Оглавление
Оглавление. 2
Введение. 3
1. Нищенство как социальная проблема. 5
1.1 Способы выживания. 6
1.2 Социальные роли нищих. 8
1.3 Классификация нищих и бедняков. 11
1.4 Общественное призрение. 12
2. Повседневная жизнь московских трущоб. 18
2.1 Жизнь Хитрова рынка. 18
2.2 Дети трущоб. 22
2.3 Обитатели других трущоб. 23
Заключение. 27
Список литературы.. 28
Введение
Каждому времени нужен свой летописец не только в области исторических событий, но и летописец быта. Летописец быта с особой резкостью и зримостью приближает к нам прошлое.
Главным летописцем быта и нравов Москвы был Владимир Алексеевич Гиляровский или дядюшка Гиляй, как его любовно называли москвичи.
«Я-москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него себя. Я – москвич!» Невозможно представить себе Москву конца ХIХ века и начала ХХ векам без Гиляровского, как немыслимо представить ее без Кремля, Третьяковской галереи, Художественного театра.
Он был знатоком московского «дна», знатоком Хитровки – приюта нищих, босяков, отщепенцев – по большей части одаренных простых людей, не нашедших себе ни места, ни занятия в тогдашней жизни.
Хитровка любила Гиляровского, как своего защитника, который не гнушался бедностью и понимал всю глубину хитрованского горя и безрадостной жизни. Сколько нужно бесстрашия, доброжелательства к людям и простосердечия, чтобы завоевать любовь и доверие сирых и озлобленных людей.
Один только Гиляровский мог спокойно и безнаказанно приходить в любое время дня и ночи в самые хитрованские притоны и ночлежки. Его никто не посмел бы тронуть пальцем. Лучшей охранной грамотой было его великодушие. Оно смиряло даже самые ожесточенные сердца.
Никто из наших писателей не знал так всесторонне и блестяще Москву, как Гиляровский. Было просто непостижимо, как может память одного человека сохранить столько характерных историй о людях, улицах, окраинах, площадях, садах и парках, да, к примеру, почти о каждом трактире старой Москвы. У каждого трактира было свое лицо и свои завсегдатаи – от аристократического «Трестого» до студенческой «Комаровки» у Петровских ворот и от трактира для холодных сапожников у Савелевского вокзала до знаменитого Гусева у Калужской заставы, где, бряцая литаврами, лучшая в Москве трактирная машина «оркестрион» гремела песню: «Шумел-горел пожар московский».
В соответствии со всем вышесказанным определяется цель работы: рассмотреть и проанализировать быт и нравы бедноты на основе произведения В. Гиляровского «Москва и москвичи».
Основные задачи работы:
– анализ проблемы нищих и бедноты как социальной проблемы;
– на основе произведения «Москва и москвичи» рассмотреть повседневную жизнь московских трущоб.
В соответствии с поставленной целью и задачами, работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
Нищенство как социальная проблема
Нищенство на Руси насчитывает многовековую и, увы, незавершившуюся историю.
Нищие занимают последние ступеньки социальной лестницы, дальше которых в социальном пространстве опускаться некуда.
В экономическом отношении нищие в своей массе – безнадежные бедняки, обреченные на прозябание. Важно даже не только то, что их денежные доходы низкие, а то, что они нерегулярные. Однако следует различать нищету и попрошайничество, все нищие прибегают к попрошайничеству как единственному способу выживания, но не все попрошайки – действительно подлинно нуждающиеся, тут обнаруживалась социальная мимикрия под крайнюю степень бедности. Псевдо-бедняк определялся как «зло и в самом нищенстве», ибо благодаря его ловкости, наглости и опытности без подаяния оставался тот, «кто при всем желании не мог обойтись без него, т.к. был неспособен к труду». Доходы этих лиц, хотя их подлинные размеры тщательно скрывались, были, по признанию многих исследователей, весьма немалые, при сравнении с бюджетами нижних прослоек лиц, имеющих работу в городе или в деревне. Эти люди занимались попрошайничеством уже не от невыносимой нужды, но и в «таких случаях оно все равно выступало в маске крайней нужды», без которой нищенство как социальное явление практически невозможно.
