Глава первая
* * *
— Книги приказано забрать.
— Забирайте, — голос девушки звучал немного хрипло, она не разговаривала ни с кем уже два дня.
Пожилой охранник принял из ее рук стопку книг и вышел, равнодушно повернувшись спиной к осужденной.
Нападения со стороны заключенной Грейнджер он не ожидал. Да его и не последовало. Грейнджер была образцовой осужденной: ни истерик, ни угроз. В камере идеальный порядок. А уж теперь, после суда, в ожидании исполнения приговора, от нее и вовсе осталась лишь тень. Хотя еду Грейнждер получала по расписанию и ела. Охранник лично видел это через окошечко в двери. И неоднократно. Присматривать за Грейнджер приказал негласно, конечно, Главный аврор Шеклболт. Они воевали вместе. Раньше. Когда вроде как шла война.
Охранник запер дверь камеры и отнес книги на стол дежурного. Их скоро заберут. Из одной книги выпали листы бумаги. Заключенным выдавали бумагу только для писем адвокату.
«Непорядок», — подумал охранник и развернул один лист.
«У меня забрали все. У меня больше нет ничего».
Две короткие фразы были написаны карандашом. Черновик письма?
Охранник посмотрел другие листы. Они были пусты.
Но доложить Главному аврору все же следовало.
* * *
«А на улице, должно быть, ветер. И дождь. Осень. Конечно, осень, ведь уже середина октября. Конечно, ветер, ведь отчетливо слышно, как от сквозняка хлопает железная дверь. Почему они не закрыли её? Потому что здесь, в камерах временного содержания при Министерстве магии, нет по-настоящему опасных преступников. Все они в Азкабане. Там и запоры понадежней и намного холодней. А вот сквозняков нет», — даже мысли Гермионы были несвободны. Даже мысли ее были в тюрьме.
Встреч с адвокатом больше не будет. А значит, бумаги ей не дадут.
Лязг-лязг, клац.
В камере Гермионы не было ни окна, ни часов, ни даже капающего крана. Солнце не заглядывало в каменный мешок. Время будто остановилось. Хорошо, что где-то там хлопает дверь. Можно засечь время, разрубить его на маленькие кусочки. И проживать их один за другим.
Лязг-лязг, клац.
Как ловко авроры в Австралии отобрали у нее палочку! Они ждали у дома, где жили её родители. Яркий свет — в лицо, магические браслеты — на запястья.
Клац-клац.
Её палочка в казенном футляре. Он закрыт и опечатан.
Два года. Нет, уже больше двух лет Гермиона не видела своей палочки. Не держала ее в руках. Два года без магии. Два года без свободы.
Полтора года в маггловской тюрьме в Камбере. В Австралии нет магических тюрем. Поэтому — маггловская тюрьма. Еженедельные встречи с мистером Крюгером. Задушевные беседы, стопки маггловских книг и безжалостное «Колленцио», заклинание, обновляемое снова и снова. Заклинание, ограничивающее, запирающее магию. Как будто Гермиона могла колдовать без палочки!
Лязг. Лязг-лязг.
Два года выкинуто из жизни. Вырвано. Отобрано. Украдено. Академия в Париже, в которую с таким трудом удалось поступить, теперь недоступна.
Лязг-лязг, клац.
Все к лучшему. Если дверь закрывается, то она может и открыться.
Так Гермиона думала в тюрьме в Австралии. В ожидании экстрадиции в Англию. В ожидании справедливого рассмотрения её дела. Ведь в Визенгамоте должны понять. Все понять.
Клац-клац. Мама, мамочка…
Кингсли Шеклболт, всегда спокойный и улыбчивый, был главной надеждой Гермионы в эти непростые два года. После падения лорда Волдеморта, Кингсли стал Главным аврором, и когда ее арестовали, Гермиона сразу же попросила австралийский Аврорат связаться именно с Шеклболтом. Преступницей Гермиона считалась по законам магической Австралии, но судить ее как гражданку Великобритании должны были на Родине. А Кингсли действовал по инструкции.
Дело об экстрадиции затягивалось. Когда Гермиону все же перевезли в Англию, Кингсли лично объяснил свою позицию: «Мы не должны создавать прецедентов. Все дела, связанные с преступлениями против магглов, должны расследоваться в соответствии с законом. И преступники должны понести наказание». Гермиона стерла память чете магглов, без их согласия перевезла их в Австралию. Мотивы этого могут заинтересовать суд. Но не авроров, расследующих дело.
«Сейчас в суде рассматривается множество дел, связанных с преступлениями против магглов. И твое дело — одно из них. Нельзя создавать прецедент. Все должно идти в соответствии с законом».
Лязг-лязг, клац.
И если эта дверь закрылась, то откроется другая. Если на предварительном следствии все так плохо, то на суде обязательно откроется правда. Ведь нельзя наказывать человека за то, что он пытался спасти жизнь своим родителям.
Да, нельзя.
Клац.
