Как стать медиумом –
Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
Антуан де Сент‑Экзюпери
Введение
Долгие годы большую часть своего времени я проводила, пытаясь объяснить себе события, происходившие со мной. С детства мои размышления были связаны с тем даром интуиции, который я ежедневно обнаруживала в себе все явственнее. Я приходила к выводу, что на самом деле мир – нечто гораздо большее, нежели говорили нам в школе и позволяли полагать взрослые.
С малого возраста я отчаянно пыталась высказать то, что представлялось мне совершенно обычным и естественным, но не находила понимания окружающих. Какой же невероятно одинокой я себя тогда ощущала! Я была словно изолирована от общества, стараясь найти смысл в том, что, как я тогда полагала, имеет отношение к чему‑то значительному. Теперь я знаю: и другие тоже испытывали подобные переживания.
Оглядываясь на тот путь, который я проделала из своего тяжелого детства с его навязчивыми пророческими снами о маме и дедушке в настоящее с его семнадцатью годами работы в качестве успешного консультанта‑прорицателя, я понимаю, что на самом деле приобрела уникальный и удивительный опыт, узнала невероятные вещи.
Я нашла некоторые ответы на вопросы о том, что представлялось мне тайной, и хочу поделиться этим знанием с вами. Надеюсь, эта книга поможет вам задуматься и осознать, что на самом деле вы есть – душа, облаченная в плоть. И что вам дарованы шесть, а не пять чувств. И это – дар, которым следует распоряжаться очень ответственно.
Что в имени тебе моем?
В книге я чаще использую слово интуитивный, чем сверхъестественный, говоря о шестом чувстве. Для этого есть ряд причин. Со временем определенные слова накапливают сумму значений и поэтому становятся перегруженными стереотипами: сверхъестественный – одно из таких слов. Многие люди боятся этого термина, потому что он вызывает в воображении ассоциации с чем‑то потусторонним (магические кристаллы, ведьмы, цыганские проклятия, котлы с варевом и заклинания), а жульническое использование сверхъестественного дара интуиции людьми бездуховными усилило подозрения к нему в обществе.
Лично я слово сверхъестественный (от англ. psychic) нахожу очень привлекательным. Оно происходит от греческого psychikos, что значит «душевный». И, хотя большинство людей скажут, что душа – это вполне реальная составляющая человеческой жизни, многие из нас научены (или привыкли) относиться к области сверхъестественного и духовного с подозрением и тайным страхом.
Нас учили, что физическое тело – лишь вместилище для души. Мы также предполагаем, что все наши мысли и сознание находятся в голове. Представьте, что это не так. Что, если бы душа была местом, где живет тело? Что бы это могло означать? Я, например, верю, что душа живет ради гармонии с Божественным. Если это так, то почему мы в большинстве своем видим лишь то, что нас разделяет?
Я никогда не слышала, чтобы кто‑то говорил, что боится интуиции или упоминал о ней вполголоса. Большинство людей совершенно спокойно относятся к этому понятию, считая его дополнением к пяти чувствам. Они считают, что интуитивные озарения – необъяснимы и случаются лишь время от времени, а потому редко задумываются о них. Как правило, большинство людей признают понятие интуитивный, но отказываются от понятия сверхъестественный, считая их различными: одно – нормальным, а потому приемлемым для себя, другое – магическим, и потому отрицаемым. Хотя, на самом деле, оба они равнозначны.
Некоторые люди боятся всего, что хоть отдаленно напоминает им о чем‑то сверхъестественном, представляющемся им навязчивой и неконтролируемой загадкой, обладающей определенной властью и представляющей собой опасность. Оставшись непонятой, эта сила (у разных людей она проявляется по‑разному и не подчиняется законам интеллекта, разума и логики), так и продолжает быть скрытой от многих из нас.
И все же, если признать, что мы духовные существа с опытом жизни человека, тогда, по сути, это значит, что иметь такие способности – значит быть человеком. В результате простого невежества, культурной предвзятости и религиозных суеверий слово «сверхъестественный» – хотя по своей сути оно относится к области духовного – обычно считается понятием, далеким от повседневной жизни. Последствия такого разделения всегда приводили общество к подавлению всего сверхъестественного.
Итак, я подчеркиваю, что заменила слово сверхъестественный словом интуитивный исключительно для того, чтобы помочь людям принять их врожденное право на шестое чувство. Как бы то ни было, эти два понятия абсолютно равнозначны.
