РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ АГРЕССИИ: ИНСТРУМЕНТАЛЬНАЯ И ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ

Одна из моих основных тем — это разнообразие видов агрессии. Попытки причинить боль или уничтожить других людей происходят неодинаково и вызваны разными биологическими и психологическими процессами, хотя всякая агрессия направлена на умышленное причинение боли другому человеку. Ученые, занимающиеся исследованиями процессов, участвующих в выработке агрессии, не всегда единодушны в определении основных видов агрессии.

Существует тем не менее хороший способ разграничения инструментальной и аффективной, или эмоциональной, агрессии. Нападения и насилие, совершаемое человеком в надежде достичь отличную от причинения ущерба цель — например, получить деньги, социальный статус, подтвердить идентичность своего «я» или выйти из неприятной ситуации, — во многом отличны от насилия, вызванного эмоциональным возбуждением. Важно разграничить эти два вида насилия, оба из которых вносят свою лепту в страдания и горе, присутствующие в обществе, и рвут ткань нормальных социальных отношений. Тем не менее, рискуя принизить роль инструментальной агрессии, в этой книге я сосредоточил свое внимание на насилии, мотивированном сильными чувствами.

Многие социологи отказываются признать разницу между инструментальной и эмоциональной агрессией. Довольно часто это случается из-за того, что их собственные теории человеческого поведения оказываются несостоятельными, когда требуется охарактеризовать невольные или автоматические аспекты поведения эмоционального. Некоторые исследователи человеческого поведения безусловно согласны с Зигмундом Фрейдом и другими теоретиками психодинамической ориентации, когда утверждают, что любое поведение мотивировано. Для них каждое действие или, по крайней мере, каждый социально значимый акт сопряжены с достижением какой-либо цели: агрессоры не просто причиняют боль или убивают. Социологи, поддерживающие эту позицию, верят, что их главная задача — выявить скрытые цели, подталкивающие людей к нападению на других. Они хотят узнать, что еще имеет значение, кроме причинения боли или уничтожения, — что же нападающие «действительно» хотят сделать.

Другие исследователи иначе формулируют свои доводы, однако подтекст их предположений очень похож. Они любят говорить о том, что поведение определяется главным образом побудительными мотивами, вознаграждениями, которых ожидает человек за совершение тех или иных действий. С этой точки зрения ребенок, который бьет свою сестру, муж, оскорбляющий или наносящий удары жене, грабитель, убивающий свою жертву, — все они действуют одинаково, так как считают, что подобное поведение принесет им какую-то пользу. Эти исследователи стремятся определить, какие побудительные мотивы скрываются за агрессивностью, и выясняют, как действуют эти ожидаемые выгоды.

Мое предположение состоит в том, что отказ признать импульсивную и зачастую бездумную природу эмоциональной агрессии имеет еще одну причину, помимо приверженности ученых специфической психологической теории, — фрейдистской, бихевиористской или когнитивной. Многие социологи ищут скрытую цель в любом агрессивном поведении, так как они хотят увериться в том, что люди по большей части рациональны — имеется в виду, что не все действия обязательно основаны на сознательно принятых решениях, но что все имеют смысл с точки зрения того, кто их совершает. Для этих социологов отрицать существование основного мотива агрессии было бы тем же самым, что и незаслуженно унижать агрессоров да, пожалуй, и все человечество. Конечно, как они сами и утверждают, люди должны быть не просто бездумными роботами или животными. Даже убийца, неважно, насколько он груб и жесток, должен думать о том, что он делал и почему, и должен был совершать насилие по причине, которая имела для него смысл.

Как я понимаю, все же настаивать на базовой рациональности любого значимого человеческого поведения — значит не видеть его удивительно сложной и разнообразной природы. Мысли и подсчеты, анализ затрат и выгод, который мы делаем, по большей части действительно регулируют наши действия, но не всегда. Порой мы можем быть чрезвычайно эмоциональны — охвачены чувствами и эмоциональными импульсами данного момента. Мы многогранны, мы — существа «со множеством красок», отрицать нашу эмоциональность — значит отрицать часть нашей человечности.

Теперь, когда я определил свою позицию, напомню, каким образом, по моему мнению, действуют механизмы эмоциональной агрессии.

