Образы исторической памяти, запечатленные в работе Ули Эделя
Фильм примечателен тем, что предлагает нашему вниманию образы исторической памяти, пропущенные через своеобразный языковой «фильтр» (ибо снят он был иностранным режиссером при преимущественном участии иностранных актеров). «Распутин» показывает нам не реально существующих персонажей русской истории, а их образы, растиражированные за рубежом, и запечатленные в исторической памяти (причем не только русской, но и мировой).
Благодаря такого рода «фильтру» все второстепенные, маловажные для исторической памяти детали стираются, оставляя нам лишь самые яркие характеристики деятелей той эпохи. Мы имеем дело не с историческими фактами, а с их интерпретацией, что позволяет облегчить процесс анализа запечатленных на кинопленке образов с точки зрения памяти поколений. Фильм транслирует коллективную память о прошлом с помощью фокусировки на трех основных группах действующих героев: образе Григория Распутина, образе царской семьи и дворянского круга (как представителей старой России), и образе революционных элементов (как представителей России новой).
Также не стоит упускать из внимания тот факт, что данный фильм, относясь к первому типу исторических игровых картин, отражающих образы реальных исторических персонажей, [4]зачастую грешит против истины, давая зрителю исторически недостоверную информацию об их действиях.
Распутин
Безусловно, самым ярким из предлагаемых нам образов является образ самого Распутина, главного героя фильма. Стоит отметить, что в силу определенных причин историческая память зарубежного зрителя более свободна от пристрастных оценок данной фигуры, нежели чем историческая память зрителя российского.
В советский период личность Распутина была местом консенсуса, его влияние на политику оценивалось как крайне негативное. В постсоветский период Григорий Распутин оценивается с разных точек зрения, зачастую диаметрально противоположных: градация оценок колеблется от «святого черта» до «старца-целителя». Столь разные подходы постепенно превратили личность Распутина из места консенсуса в конфликтный объект, хотя и не первой величины.
Фильм не дает четкой трактовки действий «целителя» – его нельзя с уверенностью назвать персонажем отрицательным, его нельзя причислить к положительным героям. С одной стороны, слоганом фильма была хлесткая фраза «Триста лет создавалась великая империя... И один человек разрушил её», характеризующая фигуру главного героя сугубо негативно. С другой стороны, сквозь весь фильм тянется линия непростой судьбы и паранормальных способностей Распутина, его позитивной роли в деле спасения здоровья царевича Алексея, что в общем и целом создает в глазах зрителя позитивный образ «святого человека». Перед нами встает образ человека с «загадочный русской душой» -- такой, какой ее было принято видеть на Западе в последнюю декаду XX века.
Таким образом, в данном фильме фигура Распутина не вызывает однозначных оценок с точки зрения этики, но при этом показана в рамках традиционного для западного кинематографа взгляда. Григорий Распутин предстает перед нами в виде загадочного, полубезумного, любвеобильного, одержимого и отягощенного тайным знанием русского мужика из дремучих глубин Сибири. Таким он запечатлен в большинстве иностранных картин по данной теме, таким, судя по всему, он остается в исторической памяти Запада.
Царская семья и дворянский круг
Стоит сразу отметить, что в данную группу исторических образов входят два обособленных круга лиц. Они зачастую стоят на диаметрально противоположных позициях, но при этом олицетворяют один и тот же тип общества: монархическую Россию. С одной стороны: император и императрица, юный наследник (от лица которого ведется повествование), четыре великих княжны и другие члены императорской фамилии (их образы задействованы преимущественно на втором плане). Эти люди, бесспорно, находились под серьезным (хотя и опосредованным) влиянием Распутина[5]. С другой мы видим Столыпина, а также круг заговорщиков, осуществивших убийство Распутина (правда, довольно урезанный): Пуришкевич и Юсупов.
Эти две группы людей, водоразделом мнений которых является отношение к Распутину, тем не менее, показаны в фильме с использованием одних и тех же визуальных приемов, подчеркивающих их общую природу. При представлении зрителю героев данной группы, режиссер и оператор используют обилие крупных планов, исторически достоверные костюмы (в частности, точно воспроизведена даже такая мелочь, как название фрегата «Штандарт» на бескозырке царевича Алексея), активное использование в сценах с их участием декораций, олицетворяющих имперскую Россию: дворцов императорской фамилии и особняков знати.
Как и в случае с Распутиным, в фильме стоит отметить отсутствие влияния господствовавших в советской историографии негативных подходов к оценке деятельности Николая II. Царь изображен с нескольких сторон, но, в общем и целом, режиссер отводит ему роль положительного персонажа. Мы видим не самого успешного из русских императоров, но зато доброго отца и любящего мужа.
