Глава 1. Стечение обстоятельств.
I
Воркута казалась пустынной. На занесенном снегами шоссе то и дело вздымались крошечные вихри, заметая сухим снегом то, что осталось от лобового стекла в старом ржавом МАЗе. Полутора метровые сугробы уже давно не видели лопаты дворника-гастарбайтера. Даже суровые бульдозеры лет как пять не разъезжают вальяжно по улицам городка.
Все, что осталось от процветающего города, уже давно лежит под вечными снегами. После химической атаки террористы истребили остатки населения, а после никто не захотел селиться здесь. Да и зачем: к власти пришли диктаторы, а все население согнали в лагеря. Мы даже не успели среагировать. На улицах Москвы развернулась настоящая мясорубка, на набережную было невозможно смотреть: горы трупов, размозженные бронебойной картечью солдаты, горящие баррикады, разбитые витрины магазинов... Асфальт был продавлен широкими танковыми гусеницами, так же, как и припаркованные вдоль дороги автомобили, пара из них не попала под колёса смертоносной машины, но все-таки были в непригодном для езды состоянии. Все это созидалось и наживалось годами, кровью и потом, а сейчас оно тоже облито кровью, только не чужих, не пришлых, а родных. И никто не смог им помешать, никто, даже всемогущая армия…
Небольшой военный отряд прочесывал переулок. Форма у них была русская, с нашивками мотострелковых войск, но говор заставлял сомневаться. Русских солдат, владеющих арабским языком, на пальцах одной руки пересчитать. Свернув за угол, двое остановились и принялись курить. Один из солдат что-то буркнул, раздосадованный погодой, за ним, в точности до движения, повторил его курящий сослуживец. Суровый климат казался для них сущим адом, особенно во время бури. Куртки не спасали от ледяного ветра и полярных температур. Военные казались ходячими снеговиками, кружившими в наметенных полутора метровых сугробах. Загорелись кончики сигарет, их сизый дым медленно поднимался в небеса, развеявшись в пурге. Коричневатые пальцы крепко держали фильтр, чтобы сигарета не выпала изо рта. Самокрутки были оригинальные, из Зимбабве, с марихуаной. Власти запретили их курить, но некоторые так на них "подсели", что им на заказ почти каждую неделю привозят. И платят они немало, а заказы все поступают не родным продавцам героина и прочей дряни, которые из тропиков приезжают сюда "по делам", а их покровителю Телесяну. Что поделать, люди есть люди, если какую-нибудь гадость найдут, все деньги сведут на неё.
|
|
Вскоре остатки боевиков подтянулись к курильщикам. Глава отряда достал из рюкзака нечто, похожее на самогон, отхлебнул с горла и, отчаянно морщась, положил обратно. Бадяга была еще та. Никто не хотел брать с собой грелки, потому что арктический холод в считанные секунды превращал Трое боевиков общались возле фонарного столба, не обращая никакого внимания на хруст снега неподалёку. Командир отряда, что-то заподозрив, начал осматриваться. Увидев в десяти шагах от него тёмный силуэт, распластанный на снегу, он уже хотел закричать, но резко дернулся и опрокинулся наземь, из зияющей в груди дыры медленно растекалась кровь. Террористы, отпрыгнув от трупа своего собрата, стали палить наобум. Длинные очереди оставили на стенах одного из зданий множество пробоин, а патроны закончились в несколько секунд. У одного из солдат отказал затвор, поэтому он оказался следующим, кто поймал пулю. Она вошла в живот, струйка крови уже пачкала белый камуфляж в красный цвет. Второй боевик, пытавшийся хоть как-то помочь сослуживцу, подбежал, схватил его за руку и со всей силы потянул на себя. Раненый взвыл от боли, одернул руку и, лёжа на снегу, в панике начал закрывать рукой рану. Через несколько секунд он расплылся на снегу, вокруг живота растеклось красное пятно.
|
|
Едва слышный хлопок, и еще одно бездыханное тело нашло свою могилу. Потом еще один. И еще.
