Как же хорошо всё тогда начиналось!
В тот самый первый вечер, когда бультерер только оказался в нашей семье, брат ушёл то ли по делам, то ли по бабам. Отоспавшись с дороги, Дениска скушал первую в нашем доме кастрюльку маминого супа, повеселел. И я, испытывая лёгкое возбуждение от неизведанных предстоящих эмоций, повёл первый раз в жизни на прогулку настоящего взрослого бультерьера.
Весёленькая получилась прогулочка, с сюрпризом! Дождь стих, оставив обширные лужи. Я шествовал довольный собой: рядом крутая собака, пусть видок и не шибко презентабельный. Ничего, отмоем, откормим. К тому же вечерело, в сумерках всё белое кажется серым, и грязь на шерсти в глаза не бросалась. Двигались хоженым-перехоженым маршрутом, тысячу раз тут выгуливал Флору. Дэник – рядом, на поводке. На улице – ни души. Меня немного напрягало то, что приходилось останавливаться через каждые десять метров, чтобы пёс, задрав ногу, брызнул. Экономно расходуя запас мочи, он не пропускал ни один угол, ни один столб. Какой педант! Ничего, пусть территориюметит – это ж его первая прогулка на новом месте.
Обогнув соседний дом, вышли мы к поросшему довольно высокой травой пустырю, который нужно было пересечь по диагонали. Узенькая извилистая тропинка, а кругом противно-сырая, выше колена трава. Я пустил бультерьера вперёд. Мы прошли уже треть пустыря, как вдруг с противоположного края, словно с неба свалившись, на нас двинулась дама с собачкой. Чёрный пудель без поводка, а хозяйка – словно в облаках витает.
Всмотревшись, чуть не ойкнул, облизнул в момент пересохшие губы. Приближалась к нам, ничего вокруг не замечая, наша школьная учительница литературы. Лариса Михайловна, так её звали. Чуть за тридцать. Светловолосая, длинноногая, шикарная. Меня она, конечно, узнала. Ещё бы – своего «любимчика» – и не узнать! Немалого количества нервных клеток стоили ей «детские» мои выходки.
Один пример! Старшеклассники ломают головы на экзамене. Я, простой советский пионер, ученик пятого «Б», наученный добрыми товарищами-комсомольцами, заглянув в класс, протягиваю железное ведро молоденькой (первый год после института) учительнице:
– Лариса Михайловна, физрук попросил вас налить литра три менструации!
Впрочем, дело прошлое, я ж тогда и не слыхивал про какие-то там «критические дни»; думал, физкультурник на самом деле послал за нужной жидкостью. Сейчас-то я повзрослел! Не раз являлась ко мне Лариса Михайловна в моих армейских эротических грёзах. Больше скажу, положа руку на сердце. Всё моё увлечение литературой, писательством (как я сейчас, будучи взрослым уже, понимаю) начиналось с юношеского увлечения ею, нашей учительницей.
Но повстречать Ларису Михайловну здесь и сейчас, да ещё при таких обстоятельствах я уж точно не планировал. «И куда ж она прёт со своим Артемоном, или как там шавкуеёшнюю величают?! Могла бы и обождать чуток! Не видит, что ли, бультерьера? Ладно уж, как-нибудь бочком-бочком разойдёмся. Но что это?!»
Дениска вдруг замер, встал, как вкопанный, навострив уши. Он напряжённо смотрел в сторону приближающейся дамы и её собачки, оставалось до них метров тридцать. Я подтолкнул незадачливого пса, и он продвинулся ещё на несколько шагов. Встал. Теперь он и вовсе не обращал внимания на подталкивания. «Да что ж это?! Неужто испугался?» Конечно, всякое в жизни бывает, но чтоб бультерьер боялся какого-то пуделя! Или это Лариса Михайловна на него так подействовала... Решил подбодрить пса собственным примером. Обошёл словно прилипшего к тропинке бультика и начал тянуть поводок, приговаривая:
– Вперёд! Ну, кому говорят, вперёд!
