Гарри просматривал воспоминания Дамблдора несколько часов подряд. И каждый флакон он открывал с надеждой, которой, увы, было не суждено оправдаться… Чего только не было в этих воспоминаниях: закрытые заседания Визенгамота, споры с Фаджем и Кингсли, разговоры при закрытых дверях с волшебниками, имен которых Гарри не знал. Ему даже удалось увидеть некоторые подробности изобретения Философского камня...
— С меня хватит! — сказал Гарри, выныривая из очередного воспоминания — голова начала болеть, как тогда, при Волдеморте.
Гарри даже посетила мысль, что профессор зельеварения, наверное, был прав, когда нелестно отзывался о его памяти: "Похоже, Поттер, что объем информации, получаемой вами на моих занятиях, несоизмеримо велик относительно объема вашей черепной коробки!.."
Гарри сложил обратно в шкатулку флаконы с воспоминаниями, отметив нехитрым заклинанием те, что уже просмотрел, и вернулся к директорскому столу. Он устало рухнул в кресло. Ему надо было решить, что делать с этими воспоминаниями: «Зачем мне они? Надо отдать их МакГонагалл! Она уж точно найдет им достойное применение! Как же голова болит!» Гарри закрыл глаза, надеясь, что картинки из чужой, подсмотренной им жизни, наконец-то, перестанут мелькать перед его взором…
В комнате темно, но полоска света от полной луны падает на кровать. В этой полоске видно, как два тела ведут отчаянную борьбу. Мужчина, одетый в мантию, прижимает к постели полностью обнаженного хрупкого паренька, тот громко шипит и выгибается, пытаясь освободиться. Все попытки получить свободу только ухудшают его положение. Вот он уже оказывается под своим противником: лежит на животе, руки заведены за спину и зафиксированы цепкой хваткой. В лучах лунного света бледное тело контрастирует с темной мантией: оно кажется каким-то невесомым, почти прозрачным и... раздавленным тяжестью тела, нависшего над ним. Верхний свободной рукой рывком тянет паренька за черные космы, притягивает к своему рту его шею, чтобы уже губы и зубы оставили на ней дорожки из укусов-отметин. Эти отметины начинают проступать на нежной коже темными пятнами, чтобы, подобно клейму, навсегда остаться в памяти... Мужчина что-то шепчет на ухо парню, тот вдруг сдается и перестает оказывать сопротивление. Облака неожиданно скрывают луну. Полоска света становится уже. Теперь в ней видна лишь хрупкая, выгнутая дугой спина, которая сотрясается от ритмичных движений…
Гарри проснулся как раз в тот момент, когда из уст хрупкого черноволосого паренька должно вырваться имя его мучителя. Тяжело дыша, он приходил в себя. Этот кошмар-воспоминание преследует его на протяжении многих лет. Даже зелье «Сна-без-сновидений» не способно преградить ему дорогу...
«Один и тот же чертов сон! Мерлин, когда же это закончится! Надо как-то решить эту проблему», — подумал Гарри, и ему вдруг в голову пришла запоздалая идея: «Может, спросить у Дамблдора напрямую, а не рыскать по его воспоминаниям в поисках зацепок? Стыдно, конечно, о таком спрашивать, но куда деваться? Другого выхода нет».
Гарри встал с кресла и подошел к портрету директора — но картина была пуста.
— Вот черт, наверное, он обиделся на меня за то, что я сразу не снял с него чары беззвучия, которые, по всей видимости, наложил Снейп. И где мне теперь искать Альбуса?
Гарри был раздосадован тем, что упустил шанс поговорить с профессором, но тут он вспомнил, что исчезнувший директор оставил ему маховик времени. Гарри обрадовался и решил воспользоваться им: отмотать время на тот момент, когда он спал, снять чары с портрета и поговорить. Он подошел к столу, достал из шкатулки маховик, надел на шею, сделал мизерный поворот механизма и…
Остался стоять посреди кабинета.
«Может, мало подкрутил?»