Все стихло. Из-за бетонной плиты, пиная ногами снег, вылез человек. На вид он чем-то был похож на снежного человека, не считая снайперской винтовки, которую держал в руках весьма уверенно, не так, как это делали рядовые. Винтовку украшали шестнадцатикратный прицел и огромных размеров глушитель, видимо, трофейный. На ухе сбоку висел коммуникатор, маленький бинокль свисал с шеи, будто игрушка младенца. Куртка из термоматериала буквально магнитила снежинки, витающие вокруг свежих трупов. Неспешной походкой Иван, как его звали до "революции аванархов", подошёл к мертвому командиру, перевернул ногой загорелую тушу и принялся рассматривать её. Чернокожий лежал с закинутой назад головой и "рассматривал" пустым взглядом кружащийся вокруг него снег, застыло будто в ожидании команды его редкое красивое лицо, не испорченное обрядными побрякушками и пирсингом, как в странах третьего мира. С каждым мгновением взгляд его становился все более и более туманным. На краю губ показался сгусток крови, он зашевелился, судорожно схватился за живот, резко развернулся набок. Парень в испуге отпрыгнул, наставив на него ствол "Токарева". От такого любого могло бы вывернуть. Неровно дыша, Иван медленным шагаом стал приближаться к полумертвому. Когда между ними оставалось расстояние в полруки, снайпер пнул тело ботинком. Оно больше не шевелилось. Оно умерло. Не желая больше вспоминать это, знакомец снял с трупа рюкзак и автомат, бросил их неподалёку и вновь прислушался. Резкий звук заставил Ивана обернуться.
|
|
Метрах в десяти от него очнулся уже другой солдат и, чувствуя холод и жуткую боль в животе, закричал. Звуки агонии наполнили улицу. Знакомец с ловкостью дикой кошки уже через долю секунды стоял перед раненым, завязывая рот тряпкой в тугой узел.
—Ешкину мать, да заткнись ты уже, - бурча под нос, сказал он, - еще не хватало, чтоб ты сюда своих дружков позвал... Тогда и из тебя, и из меня решето сделают...
Солдат без чувств завалился набок: мощный удар приклада пришелся как раз на затылок, еле-еле звякнула о приклад утепленная изнутри каска. Ваня, не волнуясь за раненого, начал искать другие трупы. Припорошенные снегом, они лежали рядом с трупом чернокожего командира. Неподалёку нарастал гул техники. За углом послышались встревоженные голоса. Тщательно обчистить солдат не получилось, поэтому снайпер поспешно ретировался.
II
Когда в Москве воцарилась новая власть, новый президент, Александр Васильевич Веретенников, взял бразды правления в свои колючие, холодные и безумные руки. С ходу он начал раздавать своим приближенным чины, собрал совет генеральств, откуда и принял самолично новый Устав, Доктрину и Конституцию теперь уже Руссианского Халифата. Многие военные чины присягнули президенту, несмотря на свое недовольство.
Первым приказом Веретенниковаэ стала публичная казнь депутатов Государственной думы на Красной площади. Поглазеть на казнь пришло все Подмосковье. Пятнадцать часов людей высших чинов подводили к стене, запятнанной запекшейся на солнце кровью, оглашали приговор и стреляли, пока их органы не вываливались наружу. Люди, не обращая внимание на море крови и показательную наигранность террористов, ликовали. Но и их ликование вскоре прекратилось...
Проходя мимо площади, Ване пришлось идти через разрушенные дома, так как на этом месте находился весь автопарк террористов. Усиленные посты охраны оснастили высокотехнологичным оборудованием, но оно вышло из строя. Всему виной буря. Во время метели спутниковые "тарелки" занесло снегом, а некоторые антенны не выдержали шквалистого ветра, накрывшего городок на неделю. Трансформаторы накрылись прежде, чем компьютеры и геолокаторы подключили к сети. После бури прилетали технари, копались в них, перебирая проводки и кабели. Через час они уехали, так ничего и не сказав начальнику части. После этого электричество больше не включали, ссылаясь на привезенные недавно генераторы, антенны ещё не привезли, а тарелки приказали не чистить до весны, ссылаясь на их ненадобность.