А наказывать за применение магии к магглам можно.
Клац.
Родители живут в Австралии. Это так далеко! И они не помнят свою дочь. Однажды она выбрала свой путь, ушла в такой манящий, яркий мир магии. И потеряла свою семью. Как же так! Она просто хотела их защитить. От своих непонятных магглам способностей, от чужой для них войны в магическом мире. От смерти. Родители живы, но она потеряла их.
Лязг-лязг, клац.
Хорошо, что Рон выбрал свой путь и поехал учиться в Самарканд. Глупо было рассчитывать, что он и после окончания школы будет всегда рядом. Хорошо, что он уехал тогда.
Лязг-лязг, клац.
Мерлин с ним, с Роном. Хуже то, что Джинни оказалась такой сукой. Какие ужасные вещи говорила она тогда, перед выпускным! Ревновать Гарри к ней, Гермионе, глупо. Но ведь все поверили.
Лязг-лязг, клац.
Она потеряла дружбу с Джинни. Дружбу с Гарри. Встречаться с ним — дразнить гусей. Джинни устраивала истерики, когда узнавала об их встречах. И будет устраивать скандалы впредь.
Но Гарри все равно не пускали к ней на свидания, пока шли следствие и суд. Приходил только Кингсли Шеклболт, пользуясь своим служебным положением.
Лязг-лязг, клац.
Джинни — сука. И Рон, и Джинни, и все Уизли потеряны. Дверь закрылась.
Ожидание суда и сам суд растянулись на долгих шесть месяцев. Но ожидание приговора скрашивали книги. Магические книги, которых не было в Австралии. И Гермиона читала, читала скоро и жадно, словно хотела начитаться впрок. Будто предчувствовала решение суда.
«Новых книг не приносили уже четыре дня. Почему?» Не обманывай себя, ты понимаешь почему.
Лязг-лязг, клац.
Оглашение приговора заняло почти целый день. В зале суда были многие из тех, кого Гермиона знала в магическом мире. Даже Миневра Макгонагалл. Ни с кем не удалось перекинуться ни словечком. Только Макгонагалл, когда Гермиону выводили из зала суда, проговорила: «Что же ты наделала, девочка моя!»
Теперь, когда решение суда известно и обжалованию не подлежит, незачем Гермионе встречаться со старыми знакомыми. Не нужно, чтобы они видели ее теперь. И потом, когда приговор приведут в исполнение. Особенно — потом. Два года тюремного заключения. Ограничение магии и поражение в правах на три года. Ежедневные посещения аврората. Жизнь под надзором. Без права покидать страну, разумеется. Ее досудебные мытарства ей зачли в качестве отбывания срока в тюрьме.
Все двери закрылись перед ней. Все, чем она дорожила и жила, больше ей недоступно. И что дальше? Как жить? Зачем жить?
Клац. Лязг-клац.
Дверь хлопнула особенно громко, и Гермиона обхватила себя руками за плечи, поежившись от холода. Холод. Холод. В камерах министерства было теплее, чем в Азкабане. Пока шло предварительное следствие, она там даже простудилась. Но Гермиона все равно никак не могла согреться.
В коридоре послышались шаги. В камеру вошли два охранника.
— Грейнджер, на выход!
Ноги стали ватными. Гермиона с трудом встала.
«Ведь это не больно?» Ее повели по коридору, затем вниз по ступеням. Гермиона понимала, что сейчас должно произойти. Приговор суда приведут в исполнение. «Но это же не больно. Вы же не сделаете мне больно!» Она повернула голову, пытаясь заглянуть охраннику, что шел слева, в лицо.
Это, должно быть, выглядело жалко. Но лицо молодого парня в черной форме оставалось бесстрастным.
— К стене!
Гермиона отвернулась к стене. Охранник открыл дверь.
На пороге Гермиона помедлила.
«Ничего, перед тем, как судьба открывает новую дверь, она должна закрыть все старые. У судьбы скверное чувство юмора. Вот она, твоя открытая дверь, Гермиона. Иди. Соберись. Не будь тряпкой. Ты сможешь».
Глубоко вздохнув, она шагнула вперед.
Зачитали приговор, и волшебник в алой мантии взмахнул палочкой.
«Он словно дирижер», — подумала Гермиона. Но музыка не зазвучала. Все происходило в полнейшей тишине. Больно не было. Призрачный браслет бурым облаком опустился на её правое запястье.
Теперь она не сможет пользоваться заклинаниями сильнее «Люмоса». И большинством магических артефактов.
Аврор, приведший в исполнение приговор, спросил: хорошо ли она поняла происходящее?
— Да, вполне, сэр.
— Условия вашего освобождения и подробные инструкции вы сможете получить у своего адвоката.
— Спасибо. Теперь я могу идти?
Гермиона сознательно сказала именно так. «Теперь я свободна?» — этот вопрос прозвучал бы дико.
Нет, птица с подрезанными крыльями не свободна. Даже если ее и отпустили.
