План
Введение.
1. Первые поселения в Виргинии.
2. Первые поселения в Новой Англии.
3. Пуританская идеология, этика и литература в среде переселенцев.
Заключение.
Список использованной литературы.
Введение
Становление музыки, литературы, изобразительного искусства, архитектуры происходило в США на основе не только различных национальных, но и расовых культур – культур американских индейцев, африканских негров, белых иммигрантов из Европы, а позднее и переселенцев из стран Азии. Соседство и взаимодействие этих культур способствовали формированию самобытных черт американской культуры. Но это взаимодействие отнюдь не было гармоничным и равноправным. Многие культурные традиции индейцев и негров оказались навсегда утрачены. В свою очередь, коренные обитатели Северной Америки и афро-американцы сопротивлялись культурной ассимиляции, стремились сохранить самобытные ритуалы, верования, легенды, обычаи. Даже после приобщения к христианству и английскому языку чёрные американцы сохранили связи с африканской культурой, что отчётливо просматривается в ритмах, мелодиях и танцевальных движениях. Показательно в этой связи, что неотъемлемой частью музыкальной культуры США в дальнейшем стали джаз мюзикл.
Целью данного реферата является рассмотрение становления и развития культуры североамериканских колоний. В своём реферате я ставлю перед собой следующие задачи:
1. Выявить, каковы были первые поселения в Виргинии.
2. Изучить переселенцев в новой Англии.
3. Подробно рассмотреть их идеологию, этику и литературу.
Особый интерес в науке уделяется проблемам культуры, которая рассматривается в качестве интегральной части исторического процесса в целом.
Первые поселения в Виргинии
Почти одновременно начали исследования: Сото – на юге, Коронадо – на юго-западе, Аларкон – в Калифорнийском заливе, другие испанцы – на Калифорнийском побережье. Картье своими плаваниями в заливе Св. Лаврентия прокладывал пуль французским исследователям, которые в конце концов добрались до самого сердца континента. Англичане были медлительнее своих конкурентов. Лишь на исходе XVI столетия Англия сделала первую попытку колонизировать вновь открытые земли.
Моряка Дэвида Ингрэма, которого в числе других 114 человек пират Джон Хокинс высадил в 1568 году на берег Мексики в окрестностях Тампико. Из рассказов самого Ингрэма можно предположить, что это произошло где-то близ «реки Камина» или «Рио-де Минас», примерно в 140 лигах к северо-западу от мыса Флориды. Они двинулись пешком через Североамериканский континент в отчаянной надежде, что на Атлантическом побережье их подберёт какое-нибудь случайно зашедшее в эти воды английское судно. Большинство, разумеется, погибло во время похода: одних перебили индейцы, другие умерли от страшных лишений, голода и полного упадка сил, а некоторые осели среди местных племён и остались жить как диковинные чужестранцы. Лишь Ингрэму и двум его спутникам удалось благополучно проделать весь долгий путь на северо-восток.[1]
В 1582 году после смерти обоих спутников Ингрем поведал Уолсингему, что весь поход они завершили за 11 месяцев. Слова моряка не насторожили елизаветинского министра, понятия не имевшего о размерах американского материка. Собственно говоря, и сам Ингрэм, вероятно, верил в то, что говорил. Быть может, Ингрэм, говоря об 11 месяцах, подразумевал под этим только то время, которое он и его товарищи затратили непосредственно на сам переход, не считая длительных остановок на отдых и охоту.
Как бы там ни было, в рассказе Ингрэма, несмотря на дикое нагромождение самых невероятных фактов, можно усмотреть кое-какие проблески истины. В его описании резко проступает контраст между природой полуострова Флорида и североамериканских прерий: «Земля и сама страна эта – исключительно плодородны и приятны, а особенно по реке Майи, в иных же местах трава не столь свежая и зелёная, поскольку её выжгло солнцем. И вся страна хороша и весьма обильна, а великие её равнины до того обширны и так прекрасны, что и вообразить невозможно. И ровные словно доска. А к тому же растут здесь огромные леса, и деревья в них всевозможных пород». Он даёт довольно чёткое описание бизона, хотя и преувеличивает его размеры. Очень точен Ингрэм говоря об «оленях, красных, белых и в крапинку», иными словами о благородном олене, в его белом, с сероватым оттенком зимнем наряде, а также о молодых оленятах.
