Митрополит Платон (Левшин),памяти которого посвящена сегодняшняя встреча, взошел на Московскую кафедру в 1775 году. Его предшественником на этой должности, исключая двух временно управлявших архиереев, был небезызвестный архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский). Именно о нем и о его научно-творческой деятельности пойдет речь в данном докладе.
Фигура архиепископа Амвросия в историческом аспекте предстает перед нами лишь частично освещенной. Нам известны основные вехи и даты его жизненного пути. Однако сегодня, спустя уже почти четверть тысячелетия после его несчастной кончины, в тени забвения остался, можно сказать, главный труд его жизни – славянский перевод «Точного изложения православной веры» преподобного Иоанна Дамаскина.
Смеем предположить, однако, что далеко не так обстояло дело до серединыXIX века. Ибо до этого времени, указанный перевод был фактически единственным актуальным и наиболее понятным текстом данного богословского памятника. Думается, что не стоит говорить о том, насколько большим авторитетом в то время обладало так называемое Богословие (Точное изложение…) Дамаскина. Даже и сегодня, при наличии современных аналогий, эта книга, представляющая собой цельный систематический курс православной догматики, активно привлекается в образовательном процессе духовных школ разных уровней. В период с последней третиXVIII и до серединыXIX века –время активного развития системы русского церковного образования, время открытия новых и расширения существующих семинарий и академий – студенты были вынуждены обращаться к творению прп. Иоанна Дамаскина в переводеименно архиепископа Амвросия.Мы надеемся хотя бы отчасти показать здесь, что труд этот действительно был значительным вкладом в духовное образование, на процветание которого все свои силы положил и митрополит Платон (Левшин).
В первую очередь мы не можем не указать на то, какое значение в свой труд вкладывал и кому его адресовал сам переводчик. Для этого просто процитируем его слова, помещенные в предисловии к переводу:
«Естьли кому, то много паче учащим и учащимся в Академиях и Семинариях Российским юношам много послужить должна сия книга. Ибо сверх доволнаго и полнаго в богословии знания из сея книги почерпнутаго, одних несколколетныя в собирании из разных книг сего учения труды, а других в списывании онаго довольно облегчатся. Сия единственная была причина вновь перевесть на Славенский язык сие Обстоятельное православной веры изложение: хотя оное уже переведено и напечатано было в 1665 году при конце книги святаго Григория Назианзина.
Безпристрастному читателю предоставляется судить о доброте как прежняго так и сего новаго перевода: тот без сумнения полезнейшим почесться должен, в коем чистота, внятность, и приятность преимуществовать будет»[1].
Тема настоящего доклада была сформулирована, основываясь именно на этих строках, в которых владыка Амвросий предстает именно добрым и заботливым наставником учащих и учащихся, усердно радеющим о добром воспитании молодого поколения. Символично и то, что предисловие подписано апрелем месяцем 1771 года – последнего года жизни его автора. Промыслом Божиим ему было отпущено времени ровно столько, сколько было необходимо для завершения труда. Из печати книга вышла уже после трагической кончины автора. Но обо всем попорядку.Сделаем сперва небольшой обзор биографии архиепископа[2].
Андрей Степанович Зертис, как звали его вмиру, родился 17 октября 1708 года в городе Нежине Киевской губернии. Отец его, будучи по происхождению румыном, в 1691 году переселился в Малороссию и служил переводчиком с греческого, турецкого и молдавского языков у известного гетмана Мазепы. Однако он не поддался изменническим настроениям гетмана и отказался служить предателю, за что был почти уже смертельно наказан им. Его, привязанного к пушке, освободил князь Меншиков после взятия Батурина в 1708 году. Впоследствии за свою преданность Родине отец владыки был награжден поместьем.
После смерти отца будущий святитель рос на попечении своего родного дяди по материнской линии, старца Киево-Печерской лавры Владимира Каменского. Именно его фамилию Андрей присоединил, когда в 1720 году поступил в школу Киевского Богоявленского монастыря. После ее окончания спустя 8 лет он продолжает обучение в Львовской духовной академии, далее с 1733 г. в Славяно-греко-латинской московской академии (в которой, к слову, чуть позже обучался и митр.Платон). Здесь он сблизился с ее ректором Стефаном Калиновским, который повлиял на выбор Андреем монашеского пути. В 1736 году он переезжает за своим учителем в Санкт-Петербургский Александро-Невский монастырь и через два года принимает постриг с именем Амвросий.