Те же охранники, что вели ее из камеры, проводили Гермиону к небольшой стойке несколькими этажами выше. Бывшей узнице выдали личные вещи и дали переодеться в маленькой комнатке без зеркала.
— Теперь все, — произнесла Гермиона, протягивая охраннику тюремную робу, — Я могу идти?
— Главный аврор Шеклболт хотел с вами поговорить. Нужно зайти в его кабинет.
«Мне ничего не нужно. И уж тем более — плохих новостей», — подумала Гермиона. Она не ждала от разговора с Шеклболтом ничего хорошего. Но избежать этого разговора было невозможно.
Гермиону привели в кабинет.
Но там ее ожидал не только Кингсли.
— Здравствуй, Миона!
Гарри. Конечно, Гарри. Гермиона не хотела, не могла ни с кем говорить сейчас, когда несправедливый, чудовищный приговор только что привели в исполнение.
"Возьми себя в руки! Конечно, Гарри не мог не прийти. Он очень хочет помочь. Даже тогда, когда помочь нельзя".
— Здравствуйте, Кингсли. Здравствуй Гарри!
Гарри, который в прежние времена кинулся бы обнимать ее после такой долгой разлуки, стоял в углу огромного, роскошного, кабинета, безвольно опустив руки.
Гермиона сама подошла к нему и обняла. Как в старые добрые времена.
— Как ты? — глухо спросил Гарри.
— Я рада, что наконец-то выхожу из тюрьмы.
— Поздравляю, Гермиона! Сегодня большой день! — вместо приветствия проговорил Кингсли.
"Да, сегодня моя жизнь разрушена при помощи пары листков бумаги. Не раскисай! Держи себя в руках. Сейчас Кингсли скажет что-то очень плохое. Нужно выслушать. Затем отделаться от Гарри. Потом поплакать и напиться".
Гермиона поблагодарила Кингсли и села на предложенный стул.
"Не садись на краешек. Садись удобно. Разверни плечи Держись уверенно. Через четверть часа ты будешь свободна. Ты выйдешь на улицу! На улицу".
Гермиона улыбнулась своим мыслям.
— Ты хорошо держишься, Гермиона. Ты всегда была храброй. Я решил поговорить с тобой именно сегодня, для того, чтобы ты не наделала глупостей. Это касается твоих родителей.
Гермиона невольно задержала дыхание.
— Ты помнишь, что власти Австралии скоро должны выслать их в Англию. И я хочу, чтобы ты знала всю правду. Мистера и миссис Грейнджер осмотрели местные специалисты. Поработал с ними и наш. Боюсь, твое вмешательство в память родителей почти необратимо. Ни один из тех легилиментов и целителей, кто работает в Министерстве и в Аврорате, не рискнули восстановить твоим родителям утраченные воспоминания.
Пойми, вмешательство было слишком глубоким. Никто из тех, с кем я говорил, не возьмется за это дело еще и потому, что ты осуждена. Тебе предстоят нелегкие два года. Не наделай глупостей, очень прошу тебя.
— Миона! Тебе сейчас очень тяжело. Но я буду рядом. Я уже поговорил с агентами. Мы снимем тебе квартиру. Деньги есть. И твой адвокат подал апелляцию.
— Спасибо, Кингсли, что вы меня честно предупредили обо всем. Я благодарна, что не скрыли от меня эту тяжелую правду.
«Я говорю достаточно спокойно и логично. Надеюсь, Кингсли мне поверит. В любом случае, находясь под надзором авроров и без своей магии, я ничего не смогу сделать. Пока. Мне нужно время, чтобы самой понять ситуацию, в которой я оказалась. Теперь — Гарри. Успокоить и отвязаться. Джинни из него душу вынет, если будет знать, что он мне помогает. Что мы встречаемся..."
— Спасибо, Гарри. Мне действительно негде жить. Но я должна сама себе снять квартиру, найти работу. Что я буду делать, если ты все сделаешь за меня? Ходить из угла в угол? Нет. Я сейчас доберусь до гостиницы. Деньги на первое время у меня есть. А потом найду работу. Мне нужно что-нибудь делать, иначе я сойду с ума. Но если мне понадобится помощь, ты будешь первым, к кому я обращусь. Ведь ты мой друг.
Гермиона заставила себя улыбнуться, надеясь, что Гарри, как и в школьные годы, не слишком проницателен.
Гарри только улыбнулся в ответ. Весь этот фарс утомил Гермиону сверх всякой меры. Если бы они, Гарри и Кингсли, могли помочь, то помогли бы. А теперь ей никто не поможет. Нужно начинать жить с начала. И делать это только самой.
— И ты можешь помочь мне прямо сейчас, Гарри! Уведи меня отсюда и напои кофе. Спасибо вам, Кингсли, за все. До свидания.
Гермиона встала и вышла.
В спину ей полетели слова Шеклболта: «Если я что-нибудь узнаю, то сообщу».