Но Дэник весь скукожился; нехотя, как бы вынужденно, он продвинулся внатяжку ещё метра на три и... лёг! На меня, на мои отчаянные потуги не обращал ровным счётом ни малейшего внимания, сосредоточившись полностью на пуделе. Более того! Бультерьер принялся вдруг прятаться от приближающейся собаки, склонил здоровенную башку ближе к земле за травку, уши прижал. Позорище!
Мне стало так стыдно. Ну, хоть бы кто другой шёл! Хорошо хоть, что кроме моей бывшей учительницы литературы этого цирка никто не видит. Да и она, похоже, в происходящее особо не въезжает. Но как же быть? Дама всё ближе, собачка её почти рядом, высокая мокрая трава мешает разойтись с ними. Не отступать же мне с бультерьером! Ладно, что с этим трусом дальше делать – решим после. Сейчас моя задача – удержать нашего дрожащего бульку на месте, чтобы он не бросился от пуделя наутёк.
Окоротив поводок, начал я сдвигать Дениску в сторону, чтоб освободить место для торжественного шествия пуделя и его хозяйки. Я чувствовал, как напряжён бультерьер, слышал частое биение его сердца. Дрожа как осиновый лист, периодически выглядывал он из-за травки, но тут же вновь прятал морду. Наконец, когда беззаботный пудель приблизился шагов до десяти и, похоже, впервые заметил жмущегося к земле, жалобно заскулившего Дениску, бультик не выдержал. Дико взвизгнув, резко вскочил, как-то ловко крутанулся, вывернулся из ошейника и молча, сосредоточенно бросился на пуделя!
Я на секунду остолбенел. Так вот оно что! Значит, прячась в траве, Дениска выслеживал жертву, а дрожал далеко не от страха, а от предвкушения драки. Он жаждал порвать пуделя аж до трясучки! Охотник, блин, ёлки-палки! Хорошо, что пудель попался с отменной реакцией: как же он улепётывал от Дэника! Опомнившись, мы с Ларисой Михайловной бросились вслед, кричали что-то. Нарезав несколько кругов по пустырю, промокший Дениска остановился, и я смог взять его на поводок. Ошейник на сей раз затянул по полной.
Я увидал довольные, сияющие глаза бультерьера; он быстро дышал, оскалив пасть; алые губы растянулись, словно в кривой ухмылке. А пудель так и убежал, скрывшись в соседнем дворе. Ушла вслед за ним, обозлившись, красавица-училка. Я же повернул к дому – на первый раз приключений довольно. Когда ехали в лифте, погладил пса, приговаривая:
– А я думал, сдрейфил ты. Ну, молодец, молодец. Только ты это... того... не балуй так! Понял?
Дениска лишь зевнул.
Да, Казахстан оказался хорошим местом для воспоминаний о лете. Здесь всё вокруг ещё дышало жарой. И прошедшее жаркое лето вспоминалось легко и естественно…
Про второй «выход в свет» нашего героя, случившийся следующим утром, рассказывал брат. Они пришли на ближайший пустырь около теплотрассы, где всегда тусовались собачники из соседних домов со своими питомцами. Нашу домашнюю овчарку Флору в этой компании знали все, её появление интереса не вызвало. Другое дело Дэник – высокий, мордастый, ярко-белый (уже отмытый) и пока ещё очень худой бультерьер. Для дворовых псов – конкурент. Кобели-старожилы набычились. А Дениска снова упёрся, никак не желая идти «знакомиться» с местными «авторитетными» псами.
Главным хулиганом в той собачьей компании был Джордан, крупный кобель породы боксёр. Наверное, поведение новичка ввело Джордана в заблуждение. Резво подскочив, он принялся облаивать нерешительного бультерьера. Дениска застыл, вытянувшись как струна, он молча сносил «оскорбления». Облаяв как следует новичка, показав тем самым, кто здесь главный, боксёр развернулся вальяжно, он собирался уйти.
Не тут-то было! Резкий прыжок – и Дэник уже перед ним, так же стоит и молчит. Джордан, кажется, удивился и вновь, как следует, обложил новичка громким лаем. Дениска молчал, но когда боксёр попытался его обойти, вновь преградил ему путь. Затем ещё и ещё. Джордан оторопел, он впервые столкнулся с таким странным поведением и явно не понимал, что ему теперь делать. Одно было ясно – испытывать новичка на прочность он уже не хотел.