Мой опыт, сила и надежда
В первой части этой книги я расскажу вам о своем личном переходе от борьбы к отречению и о том, что заставило меня признать в себе этот дар. Во второй части я покажу, как работает интуиция и как понять, что она у вас есть. Я объясню, откуда к вам поступает экстрасенсорная информация и что она означает, а затем проведу вас путем практики, основанной на духовных принципах, чтобы вы могли укрепить и усилить вашу интуицию.
Я знаю, что этот способ работает, и думаю, что, начав делать упражнения, вы будете поражены тем, каких результатов достигнете. Путь к восстановлению интуиции – это способ обретения целостности и истинного смысла духовности: он дает свободу для участия в создании лучшего мира.
Я написала эту книгу по ряду причин, но главным образом – потому, что благодаря своему опыту обнаружила в себе призвание помочь людям восстановить утраченное. Я нашла это и знаю, что вы сможете тоже, если готовы принять неограниченные возможности жизни, в том числе собственную интуицию.
Чему я научилась у всех вас
Мне выпала огромная честь поделиться своим даром интуитивного восприятия с двадцатью тысячами человек из двадцати девяти стран мира, «увидев» их жизни. Таким образом я узнавала нечто очень личное о самых разных людях – от домохозяек, собачников и фрилансеров до врачей, политиков и публичных личностей. Я училась у них, приобретая собственный опыт, и в результате сделала те выводы, которые и легли в основу этой книги.
1. Интуиция – это врожденное шестое чувство, которым наделен каждый без исключения. Ее можно сравнить с радиопередатчиком, изначально настроенным на определенные каналы, который «вручается» при рождении каждому, чтобы мы сразу могли знать, «как‑быть‑человеком» и черпать всю необходимую для этого информацию, не обращаясь только к пяти известным чувствам, ибо в момент нашего рождения они еще несовершенны. Наши чувства развиваются вместе с тем, как растем, взрослеем и формируемся мы сами.
2. Способность получать информацию проявляется у разных людей по‑разному. На то есть несколько причин, которые мы обязательно обсудим на страницах этой книги чуть позже. Естественную способность, данную от природы и при рождении каждому, тем проще развить в себе, чем быстрее начать ею пользоваться и не отрицать ее существование. Развить в себе эту способность может каждый, кто для начала попытается это сделать. Здесь нет ничего сложного.
3. Когда мы начинаем более серьезно относиться к своему шестому чувству и пользоваться интуитивными способностями, мы сталкиваемся с таким явлением, как врожденная безграничная связь. Это бросает вызов нашему пониманию реальности, так как мы вдруг начинаем осознавать, что имеем неограниченную и естественную связь с космосом! Другими словами, мы обнаруживаем, что привычное восприятие мира зрением, слухом, обонянием, осязанием и вкусом – иллюзия. Прибегая к помощи интуиции, мы настраиваемся и получаем доступ к более обширной части информационного поля Вселенной, чем ограниченное пятью чувствами осознание мира. Само разделение этих чувств – способ создания иллюзии.
4. Личная реальность ограничена восприятием эго‑сознания («Я»), которое рассматривает себя отдельно от других и отдельно от Божественного. В этой книге я называю его «пузырь „Я“», поскольку ради своего выживания оно обусловлен иллюзией разделения. Если эго‑сознание потеряет свое индивидуальное своеобразие, заменив его единым чувством общего, оно, по сути, исчезнет. Вот почему «Я» окутано желанием разделения, и интуиция остается за его пределами. Таким образом, эго‑сознание – враг интуиции.
5. Временами реальность, находящаяся за пределами наших «пузырей», все же проникает внутрь и наполняет их. Тогда возникает конфликт, поскольку эти двойственные миры подчиняются разным законам времени и пространства. Последствия этого конфликта могут быть опасны для нас, поскольку рушат привычные устои восприятия мира с помощью пяти чувств и заставляют реагировать соответственно – со смущением, тревогой, недоверием и подозрением.
6. В безусловной реальности мы самым естественным образом связаны со всем и со всеми. И хотя здоровое чувство независимости и личной уникальности нам необходимо, истина нашей духовной природы заключается в том, что на самом деле границ не существует. Это откровение влечет за собой вывод, что в конечном итоге каждый из нас ответствен за другого. А эта идея, в свою очередь, бросает вызов всей системе разделения, основанной на понятии «мы против них», где «мы» – часть живой системы, некий объединенный коллектив, в рамках которого постоянно оказывается влияние на жизнь этого коллектива или структуры, посредством определенного мышления и традиций.