Но она не обернулась.
Кингсли в два шага догнал ее.
— Ты же не задумала наложить на себя руки? — спросил Кингсли, вдруг схватив ее за плечо и рывком повернув к себе лицом. «А я и не услышала, как он подошел».
— Ты слишком спокойна, — Шеклболт пристально посмотрел ей в глаза.
— Вы зря беспокоитесь. Я не думаю о самоубийстве.
«Я даже о побеге не думала. Я была уверена, что суд во всем разберется. Что в мире есть справедливость. Что я чего-то стою, и люди в состоянии понять меня».
— Всего вам доброго, сэр. Гарри, уведи меня отсюда.
Коридоры министерства казались бесконечными. Как и молчание, повисшее между старыми друзьями. Да, Гарри знал ее слишком хорошо, чтобы спрашивать о самоубийстве или пытаться утешать. Наконец, они вышли на улицу. Огромность открытого пространства, простор, наполненный домами, деревьями. Люди. Много людей. Гермиона почувствовала приступ паники. Ей стало по-настоящему страшно. Мир, такой огромный и такой незнакомый. Мир, в котором она на долгих три года — осужденная преступница, практически сквиб.
— Ты могла бы жить с нами. Со мной и Джинни.
— Нет. Джинни в ее положении нельзя волноваться.
— Как ты узнала?
— Догадалась.
— Тебе сейчас не стоит быть одной.
— Я не буду одна.
«Я же под надзором Аврората».
— А в доме твоих родителей тебе жить нельзя?
— Нет.
«Так же, как и пользоваться их банковскими счетами».
— Я найду работу и жилье. На первое время деньги у меня есть.
«Двенадцать галеонов».
— Твои вещи пропали. Я не смог их найти.
— Ничего страшного. Ты же принес мне теплую мантию. Завтра куплю все, что нужно.
Разговор с Гарри выматывал. Гермиона, впрочем, крепко держала друга под руку, пока они шли к кафе. Открытое пространство вселяло в сердце и разум панику. Мучительно пытаясь унять волнение, Гермиона постаралась переключить свое внимание на мелкие детали мира вокруг. Желто-красный лист на мокром асфальте. Пожухлая трава на газоне. Оголившиеся, кажущиеся такими беззащитными ветви деревьев.
Осень вступала в свои права. Деревья готовились к долгой зиме, меняя цвет листьев. А небо было по-осеннему пронзительно-голубым и высоким. И ветер… Она так давно не чувствовала ветер на своей коже.
В кафе за столиком почему-то показалось душно. Паника отступила.
И, оставив Гарри одного, Гермиона вышла на улицу.
«Это не мир изменился. Он такой же, как был раньше. Изменилась я. И я справлюсь».
Гарри вынес ей чашку кофе. Много сахара. Много сливок. Новая Гермиона выбрала именно такой. Она стояла на улице, смотрела на прохожих, на деревья, на бесконечную синеву неба и словно видела весь этот мир по-новому.
— Ну, что будем делать дальше? — спросил Гарри.
— О, у меня большие планы на вечер! — усмехнулась Гермиона.
Она решила поселиться в Хогсмите, надеясь найти там и жильё, и работу. Да и отмечаться ежедневно в участке аврората будет довольно просто. Гермиона знала, что аппарировать самостоятельно сможет, но это будет отнимать много сил.
Гарри помог ей добраться до "Трёх метел". От аппарации затошнило, и закружилась голова. "Значит, буду больше ходить пешком".
Снять комнату в гостинице удалось быстро, и Гарри, наконец, ушёл. Гермиона проводила его и подошла к барной стойке.
Розмерта, несмотря на свою красоту, всегда сама содержала себя. Кто как ни она могла понять и оценить желание Гермионы работать. Неважно где. Неважно кем. Главное — есть свой хлеб.
— Добрый день, госпожа Розмерта. У вас не найдется работы для меня?
— Здравствуй, Гермиона. Рада тебя снова видеть. У меня работы нет,но я поспрашиваю. Тебе ведь подойдет сейчас любая?
— Да, именно так.
Гермиона положила деньги на барную стойку:
— Госпожа Розмерта, налейте мне выпить. Чего-нибудь покрепче.
— Тогда джин.
Розмерта поставила перед Гермионой стакан:
— Празднуешь освобождение? А почему в одиночестве?
— О нет. Пытаюсь залить горе. Меня же признали виновной.
— Тогда точно джин. Помогает от всех проблем.
— У меня проблем очень много.
Розмерта поставила на стойку бутылку.
Гермиона отхлебнула из стакана желтоватую горькую жидкость. Горло обожгло, и она закашлялась.
— Пей, пей. Джин помогает. Завтра голова у тебя будет болеть так, что обо всем другом забудешь.
Гермиона усмехнулась. Но бутылку не взяла. Впрочем, Розмерта сказала правду, и наутро Гермиона думала только о том, как бы слезть с кровати и напиться воды. Все проблемы казались пустяком по сравнению с тем, как болела голова.
