ГРАВИТАЦИЯ
Может, земля стала тише вращаться, и
Слабою стала полов гравитация,
Та, что должна быть сильнее огня,
Та, что к тебе притянула меня.
Будто нездешняя, вешняя, юная –
С неба упала ты яблоком Ньютона
В руки мои, нежным чувством влеком,
Я открывал притяженья закон.
И, заболев гравитацией странною,
Не замечал за окошками страшную
Сказку развала великой страны,
Чувства тобою лишь были больны.
Первая ревность, как буря, неистова,
Всё обошлось без побоев и выстрелов,
Впрочем, я к ним был морально готов
В первую треть девяностых годов.
Ты не была распрекрасной особою,
Но притянула улыбкой особою,
И не познавший тогда ещё стих
Я утонул в двух озёрах твоих.
Локоть подставил, а ты меня – под руку,
Так и поплыли, как два белых облака,
Мимо интриг, наговоров подруг,
Мимо всего, что кричало вокруг:
"Он ведь такой..., лучше сразу расстаться вам".
Но оказалась сильна гравитация
Нашей с тобою любви.
***
Я так хочу, чтоб, когда просыпалась ты,
И, открывая глаза, ещё сонная,
Два сразу солнца мне улыбались – и
Голубоглазое, и заоконное.
Я так хочу, чтобы гладили с нежностью
Пальцы твои лишь мои волосы.
И начинался день (солнечный, снежный ли),
И завершался твоим голосом.
Я так хочу, чтоб они были близкими –
Руки, и губы, и наши помыслы,
И никогда наш роман не мызгали
Те, кто желали, чтоб стал он повестью.
И обязательно были повенчаны,
Вечность – понятие сложное, просто я
Тайно мечтаю с тобою по млечному
Рядом идти под шептание звёздное.
***
Просто возьми и пощупай звёзды
Взглядом и отрешись.
Знаешь, что нам никогда не поздно
Снова поверить в жизнь.
Льется из тысяч небесных кранов
Тихий хрустальный свет,
Знаешь, уйти никогда не рано
В мир без долгов и бед.
Завтра проснётся скупое небо
В матрице голубой, –
Кто-то под солнцем отыщет хлеба,
Кто-то найдёт любовь.
***
Жизнь – всего лишь отрезок пути,
Едем то вниз, то в гору,
Твой всё время бежит впереди
Скорый...
Мимо сёл, суеты городов
Мой за твоим шпарит,
Лишь мелькают прошедших годов
Шпалы.
Вслед несётся тебе: - Погоди,
Твой цвет зелёный и ясный,
У меня же он через один –
Красный.
Догоняю, ход в гору тугой,
После подъёма стал резвый,
Всё ритмичней колёсный стук о
Рельсы.
На обгон. Параллельно несусь,
Соприкасаются плечи,
Я люблю, потому не боюсь
Встречных…
***
Она – распахнутое небо
И дрожь обманутых ресниц.
Она – ошибка и нелепость,
Она – весна души. Тернист
Бывает путь к своим любимым:
То вознесёт на крыльях ввысь,
То с высоты, порою мнимой,
Безжалостно обрушит вниз,
То реки-слёзы на вокзале
От счастья, горечи обид.
Одно лишь средство помогало
Мне от любви всегда – ЛЮБИТЬ.
***
Немой треугольник, где ты, и я,
И он, словно кара с небес –
Во мне закипает смартфОНная
Война, и боец Ахиллес
Не из-за какой-нибудь ревности
В бой этот желает идти,
А лишь от великой потребности
Глазами,
руками,
губами
и сердцем
Стать ближе к пространству «Я-ТЫ»!
***
Мне хочется быть (уясни)
Вместе,
Но ты только с ним, и с ним
Вместо…
Твердишь, что никто не в накладе
Даже,
И гладишь опять ненаглядного
Дальше.
Со мною ты вроде бы и не со мною
Точно.
- Ну, брось ты его, надоело – заноет
Дочка.
Едва отлучили (ура!), но проклятие
Звона,
Уносит тебя в дорогие объятья
Айфона.
ОЛЬГЕ
Тёмные воды реки завершают забег,
Линией водораздела кончается гонка,
Словно бегущий навстречу любви человек,
В светлую гладь Иртыша здесь врывается Омка.
Помню по кадрам я эту кипучую страсть,
На теплоходе беспечным катаясь мальчишкой.
