсутствует. Ещё, небось, не все параметры условий… необходимых учтены?
Эмиль буквально на мгновение отключился, а может, просто моргнул, но пространство вокруг успело преобразиться.
Они вошли во взаимодействие со средой обитания или нишей неизвестной им жизни. Сиэлия была спокойна и уверена, будто выполняла обычную свою работу. Непонятно, зачем ей понадобился такой неопытный помощник. Эмиль чувствовал себя неуклюже, скованно и ограниченно дискретностью своего восприятия. Он явно не мог сонастроить необходимые параметры. Вот опять моргнул-отключился, и картина снова изменилась...
Преображение
...Перед ними стоял худощавый мужчина, или андроид, голограмма или инфограмма. Чтобы уточнить, Эмиль присмотрелся внимательней и ощутил на себе такой же пристальный взгляд незнакомца.
«Зеркалит», – подумал Эмиль и моргнул...
...Растительность, которая окружала их, испускала необычные эманации, создавая поля различной конфигурации и плотности. Эмиль стоял как пригвождённый, не в состоянии сделать хотя бы шаг, и всё только потому, что не мог выбрать направления. Ему казалось, что сделав шаг, он непременно окунётся в чужие эманации и смешается с ними, потеряв самоидентичность, вернее, свою индивидуальность, перестанет быть самим собой.
– Что за напасть такая? – проговорил он и, обнаружив возле себя Сиэлию, обрадовался.
– Не делай резких движений и не напрягайся, пока не адаптировался. Всё в норме, – проговорила она спокойно.
– Тогда хотя бы намекни, что это за нормы?
– А ты представь себе, что ты, как и они, сросся с поверхностью и ощущаешь себя единым целым с планетой. Потянись, расслабься.
Эмиль последовал совету и вспомнил Гном-Эля. Срастаться с планетой не хотелось, но он отвлёкся, и в его восприятии произошло переключение на позицию стороннего наблюдателя без каких-либо позывов к вмешательству в происходящее.
Происходящее, зеркаля это его новое состояние, приняло позицию невмешательства, конфедератизма.
Подобия деревьев вокруг всколыхнулись, как бы ожили, и картина дальнейших событий показалась весьма удивительной. Кора на одном из животных-растений лопнула, разошлась, и молодое деревце, которое до этого казалось веткой, спрыгнув, неуклюже засеменило своим корневищем, при этом пугливо озираясь вокруг. Отковыляв метров на пятнадцать, оно завибрировало на месте и укоренилось, успокоилось, начало быстро расти. То же самое проделали и другие. Через какое-то время произошло новое отпочкование, затем ещё. В то же время старые деревья сохли, превращались в труху и рассыпались, становясь частью грунта.
– Небольшая рощица потеряла к нам интерес и, спокойно обогнув пришельцев, двинулась восвояси, то бишь по своим нуждам, – сыронизировал Эмиль.
– Очень удачное определение, – рассмеялась Сиэлия. – Но это лишь часть воспринятых тобой событий. Кое-что ты упустил.
Эмиля опять потянуло на сон, он зевнул и на мгновение прикрыл глаза...
...Перед ними стоял всё тот же худощавый, но смотрел он уже более приязненно.
– Говори, чего зря время теряем, – обратился к нему Эмиль.
– Время терять может только имеющий его. Не имеющий же может пройти мимо, может не взять или не войти, всё от масштабов притязаний зависит. Твоё всегда остаётся твоим. Не правда ли, многоуважаемый индикт?
– Ещё немного – и я поверю в твоё подобострастие, Прόход. Ладно, говори свои условия, – пытался понять правила игры Эмиль.
– Безусловность глубины насыщенностью розы привносящей… – завис в пространстве отзвук. Худощавого уже не было.
– Смотри-ка, а этот неуловимый синтезобраз многообещающе среагировал на тебя, Эмми-эль.
– Продолжай, продолжай, – смотрел на неё требовательно Эмиль.
– Это своего рода дипломатия, – вздохнула Сиэлия, – каждый всё время остаётся при своём, пытаясь не открыться прежде своего собеседника. И каждый подсовывает другому головоломки.
Вот этот синтезобраз, Прόход как ты его обозвал, вёл себя раньше, как дикобраз на перекрестке времён: не давал нам пройти дальше, а увидел тебя – и изменил свою позицию. Я так полагаю, что теперь наш контакт выйдет на новый уровень. А всё лишь потому, что у тебя позитивный баланс энергопотенциальных накоплений. Он даже животное своё прогнал и решил сам с тобой поговорить, вернее, договориться.
– О чём договориться? Какое животное, какой дикобраз? – Эмиль пытался уточнить детали.
– Вот видишь, ты упорно остаёшься на поверхности. А он упорно дожидается тебя там. А я нужна вам как переводчик. Но по условиям игры, той самой, в которую вы играете, если один становится инструментом другого, то и каждого постигает та же участь. Что ж, сами выбрали такое начало.
– Какое начало, такое и слово, вернее, континуум слов, возможных при таком начале, – неожиданно возник худощавый.
Эмиль осознал свою ошибку, сообразил, но слишком поздно, чтобы изменить что-либо на входе. Теперь до следующего перекрестка варьировать можно будет только скоростью, хотя в сопряжении с ней находятся свойства и, что не так уж плохо – индивидуальное творческое мастерство. А из замечания Сиэлии вытекало, что это же становилось доступным инструментом его соперников. Или партнеров? Тут ещё предстоит разобраться. Эмиль активировал свой трансвизор. По крайней мере, он так полагал. В любом случае, ему надо было как-то и в чём-то оформляться. Жалко, Визи рядом не было.
– Системность выбора проста, коль в том возникла обходимость: на перекрестке трех времён – три странника и их единость, как ключ прохόда в то одно, которое для них на грани…
Эмиль видел, как заработал механизм гигантских часов, образовав три взаимосопряжённых пространства, каждое из которых было похоже на плотные вспузыренные зародыши, проворачивающиеся вдоль одной оси из небытия каждого во взаимобытие всех троих. Но слов для описания происходящего не нашлось. Поэтому он молча ступил в одно из трёх, тут же осознав, что не растворился в нём, а, наоборот, обрёл неожиданно яркость индивидуальной выраженности. Но то был всего лишь миг из небытия…
– На грани синтеза миров, где в каждой клеточке и точке условий пак, но оболочки и ядра спят… во сне витая, они не ведают, не знают, как жизни их совитийны реальностью масштабов ѝных, оснόванных или причѝнных …
Произнося это, Сиэлия ступила во второе пространство, проявившись в нём и став катализатором, его приумножающим. Пузыри выявили свою пузырьковую фрактальность и уравновесили пространственное набегание на ось своим приумножением. Два пространства поплыли вдоль оси времени, расширяясь и взаимопроникая.
В сознании Эмиля возникло зеркальное отражение внешних процессов как холодная фиксация наблюдателя, создавшее различение. И, вместе с тем, во взаимодействии с отражаемым оно, это зеркальное отражение, породило магнитное поле фиксации некого или, вернее, неких процессов, явлений и состояний невероятной их множественностью и яркостью впечатлений, ими сотворяемых.
Настала очередь Прόхода.
–... Основанных или причинных, иерархических и чинных, читаемых во многих знаках. И в том лишь только труден выбор, что иногда рождает спор. Но время терпит до тех пор, пока обменный дар в руках… имеется …
Прόход ступил в пространство третье, и множественность возможностей предстала одной реальностью, хотя и весьма неприглядной...
...Бесцветные хлопья опускались на землю, и принимались ею, и растворялись в ней, производя её набухание. Посреди этого безобразия-однообразия стоял Сио-Прόход, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Кто вы и что вам надо? – буркнул он в сторону элей, – хотя, какая уже разница.
– И воздух кажется прозрачным, – речь Сиэлии мягко втекла в густоту малоподвижности и застыла в ней.
– Не «кажется», а так и есть, хотя из воздуха изъята его природная шуньята, защита жизненных начал, – Эмиль как будто прокричал. Хотя и не заметил это…
– И плодородная земля … (образовала ещё одну пространственную каплю Сиэлия) имеется…
– Да только нечему родиться, вернее, не для кого. Вся как будто бы иссякла польза, – вставил своё соображение Сио-Прόход, и сам удивился своей проницательности. Поднял глаза на пришельцев. – Вы не эли, вы – человеки, – и сам не поверил своему предположению.
– Смотри-ка, ожил. (Третья капля. Запахло в воздухе дождём). Проснуться бы уж не мешало.
Сиэлия на секунду умолкла и вновь заговорила, но уже быстро-быстро. И, будто вывалившись из разорвавшейся ёмкости, хлынул дождь…
Эмиль машинально моргнул, и всё вокруг изменилось: стало живым, подвижным, знакомым, если только не считать странного вида этого уже порядком поднадоевшего местного худощавого…
Недоверие и старик
Прохожих в обозримом пространстве не было. Только эти трое стояли на остановке в ожидании не совсем понятно какого транспорта.
– Последний раз такая погода была, наверно, лет сто назад. По крайней мере, в этой местности я такого не помню, – заговорил, будто сам с собой, худощавый и добавил. – А я-то думаю: почему никого не видно? Как будто первый раз предсказывают непогоду. Но ведь ни разу не сбывалось. И вот на тебе.
Скажите, что вы всё это подстроили, – обратился он уже к двум другим. – Я даже не боюсь выглядеть весьма странным. Такой погоде под стать любое чудачество.