Глава вторая
То, что в дверь стучали и разбудил ее именно этот стук, Гермиона поняла лишь спустя пару минут.
С трудом добравшись до двери, она открыла ранним визитерам, даже не спросив, кто там.
На пороге стоял Невилл Лонгботтом. Одетый с иголочки, причесанный, гладко выбритый. Гермиона смутилась. Проспав ночь в одежде, лохматая и не умытая, она, должно быть, выгляделаужасно. «И от меня несет перегаром…» А Невилл пах так же, как и выглядел — великолепно.
«Ничего. Буду дышать в строну».
— Здравствуй. А я принес тебе аспирин.
— Спасибо.
«Он знает о приговоре Визенгамота. И о том, что целебные зелья не смогут мне помочь. И о том, что я напилась. Ну и хорошо. Буду дышать прямо на него!
Мы три года не виделись. На суде он не был. Зачем он пришел, так, вдруг?»
— Я пришел предложить тебе работу. Сначала — три галеона в неделю, но работа сдельная. Сможешь зарабатывать и больше. Проживание и питание — бесплатно.
— Мне не нужна благотворительность, — твердо сказала Гермиона, запив таблетки водой.
— Я не занимаюсь благотворительностью. У меня своя фирма. Сейчас на меня работают четыре девушки. Но нужно расширять дело. Ты умна, аккуратна. И тебе нужна работа, — просто ответил Невилл.
— Я должна подумать.
— О чем? — неожиданно резко произнёс Невилл. Даже когда Лонгботтом сидел, он казался Гермионе огромным. Высокий, широкоплечий, холеный. Определённо, он занимал собой очень много пространства.
— О чем ты собираешься думать? О том, принимать мою помощь или нет? Ведь так ты расценила моё предложение? Ты же даже не спросила, о какой работе идёт речь.
Монолог Невилла прервал стук в дверь. Впрочем, Гермиона все равно не нашлась бы с ответом. Невилл вырос, возмужал. Изменился. И она не понимала, как себя с ним вести. Поэтому новый визитер был очень кстати.
На пороге стоял Люциус Малфой.
— Добрый день, мисс Грейнджер. Я рад видеть вас на свободе. Наконец-то этот отвратительный фарс закончился. Разрешите войти?
Гермиона невольно попятилась, и Малфой вошёл в комнату.
— Приветствую! — кивнул он Невиллу.
— И вам доброго дня! — Невилл привстал с дивана и тут же вальяжно откинулся на спинку.
— Мы могли бы поговорить наедине? — обратился к ГермионеМалфой.
«Я могла бы умыться и причесаться? Зубы почистить. И аспирину еще принять».
— Говорите, сэр, у меня нет секретов от друзей.
— Как и вся магическая общественность, я с возмущением следил за тем фарсом, в который превратил рассмотрение вашего дела Визенгамот. Сейчас, к сожалению, со многими обходятся несправедливо.
«Да, Лестрейнджу вон дали двадцать пять лет в Азкабане. А нужно было за ноги повесить на Астрономической башне. Хотя нет, нельзя. Это же школа. Там дети учатся».
— Я в меру своих сил пытаюсь помогать тем, кто испытывает определенного рода затруднения. Зная от своего сына о вашем уме и иных положительных качествах, я хочу предложить вам работу. У меня. Секретарем.
Малфой улыбнулся. Тепло. Открыто. По-отечески.
«Делопроизводство — и минеты?»
Гермиона невольно сжала зубы.
— Увы, Гермиона уже дала согласие работать у меня, в моей фирме, — проговорил вдруг Невилл, поднимаясь с дивана и дружески обнимая Гермиону за плечи.
— Но, насколько мне известно, ваш бизнес весьма небольшой и слабый.
— У вас неверная информация. Мой бизнес велик, крепок и очень активен!— Невилл улыбнулся Малфою во все тридцать два зуба.
Несколько секунд мужчины пристально смотрели друг другу в глаза.
Первым отвел взгляд Малфой.
Извинившись за вторжение и пожелав всех благ, он покинул наконец гостиничный номер.
Гермионе показалось, что он рассержен не столько ее отказом, хотя она не произнесла ни слова, сколько тем, что сказал Невилл.
О чем они говорили? Этого Гермиона до конца не поняла. Да уж, у магов свои секреты. Куда сквибам до них.
— Ты так легко решил мою судьбу? Зря торопился. Я не собиралась принимать предложение Малфоя.
— А мое?
— Не знаю. Это точно работа, а не милостыня?
— А я-то думал, что всегда смогу обратиться к тебе за помощью, хоть мы и закончили школу. А оказалось, что нет.
— Не понимаю. Если тебе нужна помощь, я всегда готова помочь! Я сделаю все, что в моих силах! — горячо возразила Гермиона.
— Нет. Это не так. Человек, который не принимает помощи от друзей, и сам ее не окажет.