Одна из наиболее глубоких истин, которые раскрыла мне жизнь, заключается в том, что наш опыт – как личный, так и коллективный, – гораздо более широк и значим, чем мы полагаем и в состоянии осознать.
События и ситуации, появление и исход которых не всегда зависели от меня, наглядно продемонстрировали мне, что существует некая духовная линза, сквозь которую можно ясно и четко видеть мир. У меня был поразительный опыт, абсолютно точно доказавший мне существование духовного мира – в другом измерении реальности, далеком от нашего ограниченного осознания собственной личности и принадлежности. Именно там и следует искать истоки шестого чувства.
Последние двадцать лет я провела в поиске объяснений явления интуиции, анализируя свой собственный опыт и опыт тех, кто делился со мной своими историями. И теперь я знаю точно: вся наша жизнь в гораздо большей степени связана с интуицией, чем мы могли бы предположить. В то же время большинство людей даже не представляют, как обращаться с интуицией, и в чем заключены ее намеки. Я тоже не всегда их понимала.
Я боролась со страхом, что окружающие сочтут меня ненормальной и начнут избегать или, что еще хуже, преследовать. Собственная интуиция представлялась мне навязчивой, если не болезненной, мыслью, роем жужжащих мух; я тратила колоссальное количество энергии на то, чтобы прогнать их. «Уходите прочь! Оставьте меня, это неправильно!» – отчаянно говорила я мысленно.
В соответствии с общепринятыми ценностями, меня учили почитать интеллект, рациональное мышление, традиции и современность, а всякую мистику игнорировать как обман и обретать понимание сущего через эмпирические сферы деятельности, верить лишь в то, что можно измерить и доказать – методами точных наук и логикой. Ничто не могло помочь мне найти объяснение моей врожденной интуиции, тем более что обсуждение таких способностей, нередко проявляющих себя как голоса, видения или вещие сны, никогда не являлось частью того, что было принято и допустимо среди нормальных людей в нормальном обществе.
Яблоко от яблони
Как бы я ни пыталась в свое время избегать или отрицать эти необычные способности, в итоге мне пришлось смириться и признать: они – часть меня. Тем более что, как я узнала впоследствии, они не пришли ко мне из ниоткуда: мой отец также обладал этим даром, хотя и вынужден был всячески подавлять и скрывать его.
Ребенком я получала какие‑то сведения об интуиции и духовных явлениях; мне позволялось проявлять любопытство относительно этих вещей дома, но вместе с тем семья пыталась и защитить меня от возможных негативных социальных последствий, которые случаются, когда кто‑то слишком далеко выходит за рамки позволенного «нормальным» обществом.
Современное движение, известное как «Новый век», конечно, обеспечило более высокий уровень популярности в обществе тех, кто в своем служении другим прибегает к помощи шестого чувства, но официального признания нам все еще по‑прежнему не хватает. Мы все еще находимся вне общепринятых норм. Но признаки растущего в социуме интереса к развитию интуитивных способностей уже есть: их можно наблюдать в успехе телевизионных шоу, таких как «Медиум» и «Говорящая с призраками», фильмов, например, «Шестое чувство», и книг медиума Сильвии Браун. Подозреваю, причина этого всплеска любопытства заключается в том, что люди действительно начинают осознавать: каждый из нас по своей сути – душа, заключенная в плоть.
Путешествие за шестым чувством
Интуиция – это связь с внутренней мудростью нашей души. Но связь эта, однако, может быть заблокирована грузом нерешенных – эмоциональных и психологических – проблем. Таким образом, тот факт, что все мы обладаем интуицией, вовсе не гарантирует четкости духовного мышления каждому. Я обнаружила это на примере собственной жизни.
Когда я занялась духовным очищением, основанным на семи отмеченных в этой книге принципах (истина, почтение, покорность, бесстрашие, прощение, спокойствие и любовь), сознательно, дверь к чудесам дара моей души широко распахнулась. Поэтому теперь я считаю, что, прежде чем обратиться к своей собственной интуиции, вы, образно говоря, должны расчистить завалы своего «Я», которые блокируют понимание вашей души. По сути, именно об этом я и написана свою книгу – о духовном пробуждении, которое без особых усилий приведет вас к восстановлению вашего собственного дара интуиции.
