Екатерина Дрождина
Меня зовут Фуку!
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=48506847SelfPub; 2019
Аннотация
Это рассказ про барсёнка Фуку из зоопарка Тама. Фуку родился больным и слабым. Но эта история о другом! Она – про взросление барсёнка, о "неправильности" которого все очень быстро забывают, восхищаясь его неиссякаемым оптимизмом. Для тех, кто узнал Фуку, он становится калейдоскопом чудес и весёлых историй. Фуку – это море позитива, это неисчерпаемый источник веселья. Посетители говорят о нём: "У Фуку есть бог смеха". Вместе с мамой Мими Фуку проходит путь от самых первых неуверенных шагов до того дня, когда становится самостоятельным взрослым прекрасным снежным барсом.
Пролог
Фуку прыгает…
Если не знать предысторию, то в этом вроде бы ничего такого и нет. Ну барс, ну прыгает. Все они прыгают.
Но когда Фуку только вышел к публике из их с мамой норы, казалось, что он и ходить‑то толком не умеет. А было ему без малого четыре месяца. В этом возрасте обычные барсята уже вовсю скачут, бодро, весело и везде.
Потом за каждым его шагом, за каждым маленьким достижением наблюдало множество глаз. Столько добрых пожеланий, столько переживаний… Маленький герой зоопарка Тама весело и упрямо продолжал учиться: ходить, бегать, прыгать, забираться на скалы и на помост. И – общаться с людьми. Не каждый кот к этому стремится, но Фуку нравилось и нравится это общение. Его полюбили за весёлый нрав, а некоторая неуклюжесть, оставшаяся с детства, стала восприниматься милой особенностью.
Здравствуйте!
Здравствуйте, меня зовут Фуку.
Я снежный барс из зоопарка «Тама», что возле Токио в Японии.
Если начистоту, я ещё барсёнок. Хотя и выгляжу большим. Пушистый мех и беззаботный взгляд – это и есть я. Я в душе.
Когда я родился, со мной вместе родился ещё один мой брат. Так говорят. Я его не помню, потому что он очень быстро умер. Зато его помнят «наши люди», говорят: «он убежал по радужному мосту». Они всех барсов помнят. И всех любят. И рассказывают про нас другим двуногим. Получается, мой брат жив в их рассказах?
Сам я тогда ещё не был таким любопытным и умным. Признаться, я вообще почти ничего не помню. Вот разве что тёплый мамин бок, возле которого так уютно спать, и запах молока. И мамин язык, отмывающий мою мордочку и лёгкую тогда ещё шубку.
Рисунок 1. «Я – Фуку!»
Мои папа и мама родились и выросли далеко от Японии. Мама Мими из далёкой земли Австрии. Я не знаю, где это, если честно. Так, слышал, что говорят эти забавные двуногие.
А папа Ково… Ой! Такое название и подумать сложно, не то что выговорить! Даже вам. А я – барсёнок, не человек. Так вот, папа Ково – из зоопарка «Азибауин», что в Канаде.
Оба они прилетели сюда из‑за большой воды, из‑за моря‑океана. Что значит «прилетели», я тоже не знаю. Но вы‑то умные, вы должны знать.
Мы живём с мамой вместе. А папу я даже не видел. Хотя люди говорят, что я очень на него похож. И ещё говорят, что он очень красивый снежный барс. Я считаю, что моя мама красивее самых красивых. У нее голубые глаза, как небо. Пушистый хвост, которым она меня укрывала. У неё самые быстрые лапы. И острые зубы… Ой, вот про зубы это совсем другая история!
Ещё в нашем зоопарке живут другие барсы. Это тётка Мируча и тётка Асахи. И дядька Вальдемар. Мируча и Асахи родились здесь. Я слышал от людей, что они – дочки Великого Чингиза. Кто такой Великий Чингиз? Хм… это такой великий… снежный барс… Он жил долго‑долго, дольше всех. А в молодости видел настоящие горы. И у него было много детей. Сейчас Великий Чингиз уже умер, а главный у нас Вальдемар. Его я тоже не видел, но слышал его мощный голос.
Вот так начинается эта история. Я постараюсь ещё что‑нибудь придумать. Если не забуду. Я могу забыть, потому что у меня есть важные дела: играть с мячиками, качаться на льняном мешке и бегать с мамой наперегонки по скалам. И самое важное дело – общаться с друзьями! Кто мои друзья, спросите? Что же тут непонятного! Это же все двуногие, которые каждый день приходят к нам! Они и есть мои друзья!
Рисунок 2. «Моя мама Мими»
Это моя мама. Мама Мими. Она сидит высоко на скале и смотрит на меня. Следит, чтобы меня никто не обидел. Вообще‑то, меня тут никто не обижает. Наоборот! Все очень любят и даже часто хвалят. Но мама всё равно следит. На всякий случай. Она же мама, и это её Важное Дело – за барсёнком следить. Вот так.