Гермионе нечего было возразить.
«Да, новая Гермиона, кажется, не такая уж и умная девушка, а?» — глядя в зеркало, подумала она.
Вот так, с большого похмелья и испуга, Гермиона приняла предложение Невилла.
«А ведь Малфой меня действительно напугал. Зачем я ему? Покуражиться? Для того, чтобы носить кофе и ублажать орально, когда шефу станет скучно? Как хорошо, что Невилл оказался рядом. Он-то уж точно не станет от меня требовать ничего подобного».
— Так чем ты занимаешься? Я согласна работать на тебя, только расскажи уж, что придется делать?
— Для начала купить себе новую одежду. Много одежды. В счет аванса. Идем по магазинам: ты будешь примерять новинки этого сезона, а я — рассказывать. И нужно записать тебя в салон. К хорошему парикмахеру просто так не попасть. Значит, сходишь через пару дней.
Гермиона рассмеялась. «Я поторопилась, решив, что изменилась только я, а мир остался прежним. Нет, поменялось многое. Невилла, вот, не узнать».
Он разбирался в моде, он не забыл про сумки и сумочки, он буквально затащил Гермиону в магазин косметики.
— Я не пользуюсь ничем, кроме мыла и шампуня! — пыталась она отбиться и прикусила язык: у нее ведь не было ни того, ни другого. И зубную пасту нужно купить, и какой-нибудь крем для рук. В тюрьме на руках появились цыпки.
«И духи! Хочу парфюм. Тяжелый и горький, как моя судьбинушка!» — Гермиона чувствовала себя легкой, свободной. Они с Невиллом весело болтали и много смеялись.
— Так чем ты занимаешься?
— Все просто. Я выращиваю растения на продажу. Но кому-то нужны живые растения, кому-то — срезанные. А кому-то и готовые ингредиенты. Так что работы хватает. Мои прадед и дед в свое время занимались этим. Поместье у нас не маленькое. Содержать его и дом стоит недешево. Нужно было заставить землю приносить доход. К тому же внезапно я оказался наследником еще одного рода. И еще одного поместья.
— И поэтому ты не пошел учиться дальше?
— Лучший способ узнать что-то — это самообразование.
— И дела твои идут неплохо? Ведь три галеона — приличные деньги. А я ничего не умею.
— Работа несложная, но нудная и тяжелая.
— Навоз по полям разбрасывать?
— Октябрь уже заканчивается! Все без тебя разбросали. А начнешь собирать и сортировать соломку, поймешь, как тебя эксплуатируют!
— Я должна жить в поместье? А как же аврорат? Мне нужно отмечаться там каждый день.
— У меня два садовника. Стэн Шанпайк, возможно, ты встречалась с ним, поможет тебе с аппарацией. Да и девочки не откажутся. Три из них живут в поместье. А у Магды есть мать и ребенок, она живет в Леттери. Аппарирует туда и обратно каждый день.
— А ты?
— Я живу с бабушкой. Но в поместье бываю каждую неделю. Нужно присматривать за теплицами самому. Девочки обитают в коттедже. Но там уже нет свободных комнат. Будешь жить в Большом доме. Так что я вас познакомлю, а уж общаться с ними или нет — дело твое.
Слова Невилла Гермиона пропустила мимо ушей. Ей очень понравился дом, и парк вокруг, и комната на третьем этаже, в которой ее поселили. У нее даже была своя ванная комната! И, глядя из окна на пруд и аллеи старинного парка, вчерашняя узница почувствовала себя принцессой. Сказочной принцессой.
А потом ее познакомили с девочками.
Леонарда, невысокая и полноватая, казалась веселой и беззаботной. Второй Гермионе представили Мариэтту Эджкомб. В платке, похожем на хиджаб. Да, те метки, которые Гермиона оставила когда-то ее лице, никуда не делись. Мерзкие прыщи, свидетельство предательства и наказание за него.
«Что ж, Невилл сказал, что мне не нужно с ними общаться, помимо работы. А кто же четвертая? Невилл говорил, что у него работают четыре девушки».
— А вот Ромильды сейчас нет, она на встрече с клиентом. Но ты ее знаешь, Миона. Ромильда Вейн училась в Хогвартсе, на Рейвенкло в одно время с нами.
«Отличная компания! Теперь понятно, почему Невилл не поселил меня в коттедже со всеми!»
Магде было около тридцати. Она поздоровалась, но ее лицо оставалось хмурым.
— Работы много. Я введу вас в курс дела.
— Лучше на «ты». И зовите меня Гермионой.
— Добро пожаловать, Гермиона!
Магда была кем-то вроде экономки. Она не жила в поместье, но помогала Стэну Шанпайку и второму садовнику— Эрни налаживать холостяцкий быт.
— Домовиков у нас нет. Уборка, стирка, готовка — все сами.
Гермиона поняла, что убирать свой замок принцессе придется самой.
«И как я справлюсь без магии?»
