Когда теряешь того, кого любишь, этот человек продолжает меняться. И позже ты думаешь: это все тот же человек, которого я когда‑то потерял? Может быть, ты потерял больше или меньше – десятки тысяч различных деталей рождаются в твоей памяти или воображении, и ты уже не знаешь, что из этого реальность, а что вымысел.
Эми Тан. Жена кухонного бога (The Kitchen God’s Wife)
Память – это такая вещь, с помощью которой я забываю.
Объяснение ребенка
В своей книге «Что они несли с собой» (The Things They Carried) Тим О’Брайен выделяет два вида истины: истина случившегося и истина, заключенная в рассказе. Истина случившегося – это неоспоримая черно‑белая реальность, где «во столько‑то случилось то‑то, затем случилось это, а потом то». Истина, заключенная в рассказе, – это ее красочная версия, которая вдыхает жизнь и свет в голый скелет прошлого, пробуждая мертвых, разжигая чувства, вдохновляя на поиск смысла.
Выдумывание историй о прошлом – это «способ заново воссоединить душу и тело или создать для душ новые тела», – объясняет О’Брайен. Описывая свою службу во Вьетнаме, он предлагает две версии своего прошлого, причем обе они «правдивы».
Вот истина случившегося. Некогда я был солдатом. Было много трупов, реальных трупов реальных людей, но тогда я был молод и боялся на них смотреть. А теперь, двадцать лет спустя, мне остаются только безликая ответственность и безликое горе.
А вот вам истина, заключенная в рассказе. Это был парень лет двадцати – худощавый, можно сказать, красивый. Он был мертв и лежал на красной глинистой тропе возле деревушки Ми Кхе. Челюсть была у него в глотке. Один глаз был закрыт, на месте другого зияла дыра в форме звезды. Я его убил[6].
|
|
Истории оживляют прошлое. Мы можем представить себя молодыми, снова пережить эмоции, которые мы когда‑то испытывали (или которых избегали), мы можем сразиться с демонами, от которых раньше могли только сбежать, потому что были слишком напуганы, слишком молоды и слишком беспомощны, мы можем придумать новую развязку истории и даже воскресить мертвых.
Но есть одна загвоздка. Облекая плотью скелет истины случившегося, мы можем увлечься, попасть в плен наших собственных историй. Мы начинаем путать, где заканчивается истина случившегося и начинается истина, заключенная в рассказе, ведь последняя кажется более яркой, детальной и реальной, и именно она становится нашей реальностью. Мы начинаем жить в собственных историях.
Я помню одно лето, это было очень давно. Мне четырнадцать. Мы с мамой и тетей Перл поехали на каникулы в Пенсильванию к дяде Джо. Одним ясным солнечным утром я проснулась, а моя мама мертва – она утонула в бассейне.
Это истина случившегося. Истина, заключенная в рассказе, немного отличается. В мыслях я часто возвращаюсь к этому событию, и с каждым разом воспоминание становится все более материальным и осязаемым. Я вижу величественные сосны, ощущаю свежий запах смолы, чувствую зеленую от водорослей озерную воду на своей коже и вкус холодного чая со свежевыжатым лимонным соком, который готовил дядя Джо. Но сам момент смерти всегда оставался туманным и неясным. Я так и не увидела тело матери и не могла представить ее мертвой. Последнее, что я помню о ней, – как вечером накануне смерти она подошла ко мне на цыпочках, быстро обняла и прошептала «Люблю тебя».
|
|
Тридцать лет спустя, на праздновании девяностолетия дяди Джо, он рассказал, что именно я нашла маму в бассейне. После первого шока – «нет, это была тетя Перл, я спала, я ничего не помню» – воспоминания начали возвращаться – медленно и непредсказуемо, словно дымок, вьющийся над лагерным костром из сосновых бревен. Я видела себя – худенькую темноволосую девочку, которая смотрела на сверкающую голубую воду бассейна. Моя мама, одетая в ночную сорочку, лежала ничком на поверхности воды. «Мам? Мам?» – окликала я ее, повышая голос от ужаса. Я начала кричать. Я помню полицейские машины, их мигалки и носилки с чистой белой простыней, которую подоткнули под ее тело.
Конечно, все сходилось. Неудивительно, что меня всю жизнь преследовали обстоятельства смерти матери… воспоминания об этом всегда хранились в моей голове, просто я не могла до них добраться. Но теперь, когда я получила эту новую информацию, все встало на свои места. Возможно, это воспоминание, умершее и теперь вновь ожившее, могло объяснить мою одержимость искаженными воспоминаниями, мой маниакальный трудоголизм, мою жажду защищенности и безусловной любви.