Рисунок 3. «Мой папа Ково»
А это мой папа. Папа Ково. Он лежит на высоком деревянном помосте и размышляет. О чем он размышляет? Я не знаю. Я же барсёнок, а не взрослый барс. Взрослые люди говорят, что о чём‑то важном. Еще они говорят, что папа красивый и умный кот. И я им верю!
Приключения начинаются
Когда я родился и подрастал, мы с мамой жили в маленьком домике, где всегда было тепло, уютно и вкусно пахло. И ещё там была деревянная полка. И я её не любил… Мама иногда туда запрыгивала, а я оставался внизу один. Мне это не нравилось: я не мог забраться к маме – полка‑то высоко, а я маленький! Мама сидела, умывалась, чистила шубку и отдыхала. А потом спускалась ко мне, если я был голоден или соскучился. Играла, кормила и укрывала хвостом. Мне снова становилось спокойно и тепло, и хотелось спать…
Люди, которые к нам заглядывали, говорили что‑то о том, что я неправильно расту. Мол у меня слабые лапки и рано выпускать нас наружу. Что значит «наружу», я не знал. Да и зачем мне это знать? Какая‑то «наружа», кому она нужна? На лапки я посмотрел, и даже их облизал. Но всё равно не понял, что с ними не так.
Иногда приходил один человек, мама его знала и не беспокоилась. Я тоже не беспокоился, пока однажды он не взял меня и куда‑то не понёс. Было холодно, пахло непонятно, и мамы не было рядом. Меня посадили на высокую холодную полку. Другой человек осмотрел все четыре лапки, хвостик, зубки, зачем‑то мял животик, а потом больно уколол меня чем‑то острым и сказал непонятное слово «прививка».
Я так обиделся и рассердился! Пришлось даже обрычать этого двуногого! Это помогло, ведь я грозный зверь! Они поняли, что со мной шутки плохи, и тут же вернули меня к маме.
А вскоре…
Фуку и мамин хвост
Вы знаете, что самое лучшее на свете? Знаете? А вот и нет! Это – мамин хвост. Точнее – ХВОСТ! Прекрасный, пушистый, огромный, очень‑очень тёплый!
Однажды я проснулся от того, что мама зашевелилась, к чему‑то принюхиваясь. По полу тянуло прохладным воздухом, а вместе с ним к нам в домик пробрались запахи. Много‑много непонятных, странных запахов. Мама не зарычала, не зашипела… она радостно поднялась на лапы, с удовольствием потянулась и… куда‑то пошла! Куда‑то этим запахам навстречу! Я – смелый барс, и пошёл за ней.
В нашем домике появилась дыра. За этой дырой было светло и прохладно. Мама устремилась к дыре и пропала. Её не было видно! Конечно, я изо всех лап побежал следом! И нашёл её! Но сперва мне пришлось много моргать и даже чихать. Я сидел на краю этой странной дыры, мама ходила неподалёку, среди незнакомых новых запахов и света, и была счастлива. Наверное, мне тоже надо радоваться? Но почему‑то было неуютно.
И тут мне стало ясно, что надо делать! Надо вернуть домой мамин хвостик! Вот он как раз, большой и пушистый, совсем рядом. Набравшись смелости, я перекатился через край дыры, подошёл к маме, взял хвостик в зубы и понёс домой. Мама сперва за мной пошла. Но потом я понял, что она очень недовольна. Очень и очень. Так, что она даже негромко заурчала. Хвостик я не выпустил – мама вырвалась сама. И… и снова ушла в это облако запахов и звуков.
Мама всегда знает, что делать, правда же? Вот и я подумал и решил, что правда. И отважно пошел за ней!
Рисунок 4. «Фуку и мамин хвост»
Я ищу Имя!
«Наружа» оказалась не таким страшным местом, как мне казалось вначале. Маме там нравилось определённо больше, чем в домике. Она тщательно все обнюхивала и оставляла другим барсам какие‑то знаки. Этот язык я ещё не понимал, поэтому просто ходил следом за мамой и смотрел. Пытался запомнить и научиться, но то и дело отвлекался. Вот что‑то ка‑а‑ак зашуршит! Я замираю в испуге, а потом… потом – цап! Цап зубами этот пролетающий мимо коричневый… коричневый что? Люди называют это «листья». Или – «осенние листья». Мне непонятно, что значит «осенние», но, знаете, это так весело – таскать по вольеру огромный шуршащий лист! Жаль только, не получается бегать так же быстро, как мама.
А маме не нравится, что я медленно бегаю, натыкаюсь на разные предметы, и что мои задние лапки то и дело куда‑то разъезжаются. Люди тоже говорят, что это неправильно. Но я же не виноват! Я стараюсь! Стараюсь изо всех сил догнать маму или вот эти вот листья, которые то и дело взлетают с земли и куда‑то спешат…
Вижу, мама замерла и пристально смотрит в мою сторону. Ой, что сейчас будет… Ой! Ой‑ой‑ой! Это кусь! Мамин кусь‑кусь‑кусь. В один миг, длинным‑предлинным прыжком она оказалась рядом – и ка‑а‑ак прихватит зубами спинку! Вы только не думайте, что моя мама злая. Она не злится и не наказывает меня, так она старается сделать сильнее мои задние лапки. И мне кажется, что у неё получается. А знаете, почему?