На каждом из постов стояло, как минимум, человек по пять. Оснастка у них была немного лучше, чем у дозорных: наголовники с ПНВ, целеуказатели на шлеме и винтовках, кевларовые бронежилеты с разгрузкой и еще кучей разных полезных вещей. Вырубить такого и остаться незамеченным - невыполнимая задача. Снайпер проверил обоиму: половины магазина не хватит для этих амбалов, нужно переждать.
Издалека показался яркий свет противотуманок БТРа. На снег выехала гора бронеметалла, продавливая под собой тонны снега. Казалось, что она не ехала по снегу, а плыла по нему. Транспортер остановился около небольшого домика напротив статуи Ленина, что возвышалась у входа в здание администрации. Один из водителей все-таки вылез на свежий воздух, постоял на пустой площади несколько минут и принялся осматривать колёса. Полазив под бронемашиной, мехвод махнул рукой охране и залез обратно в свою душную кабину. Охранник, неуклюжий и слегка полноватый, побежал к гаражу. Изрядно покопавшись в горе металлолома, сваленного прямо в автомобильном "домике", он, ликуя, тащил за собой обратно к БТР'у моток проводов и фонарь. Приладив кое-как к порожку бронемашины быстрослепленный источник света, мужичок довольно зашагал к сторожке, теплой и уютной, но его вновь позвал и "припахал" неуёмный мехвод. Несколько конвоиров сидели в салоне, прикрывшись тулупами поверх своих паровиков, и, уминая друг за дружкой консервированных угрей, дарованных после утомительной поездки из Петербурга, о чем-то болтали.
Парню не хотелось влезать на вражескую базу в одиночку — это было бы самоубийством, поэтому, стараясь делать как можно меньше шума, Ваня медленно, но уверенно прошел вдоль палаток и обогревочных станций, незаметно туша фонарики гулявших в ночи постовых.
Москва дала новый приказ.В городах начались розыски. В списках смерти оказалось половина русского населения. Людей настигали мирно спящими в своих постелях, на улицах в комендантский час и ни разу не оставили их в живых. Если жертва находилась в доме и наотрез отказывалась подчиниться, в ход шла техника, иногда не только от семей, но и от домов оставалось только мокрое место.
После городской чистки началась сельская... Толпы людей сгоняли в толпы, как скот, и тщательно досматривали. Многих неугодных уводили в сараи, где проводились "перепосвящения", остальных же использовали как рабов на полях, заставляя и в зной, и в ураган, и в метель, ценой своих жизней, защищать засевы и провиант. За сокрытие продзапасов мужчинам отрубали руки, а женщинам... головы. То же самое было и с дезертирами, и с "преступниками", которых отслеживало бюро поиска политически несогласных.
Перейти площадь через дома оказалось легче, чем ожидалось: погода дала о себе знать. Плотная снежная пелена застилала улицы так, отчего видно было не дальше вытянутой руки. Но зато было слышно, как арабы, отчаянно матерясь, скрывались один за другим за пологами палаток. Для тех, кто привык к жарким тропикам, была приготовлена баня.
Снайпер ориентировался на местности с невообразимой точностью, будто жил в ней до войны. Он помнил каждый поворот, каждый закоулок. Уже через несколько минут партизан вышел на дорогу из города. Машин здесь уже не было, их стянули на переплавку, только ободранная пластмасса валялась среди сугробов. На верхушке ели застрял уже давно забытый воздушный змей, разорванный ветром в клочья. Было тоскливо смотреть на то, что сделали террористы ради устрашения людей. Сначала десятки, потом сотни детей стали жертвами террора. А потом всё... Людям надоело терпеть это. Они начали проводить операции по устранению террористов и не заметили, что бояться нужно того, кто подталкивал их сделать это. Верхушка общества оказалась причастна к экстремизму, но никто и знать не знал об этом. Как только войска отошли на Ближний Восток, экстремисты захватили власть. Все, кто им сопротивлялся, карались смертью. Всяческими способами. Четвертование, увечевание, расстрел...