За три дня мои воспоминания расширились и окрепли. Затем как‑то рано утром мне позвонил брат и рассказал: мой дядя проверил факты и понял, что ошибся. Как оказалось, память его подвела. Он вспомнил (и другие родственники подтвердили это), что маму в бассейне нашла тетя Перл.
После этого телефонного разговора я осталась наедине со своим съежившимся воспоминанием, сдувшимся, как проколотый воздушный шарик, и чувством удивления оттого, каким доверчивым может быть даже самый скептический ум. Всего лишь одно случайно оброненное предположение, и я тут же начала охоту за призраками внутри себя, усердно пытаясь найти подтверждение этой информации. Когда мои воспоминания оказались выдумкой, я почувствовала странное желание вернуть себе правду‑историю, такую яркую и динамичную. Это подробное, но полностью выдуманное воспоминание завораживало своей детальностью, проработанностью до мелочей, полным отсутствием неясных, туманных моментов. Я хотя бы знала, что случилось в этот день, в моем воспоминании были начало, середина и конец, по крайней мере, в нем все сходилось. Но когда оно исчезло, у меня осталось лишь несколько мрачных деталей, огромное количество пробелов и мучительная, бесконечная печаль.
|
|
* * *
Эйлин Франклин, рыжеволосая веснушчатая четвероклассница, и ее лучшая подруга Сьюзан Нейсон жили в Фостер‑Сити, пригороде, где селились представители среднего класса, в 29 километрах к югу от Сан‑Франциско. За пять дней до той даты, когда ей должно было исполниться девять лет, 22 сентября 1969 года, Сьюзан исчезла. Два месяца спустя ее тело нашли в лесу неподалеку от дороги на Халф‑Мун‑Бей, примерно в восьми километрах к востоку от Фостер‑Сити. Ее череп был проломлен тяжелым предметом.
Около двадцати лет это убийство оставалось загадкой. А затем началась история, которая за одну ночь сделала термин «вытеснение» обыденным словом, а Эйлин Франклин – знаменитостью. Полиция предъявила обвинения Джорджу Франклину, которому на тот момент был пятьдесят один год, в убийстве Сьюзан Нейсон. Единственным доказательством его вины были показания дочери, которая заявила, что стала свидетельницей убийства, но вытеснила воспоминания об этом из своего сознания на двадцать с лишним лет.
Это – истинно случившееся с Эйлин Франклин. Другие факты, столь же неоспоримые, будут раскрыты в этой истории о сексуальном насилии, убийстве и вытесненных воспоминаниях, но они так искусно переплетены с деталями рассказа о том, что случилось «в тридесятом царстве», что уже никто, даже сама Эйлин Франклин, не может сказать, что произошло на самом деле. Настоящая правда похоронена вместе с маленькой девочкой, убитой много лет назад.
* * *
Все началось в залитой солнцем комнате. Эйлин Франклин, красивая двадцатидевятилетняя женщина с длинными рыжими волосами, держала на руках своего двухлетнего сына и смотрела, как он с аппетитом ест из бутылочки. Ее дочь с двумя подружками сидела на ковре у ее ног в куче карандашей и раскрасок. Время от времени они подпевали детской песенке, звучащей из стереосистемы. Стояла солнечная калифорнийская зима, и, когда Эйлин выглянула из окна гостиной, она поняла, что на улице достаточно тепло, чтобы разрешить детям поплескаться в бассейне.
– Правда, мамочка? – Шестилетняя Джессика повернула к Эйлин милое веснушчатое личико, ожидая подтверждения. Солнечный свет пробивался сквозь шторы, подчеркивая пшеничный отлив в волосах Джессики и рисуя на полу замысловатые узоры из света и тени. В этот момент, когда она смотрела в глаза дочери, к ней вернулись воспоминания, и идеальный мир Эйлин Франклин погрузился в хаос.
В ее сознании промелькнула яркая картина1: Эйлин увидела свою лучшую подругу, восьмилетнюю Сьюзан Нейсон, сидящей на камне в лесу. Позади нее виднелся освещенный солнцем силуэт мужчины, держащего над головой тяжелый камень. Подняв руки, чтобы защитить себя от мужчины, который двигался в ее сторону, Сьюзан взглянула на Эйлин. В ее широко распахнутых глазах читался страх и беспомощность. Через несколько мгновений мужчина с силой обрушил удар на ее голову. Камень проломил череп Сьюзан, а Эйлин закрыла уши, чтобы не слышать, как разрывается плоть и трещит кость.