А вот почему. В нашем вольере (да, я забыл сказать, что правильное название «наружи» – вольер) есть деревянный помост. Он высокий, такой же, как наша полка в домике, и пахнет другими барсами. Я этот помост сразу невзлюбил, вот прямо с первого дня. Потому что он похож на полку в домике. И потому, что мама заскакивает на него, как на ту полку, а я сижу внизу, совсем один сижу! И смотрю на маму.
Но кусь за кусем делали свое дело. Мои лапки окрепли, и однажды… я очень старался, впивался каждым коготком в эти деревянные ножки помоста, подтягивался, лез дальше…. И вдруг увидел мамин хвост! Не где‑то высоко‑высоко, а вот тут, совсем рядом! Ещё одно усилие, и можно ткнуться носом в теплую шерсть на мамином боку. Какое счастье! Я сижу рядом с мамой на этом страшном высоком помосте! А он вовсе и не страшный! Отсюда всё так хорошо и далеко видно. И даже эти смешные двуногие за решёткой кажутся меньше.
Кстати, о двуногих. Иногда «наш человек» звал маму в домик, и она шла, а я шёл следом. Маме давали вкусное мясо. Сперва я не знал, что оно вкусное. Что может быть вкуснее молока? Но возле меня положили маленький кусочек, я понюхал… ещё понюхал… лизнул. Оказалось, что мясо не хуже молока.
Только вот я не про мясо хотел рассказать. Люди часто начали говорить про имя. Что у меня его нет. Это тоже что‑то неправильное? Как мои лапки? Но когда они говорили про имя, голоса звучали иначе – не встревожено, а как‑то… весело? Да, весело! И настал день, когда «наш человек» позвал меня: «Фу‑у‑у‑ку‑у‑у! Фу‑у‑у‑ку‑у‑у!» У этого человека голос был нежным, как и руки. Мне он нравился больше всех. Потому я поднял голову и поглядел на него. Человек обрадовался: «Фуку. Это твое имя. Ты теперь Фуку».
Вот так. Это правильно – у меня есть ИМЯ!
Рисунок 5. «Я ищу имя!»
Фуку и Помост
Моё сражение с Помостом продолжалось… Сражением это было для меня, больше никто не считал этот бой великим. Обидно? Нет, вот совсем не обидно. Совсем‑совсем… ну разве что очень немножко. Они смеются, эти двуногие, когда я карабкаюсь, срываюсь, неуклюже падаю вниз. А посмотрели бы на себя. Зачем‑то прикладывают к своим мордам другие – чёрные длинные. И так стоят, поводя этими чёрными мордами в разные стороны. Я даже название запомнил: фо… фото… фотока‑а‑амеры. Вот! «Маленький Фуку» умный! И не нужно надо мной смеяться…
А ещё я заметил, что люди очень радуются, когда я подхожу к ним ближе, к этой жёсткой и невкусной сетке. Я не знаю, зачем они спрятались за этой сеткой, но они там сидят, и только некоторые, как «наш человек», выходят оттуда. Так вот, они радуются, когда я сижу или бегаю рядом. Начинают «говорить» своими черными мордами, быстро‑быстро так, на странном языке: щёлк‑щёлк‑щёлк. Как птицы. А я гуляю, прыгаю, играю с листьями. Пусть радуются, это же хорошо, когда кто‑то радуется! Правда, это не нравится моей маме… Когда она замечает, что я слишком долго гуляю у сетки, то подбегает, кусает и отгоняет меня оттуда. Мне кажется, она сердится на людей. За что, интересно?
А в глубине вольера меня ждет Помост… Ему вообще чихать на то, что я тут стараюсь каждый день, сержусь, карабкаюсь. Стоит себе и стоит. Каждый раз меня снимает с Помоста «наш человек» и уносит домой. Но однажды он не пришёл. Зато пришла мама… Мне уже очень хотелось спуститься вниз, побегать за мамой и пошуршать листьями, покататься по земле, пытаясь поймать кончик своего хвостика… Но Помост… эх, это такая высокая‑высокая штука! Вниз даже страшно смотреть! Хотя внизу шуршат и зовут играть листики. Сейчас‑сейчас, иду! Вот уже точно иду! Вот сейчас ка‑а‑ак прыгну! Ой, нет. Ой, страшно! И вот я снова сижу на краю деревянной доски, смелый барс Фуку, который смог вскарабкаться на Помост. А вот слезть… ладно, я ведь ещё и терпеливый барс, подожду «нашего человека». Но тут внизу что‑то снова зашуршало…
Ухо невольно вздрагивает, направляясь в сторону шуршания, а за ухом направляюсь весь я. Наклоняюсь, смотрю вниз, перебираю лапками по краю – и вдруг… Ой! Я лечу! Лечу вниз! Растопырив все четыре лапки, лечу! Это мама, которой надоели мои сомнения, лапой подтолкнула меня. Я говорил, что она не злая? Вы это помните? Правда помните? Так вот и не забывайте – мама не злая! Она много‑много раз показывала мне, как надо спрыгивать с Помоста. Люди говорят – она сурова. Сами они такие. А мама – хорошая!
