Второй год общественного служения Иисуса (продолжение)
10 мая 1945.
1 «Учитель! Учитель! А Ты знаешь, кто это впереди нас? Там рабби Гамалиил! Сидит в компании со своими слугами в тени зарослей, укрывшись от ветра! Они пекут ягненка. Что же теперь? Что будем делать?»
«Да то же, что и собирались, друзья. Идем себе своей дорогой…»
«Но Гамалиил из Храма».
«Гамалиил не коварный человек. Не бойтесь. Я пойду вперед».
«О! я тоже пойду», – одновременно говорят и двоюродные братья, и все галилеяне, и Симон. Лишь Искариот и, в меньшей степени, Фома не выказывают желания идти вперед. Однако следуют за остальными.
Еще несколько метров по горной дороге, зажатой между лесистыми склонами. А потом дорога поворачивает и выходит на своего рода плато, которое она, расширяясь, пересекает, чтобы затем вновь стать тесной и извилистой под навесом из переплетенных ветвей. На открытой солнцу, но в то же время осененной первой листвой зарослей поляне, под богатым шатром наблюдается большое скопление людей, а другая их часть хлопочет в углу, вращая ягненка над пламенем огня.
Что тут сказать! Гамалиил себе ни в чем не отказывает. Ради одного путешествующего, себя, он привел в движение полчище слуг и сдвинул с места невесть какое количество поклажи. Сейчас он сидит там, в центре своего шатра: полотна, натянутого на четыре позолоченных шеста, нечто вроде балдахина, а под ним низкие сиденья с подушками поверх них и стол, установленный на инкрустированные подставки и покрытый тончайшей скатертью, на которой слуги расставляют дорогую посуду. Гамалиил похож на идола. С разжатыми ладонями, лежащими на коленях, прямой, застывший – он напоминает мне изваяние. Вокруг него, словно крупные бабочки, кружатся слуги. Однако он не обращает на них внимания. Он размышляет с почти опущенными на свои строгие глаза веками, а когда они поднимаются, то показываются его очень темные глубокие и задумчивые глаза, во всей своей строгой красе, по сторонам тонкого вытянутого носа и под старческим, с залысинами, лбом, высоким, отмеченным тремя параллельными морщинами и с выступающей синеватой веной почти что в виде буквы V посередине правого виска.
2 Шарканье подошв подходящих путников заставляет слуг обернуться. И даже Гамалиил поворачивается. Видит Иисуса, шествующего первым, и делает удивленный жест. Встает на ноги и идет к порогу шатра. Не дальше. Но оттуда делает низкий поклон, скрестив на груди руки. Иисус отвечает таким же образом.
«Ты здесь, Рабби?» – спрашивает Гамалиил.
«Я здесь, рабби», – отвечает Иисус.
«Позволительно спросить Тебя, куда направляешься?»
«Мне приятно тебе ответить. Я иду из Нефтали прямо в Гискалу».
«Пешком? Но путь по этим горам долог и тяжел. Ты слишком утомляешься».
«Поверь: если Меня принимают и слушают, пропадает вся Моя усталость».
«В таком случае… позволь, один разок побыть мне тем, кто устранит Твою усталость. Ягненок готов. Мы бы отдали остатки птицам, потому что я не имею обыкновения носить с собой обрезки. Видишь, мне не в тягость предложить его Тебе, а вместе с Тобой и Твоим последователям. Я Твой друг, Иисус. Я считаю, что Ты не уступаешь мне, а меня превосходишь».
«Верю. И принимаю приглашение».
Гамалиил обращается к слуге, который, похоже, у них главный; тот передает распоряжение – и шатер удлиняют, а с многочисленных мулов снимают дополнительные скамьи и посуду для учеников Иисуса.
Приносят чаши для омовения пальцев. Иисус приступает к этому обряду с величайшей учтивостью, тогда как апостолы под пронизывающими взглядами Гамалиила делают это кое-как, за исключением Симона, Иуды из Кериота, Варфоломея и Матфея, более привычных к этой иудейской рафинированности.
Иисус располагается сбоку от Гамалиила, который один занимает целую сторону стола. Напротив Иисуса – Зелот. После молитвы предложения, которую Гамалиил произносит с торжественной медлительностью, слуги разрезают ягненка и распределяют между гостями, а также наполняют чаши вином или водой с медом, кто что предпочитает.
3 «Нас свел случай, Рабби. Я в самом деле не думал встретить Тебя, да еще направляющегося в Гискалу».
«Я направляюсь ко всему миру».
«Да. Ты неутомимый Пророк. Иоанн – тот пребывает в одном месте. Ты странствующий».
«Так душам Меня легче найти».
«Не сказал бы. Перемещаясь, Ты их запутываешь».