Эта вспышка заставила Эйлин поверить, что ей удалось восстановить контакт с забытым прошлым. Воспоминание, похороненное на двадцать лет – почти на две трети ее жизни, – вернулось без какого‑либо предупреждения или предостережения и раскрыло ей ужасную правду: она стала свидетелем убийства своей лучшей подруги. Но это непроизвольное воспоминание раскрыло и другой жуткий факт: убийцей Сьюзан был Джордж Франклин, отец Эйлин.
* * *
На протяжении нескольких месяцев Эйлин пыталась избегать мыслей об этом воспоминании, но, несмотря на все ее попытки не впускать его в свое сознание, оно непрестанно возвращалось, обрастая подробностями. Эйлин стала бояться, что вот‑вот потеряет рассудок. В конце концов она раскрыла свой секрет психотерапевту, который заверил ее в том, что она вовсе не сошла с ума. В итоге она решила поделиться этим со своим братом, тремя сестрами и матерью. В ноябре 1989 года, через десять месяцев после того, как к ней вернулось то воспоминание, Эйлин решила рассказать обо всем мужу, который настоял, чтобы она позвонила в полицию. После нескольких разговоров с сотрудниками прокуратуры округа Сан‑Матео, во время которых Эйлин детально рассказала о произошедшем убийстве, помощник окружного прокурора Марти Мюррей счел ее историю достаточно правдоподобной, чтобы начать расследование. Вести дело поручили детективам Роберту Морсу и Брайану Кассандро.
Двадцать пятого ноября 1989 года Эйлин Франклин вместе с Морсом и Кассандро села в своей гостиной, чтобы поведать им невероятные детали веселой прогулки, которая закончилась изнасилованием и убийством. Она помнила все очень четко: краски, звуки, текстуры, эмоции и разговоры, которые она воспроизводила слово в слово. Слушая, как Эйлин по порядку описывает мельчайшие подробности, лишь иногда спотыкаясь, детективы переглянулись. Каким бы удивительным это ни казалось, было похоже, что женщина говорит правду.
Она начала свой рассказ с событий раннего утра понедельника 22 сентября 1969 года, когда она училась в четвертом классе. Джордж Франклин вез Эйлин и ее сестру Дженис в школу на бежевом семейном фургоне «фольксваген», когда Эйлин вдруг заметила идущую по улице Сьюзан Нейсон. Она попросила отца подвезти Сьюзан. Эйлин вспомнила, что, когда Сьюзан запрыгнула в фургон, ее отец велел Дженис вылезти.
Джордж Франклин немного повозил Эйлин и Сьюзан по округе, а потом в какой‑то момент остановился около начальной школы, где они учились, словно собираясь их высадить. Но вместо этого он сказал, что сегодня они прогуляют уроки. Они продолжили кататься и в конце концов направились к холмам у шоссе на Халф‑Мун‑Бей и там съехали с дороги в лес. Эйлин и Сьюзан немного поиграли, резвясь между кустов и деревьев, а потом залезли обратно в фургон. Они бегали туда‑сюда от одноместных передних сидений к задней части фургона и прыгали на накрытой матрасом фанерной кровати.
Джордж Франклин забрался в фургон и стал играть вместе с ними на кровати. Эйлин была на переднем сиденье, когда ее отец забрался на Сьюзан сверху. «Отец навалился на Сьюзан, – рассказала Эйлин детективам, – ее ноги свисали с края кровати ближе к переднему сиденью. Он запрокинул ей руки, держа за оба запястья, и с обеих сторон локтями сжал… ее тело. Потом он начал… э‑э… тереться об нее и двигаться толчками… и… э‑э… он продолжал делать это, а я отошла от переднего сиденья и вернулась туда, где лежали они. Я посмотрела прямо в лицо Сьюзан и испугалась». Когда отец задрал Сьюзан платье, Эйлин увидела «под ним что‑то белое», возможно подъюбник или сорочку.
Эйлин свернулась калачиком рядом с кроватью, а ее отец тем временем заканчивал со Сьюзан. Потом они со Сьюзан, которая теперь плакала, вылезли из фургона. Сьюзан подошла «к какому‑то месту или возвышенности» и села. Эйлин осталась около машины, нагнулась и подняла упавший с дерева листок. Подняв взгляд, она увидела льющийся сквозь листву солнечный свет и отца, стоящего над Сьюзан с камнем в занесенной над ней руке: правой рукой и ногой он подался вперед. Сьюзан подняла глаза, скользнула взглядом по Эйлин и обеими руками закрыла голову. Камень с размаху опустился на нее. Эйлин закричала, услышав хруст раздробленной от удара кости.