Летел я недолго. Передние лапки сами пошли вперед, к земле. Но не удержали меня. Попа, хвостик, задние лапки смешно запрокинулись, а мордочка ткнулась в землю. Фыр! Чих! Снова чих! Сколько пыли в этих листьях! И нос чешется! И даже болит… немного. Я посмотрел вверх, на маму, и вздохнул. Не одобрила она мой прыжок, придётся повторить…
Зато этот прыжок прославил меня на весь мир. Один фотограф, которого люди любят и уважают, сделал фотографии (вы точно должны знать, что это) и выложил их в «Твиттере», и их там увидело очень много разных других двуногих (наверное, «Твиттер» – это какой‑то особенный вольер, где много людей? И они охотятся на фотографии, как я на листья?).
Вы представляете? Мои странные неправильные лапки стали причиной славы!
Рисунок 6. «Первый прыжок»
Осеннее озорство
Одним прыжком с Помоста дело не ограничилось. Думаете, так легко на него залезать и спрыгивать оттуда? Да ничего подобного! Он же высокий! Ну… я говорил, знаю. Но он правда высокий! Выше вас! А я – меньше вас.
Мама всё ещё не одобряла мои попытки вскарабкиваться и спрыгивать. Иногда показывала, как надо. А моя мама сильная, ух! Первое, что она делает, когда мы выходим из логова – обпрыгивает вход. Вот так, по кругу. Это очень, очень большой круг! Я так не могу. Но я смотрю и учусь, а иногда… да, знаю, что это шалость, но я же котёнок и мне можно. Так вот, иногда я пытаюсь ловить ее за лапу или кончик хвоста. Сижу внизу, караулю, а потом подпрыгиваю! Мама ловкая, она уворачивается. Но не всегда! Иногда я успеваю задеть растопыренной лапкой ее пушистый хвост.
Караулить маму – это вообще очень весело. Листьев, которые я так люблю, становится все больше и больше. Они собираются горками, и в этих горках можно притаиться. Я сижу там, тихо‑тихо, даже голову прижимаю к земле, а ушки – к голове, жду, когда мама подойдёт поближе. Она ходит по своим делам и делает вид, что не замечает меня. А потом, не спеша, бесшумно ступая, проходит мимо. Вот оно! Сейчас! Я выпрыгиваю из засады и… Эх, рано выпрыгнул, надо было ещё подождать! Мама делает высокий прыжок вверх и в сторону, снова оказываясь очень далеко. Я могу туда добежать, я уже сильный, и задние лапки не скользят в стороны, когда бегу. Не скользят, да. Но они маленькие, короче, чем у мамы. И она убегает быстрее, чем я за ней гонюсь. Гонюсь‑гонюсь‑гонюсь! А? Что я говорил? За мамой? Да нет же! Я за листиком гонюсь! И догоняю! И ловлю зубами! И тащу его, тащу куда‑то вперед, куда‑то – туда, туда‑а‑а! Вприпрыжку. Вы же можете понять, как это здорово – просто бежать вприпрыжку. Вы же тоже были маленькими! Все были маленькими, я знаю! Все шалили и веселились! И я люблю шалить!
О, вот ещё о чём не рассказал! Мы с мамой играем на Помосте. Да, она любит играть, а вы как думали? Она ведь тоже когда‑то была котёнком. Я забираюсь на помост, а она стоит внизу, вытянувшись, и старается поймать лапой моё ухо или нос. А я уворачиваюсь и тоже её ловлю! Мама прячет когти, когда ловит меня, а если кусается – то совсем слегка и не больно. У меня пока плохо получается прятать когти, «наш человек» говорил об этом. Мама не обижается, если я её царапну, а вот человеку это почему‑то очень не нравится.
Шлёп! Ой, это я зазевался и получил лапой по носу. На этом мама решила, что хватит. Она запрыгнула на Помост и уселась рядом, чтобы почистить мою шубку. Но я хочу играть! Я прячу шубку, перевернувшись на спину, и продолжаю размахивать лапками. Мама щурится… ой, сейчас укусит! Ой, не надо! Ой, я всё понял, я послушный котёнок и хочу быть чистым! Шершавый теплый язык раз за разом проходится по моей спинке, по мордочке, по боку… снова по мордочке… Глаза сами собой начинают закрываться… Возле моего носа – пушистый теплый мамин бок. И больше я ничего вам сегодня не расскажу… я сплю…
Рисунок 7. «Осеннее озорство»
Фуку и Сетка
Я давно на них смотрю. На людей. Они думают, что я просто играю, порой пробегая мимо них. Но это не так. Эх, ладно…. Да, это так! Я просто играю. Всем нравится играть. Я не знаю ни одного барса и ни одного человека, которому не нравилось бы играть. Даже дядьке Вальдемару нравится игра! Даже тётке Мируче! А уж тётке Асахи и подавно, потому что она младше Миручи, и барсёнком была совсем недавно. И моим папе и маме. И людям нравится, только они признаваться в этом не хотят. А вы? Вы играете? Или тоже не хотите признаваться?