III
Воркута для правительства была отдельной темой. Здесь, в местных тюрьмах сидели такие негодяи, что выпустить их не хотел никто и никогда. Однако никто и не догадывался, что новоиспеченный президент Веретенников, а в этих местах — радикал Абдул Магомедович Телесян, отбывал здесь целых шестнадцать лет за тринадцать преступлений, начиная с ограблений и заканчивая торговлю оружием и наркотиками. Его выпустили за прилежное поведение, этим он обязан своим друзьям-сокамерникам, которые прикрывали его. Теперь, когда Абдул стал президентом, взяв имя Александр, он поклялся освободить их и сделать своими приближенными, но из двадцати четырёх друзей в живых осталось только пятеро. За это Абдул лично расстрелял начальника тюрьмы и его заместителя.
От этих гадких воспоминаний у Волкова заболела голова, и несдерживаемая слеза скатилась по окоченевшей от холода щеке. Тогда он был в городе, только закончил армию. Приехал повидать родителей. Когда террористы вошли в город, родители спрятали его в кладовке, а сами пошли встречать нежданых гостей. Потом послышались выстрелы. Воздух наполнился душераздирающими криками, будто на город напали людоеды, которые съедали жителей заживо. А затем... Тишина. Через минут пятнадцать звуки уезжающих машин донеслись из-за дома.
Слышалось потрескивание дерева, в носу стоял запах горелых трупов и запекшейся животной крови, в маленькой дырочке в стене мелькали языки пламени...
Пятнадцать минут понадобилось юноше, чтобы покинуть это злосчастное место. Все время мысль о том, что экстремисты заняли город, не покидала его. Наконец, собравшись с силами и с духом, парень вышел на улицу. И ужаснулся. Перед ним встала картина: горы трупов мирных жителей валялись везде, где можно было представить, оборванные, с разбитыми, полными ужаса лицами. Дома горели, как газовые баллоны после взрыва, повсюду валялись деревяшки, наполовину сгоревшие от огня, около домов видны догорающие останки одного из соседей....
Оставив всякое желание вспоминать своё юношество, снайпер продолжил свой путь. Через километр его ждал привал. Ждал отдых, ждал уже давно остывший ужин, ждал сон...
IV
В России началась русофобия. Хоть онa началась ещё давно, но пика достигла только сейчас. Иностранцы были так запуганы балладами о страшном русском богатыре, который одной рукой сметает города, а другой пьёт водку и занюхивает указательным пальцем, проводя грубой смуглой кожей по усам, что при каждом появлении русских туристов в их поселках разражался страшный крик, будто кочевники нападали на ничем не прикрытое поселение и собирались гнать людей в плен. Солдат, принявших ислам, террористы считали своими братьями и единомышленниками, пили вместе с ними водку, курили сигары, болтали о радостях жизнь. Некоторые так прониклись жизнью пришлого народа, что под предлогом смерти уводили девушек из деревень, насиловали их и объявляли своей собственностью. Новая власть поощряла многожёнство.
Уже пять минут снайпер двигался в сторону одной из деревень, расположенных всего в двух километрах от места встречи с последним постом, с полными рюкзаками всякого добра. Ветхая избушка, стоявшая на краю деревни, ничем не отличалась от других, разве что тем, что она - единственное не разрушенное здание в округе. Здесь было все, как в старину: почти двухметровая печь, столик, грубо стесаный когда-то отцом-кормильцем семьи. Оставались нетронутыми пяльца с вышитым на платке узором, старая кочерга покрылась толстым слоем пыли и паутины. На полках небольшого серванта стояли семейные фотографии. Затертая и ветхая фотобумага, казалось, превратится в прах, если даже малейший ветерок колыхнет её. На одной фотографии был мальчишка. Лет, наверное, четырех. Беззаботная улыбка, лицо усеяно веснушками, не по размеру большая ушанка. Он сбежал еще до штурма, никто так и не знал, где он и что с ним случилось.