Параллельно он преподает в Петербургской семинарии, а с 1742 года назначается ее префектом. В следующем году его, как знатока церковной архитектуры и опытного строителя назначают архимандритом Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. С этим местом связаны самые деятельные годы жизни владыки Амвросия. Именным указом императрицы Елизаветы Петровны Амвросию ставилась задача восстановить потрепанные временем храмы и постройки обители. На этом поприще он потрудился более 20 лет, оставив о себе добрую память не только в монастырской летописи, но и в монастырской архитектуре. Примерно в это время архимандрит Амвросий становится членом Святейшего Синода.
В 1753 году происходит наречение архимандрита Амвросия в епископа Переяславского и Дмитровского. В 1761 году переведен на Сарскую и Подонскую кафедру, а спустя 3 года он возводится в сан архиепископа Крутицкого. В начале 1768 года императрица Екатерина II своим указом производит его в архиепископа Московского и поручает дело обновления кремлевских соборов.
В 1771 году, 16 сентября, архиепископ Амвросий трагически погиб. В это время в Москве была эпидемия чумы, и народ массово стекался к одному из чудотворных образов, что с точки зрения санитарной безопасности было в данных обстоятельствах недопустимым. Владыка Амвросий, один из немногих оставшийся в городе, проявил трезвость и рассудительность ума, повелев закрыть образ для поклонения и изъять его. Тогда взбешенная толпа ворвалась в Донской монастырь и варварски убила своего архиерея. Такая трагическая и жестокая кончина постигла архиепископа лишь на 63 году его жизни. Похоронен он на кладбище Донского монастыря.
Можно отметить, что биография архиепископа Амвросия не представляет нам поводов для сомнений в его компетентности, как переводчика. Он, безусловно, был талантлив и достаточно профессионален в этой области. Для этого у него были все предпосылки – влияние отца-переводчика, хорошее образование, творческий склад ума. Кроме латинского языка, который в то время зубрили все без исключения семинаристы, он был знатоком еврейского и греческого.
Кроме перевода Богословия Иоанна Дамаскина, одним из важнейших его трудов также считается перевод Псалтири с древнееврейского,сделанный вместе с архимандритом Донского монастыря Варлаамом (Лящевским). Ему также принадлежит перевод 12 посланий святого Игнатия Богоносца, «Огласительных и тайноводственных слов» святителя Кирилла Иерусалимского, «Рассуждения против атеистов и натуралистов» Гуго Гроция. Известно одно оригинальное его сочинение – служба святителю Димитрию Ростовскому, одно время входившая в состав Минеи. Известно также и то, что у Амвросия было еще и множество записок о русской церковной истории, но все они вместе со всей библиотекой были уничтожены «возмутившейся чернью».
Несколько слов необходимо сказать о томвремени, в которое жил владыка. Дело в том, что XVIII столетие – это особая эпоха в истории России, в том числе и в истории русского языка.[3] В это время, олицетворением которого явился первый российский император Петр Первый и его всеобъемлющие реформы, происходят значительные перемены во всех социокультурных сферах жизни, начиная от одежды и внешнего вида и заканчивая изменением народного самосознания и менталитета.
Естественно, менялся и язык, причем как разговорный, так и письменный. Будучи активно вовлеченной в единый и общий процесс секуляризации культуры, письменная речь стала сильно изменяться. И если раньше письмо было практически исключительно церковное и правовое, в силу чего сохранялась монополия церковнославянского языка, то теперь стали рождаться новые стили и жанры в языке, появлялось светское письмо и соответственно светский литературный русский язык.[4]Церковнославянский при этом постепенно вытеснялся из обыденной жизни и становился исключительно языком богослужебной и пока еще богословской литературы.
Церковные авторы этого периода, одним из которых был и архиепископ Амвросий, чаще всего испытывали на себе влияние двух факторов. Первый – это желание сохранить в своих творениях традиционный язык своих отцов, то есть церковнославянские традиции. И это находит отражение в намеренной церковнославянизации текста, сочинении типичных слов и конструкций и т.д. С другой стороны они, рожденные и жившие в эпоху коренных изменений, неизбежно попадали под влияние этих перемен. Это подтверждается проскальзывающими в тексте случаями невольного нарушения тех самых традиций, которые они старались сохранить, появлением неологизмов и новых оборотов.[5]
Но обратимся, наконец, непосредственно к тексту перевода Точного изложения православной веры. Первое, что хотелось бы отметить, это то, что текст этот занимает вполне достойное место в истории славянских переводов этого памятника. И даже более того, можно говорить о некоторой исключительности в силу ряда причин. Фактически до него существовало только 3 перевода Богословия. Первый был сделан Иоанном экзархом Болгарским в X веке, второй – опальными князьями Андреем Курбским и Михаилом Оболенским в XVI, и последний – киевским книжником ЕпифаниемСлавинецким в 1665 году, то есть за столетие до Амвросия.