И тут Дэник в первый раз рыкнул. О, этот его рык! У скольких ещё собак сердце уйдёт в пятки от его рычания! Как же его описать? Это был не лай, нет. Наш бультерьер никогда не лаял. Звук, издаваемый им, зародившись в утробе, выплёскивался из пасти, словно усиленный мощным сабвуфером. Брат называл этот звук «рык тигра». От этого рыка листья, казалось, дрожали на деревьях, мурашки бежали вдоль позвоночника. Тигриного рыка боялись все! Впервые услышав его, Джордан ретировался со скоростью быстрее ветра; он никогда с тех пор не приближался к Дэнику ближе пятидесяти шагов.
Вскоре и мне посчастливилось стать свидетелем отрезвляющего действия на ретивого оппонента «нежного» Денискиного голоска. На одной из первых прогулок пред нами предстал чёрный доберман, рвущийся меряться силами с Дэником. Грозно лая, он дёргался что есть мочи, но его хозяин крепко держал поводок. Не знаю, как (возможно, карабин сломался), но поводок вдруг остался в руках владельца, а доберман чёрной молнией устремился на нас. Расстояние стремительно сокращалось – и тут Дэник рыкнул! Это надо было видеть. Доберман включил экстренное торможение. Затем резкий разворот на сто восемьдесят градусов, и мы увидели его сверкающие пятки. Просвистев, не сбавляя скорости мимо оторопевшего хозяина, «чёрная молния» скрылась в кустах. Вот какой был рык у Дениски!
Но это были цветочки. Дальше – больше. На людей наш охотник внимания почти не обращал, но вот собаки... Это нечто! Дениска не мог пропустить ни одного пса, чтобы не померяться силой. Причём, как говорят, «невзирая на лица». Кто перед ним: маленький пудель или громадный дог, беззлобная девочка-болонка или матёрый кавказец-волкодав – Дэнику было абсолютно фиолетово. Каждый раз, только заслышав за окном собачий лай, долетавший с улицы в квартиру на пятый этаж, подрывался наш горе-боец, нёсся, сломя голову, ко входной двери и дико рычал перед ней на далёкого невидимого соперника.
Сидя на полу в коридоре гостиницы «Степная» и поглаживая спящего бультерьера, вспоминал я, как хотели мы выставить нашего пёсика на притравочный бой (должен же он поддерживать форму). Но мелькнувшая эта идея о собачьих боях развеялась с посещением ветеринара. Мы возили пса на обычный осмотр; так, на всякий случай. Врач нашёл, что Дениска здоров. Худоват, конечно, но дело то поправимое.
– Кормите больше и чаще, витамин В12 колите, – рекомендовал усатый доктор собачьих наук, а после добавил. – Хорош экземплярчик; жаль, для боёв не годится.
– А что такое? В чём, собственно, дело? – заволновались мы с братом.
– Про Высоцкого слышали? Да не про певца, а про боксёра. Про Игоря Высоцкого, сильнейшего боксёра 70-х спрашиваю.
– Слыхали, конечно, – отвечал за двоих брат. Я же, скромно потупившись, молчал. В 70-е я ещё пешком под стол ходил.
– Так вот, Игорь Высоцкий – единственный, кто сумел победить трёхкратного олимпийского чемпиона легендарного кубинского тяжеловеса Теофило Стивенсона, причём дважды. Нокаутом! Сам же Высоцкий ни олимпийским чемпионом, ни чемпионом мира, или даже Европы не был. Разок лишь чемпионат СССР выиграл. Вина неудач на ринге – строение его черепа, слишком острые кромки надбровных дуг. По бровям и лупили его соперники, прознав о слабом месте нашего боксёра. Обычный удар, и – рассечение, кровь бежит. И хоть готов Высоцкий биться дальше, но бой приходится останавливать и засчитывать ему поражение. Таковы правила.
– У нашего пса что-то не так с черепом? – поинтересовался брат.
– Фильм «Рокки» смотрели? – вопросом на вопрос ответил каверзный ветеринар – как выяснилось, страстный любитель бокса.