«Я запутываю врагов. Но те, кто стремится ко Мне, оттого что любит слово Божие, Меня найдет. Не все могут прийти к Учителю. И Учитель, стремящийся ко всем, идет к ним, благословляя таким образом добрых и предотвращая сговоры тех, кто Меня ненавидит».
«Ты говоришь про меня? Я не испытываю к Тебе ненависти».
«Не про тебя. Но поскольку ты справедлив и откровенен, ты согласишься, что то, о чем Я говорю, истинно».
«Да. Это так. Но… видишь ли… Дело в том, что мы, старые, плохо Тебя понимаем».
«Да. Ветхий Израиль плохо Меня понимает. По своему несчастью… и по своему желанию».
«Не-е-ет!»
«Да, рабби. Он не прилагает своего стремления к тому, чтобы услышать Учителя. И тот, кто ограничивается этим, делает зло, но зло относительное. Многие, напротив, прилагают стремление к тому, чтобы услышать злое и исказить Мое слово, нанося вред Богу».
«Богу? Он превыше этих человеческих козней».
«Да. Но всякая душа, что сбивается с пути или которую уводят с пути – а искажать перед самими собой или перед другими Мои слова и Мои дела – значит сбиваться с пути, – наносит вред Богу: через ту душу, что погибает. Всякая погибающая душа – это рана, нанесенная Богу».
Гамалиил опускает голову и размышляет, закрыв глаза. Затем непроизвольным болезненным движением сжимает свой лоб длинными и худыми пальцами. Иисус внимательно наблюдает за ним. Гамалиил поднимает голову, открывает глаза, глядит на Иисуса и говорит: «Однако Ты знаешь, что я не из таких».
«Знаю. Но ты из тех первых».
«О! Это правда! Но не то, что я не прикладываю усилий Тебя понять. Правда то, что Твое слово застревает в моем уме и не проходит дальше. Мой ум восторгается им как словом ученого человека, а дух…»
«А дух не в состоянии принять его, Гамалиил, потому что загроможден слишком многими вещами. И вещами дряхлыми. 4 Недавно, выйдя в этот раз из Нефтали, Я пошел чрез гору, что выдается из горной цепи. Мне было приятно там пройти, чтобы увидеть красоту двух открывающихся с высоты озер, Генисарета и Мерона, как их видят орлы и ангелы Господни, и еще раз сказать: „Спасибо, Господь, за ту красоту, что Ты даруешь нам“. Так вот, в то время как вся гора обильно цветет, кустится, покрывается листьями лугов, фруктовых рощ, полей и лесов, а лавры благоухают рядом с оливами, уже приготовляя снежный покров из тысяч цветков, и даже крепкий дуб, кажется, делается добрее, поскольку украшается венцами из ломоноса и из жимолости, – то вон там ни человек, ни природа не могут вызвать ни цветения, ни плодоношения. Все усилия ветров, всякие человеческие старания пропадают там даром, поскольку все загромождают циклопические руины древнего Хацора[a] – и между каменными глыбами растут лишь крапива и ежевика, да гнездятся змеи. Гамалиил…»
«Я понимаю Тебя. Мы тоже представляем собой обломки… я понимаю Твое сравнение, Иисус. Но… не могу… Не могу поступить иначе. Эти камни слишком глубоко».
«Некто, кому ты веришь, сказал тебе: „Эти камни содрогнутся при Моих последних словах“. Но зачем ждать последних слов Мессии? Не будешь ли ты испытывать угрызений совести, оттого что не захотел последовать за Мной раньше? Последние!.. Печальные слова, даже когда это слова умирающего друга, которого мы пришли послушать слишком поздно. Но Мои слова стоят большего, нежели слова обычного друга».
«Ты прав… Но я не могу. Подожду того знамения, чтобы поверить».
«Когда почва разорена, молнии недостаточно, чтобы вспахать ее. Не почва принимает ее, а камни, что ее покрывают. Потрудись хотя бы удалить их, Гамалиил. Иначе, если они так и останутся в твоей глубине, знамение не приведет тебя к вере».
Гамалиил сосредоточенно молчит. 5 Трапеза заканчивается.
Иисус встает и говорит: «Благодарю Тебя, Мой Боже, и за трапезу и за возможность пообщаться с мудрым человеком. И тебе спасибо, Гамалиил».
«Учитель, не уходи так. Боюсь, что Ты на меня рассержен».
«О! нет! Ты должен Мне верить».
«Тогда не уходи. Я направляюсь к могиле Гиллеля. Ты не отказался бы пойти со мною? Доберемся быстро, поскольку у меня есть мулы и ослы для всех. Мы только освободим их от поклажи, которую понесут слуги. И Ты сократишь Свой путь в наиболее утомительной его части».
«Пойти с тобой, да еще на могилу Гиллеля Я не откажусь, но почту за честь. Пойдем».