Разграничивая инструментальную и эмоциональную агрессию, я не имею в виду, что насилие, мотивированное эмоциональным порывом, бесцельно. Такие действия на самом деле имеют цель: причинить боль жертве (или, в более крайних случаях, убить). Мое убеждение состоит в том, что причинение вреда или уничтожение — главная цель эмоциональной агрессии даже в том случае, когда остальные цели тоже можно идентифицировать. Испытуемые в лаборатории, причиняющие электрошоком боль «другому студенту», могут хотеть выполнить указания экспериментатора. Но, несмотря на то что их спровоцировали, они все-таки в первую очередь желают причинить другому боль. Сходным образом, охваченная яростью жена, стреляющая в своего жестокого мужа, вероятно, хочет заставить его прекратить ее избивать, и в то же время она хочет сделать ему больно.

Я считаю также, что степень и сила эмоционального насилия во многом определяется интенсивностью внутреннего возбуждения агрессора; как я уже предполагал, внутренняя стимуляция подталкивает человека к нападению, часто в совершенно бездумной манере. Взбешенная жена не рассчитывает, каковы будут долгосрочные затраты и выгоды. Она знает только то, что хочет ранить (или, может быть, даже убить) своего мучителя, и, когда набрасывается на него, ее действия вызваны сильным внутренним возбуждением.

Это не означает, что все эмоциональные нападения обязательно несдержанны. Запреты, по крайней мере частично, могут блокировать стимулированное нападение в том случае, если человек хорошо понимает, что проявлять агрессию — плохо или что она может повлечь за собой наказание. Мать, рассердившаяся на дочь за то, что та ее не слушается, может не задумываясь накричать на нее или даже шлепнуть. Все же мало кто из взрослых пинают своих детей ногами или бьют их дубинками. Большинство запретов против агрессии до некоторой степени активизируются, даже когда люди впадают в ярость, и эти запреты удерживают их от причинения серьезного вреда. Чем сильнее возбужден человек, тем слабее активизация этих относительно автоматических преград и тем меньше их эффективность. По той же логике чем сильнее обычные сдерживающие агрессию ограничения, тем менее вероятно, что какая бы то ни было степень возбуждения побудит мужчину или женщину к неконтролируемой вспышке насилия. Я еще вернусь в данной главе к теме самоограничений.

НЕИЗБЕЖНО ЛИ НАСИЛИЕ?

Пожалуй, трудно или даже невозможно целиком исключить насилие из социальной жизни. Вовсе не потому, что человеческие существа от природы злы или обладают врожденным желанием убивать и уничтожать. Есть ясные и неоспоримые доказательства того, что агрессивного инстинкта, предполагаемого Зигмундом Фрейдом, Конрадом Лоренцом и другими теоретиками, в действительности не существует. Но следует признать, что какой-то уровень насилия всегда будет составной частью человеческой жизни по крайней мере по двум причинам: во-первых, потому, что люди слишком быстро понимают, что время от времени агрессия вознаграждается; и во-вторых, если я прав относительно негативного аффекта — заранее запрограммированного у человека побуждения к эмоциональной агрессии, — то тогда никто не может быть застрахован от горя и страдания.

Мы склонны использовать агрессивную тактику в той степени, в какой она представляется нам результативной. Удивительно не то, как мы учимся использовать агрессию инструментально, а как порой точно люди понимают, что нападать на других может быть выгодно. Например, многие из нас знают из своего детства, что иногда нападение помогает прекратить досадные и неприятные приставания других людей. Наши родители, вероятно, давали нам нагоняй или запрещали бить досаждавших нам сверстников, однако мы то и дело видели, что наша агрессия достигает цели — что она прекратила беспокойство, по крайней мере на время. Так мы узнавали, что агрессия иногда действительно вознаграждается и прекращает или снижает беспокойство. Помимо этого, эмоционально возбужденные агрессоры вознаграждаются болью и несчастьем жертвы. Брат, рассердившийся на сестру, чувствует удовлетворение, когда видит, что она плачет после того, как он ее ударил. А если этих мотивов недостаточно, вспомните хотя бы, как часто взрослые усиливают агрессивность своих детей, когда сами кричат и каким-то образом проявляют гнев, давая таким образом детям возможность подражать себе.

В описанных мною случаях вознаграждаются собственные действия агрессоров, однако эта награда может усилить агрессивную тенденцию, даже когда мы видим, как агрессию совершает кто-то другой. В нескольких главах я отмечал, что порой мы выражаем благосклонное отношение к агрессии, когда просто присутствуем и наблюдаем, как агрессоры берут то, что им нужно с помощью угроз, оскорблений или нанесения ударов другим людям.