Снайпер, долго не раздумывая, кинул около стола рюкзаки и вышел во двор. Ночь была холодная. Километрах в двух охрана уныло шла по крайней улице, резко наводя фонари то в одну, то в другую сторону. Они сверкали так, что издалека казалось, будто террористы напоролись на "ночной клуб".
Постояв на морозе недолгое время и вспоминая события прошедших трёх месяцев, Иван двинул обратно в дом. Присев на стул, такой же грубо сбитый, как и стол, снайпер принялся разбирать рюкзаки. Из них падало на стол все, что только ни берут солдаты. Сухпаи набиты разнообразной едой, сразу видно, что войска хорошо обеспечены. Патронов под "Калашников" было просто "по горло" — по три рожка в каждом из рюкзаков нетронутыми лежали в небольших разгрузках. Даже динамитные шашки, которые солдаты других армий вообще с собой не носят, хранились в специальном отделе. Один из боевиков успел каким-то образом взять Коран и запихнуть его в и так невместительный рюкзак. Но реликвия ислама не вызвала даже внимания партизана. Он отложил книгу в дальний угол и продолжил разбирать рюкзаки. На этот раз вылазка оказалась продуктивнее, чем ожидалось. Всего восемь пайков, двенадцать рожков для калаша две бутылки с водой и одна - с самогоном. Но этого все равно хватит ненадолго.
Отложив провиант и боеприпасы, снайпер сел в кресло, вспоротое кем-то так, что пружины чуть ли не выскакивали из-за давления. Одна из них впилась своим ржавым концом в пятую точку парня, отчего он, с ахами и охами, машинально выпрыгнул из кресла.
-Чёртово кресло! - выругался он.
Раздосадованный этим, снайпер полез на печь, потирая ушибленное место. Найти удобную позу получилось не сразу, зато изрядно покололо. Несколько часов можно спокойно отдыхать, пока не закончится буря.
"Ээх, Ванька-Ванька! -начал раздумья парень, - А еще говорил:" да что вы врете все! Не будет никакой войны! Власти смогут защитить нас!" А теперь вот рыскает по Воркуте, стреляет по этим гиенам, чтобы себя прокормить да выжить. А что дальше? Если и найти того, кто поможет выжить, так только в глубинке. Туда хоть еще не добрались."
Порыскав по закомарам, парень наткнулся на что-то прямоугольное и плоское. Свет свечи упал на темную коричневую обложку старого сборника стихов.
"А вот это уже интересно"- удивился Иван.
Титул книги с позолоченной, ободранной в некоторых местах надписью "поэты XIX века", запачканный грязью переплет и потерявшие свои белоснежные одеяния листы бумаги. Печальное зрелище. Будто люди, жившие здесь, не знали, как обращаться с книгой, и она служила им каким-то подобием мухобойки или "воспитателя" - ремня.
На чтение не хватало времени — нужно выспаться до утра. Поглядев на время, парень ловко спрыгнул с печки. Свечка мирно стояла на столе, освещая всю избушку. Дунув на огонёк, человек полез назад, на печку.
"Завтра нужно будет снега растопить,-сказал себе снайпер,- а то воды мало осталось"
V
А между тем, за окном начиналась настоящая снежная буря. Снег налипал на запотевшие изнутри стекла, отчего ощущения бункера неумолимо нарастало. Темнота окутала всю избу. Ничто не нарушало тишины.
Ночью знобило не по-детски, холодный пот пробивал до мурашек. Стакан с резным металлическим подстаканником, которые носили еще в поездах проводницы, предлагая согреться уставшим путешественникам, теперь стоял на закопченном сажей столе, сверкая морозным узором на граненом стекле. Лунный свет, уныло падающий на заваленное сугробом окно, казался недосягаемым даже сейчас.
