Золотится жаркий песок, идет караван.
На горбу верблюда сидит печальный мужик. Его зовут Авраам.
Дурные мысли мучают Авраама, щиплются внутри, кусают, как невозможные слепни. (Слепень же только снаружи укусить может. А тут внутренние. Понимать надо!)
Вот уже 75 лет живет на свете Авраам, но сегодня особенно тревожно ему: последние несколько дней думает он только об одном. Вот придет его караван в Египет и встретит он фараона. Так ведь всегда и бывает! Как приехал ты в огромный Египет, сразу первым делом на фараона и налетел. «Ну как ты там, брат фараон?» — «Да все как-то так, брат». Грустный смайлик.
Дует сухой ветер, шуршит серебристым, еле слышным звоном по горячим спинкам ящериц и змей, и есть от чего грустить Аврааму, есть от чего ронять на золотой песок грустные смайлики. В этом же караване (рядом ли на верблюде или просто рядом топает, сие науке неизвестно) движется в Египет и его жена. Сара. А поскольку жена у Авраама — «женщина, прекрасная видом», то, разумеется, сразу фараон ее и начнет вожделеть. Не справится с тестостероном и утащит лакомый кусочек. Распахнет на ней свежие после долгого путешествия одежды и ахнет.
К слову сказать, лакомому кусочку на тот момент было ни много, ни мало 65 лет.
На этом мы присвистнем от зависти и рассказ о библейском Аврааме прервем. Неважно, что он решил Сару выдать за сестру, неважно, что фараон (таки сразу и встретившийся) взял ее себе в жены. Неважно, что Авраам благодаря этому получил, как якобы брат, в награду и крупный и мелкий скот, и всяких ослов, и много рабов и рабынь, и лошаков, и даже вышеозначенных верблюдов. Неважно даже, что ветхозаветный бог наказал фараона за Сару страшной карой, можно сказать, пристукнул сверху грозным кулаком, а тот изумился только, простодушно спросил Авраама: «За что же ты обманул меня?» — да и отпустил его восвояси. Все это неважно.
|
Важно, что в 65 лет Сара была желанна. А вы нет.
Вы уже в сорок пять лет никому не нужны, да и в сорок были нужны с натяжкой, а тут в 65 твой муж волнуется, что тебя сексуально умыкнут, а фараон, который перевидал красавиц и помоложе, сразу женится на тебе. Вот это успех! Вот это «осенний поцелуй после жаркого лета». Вот это «любовь, похожая на сон».
Есть чему позавидовать.
Впрочем, есть женщины и в наших селеньях! Точнее, американских. Последний раз актриса Элизабет Тейлор вышла замуж в 60. Почти как библейская Сара. Пять лет только не дотянула до означенного возраста. Зато именно эти недостающие для библейского рекорда пять лет парочка и прорезвилась в браке, а это немало. Пять лет Тейлор была со своим мужем (вышла она за 40-летнего рабочего-строителя Ларри Фортенски, лечившегося, кстати, раньше от алкоголизма), пять лет длилось, уж не знаю какое, семейное счастье.
А потом любовная судьба решила: «Хватит!» Тейлор сломала шейку бедра (это бывает в почтенном возрасте), после чего не могла передвигаться, а Ларри просто сбежал (негодяй! все мужики — предатели!), не желая сидеть у кровати больной жены. В 1996 году они оформили бумаги по разводу.
И над этим можно сколько угодно смеяться, но есть у меня подозрение, что там, за закрытыми ставнями, между Тейлор и Ларри действительно пробегали искры.
Потому что можно целовать старый царственный живот, можно вожделеть его. Можно обнять стареющего любимого человека, когда он спит, повернувшись к тебе спиной, и ощутить запах его макушки. (Макушка — это ведь самое беззащитное у человека. Тюкни его туда — и нет его!)
|
Люди боятся называть вещи своими именами. Люди молодятся. Люди лгут.
Хотя любое безжалостное, но точное самоназвание делает тебя неуязвимым. Не перед другими (они тебя всегда сумеют уязвить), а перед самим собой. Назови все своими именами, и тебе станет легче. «Я стар», «я глуповат», «я отжил свое». И все. Ты уже не проиграл. Может, и не выиграл, но и поражением это не назвать.
— Что это?
— Доски.
— Для чего они? Для любовной кровати?
— Нет, для гроба.
…Однажды я шел по Парижу (я там нечасто бываю, это не рекламный трюк типа: «когда я пью ледяной чай, я всегда вспоминаю, как пил его в Нью-Йорке» — я действительно шел тогда по Парижу) и увидел невозможную красавицу. Ей было лет 70. Она была явно из бывших балерин. Причем русская.
Услышав, что я пререкаюсь со своим товарищем, по какому маршруту идти, она на чистом, слишком чистом, почти дистиллированном русском указала правильную дорогу.
— Спасибо! — сказал я, а про себя подумал: «В нее можно было бы влюбиться».
В ней были все приметы старости: сухая кожа, морщины... Но что-то сияло в ней. Что-то, что выделяло ее из вполне себе красивой и ухоженной французской толпы. Что-то, что невозможно было подделать никакими спортом и ухищрениями. В ней переливалась, шипела и таяла древняя безымянная кровь пустынников, идущих долгим караванным путем. В ней жила эта самая библейская Сара.
На месте Авраама я бы тоже стал за нее волноваться.
И теперь, когда ко мне приходят люди, которые моложе меня лет на 20, и говорят: «Я люблю тебя», — я им верю.
Мы с тобой одной крови. Ты и я.
Сара, неизвестная мне русская балерина, я и несчастный фараон. Который тоже был, небось, не мальчик.
Мы с тобой одной крови.
Видно, еще не весь золотой песок старости из нас просыпался. Посмотри, сколько его много вокруг, нашего золотого песка.
В нем-то тебя, кстати, и похоронят.
2016 г.
Москва