Все это означает, что мы можем рассматривать выгоды агрессии с разных сторон. Благоприятный исход — когда мы сами получаем желаемый результат или видим, как это делают другие, — может усилить вероятность того, что если представится возможность и наши внутренние запреты ослабнут, то в будущем мы нападем на кого-то вербально или физически.

Не забывайте, однако, что агрессия производится не только в надежде на внешние блага. Она может быть также стимулирована негативными чувствами. В данной связи вспомним многочисленные неприятные ситуации, вызывающие гнев, враждебность и даже насилие при стечении неблагоприятных обстоятельств. Например, ситуации, когда люди испытывают фрустрацию, экономический стресс, воздействие высокой температуры, влияние загрязнения атмосферы, скверные запахи, переживают печальные события. Несмотря на то что мысли человека могут модифицировать или даже подавлять гневное или агрессивное эмоциональное состояние, вызванное негативными чувствами, такое воздействие более высокого порядка не всегда результативно. Мы можем быть поставлены ситуацией в тупик или настолько охвачены интенсивными неприятными ощущениями, что не будем учитывать всю имеющуюся у нас информацию. Мы, вероятно, проигнорируем причины наших плохих чувств или даже не сделаем попытки продумать наиболее подходящий для данной ситуации способ поведения. Вследствие этого негативные чувства могут привести нас к импульсивным враждебным действиям или проявлениям агрессии. Несмотря на то, что если мы хорошо подумаем, то можем регулировать и изменять влияние негативного опыта на свое поведение, мы отнюдь не всегда размышляем о том, как же нам следует поступить.

Информация также может вызывать агрессию. Нам в голову могут приходить враждебные мысли, а агрессивные склонности, во всяком случае на короткий период времени, могут быть активизированы, когда люди просто видят или слышат о чем-то, имеющем агрессивное значение. Самые разнообразные объекты и инциденты (пистолеты, ножи, зрелище или звук драки, истории о жестоких преступлениях, атлетические состязания, истолкованные как агрессивные стычки, военные репортажи), — все это может ассоциироваться с агрессией и вызвать у нас вспышки враждебных чувств и агрессивные импульсы.

Когда столько различных факторов способствуют проявлению агрессии, разве представляется хоть малейшая возможность исключить насилие в современном обществе?

ФАКТОРЫРИСКА

Хотя я полагаю, что фактически невозможно избежать или полностью исключить все факторы, влияющие на возникновение агрессии, я не имею в виду, что эти влияния всегда очень сильны или что каждый из этих факторов обязательно порождает открытое насилие. Рассмотрим роль бедности в преступлениях, связанных с насилием. Есть достаточно много свидетельств, подтверждающих, что экономическая депривация способствует семейным конфликтам, нападкам на детей и убийствам. Несмотря на эти данные, политики-консерваторы, выступающие против социальных программ, с давних пор отрицают тот факт, что бедность взращивает преступления. Так, недавно архиепископ Кентерберийский вызвал раздражение консервативной партии Великобритании, когда причиной серьезных беспорядков на севере Англии назвал высокий уровень безработицы и экономические трудности. Выдающийся политик-консерватор отверг интерпретацию архиепископа, заметив, что бедняки — прихожане церкви проявляли меньшую склонность к беспорядкам или воровству, чем такие же бедняки, не посещающие церковь. Это означало, настаивал он, что как раз упадок морали, а не бедность, привел к преступлениям и насилию.

Большинство социологов скажут, пожалуй, что этот политик упрощает или что он рассуждал с ригористической точки зрения, высказывая только «да» и «нет». Ни один серьезный исследователь на самом деле не верит, что экономические лишения сами по себе неизбежно приводят к нарушению закона. Скорее, если придерживаться хода мыслей, развиваемых мной в этой книге, лучше сказать, что бедность является фактором риска, условием, которое повышает вероятность антисоциального поведения, но не обязательно его порождает. Аналогично, курение сигарет не всегда ведет к раку легких и болезням сердца, однако заядлые курильщики серьезно рискуют заболеть.

Такова перспектива, в которой нужно учитывать все условия, вызывающие насилие. Когда люди испытывают разочарование или видят оружие, то они совсем не обязательно стремятся нападать на других. Очень мало заядлых кинозрителей становятся агрессивными, просмотрев фильм со сценами насилия. Люди, подвергающиеся воздействию очень жаркой погоды, не всегда приходят в ярость и грабят или сжигают магазины по соседству. Многие бедняки не нарушают законы. Однако, как демонстрирует процитированное в этой книге исследование, каждый из этих факторов увеличивает возможность проявления агрессии. Вероятность того, что какой-то один фактор породит в данной ситуации вспышку насилия, чрезвычайно мала. Очевидно, должно присутствовать несколько условий, чтобы они привели к открытому нападению, точно так же как курильщик не заболеет раком легких, если он или она не, обладает соответствующей предрасположенностью или определенными особенностями физиологии. Тем не менее важно знать индивидуальные факторы риска, так как каждый из них увеличивает вероятность нежелательного исхода.

Более того, хотя каждый фактор риска создает очень незначительное увеличение вероятности насилия, но когда слой населения, испытывающий влияние данного фактора, достаточно широк, то под его воздействие может подпасть очень значительное число людей. Скажем, на территории города, штата, всей страны бедняки чаще становятся нарушителями закона и чаще нападают друг на друга, чем экономически более благополучные и обеспеченные граждане. Сходным образом, хотя существует только очень небольшая вероятность, что человек, смотревший данный фильм, ударит кого-нибудь кулаком в нос, после того как увидел жестокую сцену, но ведь зрителей были миллионы и, возможно, в стране произойдет на несколько сотен актов насилия больше, чем в том случае, если бы этот фильм не демонстрировался. Власти не могут конфисковать все оружие в Соединенных Штатах, даже если бы они хотели это сделать, однако свободная продажа разного рода оружия несомненно означает, что каждый год в Соединенных Штатах погибают сотни людей, которые в другом случае не были бы убиты.

В целом, когда мы говорим об условиях, способствующих агрессивному поведению, я бы рекомендовал рассуждать о возможностях. Фактически общество только выиграет, если всегда будет учитывать возможные перспективы в таких сферах жизни, как бизнес и коммерция, естественные науки, технология, образование, политика и социальные науки. Чтобы принять наилучшее решение в любой из данных областей, необходимо учесть возможные события, которые могут иметь место, а могут и не произойти. При учете этих возможностей надо основываться на имеющемся знании и информации, оценивать вероятность (большая, средняя, минимальная) того, что данное событие в действительности произойдет. Даже при этом конечная оценка может быть только вероятностной, а не определенной. Именно таким образом исследование, рассмотренное в данной книге, позволяет нам с хорошей долей вероятности оценить условия, способствующие агрессии.

КОНТРОЛЬ НАСИЛИЯ

Хотя невероятно, что человечество когда-либо сотрет насилие с лица земли, но мы можем предпринять кое-какие шаги для снижения шансов нападения или проявления злобы среди людей. Очевидно, одним из таких шагов могло бы быть сокращение числа вызывающих агрессию стимулов. Точно так же очевидно и то, что в свободном обществе это крайне трудно осуществить. Даже если оставить в стороне запутанные вопросы конституции, то и на социальном уровне этот шаг был бы достаточно противоречивым. Довольно многим людям нравится смотреть жестокие фильмы, другие полагают, что смогут защититься от опасных незваных гостей, если у них дома есть револьвер. Тем не менее Соединенным Штатам следовало бы хорошо оценить возможные социальные блага и затраты, связанные со свободным просмотром сцен насилия на теле- и киноэкранах, и затраты, связанные с разрешением неограниченной продажи оружия во многих районах страны. Стоит ли удовольствие, которое получают некоторые люди от зрелища, как актеры стреляют, закалывают, пинают, толкают и убивают друг друга, того, что в стране происходит «лишняя» сотня жестоких инцидентов, подчас очень серьезных или даже фатальных? Важнее ли ощущение безопасности (или чувство мужественности и силы), получаемое некоторыми людьми от ношения оружия, тех сотен жизней, которые это оружие каждый год уносит? Политики и граждане, вместо того чтобы избегать этих вопросов, должны ответить на них и принять взвешенное решение.

Даже если общество ничего не делает, чтобы сократить численность демонстраций фильмов со сценами насилия по телевизору и описаний агрессии на страницах печати, их можно ослабить. Как я отмечал в главе 7 «Насилие в масс-медиа», эффект, производимый на людей чьим-то зверским поведением, во многом зависит от их мыслей об увиденном. Родители, преподаватели, другие авторитетные фигуры и средства массовой информации могли бы помочь сформировать отношение зрителей к кинокартине. По меньшей мере, они должны напоминать детям и публике в целом, что агрессия социально нежелательна даже тогда, когда герой киноленты побивает «плохих парней».

Можно было бы также предпринять шаги, чтобы снизить возбуждающее воздействие неприятных событий. Даже если человеческие существа генетически предрасположены к злости и агрессии, когда испытывают негативные чувства, они могут научиться не вести себя агрессивно после того, как с ними происходят неприятные события, вызывающие отрицательные эмоции. Тут родители и преподаватели также могут принимать активное участие. Они могут учить своих подопечных, что агрессия не вознаграждается, что можно справиться с жизненными трудностями в конструктивной и неагрессивной манере. Люди должны понимать и то, что им необязательно «освобождаться» от предположительно накопившихся у них импульсов, воображая или совершая агрессивные поступки, и что в конечном итоге драка скорее всего увеличит, а не уменьшит вероятность следующего конфликта.

Мое особое внимание к избеганию агрессивного поведения и вызывающих агрессию событий не означает, что мы должны делать вид, будто дела в нашем мире обстоят просто отлично. Я не призываю к отрицанию конфликтов и страданий. Наоборот, как я писал в главе 11 «Психологические процедуры контролирования агрессии», хотя я и считаю, что люди сами создают себе проблемы, когда грустят о своих трудностях и перенесенных ими несправедливостях, но в то же время думаю, что человеку, серьезно расходящемуся с кем-либо во мнениях или испытавшему трагедию или разочарование, лучше рассказать другим, значительным для него людям о своей жизни, неприятных событиях и сопутствующих чувствах. В целом я за более полную коммуникацию, против скрытности. Однако коммуникация не должна сопровождаться бредом или проповедью, она должна включать передачу информации, а не открытое выражение враждебности и ненависти.

В общих чертах рекомендуемые мной процедуры требуют когнитивных изменений и более строгих запретов или самоограничений, играющих большую роль в снижении агрессивности.

Как мне кажется, специалисты по психическому здоровью, интересующиеся контролированием агрессии, не всегда уделяют должное внимание важности сдерживающих механизмов. Этот вопрос подробно обсуждался в главе 4 «Мышление, и не только» и в главе 5 «Идентификация склонности к насилию». Некоторые именитые теоретики обращают внимание на психологические процессы, помогающие вызвать агрессию, и пренебрегают процессами, участвующими в ее сдерживании. Такое пренебрежение губительно, так как относительно узкая группа людей несет ответственность за непропорционально большую долю серьезных актов насилия, совершающихся в нашем обществе. Многим из этих весьма агрессивных личностей не хватает самоконтроля. Они, вероятно, больше других склонны видеть угрозу в окружающем их мире и охотнее приписывают злобные намерения тем, кто им мешает. Но они часто не в состоянии сдерживать свои эмоциональные импульсы, так что порой выходят из себя, даже когда есть все основания полагать, что их агрессия будет наказана.

Что надо делать с такими необычайно жестокими людьми? Данные, приведенные в главе 10 «Наказание и общественный контроль» и главе 11 «Психологические процедуры контролирования агрессии», не дают оснований для оптимизма в отношении реабилитации агрессивных людей. Угроза наказания кажется малоэффективной в качестве способа удержать их от совершения жестоких преступлений, отчасти потому, что они полагают (иногда оправданно), что обстоятельства благоприятны и проступки сойдут с рук, а главным образом угрозы оказываются неэффективными из-за эмоциональной реактивности таких людей. Даже возможность высшей меры наказания не способна их удержать. По имеющимся данным, особо опасные преступники тоже не имеют хороших перспектив реабилитации. Недавние исследования показали, что некоторые виды психологического воздействия могут принести пользу юным преступникам, однако нет никаких доводов в пользу того, что есть возможность подействовать на крайне опасных, склонных к насилию взрослых. По моему мнению, система уголовного права в США обычно обрекает на тюрьму слишком большое количество людей, и они отбывают за решеткой чересчур долгий срок. Слишком много видов преступлений считаются уголовно наказуемыми. Тем не менее пребывание в тюрьме — единственное решение, которое общество может принять в отношении особенно жестоких людей. Стремление социологов понять причины поведения этих людей не означает, что общество должно терпеть опасное антисоциальное поведение.

Список литературы

^[1] См., например: Deffenbacher (1988); Hazaleus & Deffenbacher (1986); Goldstein, A. P. (1988).