Недавно я выступала на одной сцене с Сильвией Браун, которая в своей обычной серьезной манере подвела идеальный итог моим размышлениям. Она сказала: «Чем более вы духовны, тем больше души в вас становится». Действительно, вы не можете быть настроены душевно, если вы не настроены духовно. Когда вы в своей жизни начнете ежедневно объединять все семь принципов, за этим совершенно естественным образом последует однозначный результат пробуждения. Исследуя мир, вы наладите свою собственную надежную связь с интуицией.
Упражнения, приведенные во второй части книги, помогут вам развить ваши врожденные способности. Однако, тренируясь, помните: цель работы – не в том, чтобы научить вас стать прорицателем, а в том, чтобы помочь вам вернуть вашу изначальную, но по ряду причин утраченную связь с шестым чувством – настроиться на его голос и сигналы.
Лично я верю в то, что, как только мы оказываемся в состоянии получать доступ к своему шестому чувству, наша жизнь становится намного лучше и интереснее. Когда возрождается этот потерянный ресурс, наш повседневный опыт жизни приобретает более глубокое значение, и мы обретаем способность, а вместе с ней и возможность сознательно участвовать в создании собственной жизни согласно собственному выбору.
Восстановление интуиции – тот путь, который являет собой часть древней святыни тайного общества, членом которого все мы являемся. Это похоже на сильное желание связи, которое обнаруживает себя в магическом зеркале и говорит: «Да, это я». Восстановление интуиции напоминает нам, что душа не живет внутри тела, а наоборот – тело живет внутри души. Именно поэтому как духовные существа мы все едины и открыты дыханию Божьему: пепел к пеплу, прах к праху.
Часть I
Моя история
Глава 1
Я, мои сны и Луна
Луна управляет не только приливами и отливами, но и моим знаком зодиака, а по гороскопу я – Рак. Поэтому, когда я смотрю на Луну и вижу, как она освещает ночное небо, я всегда думаю, что и в моей жизни она, вероятно, делает то же самое, сопровождая меня в темноте.
Первой о том, что Луна оказывает на меня большое влияние, узнала моя мама. Она утверждала: с тех пор, как мне исполнилось два года, вплоть до четырехлетнего возраста, каждый раз в полнолуние я бродила во сне, общаясь с кем‑то невидимым.
Детские игры и голоса в голове
В четыре года я осознала, что слышу некие внутренние голоса. Началось это с того, что, занимаясь чем‑то своим, вне видимости и вне общества мамы, я стала слышать ее фразы – как реакцию на мои действия. Часто меня удивляло, когда она, в реальности узнавая о том, что я сделала или натворила, дословно произносила те же самые фразы, которые я уже успевала «услышать» в своей голове ранее. Мама даже рассказывала, что я играла с ней в такие игры еще в младенчестве: сидя на высоком стуле в слюнявчике, например, во время обеда. Как только она отворачивалась, я брала свою чашку с едой и быстренько вываливала ее содержимое себе на голову. Затем я сидела с глупой улыбкой на лице, а мой обед стекал по моей голове и щекам на пол. Я радостно гукала в ожидании начала шоу. Мама была уверена, что я ждала от нее совершенно определенной реакции, потому что я очень сосредоточенно смотрела на нее и внимательно прислушивалась. Когда же я дожидалась реакции, то чуть не упала от смеха со стула. Мама говорила, что я была действительно необычным ребенком.
Сколько себя помню, я всегда все знала заранее. Иногда это были эпизоды из повседневной жизни, а иногда – тягостные картины будущего. Например, я всегда точно знала, как моя мать будет ругать меня за что‑то, или что по пути домой отец забудет купить батон. За несколько дней до воскресного завтрака я в деталях знала, о чем будут беседовать мои родители.
В детстве я любила играть с куклами Барби и Кеном, представляя, что они – мои родители. Я припоминала разговор, который якобы слышала между ними, и мои куклы разыгрывали его в лицах. Несколькими днями позже, а иногда и почти сразу, эта же сцена разворачивалась в действительности – между моими мамой и папой – в точности как я ее «помнила», раздавая куклам роли. Меня это, конечно, сбивало с толку, но всегда развлекало и, наверное, радовало.