Потом отец схватил ее, бросил на землю, прижал ее лицо к опавшей листве и сказал, что убьет ее, если она кому‑нибудь расскажет, что ей все равно никто не поверит, что ее заберут и запрут в психушку. Когда она перестала кричать, он поднял ее на ноги и посадил к себе на колено. Он велел ей забыть о том, что произошло: все закончилось. Он взял из фургона лопату и начал копать. С помощью Эйлин он вытащил из машины матрас, проклиная ее за неуклюжесть. Она залезла в фургон, опустила голову и свернулась калачиком рядом с сиденьем. Раздвижная дверь захлопнулась, и они уехали. Она умоляла отца не оставлять Сьюзан, потому что ей будет страшно, и она замерзнет. Но он продолжал ехать дальше, игнорируя ее неистовые мольбы. Когда они приехали домой, Эйлин сразу пошла к себе в комнату и забралась в постель.
Когда Эйлин закончила свой рассказ, детективы подробно ее расспросили, и она ответила, упомянув еще больше поразительных деталей. Вокруг было много деревьев? Да, довольно много, три тонких деревца стояли зигзагом, а справа росло еще больше деревьев. По какой дороге они ехали? По проселочной, без асфальта. Кажется, во время одного из своих телефонных звонков в полицию она упомянула что‑то о кольце? Да, Сьюзан носила «серебряное кольцо с камнем… она закрыла руками голову», защищаясь от удара камнем.
На каком расстоянии от Сьюзан находилась Эйлин, когда ее отец подошел к девочке, держа в руках камень? Метров шесть. Когда он насиловал Сьюзан, он что‑нибудь говорил? Он говорил «Сьюзи». Не «Сьюзан», добавила Эйлин, а «Сьюзи». Он был пьян? Да, он пил пиво из «металлической банки с этикеткой, на которой была нарисована гора и детали серебристого, рыжевато‑коричневого и белого цвета». Что было на нем надето? Коричневые вельветовые брюки Levi’s и шерстяной джемпер, а под ним – белая футболка с короткими рукавами и круглым вырезом. Какого цвета были его волосы? «Коричневато‑рыжие с проседью». Сьюзан говорила что‑нибудь, пока Джордж Франклин ее насиловал? Она говорила «нет», а потом «прекратите».
Беседа закончилась в 15:22, продлившись три часа. После того как текст записанного на магнитофон разговора был напечатан на бумаге, оказалось, что он занимает тридцать три страницы.
Детективы ушли от Эйлин Франклин в полной уверенности, что она говорила правду. Кольцо, камень, матрас, лес, окружавший место убийства, даже руки Сьюзан, которыми она пыталась укрыться от удара, – все совпадало с материалами дела.
– Ты ей веришь? – спросил Кассандро детектива Морса на обратном пути.
– Ага, – ответил Морс.
– Я тоже, – сказал Кассандро.
Через три дня детективы поехали в квартиру Джорджа Франклина в Сакраменто и сообщили ему о том, что ведут дело о нераскрытом убийстве Сьюзан Нейсон.
– Я в числе подозреваемых? – спросил Франклин.
Кассандро ответил, что да.
– Мне понадобится адвокат? – был его второй вопрос.
Однако окончательно детективов убедил третий вопрос Джорджа Франклина.
– Вы уже разговаривали с моей дочерью? – спросил он.
Детективы решили, что, будь он невиновен, он бы не стал вот так просто спрашивать, подозревают ли его в убийстве. Не стал бы он упоминать и свою дочь, если бы не боялся, что она им о чем‑то рассказала2. Будь он невиновен, он испытывал бы замешательство, расстройство, страх. Но Джордж Франклин просто стоял как истукан, не показывая никаких эмоций, словно ждал, что они придут.
Двадцать восьмого ноября 1989 года Джордж Франклин был арестован по подозрению в убийстве Сьюзан Нейсон. Единственным доказательством его вины оставались воспоминания его дочери.
* * *
Когда летом 1990 года мне позвонил Даг Хорнград, адвокат, защищавший Джорджа Франклина, и спросил, не могу ли я выступить в роли приглашенного эксперта на заседании по делу его клиента, я, помнится, подумала: это самая странная история из всех, с которыми мне доводилось сталкиваться. Где же доказательства? Обвинения в убийстве обычно основываются на определенных объективных доказательствах (пятна крови, следы спермы, орудие убийства) или на ряде изобличающих косвенных улик. Но в данном случае расследование полагалось исключительно на правдоподобность воспоминания какой‑то женщины о событии, свидетельницей которого она стала двадцать лет тому назад, восьмилетним ребенком, – воспоминания, которое, по‑видимому, было бесследно утеряно и воскрешено лишь недавно. Насколько достоверным оно могло быть? Как обвинители могли выстроить дело против человека на основе воспоминания двадцатилетней давности, не подтвержденного никакими доказательствами?