Наибольшее распространение, безусловно, получил первый. Разновременные его списки под общим названием «Небеса» были в хождении практически вплоть до начала XVIII века. Естественно этот текст был уже слишком устаревшим (даже если учесть его периодическое обновление при переписи). Значительным его недостатком было и то, что он содержал лишь половину произведения.
Два других перевода, несмотря на свою новизну и полноту содержания, все же не смогли занять его место. Перевод Епифания был осуществлен в эпоху господствагрекофильских идей и представляет собой практически кальку греческого текста, то есть во всем дословно следует оригиналу. Такой подход переводчика очень отрицательно сказался на понятности и читаемости текста[6]. Перевод Курбского лишен этих недостатков, представляет собой живой выразительный текст (причем переводчики пользовались не только греческим текстом, но и активно латинским). Причина того, что он остался в забвении, заключается в имени и в противоречивой личности самого переводчика, известного всем, как первого диссидента и опального князя, бежавшего за границу. Перевод был осуществлен в Литовском княжестве и defacto не смог пробиться на Родину своего автора.
Вся эта ситуация может быть кратко описана словами Константина Федоровича Калайдовича, занимавшегося в начале XIX века исследованием Небес Иоанна Экзарха: «Перевод Иоаннов, несмотря на глубокую древность, чист и ясен; Епифаниев, по излишней буквальности, иногда темен; а Амвросиев, как новейший, служит пояснением и того и другого».[7] Перевод Курбского,как видим, ему не был известен. А митрополит Евгений (Болховитинов) в своем Словаре российских писателей духовного чинаотмечает, что перевод архиепископа Амвросия «несравненно исправнее и яснее древнего, слишком буквального перевода сей же книги, сделанного ЕпифаниемСлавинецким»[8].
Труд владыки Амвросия был издан дважды – в 1774 и 1785 годах.Книга представляет собой довольно толстый том среднего формата объемом в 186 листов вместе с предисловием и оглавлением. Печать четкая и контрастная, легко читающаяся. На каждой странице на полях имеются отсылки на соответствующие места творений святых отцов и Священного Писания. По утвердившейся западной традиции весь объем текста разбит на 4 книги. Глав насчитывается 111.
Для изучения текста было произведеноисследование в форме сопоставительного анализа 1-ой книги всех четырех указанных славянских переводов с подключением греческого и латинского текстов. Из всего объема были отобраны около 120 наиболее интересных и выразительных фрагментов. На основе получившейся таблицы можно сделать множество интересных замечаний по поводу филологических особенностей текста, языковой личности его автора, характера и метода его работы и прочие. Отметим самые основные из них.
Во-первых, сравнение с предыдущими славянскими переводами показало, что труд этот имеет в первую очередь выраженный самостоятельный характер. Можно, пожалуй, утверждать, что архиепископ Амвросий ставил перед собой целью сделать перевод как можно более непохожим на предыдущие, отойти от застоявшейся традиции, освежить восприятие данного текста.И надо сказать, что это ему вполне удалось. Текст носит на себе явный отпечаток авторской работы, в нем виден поиск новых слов, подбор выражений и понятий. Видно, насколько тщательно переводчик старается наиболее полно и верно донести смысл первоисточника. Для этого он максимально “раскрывает” подтекст, дописывая то, что подразумевается. Характерно то, что переводчик ради верности смысла не боится противоречить своим предшественникам и иногда даже меняет смысл на противоположный.
Амвр: сіEникaкожебyдетъбезначaлное
Слав: не всsческибе?начaлное
Греч.: οὐ πάντωςἄναρχον
В этом месте преподобный Иоанн Дамаскин диалектически рассуждает о том, что все, что по природе своей безначально, будет и бесконечно. И тем единственным, кто подпадает под эту категорию, является, конечно, Бог. Но некоторые тварные субъекты по Божественной благодати были также наделены потенциальным бессмертием, «как, например, ангелы» - дополняет Иоанн. Однако они – и далее следует данный фрагмент – οὐ πάντωςἄναρχον. Славинецкий, верный своему дословному методу, калькирует три отдельных слова. Однако смысл получившегося перевода предполагает не однозначное отрицание, а вариативность. «Не обязательно безначальное» - может быть безначальное, а может и нет. Но если речь идет не о бесконечном по природе Боге, а о тварях, то здесь утверждение должно быть именно однозначным. И греческое οὐ скорее относится не к πάντως, а к ἄναρχον – всячески не безначальное. Этот-то как раз смысл и уловил архиепископ Амвросий, почему и позволил себе обозначенную выше вольность в переводе.