Иногда внутренний голос сообщал мне о простых вещах, например, о том, когда в булочную завезут мой любимый шоколадный пирог с зеленой посыпкой, и тогда я знала наверняка: его привезут завтра. А однажды тот же голос сообщил мне, что осенью умрет пекарь. Я помню, как все лето говорила маме, что буду очень по нему скучать, и что нам, вероятно, следует запастись пирогами, ведь никто другой не сможет приготовить их так же вкусно, как он. Мама не понимала, о чем я пытаюсь сказать ей, и отказывалась покупать пирогов больше обычного. Это очень расстраивало меня, ведь я знала, что говорю истину, но никто не хотел меня слушать.
Я и подумать тогда не могла, что в моем знании было что‑то «особенное», ведь такие предчувствия случались у меня постоянно, а потому казались мне совершенно обычными. Я не понимала, почему родители все время просили меня помалкивать о тех «воспоминаниях», которые еще не случились. Я не ведала разницы между действительным воспоминанием и предвидением или предчувствием. Вне зависимости от того, что и о ком я «вспоминала», слыша голоса в моей голове, реакция на мои слова всегда была одинаковой.
Однажды, когда сболтнула имя человека, с которым встречалась одна из подруг моей мамы, я даже была строго наказана и отправлена в свою комнату – посидеть в одиночестве и подумать над своим поведением. В моей голове постоянно звучало его имя: Пол, Пол, Пол, Пол. Я знала, что мамину подругу бросил возлюбленный, она очень грустила, а внутренний голос в моей голове постоянно произносил это имя, вот я взглянула на даму и произнесла машинально: «Не грустите, что ушел Пол... Он вернется – он провалился в туалет».
Без единого слова моя мать встала, отшлепала меня и отправила в детскую. Она была так рассержена, что даже потом отругала меня: «Никогда больше не открывай рот перед гостями». Только через двадцать пять лет я узнала, что мама наказала меня в тот раз потому, что подумала, будто я подслушала и повторила их с подругой телефонный разговор, состоявшийся за день до того. Тем более, как оказалось, Пол был водопроводчиком, плюс ко всему мамина подруга назвала его куском дерьма! Однако, после того как я отбыла свое наказание в своей комнате, мама все же поняла, что я не могла подслушать ее разговор с подругой, поскольку находилась в то время в детском саду.
Вот таким было мое раннее детство. Так начиналась моя жизнь. Передо мной не было никакого видимого барьера, а потому я не знала, какую линию мне надо пересечь. Иногда я просто могла видеть и ощущать мир по‑другому, не так, как все, – с другой точки зрения, из другого времени.
Позже я поняла, что такие, как я, – не все и что не все испытывают то же самое, что испытываю я. Тогда я стала предпринимать попытки отказаться от своего дара, убежать от него.
История семьи как ночной кошмар
В три года меня начали мучить ночные кошмары. Они всегда были одинаковы и повторялись снова и снова. Мне снились: огонь, клубы дыма и серебристые дирижабли, сбрасывающие взрывчатку на опустошенный город; истощенный мужчина, горящий в огромной печи; изможденный человек, с рыданиями что‑то соскабливающий с чьих‑то зубов, разбросанных по столу. Я очень живо помню эти картины сна, потому что они сопровождались ужасным зловонием, подобного которому я никогда не встречала в обычной жизни, но предполагаю, что именно его называют запахом смерти.
Как выяснилось позднее, такие сны бывали у меня только в полнолуние. Это дает объяснение тому, почему в нашей семье так настороженно относились к влиянию Луны на меня.
Когда я просыпалась в слезах и в деталях рассказывала матери свой кошмар, у нее на лице всегда появлялось странное и испуганное выражение, природу которого я никак не могла понять. Как и то, почему она не пыталась успокоить меня, не хотела обнять или взять на руки. Казалось, будто мои сны пугали ее не меньше, чем меня, но я не представляла, как такое может быть.
Конечно, до пяти лет, в то время, когда по полнолуниям меня преследовали эти жуткие кошмары, я и понятия не имела о наследии Холокоста. Я не знала, что ужасы второй мировой войны имели такое непосредственное отношение к моим родителям: они оба были европейцами, сбежавшими в Канаду, чтобы оставить в прошлом тягостные картины того, что произошло на их глазах. Лишь позже я узнала, что, в то время как моя мама боролась с воспоминаниями о Холокосте, мои ночные кошмары были не просто снами, а картинами реальных событий, которые именно она перенесла в Берлине во время войны. И вполне вероятно, что именно мой дедушка, который был убит в концентрационном лагере в Дахау, и был тем самым мужчиной из моих снов, горящим в печи.