Нищие и барышники все москвичи или из подгородных слобод. И что им делать в глухом городишке? «Работы» никакой. Ночевать пустить всякий побоится, ночлежек нет, ну и пробираются в Москву и блаженствуют по-своему на Хитровке. В столице можно и украсть, и пострелять милостыньку, и ограбить свежего ночлежника; заманив с улицы или бульвара какого-нибудь неопытного беднягу бездомного, завести в подземный коридор, хлопнуть по затылку и раздеть догола.
Способы выживания
Для подавляющего большинства нищих подаяние было единственным способом выживания. Есть несколько устойчивых приемов столичных нищих, но они, конечно, имели общероссийское хождение и применялись как действительно убогими, так и прохиндеями. Каждый способ имел на жаргоне нищих свое обозначение:
1. «На паперти». Это был самый невинный и безопасный способ, т. к. обычно полиция не трогала нищих у церквей и на кладбищах. Места эти всегда занимались самыми отпетыми старыми нищими, безжалостно изгонявшими конкурентов.
2. «Стойка» – пребывание на постоянном месте в городе при скоплении людей, но вдали от полицейских глаз. Прием требовал знания человеческой психологии и наблюдательности, т.к. в зависимости от пола, возраста и внешнего вида прохожего приходилось импровизировать, прося то на ночлег, то на хлеб, то на лечение. Кроме того приходилось зорко следить за перемещением городового. В ответ столичная полиция стала переодевать своих патрульных в гражданскую одежду.
3. «Ход» – движение по городу или железнодорожным пригородным вагонам. Приближаясь к полицейскому, нищий замолкал. «Ходоки» делились на «сухих», презиравших брать не деньгами, и «савотейщиков», берущих только хлебом. В последнем случае была тонкость. Скромность просьбы – «кусок хлеба, Христа ради» – и внешне опрятный вид просящего приносили желаемый успех. «Савотейщик» не имел облика ординарного нищего – убогого, в рубище и благоухающего давно не мытым телом. Это подкупало. Видно было, что вполне порядочный человек временно попал в затруднение и нуждается в поддержке. Хитрость заключалась в длинном пальто «савотейщика», имевшем огромные внутренние карманы, куда помещалось полтора пуда обрезков и кусочков хлеба. По мере сбора он раздувался, как пузырь, но «своя ноша плеч не тянет». На улице его трудно было заподозрить в побирушестве. А это ему и нужно. Собранную «пошлину» продавали в ночлежные столовые или хозяевам скота в пригородах.
4. «Сесть на якорь» – просить милостыню, сидя на голой земле, зимой на снегу, часто притворяясь калекой. Это требовало известного артистизма. Способ доходный, но опасный – можно было легко попасть в руки городового.
5. «Круговая» – сбор милостыни в субботу, когда нищие без разбору обходят все лавки. «Суббота – праздник нищих», говорили они сами. И если в этот день лавочники по старорусскому обычаю не отказывали в подаянии, то в другие дни нищие могли услышать: «Бог подаст! У нас по субботам подают!»
6. «Стрелять по знакомым местам» – совершать планомерный обход домов состоятельных граждан, уже известных своей благотворительностью. «Стреляли» вдвоем. Один в «спецодежде» – без рубашки, пиджак в заплатах на голое тело, рваные ботинки (обычная одежда оставалась в ночлежке). Он входит в контакт с хозяином дома. Затрапезный вид вызывает жалость, и ему дают старую, но прочную одежду из хозяйского гардероба. Напарник ждет где-нибудь за углом с мешком, в который набивается добыча. Вечером она продается старьевщикам, специально для этой цели собиравшимся у дверей ночлежек.
Были нищие, собиравшие по лавкам, трактирам и торговым рядам. Их «служба» – с десяти утра до пяти вечера. Эта группа и другая, называемая «с ручкой», рыскающая по церквам, – самые многочисленные. У последней – бабы с грудными детьми, взятыми напрокат, а то и просто с поленом, обернутым в тряпку, которое они нежно баюкают, прося на бедного сиротку. Тут же настоящие и поддельные слепцы и убогие.
А вот – аристократы жили частью в доме Орлова, частью в доме Бунина. Среди них имелись и чиновники, и выгнанные со службы офицеры, и попы-расстриги.
Они работали коллективно, разделив московские дома на очереди. Перед ними адрес-календарь Москвы. Нищий-аристократ берет, например, правую сторону Пречистенки с переулками и пишет двадцать писем-слезниц, не пропустив никого, в двадцать домов, стоящих внимания. Отправив письмо, на другой день идет по адресам.[1]
Т.е. каждый зарабатывал так как позволял случай, обстоятельства и собственная фантазия.