Или такой еще более яркий пример:
Амвр.: Е#гдa же њ тёхъ ±же сyть в8 БжcтвЁ
Слав.: Е#гдa же късyщымъ в8 ни1хъ же Бжcтво2
Экз.: в нихже есть Божество
Курб.: в нихже есть Божество[9]
Греч.: Ὅταν δὲ πρὸςτὰἐνοἷς ἡ θεότης ἤ
Лат.: At vero, cum ea, in quibusDeitasest
Речь идет об ипостасях Святой Троицы, «в которых», согласно всем пяти вариантам (кроме первого), «есть Божество». Амвросий буквально заменил смысл на противоположный. Не в них есть Божество, а они в Божестве. Объяснить этовозможно,пожалуй, только его собственной богословской позицией, что требует особого рассмотрения.
Однако то, что мы нигде не встречаем в тексте обширных текстовых заимствований из предыдущих переводов, не означает, что переводчик не использовал опыта своих предшественников. Это можно утверждать, судя по некоторым редким параллелям, между переводами Амвросия и Экзарха или, что гораздо чаще, между Амвросием и Славинецким. Причем чаще всего Амвросий заимствует у него весьма оригинальные слова, которые, видимо, он желал сохранить для придачи своему языку более церковнославянскоговида. Например такие, как“прост0тствующихъ простотA” или“заущaетсz”. Что касается последнего, то оно очень похоже на другое знакомое слово - “заушaти”, происходящего от однокоренного слова “ухо” и означающее буквально бить за ухо. Это слово встречал, всякий, читавший хоть раз Евангелие на церковнославянском языке. Вариант со смягченной шипящей встречается в литературе куда более реже. Возможно, даже, что Славинецкий сам придумал это новое слово. При этом он явно сориентировался по старому («заушати»), но вместо “уха” подставил в корень “уста”. Поучившееся слово означало заставлять молчать, или заграждать уста, как говорят иногда и поныне. Владыке Амвросию, видимо понравилось это изобретение предшественника, и он скопировал его для того, чтобы придать своему тексту немного архаичный стиль.
Другим интересным наблюдением оказалось то, что автор нового перевода очень активно пользовался не только греческим текстом (как это заявлено в заглавии книги), но явно и латинским. Для того, чтобы удостовериться в этом достаточно лишь взглянуть на название второй главы книги:
Амвр.: Њ сл0вомъ и3з8wбрази1тисz могyщихъ, и3 неизглаг0лемыхъ њ познавaемыхъ, и3 ±же познaніе превосх0дzтъ
Греч.: Περὶῥητῶν καὶ ἀῤῥήτωνκαὶ γνωστῶν καὶ ἀγνώστων
Лат.: De his quae sermoneexprimipossunt, vel non possunt item de his quae in cognitionemcadunt, et quae cognitionemfugiunt
Трудно здесь не заметить, что славянский вариант архиепископа Амвросия представляет собой четко различающееся сочетание греческого и латинского источников. И таких примеров масса. Можно предположить, что нашему переводчику было естественно использовать в качестве помощника латинский текст по двум причинам. Во-первых, он, как выученик семинарии и академии, прекрасно владел этим языком, а во-вторых, логичность и завершенность конструкций и форм латинского текста явно отвечала его собственным предпочтениям. Весьма интересно изучать то, каким образом и в каких причудливых формах владыка Амвросий объединяет лучшие на его взгляд элементы из двух разных источников. Иногда это видно отчетливо, как в рассмотренном примере, иногда смешение сильно завуалировано собственным творчеством переводчика.
Что касается последнего, то тут в самый раз сказать, что архиепископ был вовсе не чужд придумывания новых слов и выражений. Отметим некоторые примеры из его словотворчества:
Амвр.: сaмоювeщіюпріS
Слав.: и3скyсъ пріsше
Экз.: искУс прият
Курб.: искУсил
Греч.: πεῖραν ἐδέξατο
Лат.: periculumfecerit
Речь в этом примере идет о реальном, опытном познании Христом страданий и смерти. Для усиления смысла наш переводчик вводит здесь слово “вeщь”, как бы говоря тем самым, что смерть Спасителя была также реальна, как реальна любая окружающая нас вещь.