– Смотрели, конечно, – на сей раз за двоих отвечал я. Брат же, скромно потупившись, молчал. В видеопрокатах он был гостем редким.
– Помните, сколько там у героя-боксёра «краски» из лица вытекло? Будь то бой реальный, а не киношный – давно бы остановили. Короче. Есть у вашего бультерьера одно-единственное слабое место: кожа на морде тонкая очень, порвать легко. А там, порвёшь если – кровища хлестать будет о-го-го! В этом и проблема, а так ничего себе экземплярчик, офигительный пес, в общем и целом.
Так мысль об участии нашего питомца в собачьих боях, толком не оформившись, сама собой отпала. Но Дэник слов ветеринара о тонкой коже, скорее всего, не понял. Поэтому любой, абсолютно любой пёс, оказавшись в поле его зрения-слуха-чутья, тут же становился объектом охоты. У этого незыблемого правила имелось лишь единственное исключение – Флора. Нашу домашнюю овчарку бультик ни разу даже не попытался тронуть. К радости членов семьи у Флоры с Дениской сложились вполне приятельские отношения.
Вообще дома Дэник был просто душка (за исключением бросков с рыком к двери). Спал бультерьер по-своему: не на боку, не на животе, а прямо на спине, перевернув морду и раздвинув в стороны лапы нарасшарагу. Ради прикола можно было вытянуть у спящего Дениски лапу вверх и, отпустив её, наблюдать, как долго остаётся она торчащей к потолку, а затем медленно, очень медленно возвращается в исходное положение. За это мы называли его «пластилиновым бультерьером», будто из спящего Дениски можно что-то слепить.
Я улыбался, вспоминая, как по совету ветеринара мы стали колоть витамин В12. Заодно решили и Флорино здоровье укрепить. Брат держал, а я колол им поочерёдно в ляжку по уколу через день. Курс – по десять ампул. Со второй процедуры овчарка начала выкидывать номера. Я прятал шприц за спиной, но Флора каким-то шестым чувством ощущала, что мы опять задумали. Визжала не своим голосом, типа: «Спасите, хозяева спятили!» Пытаясь улизнуть, бегала от нас по квартире. Брыкалась, крепко зажатая меж братовых ног. А когда в очередной раз «всё было кончено», поскулив обиженно, начинала подлизываться – ласкалась, заглядывала преданно в глаза, как бы умоляя: «Не надо так больше!»
С Дениской всё было просто. Брат его даже не держал. Я мог воткнуть ему шприц в любой ситуации; к примеру, когда он ест. Реакции на укол – ноль, как у Моргунова в фильме «Кавказская пленница».
Обычно я ел перед телевизором в гостиной, поставив поднос с едой на журнальный стол между кресел, сам же сидел полу-боком. Дениска аккуратно забирался на кресло, пристраивался между моим боком и спинкой. Усевшись на задницу, лапы опускал мне на плечо, а поверх них – морду. Провожая взглядом каждую ложку, отправлявшуюся ко мне в рот, ожидал терпеливо, когда и ему обломится кусочек, и, дождавшись, с громким чавканьем проглатывал его.
А ещё нравилось ему, подойдя ко мне, сидящему в кресле, положить в ожидании ласки свою громадную белобрысую башку мне на колени, и закрыв глаза балдеть оттого, что чешу ему за ухом. Самым большим лакомством для Дениски были пельмени. Находясь дома, он и сам был словно большой пельмешек, наш славный добрый бультерьер! Но это дома, а на улице…
Поначалу чаще выгуливал Дэника брат; обычно он брал на прогулку обоих питомцев. Умная, воспитанная, послушная Флора, свободно бегая, нарезала круги. Дениска – строго на поводке, в специально приобретённой шлейке, из которой не выкрутишься, как из ошейника. И только уведя драчуна на самый дальний пустырь у железной дороги, где ни людей, ни собак, брат отстёгивал поводок. Но и там находился способ для Дэника выпустить энергию: деревья.
Ствол молоденькой берёзки (сантиметров пять в диаметре) перегрызал бультерьер за пару минут, орудуя челюстями, словно бензопилой «Дружба». Только щепки летели по сторонам! На мощную, толщиной с мужскую руку, ветвь тополя уходило времени раза в три больше. Дениска подлетал с разбегу к дереву, прыгал и повисал, вцепившись зубами за ветвь. И начиналась борьба до победного!