Так же когда-то и ты в жизнь мою ворвалась,
Сделав её полноводнее, глубже и чище.
***
Ревность первая – это безумие, я вспоминаю,
Претендентов на руку твою было, кажется, трое,
Выкрал честно тебя, как Елену – жену Менелая,
От несчастной любви им оставив развалины Трои.
После нашей помолвки казалось мне всё предрешённым,
Только годы спустя рассказала ты всё, не тая,
Что тебя выдавали тогда за четвёртого в жёны,
Но не выдалось им, потому что четвёртым стал я.
II Жизнь – всего лишь отрезок пути
В СТИЛЕ НОСТАЛЬЖИ
Нахлынули воспоминанья
О днях безоблачных и ранних –
Капелью с крыш
Весна задорно громко пела,
А диск тепла, несущий стрелы,
Был ярко-рыж.
Страны стабильной поколенье –
Нам было море по колено
Хотя бы луж,
Я капитаном был толковым
Кораблик из коры сосновой
Водил. Без нужд
Бежали наши сандалеты,
Мгновеньем пролетало лето:
До самой тьмы
Носились во дворах зелёных,
А позже у влюблённых клёнов
Встречались мы...
Куда все это подевалось?
Друзей вернуть хотя бы малость –
Простыл их след.
Мелькнули наши годы счастья,
Как белки рыжие, вдруг шасть и
Нет.
ВЧЕРА
Только вчера полыхали зарницами
Юности дни, как бежали упиться мы
Дружеским солнцем, любовной луной.
Словно всё было не с ним – не со мной.
Сны были добрыми детскими сказками,
Мама будила нас голосом ласковым,
Медленно шарик вращался земной.
Может, всё было не с ним – не со мной?
Как оживали мы ранними вёснами.
Звёзды висели алмазными гроздьями,
Словно впервые за много веков
Яркой кометой встречали любовь.
Ветхое ветром полощется знамя.
Всё это было не с ними – не с нами.
***
Как титры, имена людей листал я,
Перебирая бегло список лиц,
Фамилии летели, словно стаи
Над головою перелётных птиц.
И вдруг мелькнуло тенью это имя,
Что было мне когда-то дорогим,
(Бывает так, становятся чужими
Нам люди), и казалось, чёрт бы с ним,
Пускай живёт он в телефонной книжке,
Ни друг, ни враг, нам нечего делить.
Но всё случилось вмиг,
Скоропостижно,
Как на курок,
Нажал я
«Удалить».
ЫЕ
Страна рождалась новая, и враз
К чертям летели строй, устои, люди.
Из грязи в князи – новый русский класс,
Страну пиливший, как пирог на блюде.
Инстинкт звериный лихо разбудил,
Клыки внезапно выросли и жала.
Кто на базаре колпаки крутил,
Кого под колпаком братва держала.
Народ пошёл обманною тропой,
Ещё болит лихой годины рана.
Мы жили, но в стране уже другой –
Торгашеской, жестокой и бесправной.
Одни погрязли в роскоши и лжи –
Продали совесть за вагон капусты.
Другие стали делать шалаши
Из нищеты, тщеты, щемящей грусти.
Стакан, верёвка – всё ты помнишь, Русь.
Пока есть солнце, будет и сраженье.
Повторно память мучить не боюсь,
Боюсь лишь одного я – повторенья…
МАМИНЫРУКИ
Дети, работа, семья – круговая порука,
Не затихает сраженье за место под солнцем.
Помнится: гладят мне голову руки по кругу,
Только в сознанье пришёл,
– Всё, сынок, обойдётся.
Первый проваленный ГОС, вниз лицом на полу я,
Горечь обиды рекою хлестала из горла,
Как же хотелось всё бросить и напропалую…
Мамины руки загладили первое «горе» –
Всё обошлось. А ещё – из далёкого детства:
С батей повздорил и в ночь убежал, крикнув дерзко:
– Я не вернусь! Никогда больше с вами не буду!
Мама вихры нежно гладила: – Брось.
Мы же любим…
Нынче, на смене эпох, ты как будто бы между…
Сердце не лечит уже лошадиная доза…
В памяти мамины руки, как символ надежды,
Словно напутствие мне:
– Всё, сынок, обойдётся.
***
Если есть вход,
Должен быть выход,
Между – скитание.