Амвр.: создaнныхъвещeйсоюзосплетeніе
Слав.: здaніzсодержaніе
Экз.: и сея твари содержание
Курб.: но и само миросложение
Греч.: ἡ τῆςκτίσεωςσυνοχὴ
Лат.: rerumcreatarumcompages
“Союзосплетeніе” здесь играет, вероятно, ту же роль, что и рассмотренное чуть выше “заущaетсz”, то есть придает тексту более красивый и архаичный церковнославянский образ.Как нигде в другом месте словотворческие способности владыки видны на следующем примере:
Амвр.: є3ди1ное сопреискaчущее движeніе
Слав.: є3ди1но и3з8скакaніе движeніz
Экз.: един исток шествию
Курб.: единагопреизобилия движения
Греч.: τὸἑνἔξαλμα τῆςκινήσεως
Лат.: unammotionispraesultationem
В одной только тройной приставке этого удивительного слова можно увидеть множество заложенных смыслов, рассуждать о которых следует отдельно.
Необходимо отметить
Можно еще много рассказывать о различных характерных чертах и тенденциях, свойственных архиепископу Амвросию. Это и то, что в разговоре о Боге он отдает явное предпочтение конкретным личным формам, что проявляется в виде частых замен типа “Божество”-“Бог” или “Божественное”-“Божие” и им подобных, а также в виде добавления личных местоимений и прочего. Это и его собственное отношение к богословской терминологии, в частности к терминам “ипостась” (который он иногда переводит, как “лицо”,“бытие”или “существительность”), “воипостасное” (это вообще тема отдельного разговора), “характир” и прочие.Все это только подтверждает сказанное ранее.
Перевод Богословия Иоанна Дамаскина архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского) является важной вехой в истории славяно-русских переводов данного литературного памятника. По нашему мнению, к моменту своего выхода на свет и еще долгое время спустя он обладал всеми необходимыми для того времени качествами, чтобы стать достойной заменой более ранним переводам. Автор проделал очень большой труд по созданию буквально нового текста, избежавшего недостатки прежних версий, написанного на понятном, современном и при этом красивом богословском языке. Новый текст явился результатом тщательного сопоставления разновременных вариантов на разных языках. Благодаря живому творческому подходу переводчика текст предстает перед нами в качестве вполне самостоятельного литературного переводного памятника, обладающего своими особенностями, как положительными, так и отрицательными. Мы не берем на себя ответственность утверждать, что это наиболее приближенный по смыслу к оригиналу перевод. Для этого требуется глубокий смысловой анализ всего «Точного изложения». Вполне может выясниться, что смелость и вольность переводчика, примеры которых мы видели, иной раз сказывались далеко не положительно.
В конечном счете, отметим, что с учетом всего вышеизложенного данный труд,безусловно, достоин не только положительной оценки в контексте своего времени, но и благодарной памяти учащих и учащихся духовных учебных заведений нашего времени. Тех, кому он, собственно, и предназначался.
[1] Здесь и далее текст перевода архиепископа Амвросия цитируется по изданию: Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры / пер. на слав.архиеп. Амвросия (Зертис-Каменского). М., 1774.[186] л.
[2] Биография приводиться по совокупной информации из следующих электронных источников: https://www.pravenc.ru/text/114378.html; https://russian_xviii_centure.academic.ru/Амвросий_(Зертис-Каменский);https://www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=2933; https://ru.wikipedia.org/wiki/Амвросий_(Зертис-Каменский).
[3]Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков: учебник. М.:Высш. шк., 1982. С. 96.
[4]Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века / В.М. Живов, А.Д. Кошелев, В.П. Коршунов. М.: Школа «Языки русской школы», 1996. С. 15.
[5]Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века / В.М. Живов, А.Д. Кошелев, В.П. Коршунов. М.: Школа «Языки русской школы», 1996. С. 16.
[6] Вспомним, что на относительнуюнедавность этого перевода архиепископ Амвросий указывал в своем Предисловии. В его пожелании того, чтобы читатель сам определил лучший из них по понятности и приятности, между строками читается мысль о том, что именно неудовлетворенность этими качествами текста-предшественника и побудила его решиться на новую попытку. Следует учесть, конечно, и то, что за те сто лет,которые отделяют данные два перевода, в языке произошли довольно значительные перемены.
[7]Калайдович К.Ф. Иоанн, экзарх Болгарский: исследование, объясняющее историю славянского языка и литературы IX и X столетий / К. Калайдович. М., 1824. С. 37.
[8]Евгений (Болховитинов), митрополит. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-российской Церкви. СПб., 1827, с. 21—25.
[9] Фрагменты текстов из переводов Иоанна Экзарха и Курбского приведеныстилизованным славянским шрифтом, но в русской транслитерации. Т.е.были убраны оригинальные надстрочные знаки, раскрыты сокращения под титлами,озвучены буквы «ъ» и «ь». Отрывки же из перевода Амвросия и Славинецкого напротив приводятся практически в полном соответствии оригиналу.