Он грыз и грыз! Грыз сосредоточенно, выкладываясь по полной, словно это не тренировка, а бой настоящий. Бой не на жизнь – на смерть. Иногда падал с ветви и тут же, оттолкнувшись от земли, взлетал к воображаемому противнику, вгрызаясь в его «плоть». Не отступал до тех пор, пока поверженная четырёх- или пятиметровая ветвь не оказывалась на земле, под ногами. Тогда, от души помутузив, тащил её хвастаться брату. А тот, похвалив питомца, начинал операцию по удалению заноз из его щёк и дёсен. Специальные щипчики и перекись водорода, как предметы первой необходимости, всегда носил он на прогулки. Носил и заточенную буковую дощечку для разжимания челюстей – так, на всякий случай.
***
Всякие случаи... Да, они имели место. Вспомнилось, как брат рассказывал после одной из прогулок:
– Гуляем значит на пустыре, никого не трогаем. Флора в сторонке, вынюхивает что-то. Я Дениске палочку бросаю, он за ней сбегает, принесёт. Идиллия! Красота, птички поют. Вдруг вижу, выходят на поляну те двое с ротвейлером.
– Муж с женой? – уточнил я, хоть и так понял, о ком речь.
Семейка Аддамс! Оба невысокие, кряжистые, с рожами, как у их пса, похожими очень. Вечно вдвоём выгуливали они своего кабана-ротвейлера. Пёс-то и вправду хорош, но вот хозяева... слишком уж гордые, везде своего Джека королём выставляли и не прочь были, если их ротвейлер чужую собаку потреплет. Они, похоже, и вправду хотели, чтоб все их боялись. Пару раз и Флоре от них доставалось.
– Они самые! И чего припёрлись? Никогда их там не видал... Ротвейлер, как обычно, без поводка, без намордника. Ну, и мы, в общем, так же... но мы-то сюда первые пришли! А Дэнька как раз за палкой убежал. Я кричу им: «Уходите скорей, иначе пёс мой сейчас на вашего Джека бросится!» А они остолбенели от неожиданности, не понимают о чём я – Джек больше Дениса раза в полтора. Потом переглянулись, дошло до них, и они чуть не ржут: «Ваш пёс бросится? Так ему же хуже! Сами своего и держите, если боитесь за него, мы тут при чём?» И довольные такие, наглеют. Им то и надо, чтоб их ротвейлер ещё кого-нибудь задрал.
– Ха! Не поняли клоуны, с кем связались! Они ж своего Джека самым крутым псом считают, чуть ли не круче питбуля того… Рэмбо!
– Ну, до Рэмбо ему далеко! Так отыскал, значит, Дениска в траве палочку и несётся радостный. Так и стоит перед глазами картинка, словно замедленный повтор: белоснежный бультерьер, играя на солнышке мышцами, скачет по ярко зелёной траве, подпрыгивает высоко, в зубах палочка... Я кричу ему: «Ко мне! Ко мне!», надеюсь успеть взять на поводок, пока он ротвейлера не заметил.
Вдруг мужик своему Джеку что-то крикнул, словно специально, гад! Дениска в прыжке поворачивает к ним голову, тут же его челюсти разжимаются, освобождаясь от палки и, приземлившись, он сразу меняет направление движения. Молча подлетает к рычащему ротвейлеру и сходу вцепляется тому в нос. Всё! Конец фильма. Хвалёный Джек ревёт, нет, верещит, словно получившая хорошего пендаля подзаборная шавка. Его хозяева в шоке, в первый раз с ними такое, не знают, что и делать!
– Ну, так ясен пень! Привыкли, что только их ротвейлер имеет право кусаться!
– Да, еле оторвали Дениску, пришлось и доску в ход пустить, чтоб челюсти разжать. Ротвейлер – только отцепили – сразу ноги в руки и адьёс. Ну, и хозяева следом умотали, но долго ещё их реплики недовольные из-за кустов доносились, мол, распустили собак непослушных и всё такое.