Хорнград объяснил, что стороны обвинения и защиты собирались представить две версии случившегося. Сначала выступят обвинители и попытаются доказать свою правоту на основе того, что воспоминание реально. Если присяжные примут их аргументы, Джордж Франклин будет признан виновным. Адвокаты, выступающие в его защиту, попытаются доказать, что воспоминание нереально, что оно представляет собой результат смешения фактов (Сьюзан Нейсон была убита) и домыслов (Эйлин Франклин стала свидетельницей убийства). Я, как приглашенный свидетель‑эксперт, должна буду объяснить, как работают основные механизмы формирования и искажения воспоминаний. Если воспоминание Эйлин ложно, откуда взялись все эти красочные и преимущественно точные детали? Откуда Эйлин могла знать столько фактов о том, как выглядело место преступления, и почему она была так уверена и так убедительно рассказывала о том, что случилось в тот день?
«Она рассказала полицейским что‑нибудь, что могло быть известно лишь непосредственному свидетелю убийства?» – спросила я Хорнграда.
«Все детали, о которых она рассказала детективам, можно найти в газетных статьях, опубликованных, когда Сьюзан пропала, и два месяца спустя, когда было найдено ее тело», – ответил он. Он согласился выслать мне вырезки из газет и предварительное заявление Эйлин, чтобы я могла сравнить детали, упомянутые в ее заявлении, с фактами, о которых сообщалось в местной прессе.
Обвинители заявляли, что Эйлин были известны детали убийства, которых она никак не могла знать, если бы она не присутствовала на месте преступления. Если бы стороне защиты удалось доказать, что важные детали ее рассказа (камень, кольцо и матрас) широко обсуждались в СМИ и, следовательно, о них знал любой, кто читал газеты, смотрел телевизор или слушал чужие разговоры об убийстве, это бы означало, что Эйлин не сообщила полицейским ничего, о чем они не слышали раньше. Тогда обвинения, выдвинутые против Джорджа Франклина, основывались бы исключительно на предположениях и выводах, сделанных на основе «воспоминаний», которых, как призналась сама Эйлин, не было до того момента, пока она не посмотрела в глаза своей дочери и не «увидела» в красках всю сцену убийства. Если бы удалось найти все упомянутые ею детали в опубликованных статьях, не осталось бы никаких веских доказательств того, что убийцей был именно Джордж Франклин… А как можно вынести человеку приговор, если нет никаких доказательств его вины?
Газетные статьи многое прояснили. Детали, описанные Эйлин в ее предварительном заявлении, почти идеально совпадали с фактами об убийстве, упомянутыми в СМИ. Через три месяца после исчезновения Сьюзан ее тело было найдено под матрасом в густых зарослях кустарника у края крутой насыпи рядом с выездом на шоссе у водохранилища Кристал‑Спрингс. У девочки был расколот череп, а на килограммовом камне, найденном на месте преступления, остались следы крови. На Сьюзан было голубое ситцевое платье, белые носки и коричневые кожаные туфли. Плетеное серебряное кольцо, которое она носила на правой руке, было раздавлено, а камень с него исчез – позднее его нашли члены поисковой группы.
Обо всем этом сообщалось в газетных статьях, опубликованных, когда было найдено тело Сьюзан. Но некоторые из этих повсеместно обсуждавшихся деталей оказались не совсем точными. На самом деле Сьюзан носила два кольца: серебряное индийское на правой руке и золотое с топазом – на левой. Автор одной из газетных статей перепутал их и написал, что камнем было инкрустировано серебряное кольцо. Двадцать лет спустя Эйлин сделала ту же самую ошибку в своем предварительном заявлении и рассказала о расплющенном кольце с маленьким камнем, которое Сьюзан якобы носила на правой руке.
Еще одним источником путаницы стал матрас, под которым нашли тело девочки. В одной газете упоминался матрас, а в другой верно сообщалось о пружинной кроватной сетке (которая, как оказалось, была слишком большой, чтобы уместиться в фургоне Джорджа Франклина). К моменту предварительного слушания, которое состоялось через полгода после того, как Эйлин в первый раз беседовала с детективами Морсом и Кассандро, она поменяла «матрас» в своих показаниях на «штуковину»: «Он сгорбился над телом Сьюзан и начал закладывать его камнями. Мне показалось, что я видела, как он накрывает ее этой штуковиной».