Жизнь – это вдох,
Смерть – это выдох,
Между – дыхание.
Тихо брести
В стаде овечьем
Или орлом парить?
То, что ты есть
Здесь, человече,
Вовсе не значит быть!
***
Жизнь так похожа на весь подвижной состав, где
Всех пассажиров вы разом себе представьте:
Кто-то измается в душном тесном плацкарте,
Кто-то в купе с кондиционером сидит,
Но проводница на всех равноценно смотрит,
И на красавцев, и тех, кто не вышел мордой,
И не посмотрит, что ехал в «СВ» с комфортом,
Всё равно скажет вам, где и когда сойти.
III В тот день как будто мир перевернулся
СЧАСТЛИВАЯ ТРАГЕДИЯ
Я в сказках и во сне лишь видел чудо,
Но нет, случилось это наяву –
Цел самолёт, остались живы люди,
Сказала диктор, я добавил звук,
При взлёте (слушаю, как небылицу),
Когда ещё не набран был тангаж,
В турбины залетели горе-птицы,
И тяга потерялась. Лётчик наш,
Секунды драгоценной не теряя,
Собрал весь опыт в боевой кулак, Плевать, что настежь души, створки рая, Последнее усилие напряг,
И сделал так (как это не должно быть),
Сложив заблаговременно шасси,
Он вёл к земле машину под ознобом,
Под вопли сотен: «Господи, спаси!»
Ещё чуть-чуть, и будет очень грустно,
Но поле им зелёный свет даёт...
Стоит корабль. Один. На кукурузном...
И максимум – кому-то нужен йод.
УЛЫБКА БОГА –
В тот день как будто мир перевернулся,
Сместилась для меня земная ось.
Из лифта вышел он и пошатнулся.
– Не пьяный, это у меня СКЛЕРОЗ.
– Ещё ты вроде молод для склероза.
– Да, с памятью всё клёво у меня,
Диагноз доктора мне ставят грозный:
РАССЕЯННЫЙ, до гробового дня.
Не лечится, и от чего не знают,
Без толку всё в больницах я лежу.
Живу и силы потихоньку тают,
Да слава богу, что ещё хожу.
Женатый. Есть погодков двое – этим
Супруге достаётся от забот,
Сейчас отдал бы многое на свете,
Чтоб выйти на работу, только вот...
В глазах его была святая влага
Несбывшихся каких-то детских грёз.
Не жалился, не звал он и не плакал,
А просто жил и крест болезни нёс.
– Ты, брат, беги, а то я колченогий.
Сказав ему: «Ты, парень, не тужи»,
Я уходил, а вслед улыбка Бога
Светилась со словами: Надо жить.
***
Он в десять раз древней Саграда...
Видавший сотни папских риз,
Но пляшет пламя Эсмеральдой,
Над Notre Dame- ом de Paris.
А в бутиках Парижской моды,
Где тот же тренд и тот же ритм,
Вздыхают: «Как же Квазимодо,
Неужто заживо сгорит?»
Открывши рот, толпа немая
Не видит и не понимает,
Что это – грозный знак с небес,
Что там давно прописан бес –
На главном алтаре собора.
Народу разве нужен бог,
Когда хвалёная свобода
Изгнала из дому ЕГО?
Пожар, конечно же, потушат,
Храм обретёт свой прежний вид.
Но как вернуть собору душу?
И кто людей одушевит?
УЛИЧНОЕ ЧТЕНИЕ
Люблю почитать на досуге, друзья.
Когда спать уходит светило, то я
Гоню прочь зевотную скуку
И в руки бумажного друга
Беру. Погружаюсь. Но речь не о том
Здесь чтении будет идти, о таком:
В тот вечер на звёздные знаки
Глядел я, гуляя с собакой.
И, взгляд уронив на окошек огни,
Заметил одну из красивейших книг –
Мой дом, спящим солнцем забытый,
Стоял фолиантом открытым,
А в центре меж двух половин – переплёт
Был выполнен дугами лоджий. Так вот,
Я, словно застывший, на месте стоял,
Раскрытыми небо и дом свой читал
И долго не мог насладиться.
ОМСК. КИНОТЕАТР "ГИГАНТ." 1946 г.
Ушла, отгремела война. Только
Ещё до спокойного сна долго.
И долг свой отдали бойцы – в ранах,
И в шрамах-траншеях поля. Рано
Мечтать, что уже позади горе,
Ещё на губах табака горечь.