Но игра на них смотреть не мешает! Это тоже очень‑очень интересно – наблюдать за людьми. Про чёрные морды я уже рассказывал, да? Про те, которые они называют фотокамерами? Так вот, помимо чёрных морд, есть ещё такие странные штуки, их люди держат в передних лапах. Штуки плоские и тоже иногда щёлкают. Люди, которые с этими штуками, бегают быстрее, чем те, которые с чёрными мордами. Я проверял! Вот побежал я вдоль сетки, и они все побежали! Побежал в другую сторону – и они за мной. А когда останавливаюсь, те, которые с плоскими щёлкающими штуками – они тут как тут. А те, что с чёрными мордами, плетутся еле‑еле или вообще так и стоят на месте. Как будто у них тоже задние лапки не слушаются, как у меня в детстве.
Что вы засмеялись? Что смешного‑то? Да, у меня в детстве не слушались задние лапки. А сейчас я уже большой! У меня даже шёрстка становится другая. «Наши люди» говорят что‑то про линьку. И что детский пух сменяется новой, более жёсткой, шерстью. И это значит, что я – взрослый! Хотя все ещё меньше мамы… сильно меньше… Но я ловко залезаю на Помост и спрыгиваю оттуда. И на скалы я тоже отлично залезаю. Не на все, правда. На высокие я только смотрю. Высокие пахнут другими барсами, ветер доносит до меня эти запахи. А мама ходит там и тоже нюхает, только не ветер, а сами камни. Но там, пониже, у меня есть своё собственное место – очень удобное место. «Наши люди» говорят, что его любили все барсята. Не знаю про других барсят, они уже выросли и уехали. А я точно люблю тут сидеть! Оно словно специально придумано для маленького барса. Со всех сторон камни, а под лапками – ровная площадка. И отсюда всё хорошо видно – сиди и наблюдай, пока не надоест. Мне быстро надоедает, особенно, если мама рядом ходит, а кончик её хвоста мелькает перед глазами. Мама не просто так ходит – она всё время меня учит! Вот и с этими камнями не всё так просто. Ходит она так, ходит, спокойно вроде бы. А потом – р‑р‑р‑аз! И ка‑а‑а‑к прыгнет ко мне! Первый раз я не ожидал, не удержался, не закогтился и она меня отсюда смогла скинуть вниз. Я сразу понял, что это урок, и в следующий раз был настороже. Теперь я могу отстоять свои скалы. Никто меня отсюда не выгонит. Даже мама! А она и довольна, я знаю.
Скучно… сижу, смотрю, ещё сижу, ещё смотрю. Нет! Надоело! Прыжок, кувырок (это так задумано! это я специально! и не говорите, что я неловкий!) и – вприпрыжку к сетке, за которой люди с чёрными мордами! Люди, морды… ну их! Вот на сетке что‑то растёт и это что‑то наверху шевелит листиками. Сейчас я тебя поймаю! Не спрячешься! По сетке, оказывается очень удобно лезть наверх! Один листик решил пощекотать мой нос. Но я его тут же укусил! Второй щекочет ухо. И его я тоже укусил! Дальше, выше и выше. Черные морды щёлкают все чаще, а люди зашумели, заволновались. Довольны, значит! Радуются! Я замер и посмотрел на них. Они это любят и радуются особенно сильно. Да, смотрите – я большой, смелый и красивый барс! У меня сильные лапки, они ловко цепляются за сетку, и я никуда не падаю!
Не падаю? НЕ ПАДАЮ?! Ой! Я очень даже ПАДАЮ! Это всё мамин кусь! Я не заметил, как она подбежала, подскочила, куснула меня за спинку. От неожиданности я отпустил сетку и полетел вниз. Фырк! Ну почему, когда падаешь вниз, там внизу всегда так чихательно?
А мама… мама очень недовольна. Она оттолкнула меня мордой в сторону, встала между сеткой, людьми за сеткой и мной. И стоит, прищурившись. Если я куда‑то иду, тоже идет. Так, чтобы ни люди меня не видели, ни я людей. Ещё немного и, кажется, зарычит.
Я не обижаюсь на маму, она большая и умная, она знает, как правильно. А в вольере ещё очень много всего, что я не разведал и не попробовал на зуб. Вон та веточка, например…
Рисунок 8. «Фуку и сетка»
Фуку и Канат
Я слушаю разговоры людей за сеткой. И я их понимаю, между прочим! Они думают, что нет, а мне‑то всё про них понятно. Понятно, например, что их разноцветная шерсть – какая‑то очень плохая шерсть. Она не греет! Не умеют люди отращивать отличный зимний мех. А я могу. Я не знаю, что такое зима, но «наш человек» говорил, что я стал пушистым. И мама стала пушистой. И что скоро станет холодно – наступает зима. Вы же знаете, что это такое? Значит, поймёте, о чём я.