Социальные роли нищих
К социальным ролям обитателей трущоб можно отнести, прежде всего, сексуальные и семейные. Исследователи выявили, что если в этой среде традиционная нуклеарная семья и сохранилась (когда нищенствовали всей семьей), то только в полуразрушенном виде. Сексуальную жизнь начинали рано, отношения были беспорядочными, процветало сожительство со многими партнерами. Здорового потомства не было. Условия же социализации незаконнорожденных детей были таковы, что они составляли 2/3 нищенствующей детворы и малолетних преступников, т.е. нищета самовоспроизводила нищету. Нищенство не только было связано с другими видами социального зла – проституцией, хулиганством и воровством, но и часто сливалось с ними, так что эти явления как бы «причиняли» друг друга. В печати приводились страшные факты воровства детей, особенно с физическими дефектами, но чаще всего их брали в наем за незначительную оплату у бедных родителей, воспитывали «вечными побоями» и не возвращали домой. Иногда детей, даже собственных, сознательно калечили.[2]
Огромное количество нищих находились в полной кабале и часто нищенствовали не сами по себе, а на хозяина, который их безжалостно эксплуатировал и цинично издевался над добросердечием и милосердием им подающих. Одни из них содержали дешевые трактиры, ночлежные приюты, угловые квартиры и буквально обирали ютящихся вокруг нищих. Это были примитивные мироеды.
Их окружал ужасающий быт коечно-коморочных квартир, не заболеть в которых было физически невозможно, а прожить долго, будучи больным, тем более нельзя. Особенно безысходным было положение детей и женщин. Дешевый алкоголь оставался единственным средством иллюзорного утешения. «Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый ночлежник платил пятак за ночь, а «номера» ходили по двугривенному. Под нижними нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись повешенной рогожей. Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между двумя рогожами и есть «нумер», где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев…» – пишет Гиляровский.[3]
Другой тип хозяев выступал в более сложной социальной роли подрядчика-организатора нищенского промысла, он подсказывал место и тип успешного сбора, обучал и костюмировал новичков, обеспечивал ночлег, некоторые ходовые места как личную собственность сдавал в аренду. Все было как в настоящем коммерческом предприятии: «и наем, и расчеты, и стачки, и стычки, и взятки, и дележка, и купля, и продажа». Если же нищий бунтовал, то его либо жестоко избивали, либо по некоторому «странному» стечению обстоятельств он вдруг попадал в полицейский участок. Подобная форма организации деятельности нищих явно носила криминальный характер. Кроме того, сами нищие эпизодически прибегали к воровству. Но социальная дистанция между нищими и настоящими уголовниками была большой. Нищие становились их полнейшими рабами, и, находясь на худшем довольствии, безропотно выполняли самые грязные и тяжелые работы по камере. Они оставались бесправными париями как в тюрьме, так и на воле.
Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова). В доме Румянцева были два трактира – «Пересыльный» и «Сибирь», а в доме Ярошенко – «Каторга». Названия, конечно, негласные, но у хитрованцев они были приняты. В «Пересыльном» собирались бездомники, нищие и барышники, в «Сибири» – степенью выше – воры, карманники и крупные скупщики краденого, а выше всех была «Каторга» – притон буйного и пьяного разврата, биржа воров и беглых. «Обратник», вернувшийся из Сибири или тюрьмы, не миновал этого места. Прибывший, если он действительно «деловой», встречался здесь с почетом. Его тотчас же «ставили на работу».
Полицейские протоколы подтверждали, что большинство беглых из Сибири уголовных арестовывалось в Москве на Хитровке.
Среди нищих встречались бывшие дворяне, разорившиеся купцы и мещане, фабричные рабочие, потерявшие место. Но основной массив нищих в земледельческой России составляли выходцы из деревни. Лица дворянского звания получали в городских приютах, ночлежках и пересылочной тюрьме более удобное помещение, рассчитанное на состав до 15 человек. Им выдавались бесплатные казенные бумага и чернила и разрешалось держать кровати открытыми и отдыхать на них днем; на «черной» половине кровати крепились днем к стене. На каждую кровать полагались тюфяк, набитый соломой, серое байковое одеяло и подушка. Удобства были особенно ценными, учитывая скверное состояние здоровья подавляющей части нищих. Но этот отблеск старой привилегированной жизни не отменял общей деклассированности нищих как столичных, так и провинциальных.[4]