«Камни», которыми Франклин якобы закладывал тело Сьюзан, упоминались в публикациях об убийстве. Один камень был найден в складках платья девочки, и еще один, побольше, – рядом с ее телом. По словам патологоанатомов, любой из них мог быть использован в качестве орудия убийства. Почему же Эйлин не упоминала о том, что убийца «закладывал Сьюзан камнями» ранее, когда она детально рассказывала обо всем детективам Морсу и Кассандро?
На предварительном слушании Эйлин также назвала другое время убийства, изменив утро на вторую половину дня. Джордж Франклин не мог подобрать Сьюзан Нейсон по дороге в школу, как ранее утверждала Эйлин, потому что тем утром девочка ходила туда пешком. Она вернулась домой где‑то около трех часов дня, поздоровалась с мамой, которая шила платье к вечеринке по случаю дня рождения дочери, и спросила, можно ли ей пойти домой к однокласснице, чтобы забрать теннисные туфли, которые она оставила в школе. Сьюзан ушла из дома примерно в пятнадцать минут четвертого. Несколько соседей помнят, что видели, как она шла по тротуару.
Около четырех или половины пятого Маргарет Нейсон начала беспокоиться о дочери, которая была ответственной девочкой и никогда не забывала сообщать матери, где находится (и никогда не пропускала обед). Маргарет села на велосипед и поехала искать Сьюзан. Время шло, а дочери нигде не было, и Маргарет начала паниковать. Около восьми часов вечера Нейсоны позвонили в полицию.
После первого разговора с детективами Морсом и Кассандро Эйлин изменила свои показания о времени убийства, так чтобы оно соответствовало известным фактам. Она объяснила, что чем больше она представляла себе силуэт отца, загораживающий солнце, тем яснее осознавала, что убийство не могло произойти утром. Эйлин сделала вывод, что Сьюзан должны были убить ближе к вечеру, потому что помнила, как свет клонящегося к горизонту солнца пробивался сквозь листву. Хотя позднее она заявляла, что ее воспоминание изменилось в конце ноября или в декабре 1989 года, прокурору она сообщила об этих изменениях лишь 9 мая 1990 года, всего за две недели до предварительного слушания.
Эйлин также изменила свои слова насчет того, что в фургоне находилась Дженис. Первоначально она сказала детективам, что, когда ее отец остановился, чтобы подобрать Сьюзан, в «фольксвагене» сидела Дженис и что, когда Сьюзан забралась внутрь, Джордж Франклин заставил Дженис выйти. Однако в заявлении, сделанном перед прокурором 9 мая, Эйлин снова пересмотрела свои показания и заявила, что помнит Дженис на фоне поля около того места, где ее отец остановился, чтобы подобрать Сьюзан.
«Чем больше я на этом концентрировалась и старалась максимально отчетливо вспомнить, как именно все произошло, – говорила Эйлин на предварительном слушании, – тем больше я сомневалась в том, что Дженис была в фургоне. И чем больше я сомневалась, тем усерднее старалась сконцентрироваться, чтобы вспомнить эту деталь. Потом, спустя, я бы сказала, несколько недель, я просто… мне казалось все более очевидным, что я помнила ее стоящей около фургона, а сомневалась я лишь в том, сидела ли она внутри с самого начала. Я склоняюсь к тому, что она была снаружи. Не знаю, почему раньше мне казалось, что она сидела внутри».
* * *
Все эти добавления и исправления, которые Эйлин вносила в свой рассказ об убийстве, подтверждают то, что известно ученым о гибкости человеческой памяти. Воспоминания постепенно меняются, и чем больше времени проходит, тем больше накапливается искажений. Наш разум непрерывно впитывает дополнительные факты и детали, а первоначальное воспоминание постепенно видоизменяется.
Воспоминание Эйлин показалось мне абсолютно нормальным. Разумеется, она помнила свою лучшую подругу и не могла забыть, что Сьюзан была зверски убита. Но что произошло с этими двумя основополагающими, незыблемыми фактами за двадцать лет? По меньшей мере существует вероятность того, что память Эйлин впитала в себя факты, почерпнутые из газет и телерепортажей, к которым приложились детали из повседневных разговоров, и все это соединилось во вполне осмысленную историю. Возможно, разум Эйлин взял за основу разрозненные факты о бессмысленном убийстве, смешал их с фантазиями и страхами, добавил немного сплетен и недомолвок и пришел к ложному выводу, что в тот день она находилась в лесу и видела, как ее отец изнасиловал и убил ее лучшую подругу. Разум Эйлин превратил истину случившегося в связное повествование с яркими деталями и моралью, то есть в истину, заключенную в рассказе.