Он пытался заглянуть в глаза своим случайным сопричастникам событий и вдруг решил расставить точки над «і».
– Сначала я родился не под теми звёздами. Потом открылось это дурацкое предсказание. Невероятно, но ему все поверили, потому что другого варианта не нашлось. И они лишили меня права выбора, назначили носителем прохόда, долго обучали «снить явь» и ждать своего времени, вернее, времени, когда явятся двое, и пойдет дождь. Не дождь пойдет, и явятся двое, а именно: явятся двое, и пойдет дождь. Они бросили меня одного...
И вид у вас какой-то странный, но всё равно не верю. Ни старику не верю, ни вам.
Эмиля начало всё раздражать. Он решил изменить правила игры. Совершенно не обращая внимания ни на худощавого, ни на погоду, он взял за руку Сиэлию и ступил в слякоть, рассуждая при этом:
– Можно смело ставить неутешительный диагноз сфере уже даже по одному её обитателю. Не понимаю, зачем вы сюда так напрашивались в гости?
Сиэлия сделала вид, что принимает всё за чистую монету и начала оправдываться:
– Если бы ты относился к Службе спасения, то знал бы все предписания и пояснения к ним. Не нам судить, есть у них шанс или нет. Ты ведь не будешь утверждать, что видишь картину соответствующего масштаба, чтобы делать категорические выводы? Лучше подумай, что мы можем предпринять в возникшей ситуации.
Ось, наконец, адаптировалась к новым условиям и перестала напрягать нити сопряжения…
...Все трое сидели в белых одеждах перед сведущей комиссией.
– Совершенно против наших ожиданий, ты исполнил-таки свою миссию, Сио-Проход, – обратился к худощавому такой же суховидный тип, – и мы отпускаем тебя на заслуженный отдых.
Затем он обратился к гостям:
– Благодарим вас за проявление доброй воли и за тот положительный баланс накоплений, который позволил вам воспользоваться столь ненадёжным прохόдом. Это единственное стерильное место на планете, и, покинув его, вы уравновесите наши шансы на выживание. Выживете вы – выживем и мы. Любые наставления бессмысленны, ибо мы уповаем на вас, – он нажал какую-то кнопку, и плавное движение переместило Эмиля и Сиэлию в шлюз, а затем наружу, за пределы того помещения, в котором всё происходило...
... – Ну-ка-с, ну-ка-с, что у нас сегодня на завтрак, – произнес переросток-гигант не то слово, и, ухватив в пригоршню, поднёс странную парочку к своему лицу.
Эмиль, ощутив дискомфорт пребывания на ладони, оторопел от неожиданности, однако, буквально на мгновение, после чего повернулся к Сиэлии. Застав её в не меньшем оцепенении, рассмеялся и постарался успокоить:
– Сама ведь о доступности твердила всего того, что ведомо другим. Малыш ведь не со зла: неведомая сила взыграла в нём. Но он здесь не один. И остальным ведь надобно питаться, но только, думаю я, может всё же статься от невоспитанности заворот мозгов, – затем он повернулся к малышу, потрепал его по пышной шевелюре и продолжил, – прошу внимания, к обмену кто готов, не пропустите Синтеза Основ.
В классе, расположенном в трех уровнях, вдруг исчезло напряжение, и учебные столы образовали полукруг, в центре которого стояла девочка. Она начала говорить, а в сознании Эмиля что-то не стыковалось, не совсем верно расшифровывалось:
«Вы уж простите его за баловство… », нет, «Ах! Простите! Ах! Простите!.. ». Нет...
Тело Эмиля передёрнулось в противлении необходимости сонастройки с инородными вибрациями, и его восприятие переформатировалось. Он стал её слышать:
– Ре-акции не-ве-дом действий тела постыдный пафос сур-рогат. Естественность не в моде, то ли дело блеснуть умени-ем... брать на испуг. Богат наш брат на вы-думки иные, когда врас-плох кого застанет вдруг. И сразу видно, враг пред ним иль друг...
Похоже, ныне… пришёлся кста-ти тест впервые… – наконец осел и создал картинку в осознании туман неясности…
«Издержки не совсем совершенного восприятия, – подумал Эмиль, – но для начала сойдёт и так».
И машинально подражая девочке в её манере говорить, ответил:
– Не менее похвал до-стой-на твоя по-пытка при-сы-пить. Не будешь ты у врат тол-пить-ся с во-просом: «Что же есть, что пить?». Но вот иной вопрос иным ма-не-ром поставлю я: «Кто хочет пио-не-ром тех сфер ко-снуть-ся, где земля те-куча, прѝ-зрачна и совсем незрима, где ѝным способом творѝма самáя твердь её?