Словно прочитав ее мысли, Невилл сказал:
— Простейшие бытовые заклинания есть в книгах по домоводству. Да и девочки помогут!
При этих словах Магда нахмурилась еще больше, а Леонарда улыбнулась и согласно закивала.
«И снова понятно, почему Невилл не поселил меня в коттедже со всеми! Я стану горничной. О, добро пожаловать, принцесса!»
Работа Гермиону не пугала. Лучше работать много и тяжело, чем принимать милостыню. Похоже, Невилл считал также.
Стэн Шанпайк выглядел лет на двадцать пять. Немного суетливый и услужливый, он легко согласился помогать Гермионе добираться до аврората.
«Что ж, жизнь налаживается!» — подумала Гермиона и не ошиблась.
Девочки, как ласково называл Невилл своих работниц, занимались срезкой, сушкой, сортировкой и упаковкой.
Ромильда Вейн, все такая же красивая, как и в Хогвартсе, вела счета, формировала заказы и, вообще, командовала. Девочки, работая за большим столом, много шутили на ее счет. Весело. А иногда и зло. Они много болтали во время работы, и Гермионе было поначалу довольно сложно сосредоточиться. За то время, проведенное в Азкабане, она отвыкла от сплетен, шуточек. Болтовни. От общества, одним словом.
Стэн ежедневно сопровождал ее в Лондон, в аврорат, помогая с аппарацией. Сама процедура не занимала много времени: Гермиона входила в кабинет, дежурный аврор делал отметку в журнале и проверял ее палочку и сохранность чар, ограничивающих магию.
Эти визиты производили на Гермиону тягостное впечатление. Но Стэн был весел, как молодой пес. Кажется, он с удовольствием покидал поместье, считая посещение аврората ежедневной увеселительной прогулкой.
И так случилось, что на второй или третий день Гермиона попросила его зайти в маггловский магазин, купить стиральный порошок и еще пару мелочей. С тех пор они, как два злоумышленника, оглядываясь и хихикая, нет-нет да и сбегали в маггловский Лондон. Погулять. Поглазеть. В маггловской части города никто не мог узнать Гермиону. Она давно исчезла из мира магглов.
Встречаться с кем-либо из старых знакомых было тяжело.
Тяжело общаться с Гарри, с Ромильдой. Особенно с Мариэттой.
Лишь общество Невилла было Гермионе не в тягость, а в радость.«Наверное, потому, что он тоже изменился».
Так прошло две недели, и Гермиона не только вполне привыкла к своему положению, но и осознала его. С девяти до пяти каждый день, кроме воскресенья, она работала вместе с остальными либо в сушильне, либо в теплицах. Пару раз,несмотря на холодную погоду,выходили в поле. По понедельникам и вторникам занимались упаковкой и комплектованием заказов, с которыми не успевала справиться Ромильда.
В первый же раз Гермиона допустила пересортицу. И хотя Магда быстро все исправила, Ромильда все равно сделала Гермионе выговор.
Каждую свободную минуту она старалась заполнить делом. Благо, уборка огромного особняка(а он был огромным!), по крайней мере, того крыла, в котором жила она сама, отнимало бездну времени и сил. А еще и готовка. Магда готовила только по вечерам, для Стэна и Джона. То, что не съедали за ужином, становилось завтраком. А обед девочки приносили из коттеджа. Гермиона взялась готовить завтрак себе и мужчинам. А еще были стирка и глажка. Стирать Гермиона, конечно, умела. То есть на каникулах она часто видела, как мама включает стиральную машину.
Ну, еще Гермиона сама стирала свое белье и колготки. Вручную. А вот стирать вручную всю одежду, оказалось делом кропотливым и нелегким. Маггловский порошок разъедал руки, вода из тазика расплескивалась во все стороны. На одежде оставались пятна.
Но Гермиона знала,что это всего лишь небольшая плата за то, что ее руки и голова заняты. Заняты хоть чем-то, кроме сожалений. Ложась вечером в постель, подчас в полном изнеможении, она гнала, гнала горькие мысли. Порой ей хотелось вскрыть себе черепную коробку, разбить голову и выпустить рой мыслей на волю. Пусть себе летят.
Маги, в мир которых она так хотела попасть, обманули ее самым гнусным образом. Поманили знанием, а потом — забрали его. Заклинания, наложенные по приговору Визенгамота, блокировали не только магию, но и способность пользоваться магическими артефактами. Книги… Магические книги стали ей теперь недоступны.
В библиотеке поместья встречались полки, на которых Гермиона не видела книг. Некоторые тома можно было увидеть, взять в руки. Ах, как они манили к себе, обещая волшебство! Можно было ощутить их, подчас немалый, вес. Можно было почувствовать гладкость кожаного переплета, проследить вязь тиснения подушечками пальцев. Можно было обонять запах книг, запах той самой книжной пыли, проклятия библиотекарей. Но пергаментные станицы оставались пустыми. Некоторые были просто пустыми. На некоторых Гермиона видела строчки и буквы. Но они не складывались в слова. Расплывались перед глазами, оставляя лишь легкое головокружение. И обиду. И горечь.