Сторона обвинения утверждала, что этот рассказ – достоверное изложение событий, а тот факт, что Эйлин сначала все забыла, а потом внезапно вспомнила, они объяснили тем, что она якобы вытеснила эти воспоминания из сознания. По их мнению, расхождения в рассказах Эйлин вовсе не доказывали, что ее воспоминания ложные, просто их следовало немного подкорректировать.
Когда впервые возникла идея о вытеснении? В ноябре 1989 года, когда Эйлин позвонила в полицию, чтобы дать предварительные показания детективам Морсу и Кассандро, она ни разу не упомянула о «вытесненном» воспоминании. Когда детективы спросили ее, почему она решила выдвинуть обвинения против отца только сейчас, через двадцать лет после убийства, она объяснила, что в последнее время ее воспоминание стало более ярким, что теперь оно было «не таким смутным». Через несколько недель, беседуя по телефону с Марти Мюрреем, она заявила, что вспомнила детали убийства во время сеансов интенсивной терапии. В ходе записанных на магнитофон телефонных разговоров она несколько раз упоминала, что держала это воспоминание в секрете, потому что отец пригрозил убить ее, если она кому‑нибудь расскажет об убийстве.
Однако в декабре 1989 года Эйлин рассказала прокурору Мюррею, что воспоминание лишь недавно появилось в ее сознании. Вскоре после этого разговора она дала два газетных интервью, в которых объяснила, что воспоминание об убийстве было «заблокировано» и вернулось к ней внезапно, словно «вспышка». Во время беседы с репортером из газеты Mercury, выходящей в городе Сан‑Хосе, она сказала, что забыла о преступлении уже через несколько дней после того, как Сьюзан была убита, и ничего о нем не помнила до тех пор, пока воспоминания не начали возвращаться к ней вспышками. Она вспоминала, как еще ребенком проходила мимо дома Нейсонов и чувствовала, как ее тело внезапно заставляло ее обходить его стороной («своего рода телесная память»). Она не могла понять причин этой необычной физической реакции, объясняла Эйлин, до тех пор, пока все вытесненное воспоминание не вернулось целиком.
В интервью газете Los Angeles Times Эйлин заявила, что ее сознание «заблокировало» воспоминание об убийстве сразу же после случившегося, и, лишь когда ее начали преследовать воспоминания‑вспышки, в том числе образ ее отца, стоящего над Сьюзан Нейсон с камнем в руке, она решила позвонить в полицию.
Что спровоцировало эти вспышки? Брат Эйлин, Джордж‑младший, рассказал любопытную историю. Эйлин позвонила ему в августе 1989 года и пригласила его в гости. Вскоре после того как он приехал, Эйлин призналась ему, что посещала сеансы психотерапии, на которых ее гипнотизировали. На следующий день она рассказала брату, что, находясь под гипнозом, видела, как их отец убивает Сьюзан Нейсон. В сентябре 1989 года Эйлин рассказала об этом воспоминании своей матери и призналась, что оно всплыло во время сеанса гипнотерапии.
Всего несколько месяцев спустя Эйлин рассказывала уже другую историю. После того как ее отец был арестован и обвинен в убийстве, Эйлин позвонила брату и спросила, разговаривал ли он с адвокатами, выступающими в защиту Джорджа Франклина. Он признался, что общался с ними, и тогда она быстро изменила свой рассказ о гипнозе и попросила его, чтобы он помог ей подтвердить новую версию. Она объяснила, что воспоминание вернулось к ней в ходе обычного сеанса психотерапии, что никто ее не гипнотизировал. «Пожалуйста, – умоляла она брата, – если позвонят из полиции, ничего не говори им о гипнозе».
По мнению Хорнграда, осенью 1990 года Эйлин узнала, что суд не принял бы ее воспоминание в качестве доказательства, если бы стало известно, что оно всплыло под гипнозом. Насколько он понял, либо мать Эйлин, работавшая адвокатом, либо юрист из Лос‑Анджелеса, с которым она консультировалась перед тем, как обратиться в полицию, посвятили ее в правовые тонкости. В Калифорнии, как и во многих других штатах, не принимались свидетельские показания, основанные на восстановленных под гипнозом воспоминаниях, поскольку неопровержимые данные исследований подтверждали, что в таком состоянии человек крайне подвержен внушению, и его воспоминания можно изменить или даже создать новые.