Иногда гулял с Дэником и я. Каждая такая прогулка дарила мне массу эмоций (положительных в основном), почти всегда превращаясь в маленькое шоу. Одно удовольствие – выйти во двор со здоровенным, похорошевшим, отмытым-откормленным бультерьером. Мускулы перекатывались под его ярко-белой блестящей шерстью. Блестели и узковатые чёрные глаза; он смотрел на окружающих невозмутимо и равнодушно, словно мастер Шаолиня, оглядывающий зрительный зал перед показательным выступлением. Тонкие, но жёсткие розоватые уши торчали теперь строго вверх, и каждый прохожий при желании мог углядеть в правом ухе жирное сине-зелёное клеймо «013», придающее псу особую харизму.
Но с каждой прогулкой всё напряжнее становились терпеть нам Денискины выкрутасы. Вся его хвалёная важность моментально улетучивалась, весь шарм без следа испарялся, как только возникала на нашем пути собака. Любая! Тут же наш «джентльмен в белом» скидывал «смокинг», превращаясь в мгновение ока из доктора Джекила в мистера Хайда. Рычал, брызжа слюной. Крутился, извивался, пытаясь вырваться из шлейки, и, поняв, что это невозможно, бросался и бросался со всей дури в сторону предполагаемого соперника, пытаясь вырвать из рук поводок. Причём соперника мы могли даже не видеть. Иногда была это какая-то собачуха, промелькнувшая за кустами метрах в ста от нас; уже давно и след её простыл, а мы всё продолжали давать бесплатное представление для удивлённых прохожих. И подобные цирковые номера Дэнька откалывал всё чаще и чаще.
Впрочем, не только цирковые. Однажды бультик меня здорово выручил. Как-то вернулся я из гостей поздно и подшофе; тут взбрело мне в голову ещё на ночь глядя с Дениской погулять. Надо же проветриться перед сном! Вышел во двор, а там пьяная компания – незнакомые пацаны, не филейские. Подрулили. И то ли сильно пьяны они были, то ли в породах не шибко разбирались, короче, требуют, как водится:
– Дай закурить.
– Не курю, – отвечаю (я тогда ещё не курил). А они напирают:
– Время сколько?
– Время я вам скажу, – говорю. Дениску меж ног зажал, а сам стал рукав задирать. – Только вы близко не подходите, пёс кусается.
Тут я соврал: людей Дениска ещё ни разу на тот момент не кусал (по крайней мере, пока у нас жил). Бакланы эти меня не послушали. Заводила их только рыпнулся – Дениска ка-а-ак рявкнул, вырвался из моих ног, прыгнул. Прямо перед носом заводилы того челюсти щёлкнули. Отскочил перепуганный парняга, на пятую точку в грязь грохнулся, дар речи потерял. Я Дениску рычащего на поводке держу, а ребятушки попятились-попятились и бегом. Я им только вслед крикнуть успел:
– Одиннадцать ноль одна, детское время кончилось!
Бывало, и Флору Дениска спасал.
Гуляет брат, как обычно, с обоими питомцами. Идёт мимо соседнего дома к пустырю. К овчарке нашей домашней подлетает вдруг громадный кобель-кавказец и начинает не очень дружелюбно себя вести. Флора, видно, побаивается, повизгивает, но уступать не хочет, про поддержку в лице Дениски не забывает. Появляется пьяный хозяин кавказца (везёт нам на пьяных, но в те времена их действительно много шаталось). Брат ему:
– Уберите собаку, пожалуйста!
– Почему это я должен своего Сыночка убирать?
Ведь надо же придумать такое прозвище псу! Тоже мне папаша! Брат ему:
– Потому, чтобы его не покусали.
Собаки (и Флора, и кавказец тот) застыв, наблюдают за диалогом хозяев. А дальше знаете, что? Пьяный этот неадекват – хозяин кавказца, недолго думая, показывает своему «сыночку» на Флору и кричит:
– Фас!
Тот бросается на Флору, в бочину кусает. Флора вырвавшись, верещит громко. Ну, брат сдерживать Дениску не стал. Через секунду наш бультерьер уже сосредоточенно грыз щёку визжащего лохматого кобеля-кавказца, габаритами в два раза превосходящего Дениску. А Флора тем временем не подпускала к ним пьяного горе-хозяина. Наконец, брату удалось отцепить бультерьера. Пьяный мужик орал:
– Сыночек, ко мне! Сы-но-о-чек!