Гарри сделал еще одну попытку запустить маховик времени. Потом еще одну. Потом еще несколько, но ничего не происходило.
«Наверное, надо что-то сделать, чтобы он заработал? Всё же этот маховик отличается от того, которым мы пользовались».
Гарри походил кругами по комнате. Обернулся вокруг своей оси. Попрыгал. Результат нулевой.
— Так, думай, Гарри, думай! Если эта штуковина называется "маховик времени" — может, ею помахать надо перед использованием? — сказал Гарри самому себе и начал раскачивать в руке маховик.
— Интересно, зачем директор так стремился передать мне сломанную вещь? Или это прощальная шутка Снейпа? Северус, что за херня! — выругался в сердцах Гарри.
— Это не херня, а маховик времени. Усовершенствованный! — донесся голос из глубины кабинета.
— А почему не работает? — спросил у голоса Гарри.
— Потому что машешь не тем местом! — ответили ему ехидно.
— Кто здесь? — Гарри вздрогнул: к нему только сейчас пришло понимание того, что с ним кто-то разговаривает. Голос этого "кого-то" был ему смутно знаком. Гарри перестал раскачивать маховик.
— Гарри Джеймс Поттер! Я никогда не мог представить, даже в своих самых темных кошмарах, что в посмертии мне придется убедиться в том, что мой потомок — недоумок! И уж никак не мог предположить, что одно из моих лучших изобретений назовут «херней»! — прогремело с правой стены кабинета.
Теперь Гарри узнал его — Финеас Найджелус Блэк! Гарри подошел к портрету, висевшему на стене.
— Вы все это время могли говорить и молчали? — вместо приветствия сказал Гарри.
— А меня никто не спрашивал! Это во-первых! — начал было портрет, но Гарри перебил его:
— Извините, я думал, что на портреты наложены чары беззвучия, — под грозным взглядом предка Гарри почувствовал себя снова одиннадцатилетним мальчишкой.
— Ты прав. Наложены. На все, кроме моего. Как видишь, я могу говорить. А во-вторых, я еще не забыл, как вы прятали меня в бисерной сумочке! Теперь мы квиты, — ответил Блэк.
— Понятно. Похоже, что вы с профессором Снейпом были в добрых отношениях, раз он оставил вам право голоса. Может быть, вы мне расскажете, что именно имел в виду Снейп, оставляя мне это странное послание и воспоминания Дамблдора? — Гарри сел на пол напротив портрета, всем своим видом давая понять, что пока не получит ответы на свои вопросы — не сдвинется с места.
— Отношения у нас были добрее некуда! Директор Снейп, — заговорил Блэк, делая ударение на слове «директор», — наивно предполагал, что ты заявишься сюда намного раньше. Видишь ли, Гарри, Северус каждый раз, покидая этот кабинет, не знал, вернется ли сюда снова. Каждый день мог стать для него последним. Он решил, что благоразумно будет сохранить и передать тебе те знания, которыми обладал Альбус…
Гарри перебил Финеаса:
— А куда делся профессор Дамблдор? Его портрет пуст…
— О, когда ты повернулся к нему задом и направился к омуту памяти, он попытался остановить тебя, — на губах Блэка заиграла улыбка. — Альбус был в таком отчаянии! Видел бы ты, как он пытался достучаться до тебя. Было забавно…
— Почему он был в отчаянии? Я не понимаю…
— Ты сделал то, что велел тебе директор Снейп, ты просмотрел все воспоминания Альбуса? — теперь пришла очередь портрета перебивать своего потомка.
— Нет, — ответил Гарри.
— Чего и следовало ожидать, — пожал плечами Финеас. — Ты еще слишком юн, чтобы понять: иногда в жизни случаются моменты, вспоминая которые ты готов провалиться сквозь землю. И ты пойдешь на всё, чтобы о таких моментах или воспоминаниях никто никогда не узнал. Я так думаю, шкатулка, которая попала в твои руки, хранит одно из таких воспоминаний.