Люди с чёрными мордами стоят возле сетки, иногда дрожат и притопывают. А я играю. Они смеются и забывают о том, что замёрзли. Правда, я здорово придумал – отвлекать их от замерзания?
Каждый день в нашем вольере нахожу что‑то новое. Вольер большой, я маленький, сразу всё не рассмотрел и не расследовал. А оно ещё и прячется! В куче листьев, или в сухой траве. Или просто – берёт и прячется! Как вот этот… канат, да? Вы эту штуку называете канатом. А я – Вреднюкой!
Вреднюка долго прятался от меня. Но я его нашёл! Схватил в зубы и понёс показать маме. Не тут‑то было! Вот несу я его так гордо – добыча же! Шаг несу, два несу и вдруг… понимаю, что лапка идет вперед, а мордочка вместе с зубами – нет! Это Вреднюка уцепился за что‑то и не хочет двигаться дальше. Я даже рассердился на него! Упёрся всеми четырьмя лапками, посильнее прихватил его зубами и – потянул! Вреднюка ни с места… Я ещё потянул! Ни с места. Тогда я начал его дергать, прыгать вокруг, заходить с разных сторон, помогать себе когтями. Не помогло! Вот же Вреднюка! Я очень старался его добыть. Очень хотел показать маме, какой я смелый и сильный охотник. Но не получилось. Я устал. Мне уже хочется спать. И есть. Или есть и спать… Зато я заметил, что люди за сеткой очень радовались, когда я прыгал с Вреднюкой в зубах. Знаю – они желали мне удачи! Я им нравлюсь. И, скажу по секрету – они мне тоже нравятся! И мне жаль, что они не умеют отращивать тёплый зимний мех, который согрел бы их так, чтобы они не дрожали от холода.
Не добыл я Вреднюку… Ну ничего, я найду ещё много разной другой добычи. И эту добычу добуду! И мама будет довольна. И люди за сеткой будут радоваться. А пока я просто пришёл к маме на Помост, она умыла мою мордочку и шубку теплым языком. Потом я снова пригрелся возле ее теплого бока и… ну его Вреднюку, мне же так хорошо…
Рисунок 9. «Фуку и канат»
Фуку и солома
Я всегда хочу гулять. Там, снаружи, интересно. В домике только полка, куда я пытаюсь запрыгнуть, и всё. Но она хуже Помоста. Потому что – мамина. Я знаю это, но всё равно пытаюсь. Мама наблюдает, прищурив глаза, за моими попытками, иногда стукнет по носу мягкой лапой, и я понимаю, что ещё очень маленький, что рано мне на полку запрыгивать. Чем и как поиграть, я даже в домике найду. Например, есть чудесный мамин хвост. Если она забылась и свесила его с полки, уж хвост‑то я достану! А если маминого хвоста не видно, всегда есть мой хвостик! И ещё в домике есть вкусная еда. Я знаю, ее приносит «наш человек», пока мы гуляем. После еды хочется спать. И я сплю.
Но снаружи всё равно веселее! Вот сегодня, например. Не успел я высунуть нос, вслед за мамой, как увидел, что она куда‑то устремилась. Я – за ней! И только тогда мой (уже давно высунувшийся) носик учуял незнакомый запах. Я даже не успел посмотреть на людей с чёрными мордами, а ведь всегда смотрю! Но этот запах! Замечательный, новый, такой вкусный! Одновременно с мамой (ну ладно‑ладно, чуть отстав… но совсем немного!) подскакиваю к этому… к этой… куче чего‑то! Из‑за сетки слышу новое слово «солома». Но это неважно, совершенно неважно! Как и то, что мама почему‑то на меня зарычала. Да, я на всякий случай отбежал в сторону, но этой соломы там так много! Можно в ней кататься! И зарываться лапами! И носом! И таскать в зубах! А она здорово шуршит и хрустит, издает разные другие звуки и заманчиво пахнет. Пробежать круг рядом с мамой! Мама снова зарычала. Ой, что это она там нашла? Вкусную косточку она нашла. А если понюхать? Мам, я же только понюхаю! Мама, ну не рычи! И лизну… один разок, всего один, можно, да? «Р‑р‑р‑р!» Да‑да, я уже понял, я больше совсем не хочу эту косточку… вот совершенно не хочу… Потому что у меня есть солома! И я снова бегу, рассыпая шуршаще‑хрустящие тонкие палочки, кувыркаюсь и прыгаю, а люди за сеткой смеются и шумят. На миг останавливаюсь – весь наш вольер усыпан желтыми палочками. Здорово! Люди бы сказали: «Красота какая, словно солнце сюда заглянуло». А это всё я сделал! Вовсе никакое не солнце – я, барсёнок Фуку. Своими лапками и зубами!