Но кавказец учесал прочь, не обращая внимания на пьяные крики своего «папаши».
***
Эх, кабы обороной только всё это дело и ограничивалось – цены б Дэньке не было! Но врать не стану. И наш «герой» был «хорош»! После того, как загрыз насмерть пойманную им дворняжку (я, к сожалению, по неопытности ей помочь не успел, не сумел), без намордника и шлейки Дениску вообще выводить перестали.
Волей-неволей пришлось выбирать для прогулок самые безлюдно-бессобачные маршруты из всех возможных. Чтобы выйти к дальнему пустырю, что у железной дороги – самому подходящему месту для променадов нашего необузданного бойца – нужно было проследовать через частный сектор, начинающийся за соседним домом. А там в каждом втором дворе – собака. Вот и шёл брат (либо я) по «тихим» деревенским улочкам под громкий аккомпанемент лая всех окрестных собак, с дико крутящимся белым «пропеллером» на поводке.
Все наши попытки перевоспитать взрослого пса терпели крах. Ну, не Запашные* мы! То ли поздно было перевоспитывать, то ли мы с братом оказались дрессировщиками никудышными... Да и как мы могли его «переделать»? Бывалые собачники рассказывали нам страшилки о том, как готовят гладиаторов для собачьих боёв, как тренируют с младых когтей будущих монстров-убийц. Помимо ощутимых физических нагрузок для выносливости (в первую очередь – бег), у собак развивают различными упражнениями хватку, реакцию, скорость. Но главная фишка – развитие кровожадности. Пёс должен сам убить свой обед: вначале щенка, затем взрослую дворняжку, после – и крупную агрессивную собаку. Победить, убить, съесть – так их тренируют. Страшновато становилось: что, если и наш Дениска прошёл такой курс молодого бойца?
[* Запашные – династия цирковых артистов, в том числе знаменитых дрессировщиков.]
А ведь поначалу мелькали даже мысли о том, чтоб оставить Дэника у нас насовсем: выкупить или ещё как-то договориться... В общем, надоела нам такая суматошная жизнь. И хоть понимали мы, что попал к нам пёс незаурядный, и жаль было с ним расставаться, но сознавали также и то, что не для нас этот пёс. Не нашего калибра, более крупного! В наших условиях бойцовский талант его пропадёт, а нам проблем он наделает. Эх, словно в воду глядели!
Где-то к середине лета решили мы с братом, что пришла пора отдать бультерьера обратно в клуб. Хорошего помаленьку! Но к нашему удивлению новость эта не вызвала у родителей особого энтузиазма: кажется, они уже начали к Дениске прикипать. Жалели беспризорника. Ещё бы, дома-то был он – мистер Галантность! Не приходилось родителям дважды в день выгуливать дикаря! Но и мы с братом, конечно, жалели Дениску. К каким людям на сей раз забросит его собачья судьбина? Вздыхали лишь: «А что делать?»
Оказалось, всё не так просто. В клубе обещали забрать бультерьера через день. Но в назначенный срок сообщили по телефону, что не получится, попросили слёзно ещё недельку обождать. Ну, мы их не торопили. Грустно было от предстоящего расставания, не раз мелькала мысль: «Может, приживётся всё же Дениска у нас?» Тут-то и попалась мне в руки книга о бультерьерах. Я читал её, с каждой страницей всё сильнее влюбляясь в эту породу…
А началось всё в середине девятнадцатого века. Некий английский джентльмен, звали его Джеймс Хинкс, взялся вывести абсолютно новую породу собак, основой которой служили бульдог, терьер и далматинец. Несколько лет ушло у него на эксперименты. И вот собачья выставка 1862 года. На суд достопочтенной аглицкой публики впервые представлен бультерьер. И сразу фурор, успех!