«Медведи чёрные и белые» описаны Ингрэмом очень верно. Он первым из европейцев описал облик гризли, чью седоватую шерсть многие путешественники гораздо более позднего периода называли «белой». Одновременно он говорит будто видел «слонов и ююнсов».[2] Поскольку ни единая душа понятия не имеет о том, что означают эти «ююнсы», опровергнуть утверждения Ингрэма невозможно. Вероятно, он имел ввиду «аунс», то есть пуму, которую можно было встретить тогда буквально на каждом шагу. А если вспомнить, что река, через которую предстоит переправиться в хрупком челне, всегда выглядит достаточно широкой, то рассказ Ингрэма об исполинских реках вполне можно отнести к Миссисипи и Гудзону, а также к вершинам заливов Делавэрского и Чесапинского – местам, которые он, быть может, и вправду повидал.
Можно верить или не верить рассказам Ингрэма, но, какими бы невероятными они иногда не казались, они имели одно достоинство: именно их-то и желали услышать елизаветинские предприниматели, готовые вложить деньги в заморские исследования.
За плаванием 1584 года последовали устойчивые попытки заселить Вергинию. Экспедиции за море возглавляли грамотные начальники. В июле 1584 года два снаряженных Уолтером Роли судна под командой Филиппа Амидаса и Артура Барлоу достигли берегов Северной Каролины близ мыса Лукаут. На одном из островов в южной части залива Памлико состоялась высадка на берег.
Местность представляла собой сплошной густой лес – здесь росли сосна, дуб, «кипарис», сассафрас. Внимание виргинских поселенцев было приковано к полезным и диким растениям. Виргинский историк Роберт Беверли записал: «цветок-кардинал, столь много превозносимый за его алый цвет, имеется едва ли не в каждом ручье, а мокасиновый цветок и тысячи других – даже не известны английским знатокам трав. Моряки профессионалы не могли не заметить дубов, которые были «куда выше и прекраснее», чем у них на родине. Здесь, куда ни глянь, можно было видеть лозы дикого винограда.
Кто-то спросил, как называется эта страна. Поскольку переводчика не было и весь разговор вёлся при помощи жестов, воин, к которому обратились англичане, не понял вопроса. Но чувствуя, что он должен что-то сказать, выпалил: «Вингандакоа!», что означало: «Какие на вас чудные одежды!». Новым землям дано было официальное название. Так этот штат звался бы и по сей день, не прикажи тщеславная королева Елизавета назвать в свою честь новые владения Виргинией («девственница»).
По возвращению первой экспедиции в Англию Роли немедленно снарядил в дальнейший путь другой корабль под командованием Ричарда Гринвила. Этим рейсом в Америку отправились поселенцы.
На сей раз индейцы были не столь дружелюбны. Они начали понимать, что белые люди явились в их страну, чтобы навсегда остаться в ней. Много лет спустя индейцы рассказывали белым обитателям Джемстауна, что виргинские колонисты жили в туземных деревнях, пока их всех не перебили индейцы, подстрекаемые шаманами. В живых остались лишь четверо мужчин, два мальчика и «молодая девушка».[3]
Невзирая на все беды англичане продолжали посылать в Виргинию поселенцев. Прошло совсем немного времени, и вот, прочно обосновавшись на самом материке, они начали продвигаться вглубь страны, вверх по реке Джемс, вплоть до «этого порога или водопада, который индейцы именуют Пакуачоунг»
Время шло, в Виргинию пребывали всё новые и новые колонисты, и постепенно она сделалась процветающей густонаселённой страной. К середине 18 столетия Виргиния была заселена вплоть до восточных подножий Голубого хребта. Индейцы в большинстве своём мало-помалу покинули обжитые места, хотя их можно встретить здесь и по сей день.