Летию со дня рождения посвящается.
Андреевский кавалер – Николай Петрович Архаров.
Николай Петрович Архаров появился на свет седьмого (20) мая 1742 года в русской дворянской семье, известной с 1617 года и прибывшей из Казани.
Воспитывался по тогдашнему обычаю дома, учился не много и немногому.
Начало военной службы.
В 1754 году в 13-й год благополучного Царствования Государыни Императрицы Елизаветы I Петровны (1709-1762) 12-летний Николай Архаров зачислен был в доблестную российскую гвардию.
С 16-ти лет, в самый разгар Семилетней войны 1756-1762 гг. будущий кавалер зачислен был нижним чином в славный Лейб-Гвардии Преображенский полк.
В офицеры Николай Петрович Архаров Высочайше произведен был в 1761 году 19-ти лет от роду, продолжая службу в Лейб-Гвардии Преображенском полку.
Первое назначение.
В несчастный для России 1771 год осенью, когда в Москве свирепствовала моровая язва, Николай Петрович Архаров Высочайше послан был к несчастным под начальство графа и Андреевского кавалера Григория Григорьевича Орлова (1734-1783). Обстоятельства эти были следующими.
Заболевания чумой обнаружились в Москве в декабре 1770 года в самой отдаленной части города, в Лефортове, в сухопутном госпитале.
Пока штаб-доктор А. Шафонский и штат-физик Риндер при участии всех медицинских знаменитостей Москвы вели ученый спор о характере болезни, зараза появилась на суконном дворе за Москвой-рекой, откуда разбежавшимися рабочими разнесена по всему городу. Быстро увеличивавшаяся смертность к середине года достигла громадной цифры – 700-900 человек в день! Горожан охватил панический страх, "в присутственных местах все дела остановились", все, что могло, бежало из Москвы. Сами власти не знали, принимать ли меры предосторожности или считать их вредными.
"Видя прежалостное состояние Москвы и что великое число народа мрет от прилипчивых болезней", Государыня Императрица Екатерина I Алексеевна Высочайшим Манифестом 21 сентября (4 октября) 1771 г. объявила о посылке в Москву "персоны, от нас поверенной", графа Григория Григорьевича Орлова, избранного "по довольно известному его усердию и верности к нам и Отечеству". Графу Орлову давалась "полная мочь", ему должны были повиноваться все учреждения, он "имел вход" в московские департаменты, и главное – знал волю Императрицы, "чтоб прекратить, колико смертных сил достанет, погибель рода человеческого"...
В день издания Манифеста Григорий Григорьевич Орлов выехал в Москву и, несмотря на распутицу, 26 сентября (9 октября) был уже там.
Все меры, принятые графом Орловым и Николаем Петровичем Архаровым, отличались благоразумием и целесообразностью, а главное, тем спокойствием и уверенностью, которые так благотворно действуют на умы. Ими были учреждены Комиссии предохранительная и исполнительная; доктора начали собираться и объявлять результаты своих совещаний – "как всякий предохранить сам себя и пользовать может". Увеличено было в Москве число карантинов и больниц, причем граф Орлов отдал под больницу свой родовой дом на Вознесенской улице. Учреждены были на казенный счет дома для воспитания многочисленных сирот.
Граф Орлов лично не жалел средств для организации борьбы с заразой: докторам дано сверх двойного жалованья ежемесячное содержание с обещанием в случае смерти значительной пенсии их семействам; больничным служителям обещана по окончании их службы вольность. Кроме того, зная, что русский человек больше самой болезни боится больниц, граф Орлов разрешил лечение на дому; выходившим же из больниц велел давать вознаграждение от 5 до 10 руб.
Умерших хоронили на особых кладбищах особые служители и арестанты; кроме одежды и содержания последним давалось обещание прощения.
Граф Орлов считал необходимым дать заработок нуждавшимся: насыпали землю на кладбищах, копали камер-коллежский ров, исправляли дороги и т. п. Москва должна была хоть несколько очиститься от грязи, всякой "рухляди", таившей в себе заразу, и бродячих собак. Государыня Императрица из сообщений графа Григория Орлова узнавала то, что едва ли узнала бы от других. Он был того мнения, что в Москве "трудно завести дисциплину полицейскую, трудно различить: что Москва, а что деревня, и на каких кто правах живет, особливо слободы"... Здесь-то граф и кавалер и обратил внимание на Николая Петровича Архарова как наиболее подходящую кандидатуру на пост обер-полицмейстера и губернатора Москвы.
В начале ноября 1771 года чума значительно ослабела, и граф Григорий Григорьевич Орлов стал ждать своего отозвания в столицу Российской Империи. 21 ноября (4 декабря) 1771 года Григорий Григорьевич выехал в Санкт-Петербург, причем ему предстояло еще выдержать почти двухмесячный карантин перед въездом в столицу. Государыня Екатерина II Алексеевна, однако, собственноручным письмом разрешила ему и сопровождавшим его лицам в числе которых был и Николай Петрович Архаров, ехать прямо в Санкт-Петербург. Здесь ожидала их торжественная встреча: в Царском Селе, по дороге в Гатчину были воздвигнуты деревянные ворота с надписью, изображавшей подвиг графа Григория Орлова, и со стихом поэта В. И. Майкова: "Орловым от беды избавлена Москва". В честь графа выбита была медаль.
Обер-полицмейстер и губернатор Москвы.
За энергичную и распорядительную деятельность Николай Петрович, что видно из отзывов о нем графа и кавалера Григория Григорьевича Орлова, Высочайше пожалован был Государыней Императрицей Екатериной II чином армии полковника и Высочайше назначен был обер-полицмейстером Москвы, а с 1782 года – губернатором первопрестольной.
В 1773 году Николай Петрович Архаров пользовался особым доверием Императрицы и в 1774 употреблен был Государыней в розыске по делу о Пугачевском бунте.
В 1776 году, во время торжества в Москве по поводу окончания первой Русско-турецкой войны и заключения Кучук-Кайнарджийского мира, отделившего полуостров Крым от Османской Порты, Николай Петрович Высочайше произведен был в бригадиры.
Деятельность Николая Петровича как Московского обер-полицмейстера до сих пор еще живет в памяти москвичей.
Обладая большою проницательностью, Николай Петрович при помощи полицмейстера Шварца – одно имя которого держало в страхе всю Москву – знал до мельчайших подробностей все, что делается в первопрестольной. А потому с изумительной быстротой отыскивались в Москве всевозможные пропажи. Николай Петрович Архаров умел читать на лицах людей и нередко, взглянув на подозреваемого, решал его правоту или виновность.
Средства, к которым прибегал Николай Петрович для открытия самых сокровенных преступлений, нередко отличались удивительною оригинальностью, дав канву многочисленным анекдотам о нем. Сартин – знаменитый парижский полицмейстер короля Людовика XV (1710-1774) – писал Николаю Петровичу Архарову, что "уведомляясь о некоторых его действиях, не может довольно надивиться ему".