Все это было тайной моей матери, которой она не делилась со мной, пока я была крохой. Но эта тайна сама раскрывалась передо мной в виде моих ночных кошмаров, приходящих ко мне в полнолуние.
Серебристые шары и дирижабли, которые я видела в своих снах, на самом деле были цеппелинами и самолетами, сбрасывавшими бомбы на тот город, где жила моя мама, а зубы на столе принадлежали людям, погибшим в лагерях (стоматологическое золото использовалось для обмена, часто из него делали безделушки для жен эсэсовцев).
Первые двадцать лет моей жизни меня воспитывали как христианку, и я не знала, что у меня еврейское происхождение, пока однажды ночью, как всегда в полнолуние, я не увидела во сне то, что случилось с моими родственниками.
Глава 2
Каково это – быть «другой»
С того времени, как мне исполнилось четыре года, мы с сестрой посещали частную англиканскую школу для девочек в Торонто; сегодня она известна как школа для молодых леди из высшего общества – коренных, потомственных американок, но в то время ее двери были распахнуты для любой девочки, родители которой способны платить за обучение.
Я там выросла. Мы все носили одинаковую форму – с первого дня учебы до последнего. Все было замечательно, но я помню предвзятое отношение некоторых учителей к нам с сестрой, потому что наши родители не были «настоящими» канадцами, и поэтому мы не принадлежали к тем социальным кругам, в которые стремились попасть. Я чувствовала, что некоторые пожилые преподаватели скорее терпели нас, чем принимали.
Одно из самых ярких воспоминаний тех лет – восхитительные немецкие «мраморные» пироги моей мамы. На распродажах, устраиваемых в школе и в церкви, они всегда оставались лежать на прилавках. Тогда, я помню, подслушала чей‑то разговор и узнала: это из‑за того, что они «иностранные». Я никогда не смогу это забыть!
Да благословит Господь мою няню
В детстве я постоянно сталкивалась с необходимостью соответствовать каким‑то меркам, что удавалось мне не всегда. Мне было крайне тяжело, пока судьба не сжалилась и не преподнесла мне чудесный подарок в лице нашей шотландской няни, миссис Келли. Ей было уже за семьдесят, когда родители наняли ее. Миссис Келли была не только великолепной няней, но и самым настоящим медиумом. Когда мамы не было дома, она садилась за кухонный стол, на котором раскладывала свои карты, и принималась рассказывать нам о будущем – нашем или любого, кто заглядывал в гости.
Я хорошо ее помню: это была эксцентричная пожилая женщина, заядлая картежница и азартный игрок; от нее всегда пахло лавандой и фиалками, а ее голос – да простит она мне это сравнение – напоминал кваканье лягушки (она говорила с сильным шотландским акцентом). Я любила ее – всем своим сердцем! Миссис Келли была уверена, что именно благодаря своему шестому чувству она так часто выигрывала на скачках. Она рассказывала, что на ипподроме с ней разговаривали духи и сообщали клички тех лошадей, на которых следует делать ставки, поскольку именно они и выиграют скачки. Моя няня жила насыщенной, полной жизнью, наслаждаясь ею во всех ее проявлениях: занимаясь с детьми, общаясь с духами, делая ставки...
Миссис Келли всегда была очень искренна, когда разговор или дело касались ее экстрасенсорных талантов, и всегда имела наготове пару историй о мире духов. Именно она объяснила мне, что у меня тоже есть этот дар. Думаю, она знала о моей судьбе задолго до того, как я сама нашла свой путь. Она любила говорить что‑то вроде: «Знаешь, дорогуша, тоннель будет длинным, но даже когда случится что‑то ужасное, я вижу, что ангелы подхватят тебя. Ты можешь оказаться в бушующем море, но ты не утонешь. Нет, ты не утонешь, – я вижу это. У тебя всегда это будет: Видение, понимаешь... Видение!»
Конечно, сначала я хотела знать только одно: когда придет мой Прекрасный Принц, выйду ли я в восемнадцать лет замуж, буду ли иметь шестерых детей и разбогатею ли. Однако няня всячески стремилась говорить со мной о вещах более серьезных. Я с детства помню ее заботу обо мне. Еще задолго до того, как я впервые попробовала алкоголь, она частенько говорила мне: «Ты должна остерегаться пьянства, дорогуша. Остерегайся алкоголя!»