Войны полыхает в сердцах пламя,
Пришла в города за неё плата:
Бурьяном растёт без отцов молодь,
Не дети, а звери – в глазах холод.
Окурками жизни шпана тлеет,
Подростки бродячих собак злее.
Приметят мальчонку: пальто, шапка,
И шея верёвкой-змеёй сжата.
Закон волчьей стаи гласит: Просто
Пойди и убей, закопай остов.
Безумное время, и плачут кругом вдовы.
Злодейка-война ещё не наелась вдоволь.
ГУЛАГ
Как будто под серым все пологом.
Хотелось свободы, как облаку…
Волоком в грязь –
Признания, карцеры, нужники.
Сравнялись по внешности (чуждые)
Честный и мразь.
Встречайте, народы советские,
Ветра-соловьи Соловецкие,
Север-урман,
Леса, словно рожи заросшие,
Ох, сладкой балуешь морошкою,
Мать Колыма.
Вся жизнь-то – цена ей копеечка:
Ушанка, пимы, телогреечка,
Сядут, курнут.
- Ты тоже сидишь ни за что, браток?
- Пятнадцать мне чалить, тем, кто ни за что,
Десять дают.
Своё отмотают, выживут
И с тем, что дотла не выжжено,
Прыгнут в вагон –
Туда, где свободнее дышится...
Но сердце ещё гулкий слышит звяг –
Рельсовый гонг.
ПАМЯТИ ПРАДЕДОВ
(Василия Григорьева и Фёдора Шершнёва)
Проулка тьму, что тихо спал,
Насквозь пронзили фары,
Автомобильный свет – шакал
Вором по стенам шарит.
Ещё ты рядом, милый друг,
В глаза не наглядеться.
И этот вдруг тяжёлый стук
Не в дверь, а сразу в сердце.
Обрывки фраз: Прости - прощай,
Объятья губ неловких.
И ворон чёрный прямо в рай...
В когтях...без остановки.
ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ
…И сойдёт с поднебесья бог,
И заплачет от бренных дел.
И услышат слова его:
«Я не этого вам хотел.
Я на смерть добровольно шёл,
За всех вас, навсегда воскрес.
Как же много на свете зол
Стало, что тяжелят мой крест».
Тихо молвит земле: «Прощай,
Нёс я свет, а пришёл во тьму»,
И оставит зелёный рай
В красном зареве бед и смут.
Толпы вновь скажут: «Бога нет»,
Но прозревшими станут те,
Кто увидит спасенья свет
Даже в полной кромешной тьме,
Кто к любви вознесёт слова,
Станет, словно кузнец Левша,
Жизнь свою день и ночь ковать,
Уповать…, но и не плошать.
НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА
В наших душах муки, алкания...
Как вагоны – в глазах мелькание
Лиц.
Окружает столько уродского,
Но спасает свет – богородицы
Лик.
Мы живём в тревогах, сомнениях,
Как же выбраться нам из затмения
Чувств?
Скоротечно всё, изменяемо...
Лишь один горит несгораемый
Куст.
А лукавый то змием, то ляжками...
Эх, пуститься бы во все тяжкие
С ним,
Но сжигает наше постылое
Купиною неопалимою
СЫН.
ЗОЛОТОМУ ТЕЛЬЦУ
Заповедь – «не сотвори кумира», –
Просто, возьми, друг. На!
Всё-таки, кто же правит миром,
Бог или сатана?
Деньги, блага и всё такое –
В рай строят жидкий мост.
Заповедь правою рукою
Бог в троеперстье нёс.
Души проветрить бы от чада,
Жизнь – Валтасаров пир.
Не принимает смирну, ладан
Вызлаченный кумир.
IV О войне, о мире и не только…
АПОФЕОЗ ВОЙНЫ
Опять вооружаемся. Политикам неймётся,
Не может человечество без войн.
Свод неба подпирала бы Хеопса А где сущ.?
Из черепов Второй Великой Мировой.
Надеюсь, может, всё ещё хоть как-то обойдётся,
Одной простой приставкой игровой,
Но льют и льют фундамент под Хеопса
Из черепов для третьей мировой.
Давайте развернём корабль, пока ещё не поздно,
Пока не грянул выстрел роковой.
Нам третья гарантирует, что после
Уже не будет никакой...