Кстати, косточку я тоже потом нашёл. Свою. Отдельную. И не пришлось подлизываться к маме. Понюхал, облизал, погрыз для порядка. Но солома все равно интереснее. Мама тоже так считает, она даже бросила кость, и мы весело катались, кусались – играли, словом. Вдвоём. А вдвоём с мамой – всё ещё веселее. Это так прекрасно, так прекрасно, что даже вы, люди, не сможете подобрать нужного слова! Вот.
Рисунок 10. «Фуку и солома»
Фуку и коробка с мясом
Я становлюсь всё больше и всё пушистее. Сам горжусь своей зимней шубкой – такой мягкой, такой тёплой. Даже мама не может её прокусить! Мама кусается, вы правы. Она всё ещё кусается, и заигравшись я могу вдруг почувствовать, как она опять меня прихватила. Думаете, зачем? А вот и не угадаете! Ни за что не угадаете! Дело вовсе не в моих лапках, которые маме когда‑то не нравились. Дело в том, что я… большой барс! Не какой‑то голубоглазый котёнок, а когтистый и зубастый барс! И меня пора учить охоте. Вот мама и показывает, как нужно подкарауливать, красться и – кидаться! Прыгать далеко‑далеко! Бежать быстрее ветра! Так, чтобы никто не смог от меня удрать. Я уже очень хорошо бегаю и прыгаю. Подкарауливаю маму, делаю большой прыжок, очень‑очень высокий и длинный прыжок. И даже достаю ее мех кончиками когтей! Но мои лапки короче маминых и не такие сильные. Она успевает убежать от меня, а я снова жду в засаде.
Признаюсь, так и быть! играть всё же интереснее… С маминым хвостом, со своим хвостом, с разными шуршалками и даже с Вреднюкой. Но… я вам этого не говорил, ладно? А то мама рассердится.
«Наши люди» тоже считают меня взрослым барсом. Я слышал, как они говорили, что есть здесь такая… тра… тради… традиция. Не знаю, что это такое, но что‑то очень хорошее! Потому что наступает день, и всем барсам дают вкусные косточки! Их можно долго‑долго грызть. Я услышал про «традицию» и запомнил. Но косточек все не было и не было… так долго не было, что я даже забыл это странное слово. Слово же не пахнет, и даже не шуршит – его нельзя съесть, с ним невозможно поиграть.
Но всё‑таки он настал, этот волшебный день! Я сразу почуял и узнал запах! Пахло как тогда, в соломе. Значит, «наши люди» снова спрятали косточки среди соломинок? Это замечательно! Я сейчас их найду! Быстрее мамы найду! И успею погрызть, пока она не прибежала!
Хм… но соломы нет! Мясом же пахнет, я знаю! Отовсюду пахнет, а я его не вижу! Надо бежать на запах и разбираться! Подбегаю, вижу – какие‑то странные штуки, невкусные на вид, а если потрогать лапой – шуршат. Но пахнут‑то именно они! Вкусно пахнут, между прочим!
Я рассердился. На людей и на эти штуки. Зачем обманывать барсов? Так рассердился, что взял и укусил эту… потом я узнал, что она называется «коробка». Картонная коробка. Укусил, дернул… и от неё оторвался кусочек. А мясом запахло ещё сильнее. Ага! Если хорошенько покусать этот картон, он может отдать мне косточку? У меня большие острые зубы, я говорил. И когти тоже большие и острые, и об этом я точно говорил! Ух, держись, коробка! Она держалась, не хотела сдаваться. Но мясом пахло так заманчиво, а оторванные клочки так весело шуршали вокруг меня…, и я рвал зубами и когтями этот смешной картон, и наконец там, внутри, разглядел приготовленное для меня «нашими людьми» угощение.
Ещё чуть‑чуть потрудиться и… Вот! Вот она – моя добыча! Вкусная косточка! И я могу с наслаждением её погрызть. Это совсем‑совсем другое – не то, что рвать картон!
Я уже вдоволь полакомился, когда заметил, что мама сидит на помосте и тоже что‑то грызет. Конечно, я знаю… конечно, я понимаю… нельзя покушаться на чужую еду. Но ведь так любопытно! Мои коготки цепляются за край помоста, лапки подтягиваются, и мой любопытный нос приподнимается над краем…
«Рррр!!!!» – мама рычит, но она слишком занята косточкой и точно не укусит. Так что, я ловко взбираюсь на помост и принюхиваюсь.
«Рррррррр!!!». Мама, не сердись. Мама, не надо меня лапой! Мама, я хороший и уже даже отвернулся от твоей еды…
«Рррррррррррр!!!» Не дожидаясь шлепка когтистой лапой, я сам, добровольно, спрыгиваю с помоста. Эх… ну хоть понюхал. И вы знаете, что?.. косточка, которую я сам добыл из коробки, ничуть не хуже! Она даже вкуснее, потому что моя! Моя добыча!
Рисунок 11. «Фуку и коробка»
Фуку и снег
Сегодня я занят очень важным делом. Я не придумываю, дело действительно важное. Люди с этим тоже согласны – вон, щёлкают чёрными мордами, не переставая.