Скажите только «да»…
Фигурка девочки растаяла, и множество вспыхнувших сфер, расположенных по периметру большого зала, указали на действительное количество присутствующих. Затем они все, не сговариваясь, выделили своеобразный, в подобии каждого, элемент витийности и направили его в центр. В центре образовалась вначале туманная, затем всё более проявлено очерченная сфера, которая, достигнув определенного уровня своей ясности, проявилась стариком.
– Легко рождаются сомненья, коль моего вы ждете мненья, – нáчал он, – таким вы видите свой мир, по крайней мере. И всё лишь потому, что не даёте вере в него войти.
Есть только два пути: путь, пройденный душою возожжённой, и путь, который, путника лишённый, настиг его с призванием к ответу. Что толку, если слепы вы, вести вас к свету?
Он вновь преобразился в сферу, затем распался на множество витийностей, но был отторгнут всеми, а посему проделал обратную трансформацию синтеза и предстал снова собою стариком.
– Так «да!» иль «нет!»? Мне показалось или изменилось мненье? Ужель вы представляете сомненье на общий суд? То непосильный труд. Чем вызвано такое просветленье?
Ответить вызвалась всё та же призрачная девочка, которая проявилась рядом с ним.
– Теперь ты не один, теперь вас двое, такое соз-даётся впеча-тленье, что это про-исходит не-спрос-та.
Со-мнение, лишённое единства, уже не пол-ное, а значит, где-то пу-сто-та, а значит, жгучее то-мленье. Я не смогу в таком нас-трое прожить и дня … – с надрывом произнесла она.
– Так ты и есть та самая заноза, которая зудит у всех, ворует смех задора, его меняя на сарказма смех? – старик внимательно, без тени издёвки, посмотрел на неё.
– Теперь, когда от нас они свободны, пускай попробуют найти ответ: «Откуда и куда струится свет, и почему он возникает снова, в чём истинность и ценность слова?» – девочка смотрела с вызовом.
Старик молча подошёл к ней и осторожно взял за плечи. Витийность обоих соединилась, аннигилировала, рассыпалась, испарилась, стёрлась из памяти.
Эмиль и Сиэлия, всё это время внимая происходящему будто в забытьи, неожиданно вернулись в реальность, реальность ещё одну и, возможно, не последнюю за этот день.
– Как думаешь, что будет дальше? – поинтересовалась, но как-то отстранённо, Сиэлия.
– Каждому по вере его, – весело произнёс Эмиль. Он сам не знал, что его веселило. Наверное, всеобщая озабоченность пустяками...
– Вопрос один, но вариантов ответа много, – продолжал он, – я уже перестаю что-либо соображать в этой постоянно меняющейся реальности.
Каждому по вере
– Погружение рано или поздно закончится, – успокоила его Сиэлия, – всё зависит от твоей реальной подготовки, причём даже не обязательно тобою осознаваемой.
– Всё есть погружение, – обрадовался новому ракурсу взгляда Эмиль, – и степень его управления не есть постоянная величина. Стало быть, усилия не напрасны, а очень даже могут привести к нужному результату. Начнём обратный отсчет времени.
Эмиль вспомнил последние запечатлённые видения и сконцентрировался на них.
Большой зал проявлялся неохотно. Сферы метались в нём, создавая хаотичные картины, которые материальными становиться не хотели.
«Теофа, – промыслил Эмиль, – движение, верней, его свобода, предубеждённости не знающая пут, начáла ждущая и ищущая Путь.
Но если так на это всё взглянуть, практически, тогда она готова в себя вмещать начáла слова, произносимого …», – и молвил вслух:
– Будь!…Благословенно будь начало… из многих нитей огненных и струн … рождающее плоть, рождающее плотность... Плотность пространства внезапно охватила его, пеленая, оживляя своим бережным прикосновением, и плоти тканность состоялась и зазвучала вдруг индивидуальной оформленностью, и сферки, плотность ощущая, замедлили движение, прислушались к звучанию оргáна... Эмиль сам удивился и обрадовался податливости материи.
Но это всё происходило глубоко внутри него, а внешне он продолжал свой монолог:
– рожденный миф…
(Оргáн тот слышал и Перун, когда пасьянс из мáлых рун раскладывал, являя суть большόго, и эманациями «ра » он превращал в живой ра склад их хаосом объятый склад, звучанье «до » внося так радо во всё, что только было надо).
Эмиль снова перенёс свой взгляд вовне:
– … рожденный миф – со-проживанье многих сфер, не абсолютность он, а лишь простой пример наглядности новления творца – ново-явления Отца...
Зал был заполнен до краёв человеками худощавого телосложения и продолговатой формы головы. Глаза... Глаза их струили свет – свет, готовый впитывать всё, всё, с чем он соприкасался. Рядом с Эмилем сидела Сиэлия. С другой стороны от него – Сио-Прόход. Он взволнованно воспринимал происходящее, поглядывая то на Эмиля, то в зал,