***
Прошлое, доброе – к чёрту! – Это
Я понимаю, что давит социум,
Но ведь над нами всё то же небо,
Но ведь нас греет всё то же солнце.
Так увлеклись мы собой самими,
Что не подъедешь уже на «мерине».
Мимо витрин не проходим мимо,
Мимо людей же идём намеренно.
Расчеловечивание – норма.
Станет законом, и примет дума.
Будем сидеть все по хаткам-норам
И о других – ни болеть, ни думать.
Взять и расчистить бы нам от снега
Душ припорошенные колодцы,
Чуткости чтоб отразилось небо
В них, и любви засияло солнце.
ЗАКОН О СЕКСЕ В ШВЕЦИИ
Что творится, ох, мамочки!
В Швеции задуши-
Ли секс. Хочешь с мадамочкой? –
Документ подпиши.
Вот такой у них кавардак –
Договор нужен, счёт.
Там мужчин не много и так,
Будет меньше ещё.
Русским я скажу мужикам:
«Вы ловите момент,
Коль пока не сказали и вам:
Подпиши документ».
КРАСАВИЦА
Подписал художник – красавица:
Бледно-розовое одеяло,
Синь обоев, где розы, – мне явно
Натюрморт с обнажённой нравится.
Прячет женщина груди едва-едва,
Под рукою. Глаза безучастны.
Всё согласно в картине Кустодиева,
Я с названием лишь не согласный.
***
Кругляк берёзы к бане...
Замах – рублю с плеча.
- Эх, будет банька, батя,
Сегодня горяча!
Под пиво золотое
Беседа горяча,
И вот тогда, не скрою,
Рублю уже с плеча...
НАСЫЩЕНАЯ НЕДЕЛЯ
Понедельник весь – в парах портвейна,
Вторник и среда – в душе Орфей,
Весь четверг – министр без портфеля,
В пятницу – я сам себе портфель.
В долгожданную субботу –
Мысли только о работе.
Но, блеснув, воскресный день
Растворил работы тень.
Всю грядущую неделю
Вновь в работу буду целить.
***
Снова мне в железной птице
Птицей перелётною…
Перед вылетом не спится,
Мысли лезут тёмные.
Взлёт проходит, как обычно,
С влажными ладошками,
Страх залазит по привычке
В душу чёрной кошкою.
Всё, до скорой встречи, город,
Взлётная кончается,
Отрываемся и вскоре
В облаках качаемся.
За окошком – море пены,
Солнце в ней полощется,
На перине этой белой
Поваляться хочется
Мне с тобою руки в руки –
Это всё мечтания,
Знаю, ты – не ты в разлуке,
В общем-то, и я – не я.
ТЕРПИМ
Ру/ч/ки ломают, но пишем и пишем,
Терпим, сражаясь чернильным мечом,
Терпит читающий длинные книжки,
Терпит бумага – ей всё нипочём.
Сердцу горячему хочется петь,
Но остужают сигналы – "терпеть".
Дали б терпения, что ли, взаймы нам,
Зреет в сердцах возмущения мина.
Впрочем, прорвёмся, робеть нам нельзя,
Души полны оптимизма. Не зря
Сила народа в терпении, братцы,
И во
всеобщем
порыве
ВЗОРВАТЬСЯ!!!
***
Спит пёса в кровати со мною,
Он там – на собачьей планете,
Метель за окошками воет,
А пёс под метели куплеты
То пискнет, то лапой, то ухом
Сучит, что-то, видимо, снится,
Наверно, бежит что есть духу
От волка, а может, лисицы.
Я дочке обязан покупкой
Щенка, он такой резвый малый,
Ко мне он привязан как будто,
Кормлю, с ним делю одеяло,
Хозяином быть, видно, мне.
ТОЧНАЯ МЕРА
Мойка, 12 – сдержаться и не зарыдать,
У Англетера – давить в себе горькие слёзы.
Страшные фразы забыть: «Никогда», «Навсегда»,
Верить, что всё это сон, только сон, не всерьёз, но….
Пальцы со страшною силой сжимаю в кулак,
В негодовании весь от бессилия мести.
Хочется матом убийц помянуть – крикнуть так,
Чтобы в аду разбудить этих чёртовых бестий.
Думаешь, там бы чуть-чуть и коней развернуть,
Тут бы чуть-чуть поумерили пыл изуверы.