А началось все с того, что мама снова столкнула меня с Помоста. Сделала большую Страшную когтистую Лапу и ка‑а‑ак этой лапой меня пугнёт! Да, я напугался. Да, я уже не маленький, но я напугался. Это игра у нас такая – если мама пугает, надо пугаться. Я это понарошку делаю, игра же. А вы подумали, что я трусишка? Зря! Я смелый барс! Мы потом ещё с мамой играли, и я тоже делал Страшную Лапу. Я уже умею! Но мама моей Лапы не очень‑то напугалась, по правде говоря. Я не расстроился, я подождал, пока она отвлечётся и сам ка‑а‑ак укусил ее! Вот тут мама удивилась! А я обрадовался – потому что она довольна, я это точно знаю. Маме нравится, что я расту и учусь у неё разным премудростям. И «кусь‑премудрости», в том числе.
Или вот взять наш Помост. Когда мама напугала меня Страшной Лапой, я распушился и полетел вниз. И знаете, как‑то недолго летел. Непонятно и любопытно – наш помост так уменьшался в размерах? Это почему он так? Или мне показалось?
И вот хожу я вокруг Помоста, рассматриваю, обнюхиваю. Вроде, всё как обычно. Поднимаюсь на задние лапки и вдруг достаю до края. Не только когтями передних лап, носом достаю! Такого точно раньше не было, значит, всё‑таки уменьшился наш Помост. А люди за сеткой смеются и говорят, что я заметно вырос…
На следующий день я обиделся на «наших людей». Они не открыли выход из логова и не выпустили нас гулять! Как же так? А играть? А бегать? Разве по логову побегаешь, тут даже разогнаться не успеешь – уже оп! стена! И только слышу, как люди повторяют: «снег‑снег». Какой ещё снег? Кто такой этот снег, что мешает нам гулять и играть? Пустите меня, я его обрычу! А если не напугается, покажу Страшную Лапу или вообще – укушу!
Но в этот день нас так и не выпустили. Зато на следующий, едва проснувшись, я учуял незнакомый запах. Так пахнет вода, но не совсем… Нет! Вода все‑таки по‑другому пахнет. Надо проверить! Я вскочил и побежал к выходу, но услышал мамино ворчание. Эх, конечно, первой из домика всегда выходит она!
Хм‑м‑м… Выход какой‑то необычно светлый. А мой нос необычно мёрзнет. Мама, мама! Ну что там?!
А там был этот самый СНЕГ! Я потом узнал, что он снег. Сперва лапы погрузились во что‑то мягкое, пушистое и холодное. Нос тоже защекотало что‑то холодное. Все четыре лапки немного заскользили… Но это так здорово! И я помчался в белую даль нашего вольера! Кувыркнулся, подпрыгнул, ещё два раза кувыркнулся. Нашёл Вреднюку, который присыпан этим белым! Снегом, да.
И мама моя радовалась! Как мы катались, как мы валялись! Как мы кусались, рычали и показывали друг другу Страшные Лапы! А кругом брызгами разлетался снег! Хрустел, скрипел и точно одобрял нашу весёлую игру!
В ручей я влетел с разбегу и совершенно неожиданно. Я убегал от мамы, когда под лапами что‑то захлюпало и зашлепало. Остановился, оглянулся. Мы же отсюда обычно пьем? Ну точно – отсюда! А сейчас ручей прячется в снегу. Наверное, тоже хочет стать красивым снегом? Надо проверить! Трогаю ручей лапой – нет, не пушистый, обычный – мокрый. Кувыркнулся в нём. Нет, точно не похож на снег. Кувыркнулся ещё раз, чтобы знать наверняка… и понял – моя шубка намокла и потяжелела. Ой, сколько же маме отмывать её теперь…
Тут как раз мама и подоспела. Кусь! Шлёп лапой! Снова кусь! И вот я опять в воде, а мама смотрит на меня так сердито и даже слегка скалит зубы. Мама, не сердись! Я играл, мама! А что грязный… ну да, грязный. И не пушистый. Но ты же отмоешь меня, правда?
Конечно, мама отмыла всю мою шубку, каждую шерстинку, все подушечки на лапах и даже нос. А потом ходила со мной по вольеру, показывала, что я должен обнюхать и рассмотреть. Учила нашим звериным наукам.
Рисунок 12. «Покажи Страшную Лапу»
Мы с мамой играем в игру «Покажи Страшную Лапу». Мне кажется, мама в мою Страшную Лапу совсем не верит. Но я всё равно стараюсь! Пушу шерсть, хвост, прижимаю уши – для убедительности. И лапку делаю большой. Если растопырить пальцы и когти, она получается почти как у мамы!
Фуку в большом вольере
«Наши люди» всё время что‑то придумывают. Я точно знаю, что это они, потому что чую их запах. Они гуляют в нашем вольере, пока нас нет, наверное – тоже играют. Почему я так решил? Потому что после них остается много интер<