Во время предварительного слушания, состоявшегося в мае 1990 года, Эйлин призналась, что солгала брату и матери, когда рассказывала им про сеансы гипноза. По ее словам, она поступила так, чтобы они ей поверили, на самом же деле ее никогда не гипнотизировали. Эйлин также отрицала сказанное ее старшей сестрой Кейт. Согласно показаниям Кейт, Эйлин позвонила ей как‑то в начале ноября 1989 года, всего за две недели до того, как обратиться в полицию, и сказала, что воспоминание об убийстве Сьюзан пришло к ней во сне. Она сказала сестре, что в последнее время ей часто снились кошмары и что она решила возобновить сеансы психотерапии. Вскоре после этого ей приснился сон, в котором она увидела, как ее отец убивает Сьюзан Нейсон.
Была ли сцена убийства, всплывшая в сознании Эйлин, воспоминанием‑вспышкой, сном, или оно возникло под гипнозом? Как настаивали обвинители, эта сцена представляла собой всего‑навсего обычное «вытесненное» воспоминание. Слово «вытесненное» означает, что Эйлин не просто забыла об этой истории или хранила ее в секрете. Из‑за того что воспоминание об убийстве было потенциально травматичным для психики Эйлин, ее разум удалил его. Воспоминание бесследно исчезло и двадцать лет оставалось изолированным от сознания девушки. Если бы в эти годы кто‑нибудь сказал ей: «Эйлин, а может быть такое, что ты видела, как Сьюзан была убита?» или еще более конкретно: «Твою лучшую подругу убил твой отец?» – она бы испытала шок и замешательство и стала бы все отрицать, и никакой проблеск воспоминаний не пошатнул бы ее уверенности. Воспоминания об убийстве испарились, канули в небытие и не подавали ни малейших признаков жизни.
* * *
«Вытесненные воспоминания»… За этими словами скрываются темные секреты и зарытые сокровища, комнаты, где все покрыто пылью и паутиной, а из углов слышатся подозрительные шорохи. Вытеснение воспоминаний – это одно из самых тревожных и в то же время романтических понятий в психологии памяти: что‑то происходит – что‑то настолько шокирующее и пугающее, что в мозге происходит короткое замыкание, и нормальная работа памяти нарушается. Целое воспоминание или его кусочек откалывается и прячется. Где? Никто не знает, но мы можем представить себе, как потрескивают электрические заряды и вспыхивают голубые искорки нейронов, пока воспоминание заталкивается в самые дальние и недоступные уголки сознания. Там оно и остается на целые годы, десятилетия, может быть, навсегда – изолированное и защищенное, застывшее в анабиозе. Удаленное из лихорадочно работающего сознания, оно дремлет.
Время идет. И вот что‑то происходит. Солнечный свет пробивается сквозь листву. На полу лежит черный кожаный ремень, свернувшийся, словно змея. Кто‑то бросает неосторожное слово или фразу, или внезапно повисает странное, но знакомое молчание. И вдруг воспоминание всплывает из глубины сознания – идеально сохранившаяся картинка, поднимающаяся над неподвижными водами когда‑то скованного льдом озера.
Что заставляет лед растаять и позволить покоившемуся на дне воспоминанию снова проникнуть в сознание? Где оно пряталось все эти годы? И откуда нам знать, что это реанимированное воспоминание (пусть оно и выглядит, звучит и ощущается как настоящее) не представляет собой отравленную смесь фактов и вымысла, снов и фантазий, страхов и желаний?
Когда я начала изучать журнальные статьи и учебные пособия, ища в них ответы на эти вопросы, я наткнулась на ужасающее безмолвие. Казалось, будто сама тема вытесненных воспоминаний находилась в спячке около сотни лет с тех пор, как Фрейд впервые сформулировал теорию о защитном механизме, который оберегает сознание от болезненных эмоций и переживаний. Я просмотрела второе издание книги Роберты Клацки «Память человека» (Human Memory) и не обнаружила в указателе ни одного упоминания о вытеснении воспоминаний. Я изучила указатель к пособию Юджина Цекмайстера и Стенли Найберга о работе человеческой памяти – с тем же результатом.
В конце концов я отыскала кое‑какую информацию о вытесненных воспоминаниях в книге Алана Бэддели. Один из самых выдающихся британских исследователей памяти, Бэддели рассказывает об убежденности Зигмунда Фрейда в том, что эмоции способны блокировать воспоминания. В качестве примера он приводит случай, произошедший с двадцатилетней женщиной, которая лечилась у Пьера Жане, современника Фрейда. Она страдала от проблем с памятью, вызванных длительной болезнью, а затем смертью ее матери. Бэддели считает чрезвычайно важным вопрос выбора и намеренного избегания и делает вывод о том, что «крайне сложно четко установить, когда пациент совершенно теряет доступ к болезненным воспоминаниям, а когда избегает их по собственной воле».