Является ли слово «причина» неясным?

Вероятно, Рассел был прав, утверждая, что понятие причины не годится для чистой науки. Дело в том, что оно не вполне точно. Поня-• тие причины включает в себя элементы, не вполне согласующиеся друг с другом.

Прежде всего, современные рассуждения о причинах еще не вполне свободны от аристотелевского наследия, так что в некоторых контекстах ссылки на намерения, цели или функции рассматриваются как виды причинного объяснения.

Что еще важнее, в качестве причин рассматриваются не только события и изменения, но также вещи и люди. Тогда как, разумеется, вещи и люди в корне отличны от событий и изменений. Наш собственный контроль над окружающей средой и манипуляции с ней производят одновременно и идею нас самих как причин, и опыт проявления силы. Опыт проявления силы становится частью идеи причины и действия. С другой стороны, наше восприятие событий и изменений как причин не оставляет места для понятия силы. События и изменения ничем не манипулируют, они не проявляют силу. События как причины относятся к идее необходимой связи. Необходимость связана с возможностью и невозможностью; если некоторое положение дел физически невозможно, то его отрицание, или противоположность, физически необходимо. Усовершенствование Миллем понятия постоянного соединения косвенно вводит необходимость.

Его идея единообразия как постоянного соединения во всех физически возможных обстоятельствах предполагает необходимость и потому согласуется с нашими представлениями о событиях как причинах. Но ее не так легко согласовать с идеей личностей как причин, поскольку личности не ведут себя единообразно.

Юм полагал, что понятия силы и необходимости идут бок о бок. Но это неверно. Сила присуща людям, необходимость — событиям. Эти в корне различные элементы составляют понятие причины.

Часть VI

ФИЛОСОФИЯ И ЖИЗНЬ

Глава 24

СМЫСЛ ЖИЗНИ

Можно задать три философских вопроса о смысле жизни. Имеет ли человеческая жизнь смысл, некую цель? Является ли человеческая жизнь в целом счастливой? Кто прав — пессимисты или оптимисты?

Ценна ли человеческая жизнь как таковая?

Время, вечность и цель

Герой романа Достоевского «Братья Карамазовы» Иван, будучи атеистом, говорит, что если человек не бессмертен, то человеческая жизнь лишена смысла. Ведь если вечная жизнь невозможна, если нет божественного воздаяния и наказания, то все дозволено. Иван думает, что смысл и цель связаны с нравственностью и ценностью, а нравственность и ценность невозможны без вечной жизни. Поэтому он думает, что конечность жизни равносильна ее бесцельности.

Однако некоторые мыслители доказывали, что и вечная жизнь была бы бесцельна. В «Логико-философском трактате» Витгенш-тейн спрашивает: «Разве вечная жизнь не такая же загадка, как наша реальная жизнь?»

Как связаны время и вечность с целью? Разве время, вечность и цель — не совершенно разные вещи? Есть ли у нас основания пола­гать, что вечное более целесообразно, чем конечное? Насколько нам известно, вселенная, материя и энергия могут быть вечными, но мы не знаем, имеют ли они цель и в чем может заключаться эта цель. Размышления о цели жизни, о причине божественного творения жизни равносильны размышлениям о причине существования мате­рии и энергии. Хотя некоторые люди и заявляют, будто они могут ответить на эти вопросы, мы все же оставим их в стороне как слиш­ком трудные.

Возможные цели творца и известные нам цели человечества — разные вещи. Даже если бы мы достоверно знали, что жизнь не была создана творцом, имевшим собственные цели, человечество могло бы иметь и действительно имеет свои цели.

Может ли единичная человеческая жизнь, взятая как целое, иметь одну цель, один смысл? Взрослый индивид вполне может иметь одну большую, основную цель жизни. Так, жизнь индивида, несомненно, может быть посвящена религии. Вероятно, жизнь Шу­берта была всецело отдана музыке. Впрочем, большинство людей имеют разные цели в разные периоды жизни.

Может ли иметь цель жизни человеческий род в целом? Трудно представить, какой могла бы быть такая цель. Конечно, человечес­кие существа имеют общие цели — стараются сохранить жизнь, быть счастливыми и т.д. Они могут иметь также общественные цели, например строительство городов.

Остановимся здесь на индивидуальных человеческих целях, помня о разнице между целями и осмысленными целями. Иметь цель и иметь осмысленную цель не всегда одно и то же. Некоторые человеческие цели тривиальны до бессмысленности. Придать смысл жизни могут только нетривиальные, значимые цели и намерения — будь они серьезными или игровыми. Что же такое нетривиальная цель? Что такое осмысленная цель? В применении к целям и намерениям термин «осмысленный» имеет значение «достойный».

(Нужны ли примеры? Несомненно, большинство людей согласятся с тем, что помогать бедным и угнетенным — достойная цель, а помогать жестоким деспотам — цель презренная. Готовить пищу для семьи — осмысленная задача, коллекционировать же билеты на поезд — просто игра, подобающая детям. Больше смысла в обуче­нии чтению и письму, меньше — в обучении карточной игре, и т.д.)

Иван Карамазов думает, что вся мораль, все ценности исходят I от Бога, а потому если Бога нет, то нет и по-настоящему достойной цели. Если Бога нет, то помощь бедным и угнетенным ничем не от- личается от помощи жестоким угнетателям.

Достоевский показывает, как моральный нигилизм приводит Ивана к помешательству, а его сводного брата Смердякова — к убийству и самоубийству. Поэтому может казаться, что образом Ивана Достоевский хочет сказать, что только вера в Бога делает жизнь осмысленной.

И все же можно истолковать роман двояко. С одной стороны, роман показывает, что смерть Бога неминуемо приводит к смерти ценностей. С другой стороны, можно подумать, что даже последняя катастрофа, «смерть Бога», не уничтожает ценностей. Ценности живы, пока жив человеческий род, даже если человеческие сущест­ва не верят в Бога. Эту вторую интерпретацию подсказывает сам Достоевский, искусно подталкивая читателей (равно верующих и неверующих) задуматься о последствиях нигилизма Ивана. Чита­тель осуждает Ивана и его гордыню, сочувствуя его несчастью. Да и судьба Смердякова просто не может не вызвать ужаса и жалости. Описания последнего разговора Смердякова с Иваном и самоубий­ства Смердякова обладают почти библейской силой, отчасти, конеч­но, из-за смутного сходства с историей Иуды. Иуда здесь — не Смердяков, а Иван, который предает человечность, предавая своего жалкого, слабого, страдающего эпилепсией брата.

Смысл второй интерпретации романа Достоевского для неверую­щих определяется тем, что, в отличие от Ивана, большинству из них неведомо отчаяние из-за смерти Бога. В отличие от Ивана Карамазо­ва, неверующие (наравне с верующими), как правило, любят спра­ведливость, ненавидят жестокость, уважают человеческое начало и верят в святость жизни. Немногие буддисты верят в Бога, но все они верят в святость жизни. Не все представители современной медици­ны верят в Бога, но в большинстве своем они, можно надеяться, ува­жают человеческую личность и ее автономию и не считают, что с мо­ральной точки зрения доброта не отличается от жестокости.