В то время я понятия не имела, что означали ее слова, но сделала вывод, что она говорит о соке с противным вкусом, который моя мама иногда приносила домой с немецкого рынка. Спустя годы, уже после того, как я переболела алкоголизмом и переборола зависимость, мне было очень интересно вспоминать слова няни и размышлять о них. Меня очень согревает мысль, что миссис Келли, вероятно, с самого начала знала, что я чего‑то добьюсь в этой жизни, несмотря на все свои проблемы.
Итак, миссис Келли знала, что у меня есть дар Видения. Когда я начала задавать ей вопросы о том, почему я вижу вокруг людей свечение, которого никто больше не видит, она объяснила мне, что такое аура. Я жаловалась ей на то, что мама наказывала меня, когда я рассказывала про эльфов, живущих у нас на заднем дворе; няня смеялась и успокаивала меня.
Я всегда видела эльфов лишь краем глаза. Это были создания, напоминающие стрекоз с человеческими чертами. Казалось, они общаются со мной. Однако стоило мне лишь пытаться взглянуть на них прямо, как они тут же исчезали. Я всегда знала, что эльфы существуют, несмотря на то, что говорили другие. Именно миссис Келли помогла мне понять, что они были настоящими, а не просто игрой моего воображения.
Когда я рассказала ей, что практически постоянно вижу свет вокруг людей, она подтвердила, что так я вижу их душу и внутреннюю энергию. Однако она предупредила, что будет лучше, если я буду держать это знание при себе. Например, я очень хорошо помню, что однажды услышала, как она сказала моей маме, что у меня есть дар Видения, а мама попросила ее говорить потише, будто это было огромной тайной.
В то время я не могла понять, почему, говоря об этом, все шепчутся. Я думала, миссис Келли, сообщая маме о моем даре Видения, на самом деле пыталась сказать, что мне не нужно носить очки, как всем остальным в нашей семье, что я вижу и без очков. Я помню, что почувствовала тогда огромное облегчение, представив, насколько более привлекательно буду выглядеть, позволь мне родители не носить очков! Взрослея, я стала понимать, что моя мама и миссис Келли шепотом обсуждали вовсе не мое зрение. Но я все еще не могла взять в толк, почему должна держать в тайне свои интуитивные способности, и почему мама так из‑за них расстраивается.
Из‑за этой отрицательной реакции на мои способности все свое детство я испытывала постоянное ощущение тревоги и неприятия. Из‑за постоянной борьбы с собой за необходимость соответствовать чужим меркам у меня стало появляться чувство эмоционального и психологического перенапряжения. Вместе с тем я прекрасно чувствовала: меня никогда не примут. Я чувствовала, что переполнена информацией, находящейся внутри слишком громкого и большого мира для такой маленькой девочки, как я. Ощущение тревоги не покидало меня. Я была отделена от реальности, как если бы сидела в комнате у окна и смотрела на Вселенную, прижавшись носом к стеклу. Мне оставалось только смотреть. Я не могла стать частью жизни по другую сторону стекла.
Местом, где я не ощущала себя аутсайдером, запертым за стеклом, стала для меня церковь.
Бог единый и разделяющий
Как только я приходила в церковь, первое, что сразу же бросалось мне в глаза и очаровывало, – витражи и сюжеты из христианской мифологии. Я любила разглядывать изображения святых, меня поражали их нимбы – символ их святости; они представляли собой тот же самый свет, что и я видела вокруг голов окружающих меня людей, вокруг каждого. И это поражало меня. Тогда я связывала духовность с этим визуальным явлением.
Я любила всех и все, связанное с миром церкви: Иисуса, Марию, Иосифа, Ноя, двенадцать апостолов, десять заповедей, Святого Духа, Небеса и даже семь смертных грехов. Особенно я любила музыку, идентифицируя ее с самим Богом, сливаясь посредством этой музыки с Ним в единое целое. Когда я садилась на церковную скамью со сборником гимнов в руках, я чувствовала, что меня слышат и принимают. В церкви я становилась частью того созвучия, которому требовались разные ноты, – все вместе они были так же важны, как и каждая по отдельности. В церкви я действительно чувствовала себя, ощущала.
Насколько сильно я любила Бога, настолько же сложным был мой личный опыт, связанный с религией. В третьем классе я впервые поняла, что религия может разделять людей, вместо того чтобы соединять их воедино. Тогда родители временно забрали меня из той школы, которую я посещала, и отдали в католическую.