Только сдаётся мне, что это малое – «чуть»,
Есть для великих единственно точная мера.
***
Сходят гении из поднебесья –
Мимолётные вспышки века.
Рядом вьются и вьются бесы,
Им великое – не помеха.
Отобрать то, что сердцу мило...
Дело сделано – тлеют кости.
Ошибаетесь, злые силы,
Жизнь продляется за погостом.
Погостили певцы недолго,
Золотые оставив перлы.
С чувством выполненного долга
Утопили в чернилах перья.
Нынче нет вот таких настырных,
По-хорошему бесноватых.
То ли все извелись Мартыновы,
То ли гении мелковаты.
ПРЕДЗИМЬЕ
Замри и услышь, как стынет земля,
Уже до зимы недолго.
Без листьев подпиленные тополя
Стоят, отрезвляюще голо.
Едва пробивается солнца луч
Сквозь серый занавес неба,
И воздух, морозом ещё не жгуч,
Бодрит ожиданием снега.
Идёт по лыжне железной стукач,
Как дряхлый старик столетний.
Увозит он плач заложников дач,
Что не было нынче лета.
Уже не так ярок лиственный плед,
Шуршу по нему ногами.
Вот-вот осень сдастся в долгий свой плен
И выкинет белое знамя.
Васильковая грусть
Кто на море, кто в горы, а мне бы
Пить лугов васильковую грусть.
Обниму необъятное небо,
В безмятежность лесов погружусь.
Ухнусь на спину в пряные травы,
Вот же он, долгожданный покой,
На душе так свободно и славно,
Словно ты в колыбели, такой,
Где ничто вдруг не звякнет, не скрипнет,
Здесь природы бесплатный концерт:
Мне кузнечик играет на скрипке
Под лесной комариный фальцет.
***
Как пьянит этот запах книг,
По ступеням шагаю строк,
Попадаю в их западни,
Там особенный – свой – мирок.
Я, лишённый еды и сна,
Проникаю в саму их суть,
Отклик сердца даёт мне знак
Лист ещё один перевернуть.
Мой желудок доволен всем,
Хоть его и пустеет тракт –
Просто вкусные книги ем.
Я ночами питаюсь так.
ОМСКУ
Город спрятал живой свой смех
В пелену дождей. На него
Полетел тополиный снег
Хаотично так и легко,
Полетела моя печаль
По-над крепостью вдоль Оми,
Несмотря на тоски печать,
Город мой, ты всегда мне мил.
Пусть горит где-то жизнь костром,
Пусть народ, как чумной, бежит…
Я земной отмотаю срок
Здесь – над пропастью, но во ржи.
***
Связали, стреножили, тяжкие виснут оковы,
И ждут впереди только вязкие серые будни.
Наш город подобен стал вере, что в муках, христовой,
Чем больше тиранят его, тем сильнее мы любим.
Любовь – это то, что не вытравить даже зарином.
Пусть образ остался лишь в памяти города-сада.
О, сколько возможностей наших зачем-то зарыто.
Мы стерпим, мы сдюжим и снимем когда-то осаду.
У памятника Шукшину В.М.
Это место никак проехать нельзя с давних пор –
В невеликом селе под причудливым именем Сростки
Проживал наш великий писатель, актёр, режиссёр.
Домик матери – лавочка, печка – всё очень неброско.
Здесь ковались характеры баб и простых мужиков,
Здесь судьбина народная бурною речкой кипела,
Спели замыслы, спели прообразы, спела любовь,
С ними жизнь скоротечно калиною красною спела.
Как и все из великих, сгорел очень быстро – устал
И присел на века, посмотреть, как Катунь серебрится,
И глядишь ты, Макарыч, с холма в распростёртую даль,
А народ всё идёт, чтоб тебе до земли поклониться.
БУНТАРСКОЕ
Народ наш терпением, силою воли горазд,
Примеров в истории этому было немало.
На грани развала страна находилась не раз,
Но снова и снова из пепла она поднималась.
Свергали царей и господ, как народное зло,
И тройки вершили суды хладнокровно у стенки.
Емелька в народе дремал, только время пришло,
Сработал пугач, разбудив и Емелю, и Стеньку.
То жарко молились, чтоб вечную жизнь обрести,
То не признавали ни Бога, ни чёрта. Я буду
Молить, вездесущий, тебя: больше не допусти
Великого и беспощадного русского бунта.