— Я знаю, что вы имеете в виду, — вздохнул Гарри. — Скажите, пожалуйста, а Северус случайно не делился с вами своими воспоминаниями?
— Воспоминаниями? Нет. Мыслями? Иногда. Что конкретно тебя интересует?
Гарри понимал, что это его единственный шанс наконец-то расставить все точки над i, но так и не решился озвучить свой самый темный кошмар и выпалить на одном дыхании фразу:
«Подскажите, пожалуйста, дорогой пра-пра-пра-прадед, имел ли место в действительности такой факт, как наличие сексуальной связи насильственного характера между Северусом Снейпом и представителем рода Поттеров? Вдруг директор Снейп делился с вами соображениями по этому поводу?»
Вместо этого Гарри задал другой вопрос:
— Эта штуковина — правда ваше изобретение? Тогда почему она была у Дамблдора?
— Это не штуковина!!! — прогремел много-раз-прадед в ответ. — Это — модифицированный маховик времени! Похоже, что ты разучился читать, или вовсе не умел! Там даже название написано — «Paenitet»! Дамблдор выиграл его у меня, — выпалил портрет, помолчал и спустя несколько секунд уже более спокойным голосом добавил, — в споре.
— А почему он не работает?
— Все работает. Просто ты... — портрет хотел было съязвить в очередной раз, но передумал. — Просто ты неправильно пытаешься им воспользоваться! Я бы рассказал тебе, как его запустить, но, видишь ли, когда я был жив, все упрекали меня в том, что моя специфическая методика подачи материала влияет на успех усваивания этого самого материала. Одним словом, к обратной стороне рамы моего портрета прикреплена инструкция. Меня Минерва зовет в свою корзину, тьфу, кабинет! Изучи инструкцию на досуге и ни в коем случае не запускай маховик без меня! Я скоро вернусь!..
Глава опубликована: 20.10.2015
Глава 3 Paenitet — "Мне жаль"
Как только портрет Блэка опустел, его потомок пришел в себя. Гарри потёр на лбу то место, где раньше был шрам. Болело так, будто он только что разговаривал не со своим пра-пра-пра-дедом, но с Тем-которого-больше-не-назовут. Странно все это. Гарри казалось, что от него постоянно что-то ускользает. Какая-то мысль в его голове промелькнет и, не успев четко сформироваться, блекнет.
— Неужели это общение с предком на меня так повлияло? Интересно, портреты умеют как-то воздействовать на подсознание? Учитывая, что директор Финеас Найджелус Блэк был слизеринцем — все возможно, — Гарри озвучил пустоте кабинета свои мысли.
Он не мог понять, почему последние несколько минут мыслил и вел себя, как тот, другой, «допобедный» Гарри. Как тот, каким он был пять лет назад. Опять эта наивность…
«К сожалению, Поттер, сегодня я не смогу лично проконтролировать вашу отработку, поэтому вы напишете мне эссе стандартного размера на тему «Как я пониманию поговорку магглов: «Простота хуже воровства», — всплыл в памяти вкрадчивый голос.
— Ты был прав: моя простота способна убить, но, к сожалению, я слишком поздно это понял, — ответил голосу в своей голове Гарри и приподнял раму опустевшей картины. Под ней пальцы нащупали небольшое углубление в стене, а в нем свиток. Взяв его, Гарри направился обратно к директорскому столу.
— Не к добру это, — проговорил он, поймав себя на мысли, что в очередной раз садится в директорское кресло.
Когда у него появилась привычка разговаривать с самим собой?
Кажется, в те времена, когда приходилось скрываться от всех и вся на Гриммо. Портреты и зеркала он, словно траурной вуалью, накрыл заклятьем молчания. Камин запечатал. Совы не находили к нему дороги. И все бы ничего, но закоренелая вредная привычка, имя которой «нужда в общении», довела его до того, что он начал говорить вслух. В те дни Гарри представлял, что у него есть немой невидимый друг, с которым можно поделиться своими мыслями, переживаниями, кошмарами…
Чуть помедлив, Гарри развернул свиток. На пергаменте было выведено: