«Душа … Такой простой и одновременно невообразимо сложный термин. С малых лет вы прекрасно усвоили, что всё в этом мире обладает своей душой — «моно ». Громкий жаворонок, деревянный сучок или тепло костра — всё это лишь малая часть мира, который является главным представителем первичного поняти жизни. А что есть жизнь? Бесконечный переход энергии из одного состояния в другое: маленькая икринка золотого карпа становится взрослой полноценной рыбой, а отжившая свой век рыба после смерти становиться илом, ил, в свою очередь, будет кормом для других рыб и материалом для создания новых маленьких карпов. Круговорот моне рождает «таме » — свободную душу, ищущую свой физический сосуд. Таме есть у каждого из нас: жизненная сила, дарующая нам возможность существования в телесной оболочке и защищённая определённого размера чакрой. Хочу напомнить, что чакра и таме это не одно и тоже! Чакра забирает силу из окружающего мира, то есть из моне, и направляет на развитие нашего хрупкого сосуда — тела из плоти и крови. А таме преобразовывает силу моне в наш дух, воспитывая в нас нравственность и мораль. Как повелевает круговорот, после распада тела чакра исчезает и сливается с моне, а наше таме будет ещё долго жить, ища своё место в мире…» — познавательная лекция резко прервалась. Оглушающая тишина и неуловимое сопение резали слух. Нудная лекция учителя отлично заменила мамину сказку перед сном, а тёплые лучи июльского солнца — мягкое одеяло. Сенсей тягостно вздохнул и механически позвонил в колокольчик. Десятки детских зорких глазёнок мгновенно открылись, а маленькие ножки с топотом выбежали из класса в коридор. Первый урок мироздания всегда проходил странно. Малолетние умы шиноби ещё не были готовы к такой сложной информации, как моне, таме и прочее. За этими ветхими партами только-только начиналась их учёба, их путь ниндзя. И этот путь всегда торжественно открывали лекции Ируки Умино, которые не особо пользовались популярностью. Мироздание — довольно скучный предмет. Критики системы образования считают эту науку бесполезной и даже губительной для детских ушей, но сенсей видел здесь иной смысл. Великий бесконечный процесс, зовущийся история, берёт своё начало в таком понятии как мироздание и будоражит мысли каждого человека, вопрошающего самого себя «как появился мир?». Когда зародилась эта волшебная хронологическая цепочка: с развития шиноби, с момента появления Кагуи или может с самого начала существования круговорота энергии таме? О, как давно и как сильно волновало это Ируку-сенсея. Вот что значит, душа живёт загадками истории. — Ирука-сенсей! Ирука-сенсей! — неожиданно спросил писклявый голосок, выводя учителя из мечтательного транса. — Я хотела спросить… — мямлила малышка. Тёмные глаза учителя загорелись надеждой об увлекательной дискуссии, но здравая мысль о том, что не каждый семилетний ребёнок способен понять эту философскую тему, поумерила его пыл. — «А если после смерти, наше таме не найдёт своё новое место, то куда оно денется?» Интересный вопрос сработал словно искра. Цепная реакция привела к информационному взрыву в голове радостного учителя. Наконец-то, он может проявить себя в полной красе и заинтересовать маленькое дитя серьёзной наукой. — Как я уже говорил, таме имеет свойство переходить из одного сосуда в другой, но не каждая таме может найти для себя подходящую оболочку. После смерти тела, живая таме умирает и становится «рэйконом ». Мёртвая душа стремится найти новый сосуд и возродиться. — от очередной нудятины радость в глазах девочки испарилась, как и впрочем желание слушать дальше, что сенсей непременно заметил. — Но нередко бывает так, что души теряются и обрекают себя на бесконечные поиски сосуда между миром живых и мёртвых. Рэйкон очень уязвим, поэтому ёкаи и лесные боги часто ловят бесхозные таме и взращивают их как своих детей, пополняя ряды нечистой силы. Поэтому так важно приносить на могилы умерших амулеты и цветы камелии, чтобы защитить их рэйкона и дать ему шанс на перерождение. — Ирука с важным видом потёр переносицу и мельком глянул на девочку. В чёрных сверкающих бусинках вновь горела интрига. Видимо, пару строк из японской мифологии добавили энтузиазма к ответу учителя. Маленькие детские ручонки крепко вцепились в ногу рассказчика, смущенно показывая свою благодарность. — Мне очень льстит твоя любознательность. Ты большая молодец, раз настолько погрузилась в эту тему. А сейчас иди поиграй на улице, всем нам нужно немного отдохнуть, — его большая и тёплая рука нежно потрепала густые смольные косички. Ладошки наконец отпустили потрёпанную штанину, а широкая улыбка оголила кривые зубы с маленькой щербинкой посередине. Эта особенность делала девочку ещё милее. Она быстро побежала к выходу, но вдруг остановилась. — Сенсей! — Что такое? — озадаченно спросил Ирука. — Я, когда вырасту, буду приносить камелии на вашу могилу каждый день, чтобы ваша таме смогла вернуться обратно в Коноху! — заливаясь краской выпалила малышка и убежала за дверь. Топот сандалий быстро удалялся, оставив бедного мужчину в полном недоумении. Легкая улыбка проскользнула по уставшему лицу. Медленно подойдя к окну, он посмотрел на школьный двор, заполненный детьми — его маленькими шаловливыми учениками, которые удивляли своего сенсея ежедневно, заставляя искать новую радость даже в школьных буднях. А что ещё остаётся простому служащему учителю без жены и детей? Встречая мирную жизнь, он открыл в себе мягкость, безграничную доброту и искреннею любовь ко всем своим прилежным (и не очень) ученика. Ирука громко выдохнул и быстро направился в учительскую. Неприятное колкое чувство щемило ему сердце. Там, среди горы бумаг и свитков, лежало потрёпанное заявление на повышение квалификации, которое он так и не смог отправить. Да и надо ли теперь его отправлять, когда он в очередной раз убедился, что место учителя здесь, в школе? Постоянные сомнения не давали ему покоя ни днём, ни ночью: вдруг заявление написано в неправильной форме, или выбранный слог неуместен для такого дела, а что если эта гиблая затея приведёт к плохим последствиям? Но это не было главной причиной. Умино боялся, что в комплекте с повышением его переведут на новое место работы, где-нибудь в деревенской лаборатории или, не дай бог, в офисе АНБУ. Покидать стены уже родной академии было мучительным испытанием как для учителя, так и для его учеником
Нет, всё же это плохая идея! Помятое заявление было раздражённо убрано на верхнюю полку, дабы не сыпать соль на рану. Будем честны, смысл этой бумажки давно потерялся. Отправить документ нужно было ещё год назад, не страшившись воли судьбы. Да и тем более, официальным повышением квалификации сейчас никто заниматься не будет. Вся администрация сидела тише воды, ниже травы, ожидая конца неопределённой смуты в высших палатах, которая, как назло, растоптала последнюю уверенность сенсея. Умино, как учитель, пользовался уважением у Третьего Хокаге, и тот даже имел перед ним должок… Но до мироздания ли сейчас? Судя по слухам, в Конохе, да как в прочем и во всём мире, дела обстоят не гладко. Политическая ситуация между правительством и уважаемым кланом Учиха стала чересчур напряжённой, что беспокоило и соседние земли. Концентрироваться на истории мира и души было бы эгоистично и не патриотично со стороны Ируки. Незачем искать вопросы в прошлом, если не решены проблемы настоящего. — А малыши из года в год с «большой радостью» слушают твои красивые байки, — сказал кто-то стоящий в углу учительской. — Я чуть не уснул, пока ждал тебя с лекций, профессор Умино, — своеобразная похвала от Мизуки не особо льстила, но была приятна. — Это не байки, а реальные факты. Как жаль, что кто-то предпочитал спать на лекциях в начальных классах, а не усердно учиться, — слова учителя отдавали едкостью. Эти мысли о заявлении пагубно действовали на его нервную систему. — Слышь, зазнайка, мы всё равно с тобой в одной лодке. Ты мне лучше скажи, когда мы жрать с тобой пойдём? — хамоватость этого парня стала уже чем-то обычным в жизни сенсея. Мизуки не был идеалом ни в службе, ни в образовании, ни в отношениях с другими людьми. Но это не исключало некоторых его хороших качеств, которые всё же были. Друзей не судят, как никак. Он умел подбодрить и развеять плохие мысли, а это именно то, чего не хватало учителю последние дни. — Ну так ты идёшь? — стоя у выхода, спросил Мизуки. — Только если ты платишь! — крикнул Ирука, безжалостно скомкав и выкинув в мусорку причину своих беспокойств. Он схватил свою пыльную куртку и, словно маленький ребёнок, побежал к раменной наперегонки с Мизуки.
***
Острый кончик шляпы напоминал Фудзияму в сезон Ханами. Красноватые узоры на белой ткани очень по-философски отражали тонкую связь полотна с сакурой, кипучей кровью и грядущими, точнее неизбежными переменами. Коноха всегда динамично подстраивалась под любую ситуацию, но сейчас… Сейчас всё слишком усугубилось. Предательство и измены развивались словно сорняки в большой куче опавших листьев. — «За листвой скрываются хищники, а за хищниками и государственный переворот…» — кончик горы задумчиво покачивался из стороны в сторону. Мысли об этой странной пищевой цепочки вызывали целое землетрясение в голове расчётливого правителя. — Третий-сама! — взволнованный голос прерывался тяжёлым дыханием. Такая неожиданность в виде очередного докладчика не взбудоражила Хокаге, скорее наоборот, принесла ему долю спокойствия. Мужчина в возрасте вальяжно обхватил деревянную трость своими исхудалыми то ли старости, то ли от боёв, пальцами, и, опираясь, медленно поднялся с резного кресла. Его сухие губы стёрли все эмоции, а впалые глаза угрюмо смотрели куда-то вдаль. Такой образ делал его менее жалким и беспомощным, чем это было на самом деле. Он одобрительно кивнул и указал рукой на кресло… — Как я и думал. Неспокойно, неспокойно у нас с вами в последнее время. Что же, мы можем лишь питать надежды на счастливое будущее и смотреть на ситуацию свысока. Я не намерен приступать к действиям, пока не увижу открытых факторов. — реакция, как всегда, не отличалась особой готовностью действовать. — Но, Сарутоби-сама! Полиция Конохи теперь… — Я знаю, дорогой мой, знаю. Они все ошибочно полагают, что я никчёмный старикан. Но даже у старой кошки ещё остались когти. — тот устало вздохнул. Его жилистые руки аккуратно взяли маленький чайник с витражами цветов. Зелёный чай медленно наполнил кружку гостя. Горячий напиток создавал иллюзию спокойствия, которой так не хватало в последнее время всей деревне. — Ожидание, как говорит нам история, лучшее оружие. Жаль только, не долговечное. — сухо добавил Хокаге и с непривычной громкостью поставил чайник на место. Хирузен тоскливо подошёл к окну. Казалось, что ему хотелось спрятаться под огромной «Фудзиямой», что он носит столько лет. Его власть уже давно ослабла, и он это прекрасно знал. Видеть и не мочь — отвратительная пытка. Иметь статус высшего чина, но не иметь власти — ужасный позор. Третий будто был обречён своей дрожащей кистью писать судьбу Конохи до самой смерти. Или до самой казни революционерами. Эта гора ответственности давила на его хрупкие плечи и он уже не мог освободиться от неё, как когда-то давно, ещё при Намикадзе. И свободу ему подарит либо чудо, либо смерть. — Ты слышал легенду про народ тамасии? — внезапно вымолвил старик, — Народ свободных душ. Люди без чакры, но люди с душой. Люди слабые физически, но стойкие духовно. — Сарутоби загадочно улыбнулся и посмотрел на серое небо. В лёгких оседала тяжёлая влажность, а в нос ударила свежесть молодых бутонов камелии. Начинался дождь. — Имея только силу духа и веру его бесконечное перемещение, они творили поразительные вещи. — его глаза налились странной мечтательной негой, а память возрождала старые картинки из сказок. — Развивая энергию своего таме, они очищали свой разум и тело от грязи рутинной жизни. Грехи им были чужды. Злость была губительна. С самого рождения они были чисты как первые весенние цветы. Тамасии были сроднены с белизной одуванчиков: такие лёгкие и свободные, словно белые семена, они неслись как ветер по лону времени. И никакая физическая смерть не была преградой для их вечно юных тел. — ливень усилился и звонкие капли безжалостно ворвались в дорогие покои, но это не мешало эмоциональному монологу. — Их очищенные тела были идеальным сосудом для любой энергии и для её перемещения. Бесконечный круговорот внутри одного тела. Вот оно — бессмертие! — мужчина драматично закрыл деревянные ставни, — Они разгадали секрет вечной жизни. И забрали его вместе с исчезновением своего народа. — печально вздохнув, закончил Сарутоби. — А что потом? — робко спросил слушатель. — Потом? — усмехнулся Третий, — потом, всё по хронологии: Кагуя, мудрец шести путей, чакра… и от тамасии ничего не осталось. Чистые души омрачились реальностью, а светлый разум затмили пошлые радости мирской жизни. Достигнутый баланс таме, моне и чакры был утерян.
Все мы потомки этого прекрасного народа, но прошлую гармонию нам уже никогда не возродить. Это божественная дисциплина, которая была утрачена много веков назад. А без дисциплины даже боги ползают в земле, принимая участь грешников.» В кабинете воцарилась оглушающая тишина. Выведенная мораль тяготила сердце Хирузена. Может, будь он чист, как народ тамасии, тогда бы и к остальным пришла гармония? — Передай Итачи, что он мне нужен. И скажи, что это срочно. — Третий отошёл от холодного окна и погрузился обратно в кресло, — «Я свою душу уже запятнал. Терять мне нечего…»
Примечания:
Фудзияма - самая высокая гора в Японии.
Ханами - сезон цветения сакуры.
Для тех кто ничего не понял: таме - понятие души как такого не осязаемого объекта (просто душа народ, просто обычная душа человека, которая управляет телом); моне - вся энергия окружающего мира (птички, камушки, втерочек); рэйкон - та же душа, только умершая, т.е. душа без тела. Процесс жизнь включает в себя все эти понятия и взаимодействует с ними.
Вся информация про моне, таме и рэйкон была взята из японских справочников по культурологии и преобразована под моё произведение. Данная информация не имеет цели оскорбить культуру и мифологию Японии.