Сентября
То ли явь, то ли чудится,
Нынче будто влюблён, –
Вся распахнулась улица,
Передо мною клён,
Листьями стелет красочный
Красно-жёлтый ковёр,
Словно сегодня праздник чей,
Только вот у кого?
Ветви рябины осени
Пёструю хохлому
Нарисовали гроздьями,
Только кому, кому?
Вдруг граммофоны песнями
Зазвучали все сто
Белых цветов чудесных. Мне?
Только за что, за что?
В дом захожу «контуженный»,
Дети стоят. Любя,
Хором: - Ты очень нужен нам.
- Да, пап, тебя, тебя!
***
Наперевес двустволка. Иду
Лесом, топчу я дорогу.
Белоствольные в белом чаду
Свои утопили ноги.
Вдруг впереди бугры взорвались,
Что от внезапности замер.
Вслед косачам улетающим ввысь
Стрельнул я...
только глазами.
***
Ещё год один пролетел, словно бешеный скорый...
Едва отряхнулись от вьюжного белого сна мы.
Победно по улицам флагами выстрелил город,
И тысячи лиц дорогих рядом шествуют с нами.
Раскатисто в небе от выстрелов ухнуло эхо
Войны, но ребёнок в коляске не вздрогнул, сопит.
Как нас отрезвляет наследия грозного веха,
В которой я, может быть, тоже был где-то убит.
***
Кверху дном вся жизнь перевернулась,
Как монетку, затянуло илом
Прошлое – дворы вокруг уснули,
И покрылись толстым слоем пыли.
В детстве наш планшет – окно из дома,
Улицы мы гуглили ногами,
Через двушку древнего смартфона
«Я у друга», – честно врали маме.
По-мужски решались все проблемы,
Нынче адвокат – хранитель морды,
Были оборванцы по нужде мы,
Стали оборванцами по моде,
И бежим куда-то, рвя подмётки,
Превращая прошлое в изгоя.
Я не против жрачки, тусы, шмоток, –
Я за то, чтоб помнили людское...
НОЧЬ НА КРИТЕ
Берег галечный, зонтиков крыши,
Воздух свежий, озоновый.
Волны знойного Крита дышат
Огурцом малосольным и
Бьются в берег грудиною белой,
Где их вся обрушается мощь,
Выкатилась яблоком спелым
Вновь луна прогуляться в ночь.
Так покойно телу и ленно,
Небо в звёздных дорогах-мостах,
Замерла надо мною вселенная,
Лишь сверчок тараторит в кустах.
Может, это – подобие рая?
Может быть – упоения ритм?
Только здесь на себя примеряешь
Маску – ты сибарит.
Посейдон гонит волны всё чаще,
Тонет в них по Сибири тоска.
Я на острове (в прошлом несчастном),
Но счастливом уже на века.
***
Всё ниже мои старики ростом:
Уж батя вперёд не бежит с тостом,
Частенько мама слезу пускает,
Силёнки, как снег по весне, тают.
Скажу им: «Какие у вас годы,
Мы с вами свернём ещё дел горы!»
И солнце блеснёт вдруг из глаз предков –
Добавил медку старикам в редьку.
***
Хорошо в полосе везения
Жить Иваном не дураком.
Я погоду любил есеннюю,
Я мечтал светить маяком.
Я словами стрелял, что пушка,
Я высоцкую скорость любил.
В общем, не был по жизни душкой.
Покутил я своё. ПоКутил.
V Переводы
VI Однушки
***
Меняем на раз-два своих любимых,
Проходим сквозь обман, прельщенье через.
Тела подходят, в принципе, любые
Друг другу. Только души-то – не тетрис.
КОГИТО ЭРГО СУМ
Продолжу изречение не всуе,
Перекроивши смысл его по шву:
Я мыслю (нынче) – значит, существую,
Но это слабый факт, что я живу.
***
О войне, о мире и не только
Хочется в эфир кричать порой.
За грудиной напряженье тока
Только так сбавляется – строкой.
***
Когда фальшивят строчки не грамматикой –
О том, о сём свистят, что ветер в поле,
Поэзия тогда, как слёзы мачехи:
И жалость вроде есть, но нету боли.
***
Бездушно не пройти её излуки,
Не влиться в русло капелькой реки –
Лекарство перед вечною разлукой,
И радость встречи тлену вопреки.