Гамалиил отдает распоряжения и, пока все заняты разборкой этой временной трапезной, Иисус и равви садятся верхом на мулов и едут вперед, один возле другого, по тихой крутой дороге, на которой громко звучат подкованные копыта.
Гамалиил молчит. Лишь дважды спрашивает Иисуса, удобно ли Тому в седле. Иисус отвечает, а затем замолкает, погруженный в Свои размышления. Настолько, что не видит, как Гамалиил, немного попридержав своего мула, позволяет Его мулу выйти вперед на целую голову, чтобы не пропустить ни одного Его движения. Взгляд старого рабби похож на взор сокола, выслеживающего добычу: настолько он внимателен и пристален. Однако Иисус этого не замечает. Едет спокойно, следуя волнообразному шагу животного, думает и все же улавливает все те красоты, что Его окружают. Вытягивает руку, чтобы сорвать свисающую кисть золотистого ракитника, улыбается двум птичкам, что устраивают себе гнездо в гуще можжевельника, останавливает мула, чтобы послушать славку-черноголовку, и, словно бы благословляя, утвердительно кивает в ответ на беспокойный крик, которым дикая голубка побуждает к работе своего напарника.
«Ты очень любишь растения и животных, не так ли?»
«Очень. Это Моя живая книга. Человек всегда имеет перед собой основания для веры. Книга Бытия оживает в природе. Так что умеющий видеть сумеет также и поверить. Этот вот цветок, с таким приятным ароматом и такой нежной фактурой его висячих соцветий, так контрастирующий с этим тернистым можжевельником и с тем колючим дроком, – мог ли он сотворить сам себя? А посмотри туда: та красношейка могла ли сотворить сама себя такой, с тем пятнышком высохшей крови на мягкой шее? А те две горлицы – где и как могли они нарисовать на себе это ожерелье из оникса поверх серого перьевого покрова? А там, те две бабочки: одна черная с огромными золотыми и рубиновыми глазкáми, и белая с голубыми линиями другая, – где нашли они самоцветы и ленты для своих крыльев? А этот ручей? Это вода. Хорошо, но откуда она появилась? Каков первоисточник этой водной стихии? О! смотреть – значит верить, если умеешь смотреть».
«Смотреть – значит верить. Мы слишком мало смотрим в живую книгу Бытия, что находится перед нами».
«Слишком много учености, Гамалиил. И слишком мало любви, и слишком мало смирения».
Гамалиил вздыхает и качает головой.
6 «Вот. Я пришел, Иисус. Там могила Гиллеля. Спешимся и оставим животных тут. Слуга возьмет их».
Они слезают на землю, привязывают обоих мулов к стволу и направляются к кладбищу, что виднеется с горы рядом с наглухо закрытым большим жилищем.
«Я прихожу сюда для размышлений во время приготовления к праздникам Израиля», – говорит Гамалиил, указывая на этот дом.
«Да просветит тебя Премудрость всеми своими огнями».
«А сюда (Гамалиил показывает на гробницу) – чтобы готовиться к своей смерти. Он был праведником».
«Он был праведником. Я охотно помолюсь рядом с его останками. Но, Гамалиил, Гиллель должен научить тебя не только умирать. Он должен научить тебя жить».
«Каким образом, Учитель?»
«Его излюбленный девиз: „Человек велик, когда он смиряется“…»[b]
«Откуда Ты это знаешь, если не был с ним знаком?»
«Я был с ним знаком… а впрочем, даже если бы Я и не был лично знаком с рабби Гиллелем, Мне знакомы его помыслы, поскольку ничто из человеческих помыслов от Меня не скрыто».
Гамалиил наклоняет голову и бормочет: «Только Бог может сказать это».
«Бог и Его Слово. Потому что Слово знает Свою Мысль, а Мысль знает Свое Слово и любит Его, делясь с Ним Своими сокровищами, чтобы сделать Его Своим причастником. Эта Любовь устанавливает между Ними связи и делает из Них одно Совершенство. Это Триада, которая любит Себя и которая Сама Себя божественно формирует, Сама Себя порождает, продолжает и дополняет. Всякое святое помышление рождается в этом совершенном Разуме и отражается в разуме праведника. Может ли в таком случае Слово не ведать о мыслях праведников, которые суть помыслы Мысли?»
Они молятся около закрытой гробницы. Долго. К ним прибывают ученики, а потом слуги, первые верхом, вторые под тяжестью поклажи. Но они останавливаются у края луга, за которым находится могила. Молитва заканчивается».
«До свидания, Гамалиил. Восходи ввысь подобно Гиллелю».
«Что Ты имеешь в виду?»
«Восходи. Он впереди тебя, потому что сумел поверить с бóльшим смирением, нежели ты. Мир тебе».
[a] В Синодальной Библии – Асор, см., например: (Иер. 49:33)
[b] См. параллель в (Сир. 4:18)