Новая порода вобрала самые лучшие черты своих столь разных прародителей – выносливость, активность, силу. Всё это, а ещё притом и интеллигентность, привлекало знатоков к бультерьеру. К примеру, у преподавателей и студентов Оксфорда считалось признаком хорошего тона держать белого бультерьера. Именно белого, ведь другие расцветки заводчики признали только через полвека.
Ну а в конце двадцатого века, когда бультерьров принялись массово разводить у нас здесь в России, равнодушных к этой породе не было. Бультерьеров ненавидели люто, либо самозабвенно любили (чаще, конечно, первое). Одни их боялись, другие над ними смеялись. Некоторые считали бультерьера самой сильной породой в мире, а кто-то считал их слабаками. Своеобразная внешность, приводившая в восторг одних, в других вызывала острые приступы отвращения. Бультерьер мог вызвать чувства какие угодно, только не равнодушие.
Длинную родословную нашего Дениски я изучил до седьмого колена. Среди предков – сплошь чужестранцы. Коверкая язык, привыкал я к инопланетным именам его отца-голландца BelugaBerimorBijou и матери-англичанки SeqouiahVotersChoice. Конечно, если папу зовут Белуга Беримор, а маму Секвойя Вотерс, то имечко Юденич Даймонд для сыночка – самое то.
Какое отношение белогвардейский генерал имеет к бриллиантам (Diamond – бриллиант по-английски), я мог только догадываться; наверное, такое же отдалённое, как рыба белуга – к растению секвойе. Впрочем, имена для собачьих родословных – дело такое, до сих пор для меня малопонятное. Бриллиантиком я называл его про себя, а вслух крайне редко, да и то лишь когда мы оставались наедине; при посторонних же – никогда. Наверное, Бриллиантик – слишком уж гламурное прозвище для грозного бультерьера. Думал, не поймут меня пацаны, если услышат. Никому это прозвище не озвучивал.
Долго решался, мозговал, как быть, пока, проснувшись одним прекрасным утром, не обнаружил мирно сопящего Дениску, устроившегося рядышком на кровати. Такое и раньше случалось. Я его как обычно согнал, но что-то в душе шевельнулось. Стало ясно вдруг: нужен мне этот пёс. С того момента начал обрабатывать родителей и брата: беру, мол, Дэника под свою ответственность, буду выгуливать, заниматься с ним и т.п. Флора – собака братова, а Дениска пусть будет моим псом.
Я торжественно пообещал родителям бросить пить (будто я такой уж алкаш, но раз им так приспичило…), добазарился с братом, что во время моих командировок (примерно раз в месяц, на несколько дней), он возьмёт заботы о бультерьере на себя. Ну, в общем, все согласились, недолго думая; раз горит человек желанием на себя хлопоты взвалить, что ж – флаг в зубы, барабан на пузо и полный вперёд! В клуб собачачий позвонили, договорились, что Юденич у нас ещё поживёт с перспективой выкупа, и там пошли нам навстречу.
И начались суровые будни. Решил я, грешный, во что бы то ни стало обучить-таки нашего генерала хорошим манерам. Перелопатил все, какие сумел отыскать, библиотечные книжки на дрессировочную тему. Занимался с Дэником по несколько часов кряду, чтобы слушался лучше. Но белогвардеец наш, будучи самым лучшим псом во всех почти отношениях, лишь в одном пункте проявляя железное упрямство, не желал уступать – в своём праве загрызть любую собаку, оказавшуюся в зоне его досягаемости.
Ну, а потом наступило 31 августа. День, прервавший беззаботный ход моей жизни. О происшествии с Карлосом вспоминать не хотелось, но от этого некуда было деться. «Как всё случилось? Что было бы, не реши я в тот раз забухать? Или пошёл бы квасить в другое место? Или в этом же «Привете» – если нажрался бы пораньше, да упал бы под стол и…» Все эти «или, или, или… если бы, да кабы…» – они преследовали меня всю командировку. Я думал об этом постоянно: когда, поглаживая Дэника, сидел на полу в коридоре, когда шёл за продуктами в магазин, когда трясся в кабине «КАМАЗа», трезвый, пьяный, даже во сне! От мыслей этих было грустно, тоскливо до такой степени, что, казалось, я здесь от тоски подохну. Что ж, возможно, это стало бы оптимальным решением проблемы!
Глава шестая