Монахини приводили меня в восторг; я обожала новую школу. Мне нравилось приходить в часовню, на службы – с красивыми ритуалами и молитвами. Определяющим фактором было то, что мне нравилось представлять себе католичкой. Эта школа вдохновляла меня, и меня даже выбрали вице‑президентом класса, но... Я была одной из трех учениц – не католичек.
Все было великолепно до того дня, когда президент заболела и не появилась в школе, оставшись дома. Тогда я получила очень важный урок. Обычно она проводила молитвенное собрание в часовне. В случае отсутствия президент обязанности переходили к вице‑президенту. Я была очень взволнована и горда тем, что удостоилась такой чести. Зайдя в часовню, я встала под красивым резным изображением Христа, расположенным в своде из блестящего витража, готовая начать молитву. Закрыв глаза и торжественно сложив руки, я начала декламировать. Однако меня тут же окружили две монахини; они потянули меня за руки и буквально выдернули из‑за кафедры. Громким голосом они очень строго объявили, что мне не разрешается вести молитвы, поскольку я не католичка, и велели сесть на место. Мне стало так стыдно, что я расплакалась, но быстро взяла себя в руки – ведь другие маленькие девочки удивленно смотрели на меня.
Поведение монахинь, с которым я столкнулось в храме, шло вразрез со всем моим существом, и звоночки интуиции предупредительно зазвонили в моей голове. Я задумалась: «Как у них может быть иной Иисус, чем у меня? Как такое может быть, что они могут молиться ему, а я нет? Я недостаточно хороша? У нас один и тот же Бог, и я христианка». Я просто не могла понять этого.
Я пришла домой и рассказала маме, что случилось. Я плакала, поведав ей, что у меня был секрет: я тайно желала стать монахиней, поэтому произошедшее так опечалило меня. Могу лишь вообразить, что почувствовала в тот момент моя мать, скрывавшая ото всех, что мы были евреями. Конечно, из этой школы меня забрали быстрее, чем я смогла произнести собственное имя. Можете представить, как странно было для меня узнать позже о своем истинном происхождении?
Все пережитое оказало значительное влияние на мое отношение к религии и стало причиной того, почему в своей работе я сейчас так преданна духовному единству и гармонии. Я видела в своей жизни много смятения и страданий. Все они маскировались под именем Господа. Однако из этого своего раннего опыта я вынесла уверенность: у каждого человека на планете есть нимб, – ведь мы все одинаково святы, – и я умру с этой верой. Я очень хорошо, хотя и с недоумением, осознала печальный факт: не Бог разделяет нас – люди сами становятся причиной раздора и страданий в мире.
Доминика и летающие тарелки
Когда мне было около восьми лет, мы с семьей некоторое время жили в Вест‑Индии. Мой отец занимался мелиорацией на Доминике, острове вулканического происхождения, сплошь покрытого черным песком; в полдень он сильно обжигал нам ноги. А после обеда небеса ежедневно, как часы, разверзались над нами и часа два кряду изливали на нас кубометры проливного дождя.
Для меня это был удивительный период. Тогда я впервые увидела, что вокруг растений и животных сияет тот же ореол, что и вокруг людей. Именно в джунглях я начала понимать связь между Богом и природой. Я собирала ящериц, играла с козами. Там я повсюду таскала с собой свою Чарли – необычайно крупную лягушку, из тех, что аборигены любили употреблять в пищу, называя их «горными цыплятами».
Доминика была необычным, волшебным местом: когда мы здесь жили, она была очень мало населена, если не считать двух городов – я это очень хорошо помню – Меро и Розо. На острове было всего два отеля: один – наверху, возле вулкана, другой – внизу, на пляже, недалеко от нашего дома. Прелесть острова заключалась в том, что он был относительно неразвит – золотая жила для инвесторов в недвижимость.
Иногда посреди ночи отец будил нас с сестрой, вытаскивал из постелей и тащил на веранду. Там мы сидели, закутанные в одеяла, окруженные темнотой джунглей, и наблюдали за яркими огнями, летающими по небу. Отец рассказывал нам, что это были НЛО.
Помню, что семь из них всегда летали в унисон. Эти невероятно блестящие, продолговатой формы огоньки быстро двигались в одном направлении, а затем неожиданно разделялись и зависали в другом месте. Я помню слова отца о том, что нам всегда нужно помнить, что мы не одиноки во Вселенной, и что однажды об этом узнают все.
За время жизни на острове мы видели эти летающие тарелки не менее двадцати раз. Однажды, когда на закате мы плавали на лодке, папа ска