Ваня проснулся от сильного прокалывания в пятках. Даже шерстяные носки, напяленные на старые армейские портянки, не спасали от арктического холода. Немного полежав на печке и приходя в себя, снайпер посмотрел на часы. На советских часах с будильником в два колокольчика стрелки не спеша отсчитывали половину седьмого утра. Посмотрев на тёмный, пропитанный смолой и копотью печи потолок, парень медленно вылез из согретой собственным телом уютной лежанки и подошел к столу.
Рядом с часами лежала небольшая книга, принесенная вчера. По внешнему виду нельзя сказать, что она представляет какую-то религиозную ценность. Но если открыть её, можно предположить, что эта книга есть у каждого порядочного исламиста. Невозможно знать, есть ли исламисты-пацифисты, или они только крайне агрессивно настроенные блюстители и пропагандисты своей веры. Нельзя полностью быть уверенным, что ислам - это религия, в которой единственной движущей силой является религиозная война. Но все это уже не важно. Террористы сделали свой выбор…
Минутой погодя, раздумья парня развеялись, и он, собирая все необходимое, готовился к предстоящей вылазке. Валежник нужен был срочно, без него протопить избу будет очень сложно. В рюкзак падало все самое необходимое, начиная туристическим топориком и заканчивая видавшим виды Стечкиным на случай, если встретится какая-нибудь дичь или небольшой отряд. Выходить пришлось налегке, потому что валежником придётся запастись на неделю вперёд: газ можно было найти только в администрациях и усадьбах олигархов.
Шёл Ваня быстро и как можно скрытнее. Напороться на конвой — дело плевое, а вот выкручиваться — проблема. Поэтому, чтобы замести следы, паренек двигался большими шагами и вилял как мог, только за ним и оставались круги протоптанного снега. До рощи оставалось почти полкилометра, когда по воздуху начали доноситься выстрелы. Иван укрылся за поваленным деревом и стал ждать появления врага. Из рюкзака показалась рукоятка ножа. Стечкин уже был наготове. Парень напрягся всем телом: лежать на морозе в минус 35 да еще на снегу — не самая лучшая идея; но сейчас не время о чем-то ныть, на кону стояла его жизнь. Переборов желание выглянуть за дерево, чтобы оценить обстановку, снайпер пролез вдоль ствола, стараясь не шуметь. Снег хрустел под ним, но ничего нельзя было с этим сделать.
Добравшись наконец до конца бревна, Ваня мельком посмотрел в сторону дороги и внезапно отпрыгнул, пролетев прямиком в кювет. На проезжей части стоял армейский "бобик", из него со всей наигранной суровостью осматривал местность террорист. Борода его слегка развивалась на ветру, отчего вид его казался скорее геройский, чем подлый и агрессивный.
Скомандовав, боевик вылез из кабины УАЗа, вслед за ним на дороге появились еще две фигуры.
-Вперёд, -сказал главарь истинно по-русски, -Прочесать этот пролесок. Найти беглеца. Привести ко мне живым. Я лично его казню!
Солдаты перегруппировались и пошли в сторону кювета. Иван старался как можно быстрее и незаметнее ретироваться, но снег хрустел так, что ни одна душа не могла не услышать его. Оставшись на месте, он только успел прикопать рюкзак снегом, чтобы получилась небольшая горка, сам он лег на спину и стал ждать. Один из солдат, видимо еще рядовой, прошёл мимо парня, даже не обратив на него никакого внимания, будто его и нет вовсе. Но Ваня видел его хорошо.
—Эй, Алабай, тут вроде чисто, -прокричал из лесопосадки один из боевиков.
—Ты это своей жене говорить будешь! -откликнулся Алабай, лидер этой шайки, -когда она тебя заставит посмотреть на грязный пол!