Второй из значимых фигур в данной подгруппе исторических образов является царевич Алексей. Подобно своему отцу, в фильме он изображен положительным персонажем, более того, ему отводится роль повествователя.
Останавливаясь на второй подгруппе исторических образов (противостоящих Распутину), следует в очередной раз упомянуть о сдержанной оценке действий практически всех героев данного фильма, предлагаемой зрителям. Режиссер Ули Эдель подходит к описанию фигур Столыпина, Пуришкевича, Юсупова подчеркнуто нейтрально.
Так, несмотря на устоявшееся в постсоветском сознании положительное отношение к Столыпину как к яркому представителю пантеона российских героев[6], в фильме его исторический образ смотрится пусть и внушительно, но все же довольно блекло по сравнению с образом, оформившимся в русской исторической памяти последних десятилетий. Впрочем это и неудивительно – для иностранного режиссера фигура Столыпина не является местом консенсуса, и не несет той смысловой нагрузки, которую привыкли видеть в имени Петра Аркадьевича русскоязычные зрители.
Что касается фигур заговорщиков – Юсупова и Пуришкевича, то здесь мы также не обнаружим серьезных попыток обелить или же очернить их память. Исторические образы людей, убивших Распутина, выписаны в фильме серыми тонами. В арсенале у режиссера не оказалось ни мифов о Пуришкевиче-черносотенце, твердолобом ретрограде-погромщике, ни мифов о Юсупове, рафинированном и развращенном аристократе. Отсутствуют также типичные для некоторых слоев населения представления о заговорщиках как о спасителях России, избавителях от распутинской чумы.
Помимо данного факта, косвенно свидетельствующего о том, что в исторической памяти зарубежного общества образы данных фигур не оставили четкого отпечатка, необходимо особо отметить еще одну важную деталь. Круг сообщников, участвовавших в убийстве Распутина, существенно урезан (до трех лиц – доктора Лазоверта, князя Юсупова, и Пуришкевича). Отсутствуют поручик Сухотин, офицер британской разведки Освальд Рейнер, великий князь Дмитрий Павлович.
Фильм предлагает нам свое прочтения мифа о ликвидации Григория Распутина – более краткое, с небольшим количеством действующих лиц, но при этом не лишенное типичных для мифа деталей, на которых мы остановимся позже.
Революционеры
Приступая к описанию третьей группы, стоит особо отметить отсутствие в фильме главных идеологов революции. В кадре мы видим в основном революционных солдат (не матросов, что характерно для изображения мифа революционных событий 1917 года в отечественном кинематографе). Грань между Февральской и Великой Октябрьской революциями стерта, как мы уже отмечали ранее. Основным лейтмотивом появления революционеров в кадре является попытка режиссера показать крушение былой России, свержение царского режима, насильственное насаждение власти народных масс.
Примечательно, что единственные русскоязычные актеры, задействованные в данном фильме (А.Ю. Половцев, Е.Р. Ганелин), играют роли красногвардейцев, ворвавшихся в императорский дворец. В данной сцене транслируется исторический образ жестоких, необразованных, и озлобленных выходцев из простого народа. Они намеренно входят в конфликт с царем, желают унизить его, морально растоптать (яркий диалог между большевиком-солдатом и Николаем II, во время которого царя безуспешно пытаются заставить поднять упавшую перчатку командира революционного отряда).
Исторические предпосылки для создания такого мифа, безусловно, имеются, но события, связанные с явным притеснением царской семьи происходили значительно позже, во времена заточения в Ипатьевском доме. На начальных этапах революции такая сцена не представляется возможной.
Второй (и последний) эпизод с появлением в кадре большевиков (другие революционные силы в фильме не показаны вообще) связан с расстрелом царской семьи. Любопытно показан образ Юровского, главного исполнителя расстрельного приговора. Как и в большинстве случаев, режиссер не прибегает к однозначным оценкам – революционеры показаны в образе людей, выполняющих пусть и жестокую, но рутинную работу. Безусловно, бесчеловечность казни вполне осознается режиссером (более подробно мы рассмотрим данную сцену в третьей части работы), но сами исполнители выглядят обычными людьми. Сам Юровский действует скорее как инструмент партии, нежели как безнравственный и жестокий палач, хотя именно такая трактовка его роли является наиболее распространенной в исторической памяти современного российского общества. Впоследствии, вспоминая о событиях той ночи, (в 1934 году)[7] Юровский называл убийство царской «актом политической важности».
В данной сцене группа исторических образов большевиков представлена довольно слабо, она отходит на задний план под напором трагического пафоса последних минут жизни царской семьи. В частности, мы видим выдающуюся игру актера, сыгравшего царевича Алексея, который перед смертью вспоминает успокаивающие слова Распутина, лечившего больного гемофилией наследника.