Пару раз ее навещал Гарри. Гермиону очень расстраивали эти визиты. Ей хотелось обнять друга, спрятать лицо у него на груди и жаловаться, жаловаться на то, как несправедлива к ней, Гермионе, жизнь. Как нудно и беспросветно проходят ее дни. Гермиона не позволяла себе этого. Но каждый раз просила Гарри не приходить больше. Он не понимал. До тех пор, пока вслед за ним не пришла и Джинни.
Она кричала. Мерлин, как она кричала!
«Я ношу твоего ребенка!» — это прозвучало, как обвинение, но было самым ничтожным из обвинений, которые выкрикивала Джинни. Лицо ее, немного отекшее, пошло красными пятнами, шея некрасиво напряглась.
Джинни кричала так громко, что из комнаты, в которой девочки убирали столы после рабочего дня, прибежали и Магда, и Мариэтта, и Ромильда.
— Шлюха! Ты обманывала моего брата и спала с моим парнем! И зачем они тебе? Тебе же мужики вообще не нужны! Фригидная сука! Что, думаешь, я не знаю? Ты же в постели, как бревно! Бесчувственная сука! Тварь! Мразь! Гадина!
Гарри попытался заставить Джинни замолчать. Бесполезно. Ни оправданий, ни возражений она не слышала. А уйти из комнаты Гермиона не могла. Разве что в окно выпрыгнуть. Так они и беседовали. Гермиона стояла, прижавшись к стене спиной, Гарри то хватал Джинни за руки, то порывался уйти, то оттаскивал разъяренную жену от Гермионы. Уверенная в своем праве закатывать истерики, рыжая фурия все пыталась ударить Гермиону. Видимо, ярость оскорбленной женщины была столь велика, что она хотела расправиться с соперницей просто так, голыми руками. Без магии. Гарри, помня о беременности жены, тоже не колдовал.
А остальные стояли и смотрели. Магда, как обычно, нахмурившись. А вот Ромильда и Мари наблюдали за происходящим с явным интересом. Ромильда даже успела поздороваться с Гарри и улыбнуться ему.
Наконец, Джинни в очередной раз оттолкнула руки Гарри и упала на колени. Ее вырвало.
Она легла на ковер и зарыдала. Спустя одно чистящее заклинание, стакан воды и пару десятков судорожных всхлипов, Гарри удалось увести жену.
А Гермиона осталась с девочками.
— У меня никогда и ничего не было с Гарри! А с Роном мы расстались еще в школе, по взаимному согласию,— произнесла она.
— Ты не должна выставлять свою личную жизнь на всеобщее обозрение! Это совершенно неприемлемо, — отрезала Ромильда.
— А теперь все возвращайтесь убирать свое рабочее место.
Гермиона, Магда и Мариэтта вернулись в комнату сортировки. Всего-то и нужно было протереть столы да убрать куски бечевки и упаковочной бумаги. Те, что могут еще пригодиться — в ящики. Остальное — в мусорное ведро.
— А ты и вправду фригидна? Это, должно быть, очень неприятно! — заметила Леонарда. Она, вроде, не присутствовала при скандале, устроенном Джинни. Но, ясное дело, все слышала. Она вообще любила подслушивать.
Гермиона не ответила.
Магда сказала:
— Тебе-то что, ты же девственница. Меньше болтай.
— Я сочувствую тебе, Грейнджер! — сказала вдруг Мариэтта. Это была первая фраза, с которой она обратилась к Гермионе, если не считать дежурных приветствий в начале рабочего дня.
Гермиона невольно повернула голову и посмотрела на Мариэтту.
— Должно быть, это очень тяжело: потерять и подругу, и друга. Расстаться с парнем. Пережить и тюрьму, и суд.
— Я не могу убрать с твоего лица прыщи, извини.
— Я знаю. Но это уже не важно. Мне приятно видеть тебя сейчас, здесь. Лишенную магии и всеми покинутую. Жизнь — справедливая штука, правда? — Мариэтта улыбнулась. Победно, торжествующе…
«Я не буду плакать. Во всем этом есть и хорошая сторона. Гарри больше не придет. Во всяком случае, придет нескоро. Жаль, я не успела поговорить с ним о маггловских документах для меня. Ничего, спрошу Шеклболта. Хуже не будет.
Я не буду плакать. Поплачу в среду!
И вовсе я не фригидна. Неужели быть нормальной женщиной,значит обязательно состоять в отношениях или быть влюбленной?»
Если бы Гермиона и могла влюбиться, то только в Невилла. Он был не только высоким, ухоженным, но и весьма привлекательным. Гермиона и раньше знала, что он аккуратен и заботлив. По крайней мере, в обращении с растениями. Теперь же она увидела, как он колдует. Сосредоточенно, тщательно. Красиво.