Парень с обидой на лице скрылся за деревьями. Алабай плюнул на покрывшийся толстой коркой снега асфальт и отошёл за машину. Открыв заднюю дверь, главарь вытащил фляжку и смачно отхлебнул прямо с горла. Часть жидкости вылилось за шиворот, но это никак его не смутило. Опустошив флягу до последней капли, амбал закинул её обратно в ‘‘бобик’’, та с громким стуком упала скорее не на мягкое сидение, а на твердое его подобие.
Рядовой, проходивший ближе всего от Ивана, споткнулся о сумку и с треском полетел в кювет. Хруст костей смешался с хрустом снега, крики солдата раздались по всей округе. Снайпер быстро прыгнул на него, приставил нож к горлу и поднес к губам палец. Тот понял, о чем думает незнакомец, и тотчас замолк.
Тонкая пластиковая лента проскользнула по рукам экстремиста, и тугой жгут сомкнул их недвижимым узлом. Внезапно солдатик завизжал, как свинья, идущая на скотобойню, за спиной раздался щелчок предохранителя.
-Вот ты где, сволочь,-раздалось вслед,- я тебя по всей округе ищу, а ты тут шляешься.
-Чего тебе от меня надо?- говорил Иван, медленно поднимая руки,- я ничего не делал, шёл в лес за дровами, а меня - на мушку!
-Ты тут мне зубы не заговаривай,- отрезал Алабай, -Знаем мы вас! Сначала ничего не делали, а потом как шмякнете топором по голове и все... Прощай маман, привет Аллах!
Лидер отряда резко дернул Ивана за плечо, отчего того развернуло. Не держа равновесия, парень упал на рюкзак.
-Обыскать его, - скомандовал командир.
Солдат, тот, кого Иван не успел нейтрализовать, быстрыми движениями вскрыл содержимое ранца.
-Парень чист,-раздосадованно кинул он Алабаю,- Слушай. Это не тот, которого мы ищем. Его у нас не было.
-А ты его самого обыскивал, Палах?-возразил амбал.
-Нет, а зачем? Это обычный ‘‘крестьянин’’
-Ты о чем думаешь, балда! Не знаешь, что его нужно обыскивать?!
-К чему время тратить зря?- все не унимался тот,-Мы того потеряем, пока этого вяжем!
-Аллах!- воскликнул Алабай, -Ладно! Твоя взяла! Иди, кончай его и поехали!
-Сейчас!
—И этого тоже, -обернулся Алабай,указав на связанного в кювете собрата—он нам нахрен не нужен. Он будет как у Аллаха за пазухой...
Из кювета донесся душераздирающий крик. Парень просил в слезах о пощаде и кричал пуще прежнего, мелкая дрожь тела отдавалась в этом крике. Но визг его внезапно оборвался...
-Задохлик!-пробурчал сквозь зубы Алабай, приближаясь к связанному и выстреливая всю обоиму Макарова в лицо худощавого парня, — так ведут себя только трусы и предатели!
Волк был в шоке. Только пять минут назад этот паренек был их напарником, а сейчас от валяется на снегу, окровавленный и обезображенный, обесчестенный своим же командиром.
—Ну зачем ты его?.. - безнадёжно выдавил Палах.
— Он мне с самого начала не нравился,-рявкнул раздраженно Алабай, - Он не похож на нас, на шахидов, на чистых сердцем и душой- Он слабак!
—Слабак тот,- отворачиваясь к Волку, кинул Палах, - кто не хочет в глаза высказать свою точку зрения!
—Зря ты... Пала... Я ж и тебя... могу здесь грохнуть... и этого... Да не могу! Ты мне... как брат...
Палах уже ничего не сказал вслед, только схватил Ивана за руки, связанные той же петлей, что и тот боевик, валяющийся в кювете, и потащил к деревьям. Когда они прошли за деревьями, так, чтобы не было видно УАЗика с разъяренным командиром, паренек достал старый истертый дигл, привезенный арабами после перехода к власти террористов, и нацелился на голову Ивана. Оставалось считать последние мгновенья до смерти.
Выстрел спугнул ворон, сидящих на ветке дуба. Курок спущен.