Послушание, сам его принцип, есть безоговорочное повиновение единственному голосу свыше. Таким образом, уже факт того, что Ева прислушалась к голосу иному, нежели голос свыше, что она сравнивала эти два голоса, т. е. считала их принадлежащими к одной и той же сфере (и, стало быть, она сомневалась), — сам этот факт был актом духовного неповиновения и стал коренной причиной и началом Грехопадения.
Тогда же, когда она взглянула на дерево и увидела, что оно «хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз», наступила вторая фаза искушения и вторая ступень Грехопадения. Ибо только прислушавшись к голосу змея, она взглянула на дерево. Она взглянула на него по-новому, — не так, как прежде, когда во всем ее существе звучал единственный голос свыше и она не испытывала ни малейшего влечения к дереву: теперь, когда в ней звучали слова змея, это был взгляд вопрошающий, сравнивающий и сомневающийся, т. е. готовность испытать. Ибо когда есть сомнения, всегда есть соблазн испытать что-то на собственном опыте, чтобы их развеять, — если невозможно их преодолеть путем восхождения в более высокую сферу.
Именно когда она взглянула на него по-новому, оно показалось ей «хорошим для пищи и приятным для глаз». Соблазн испытать что-либо на своем опыте есть начало и принцип стяжательства, принцип, противоположный принципу бедности.
Взглянув на дерево по-новому, Ева протянула руку и «взяла плодов его и ела, и дала также мужу своему, и он ел». Вот и третья фаза искушения и третья ступень Грехопадения: избежать сомнения, погружаясь в опыт, и заставляя другого в этом участвовать.
Вот начало и принцип порока, противоположный принципу целомудрия. Ибо стремиться обрести опыт либо затевать опыты, основанные на сомнении, есть самая сущность плотского, психического и духовного порока. По этой причине в христианском эзотеризме или герметизме не проводят никаких опытов. Никогда не следует прибегать к экспериментам с тем, чтобы развеять сомнения. Разумеется, можно приобретать опыт, но не следует проводить экспериментов. Ибо протянуть руку и взять плод от дерева познания противоречило бы святому обету целомудрия. Мир духовный не терпит экспериментаторов. Можно искать, можно спрашивать, можно стучать в его дверь. Но нельзя открывать ее силой. Надо ждать, пока ее откроют.
|
|
Христианская доктрина и опыт благодати выражает самую сущность целомудрия — точно так же, как она содержит в себе принципы бедности и послушания. Это доктрина, проповедующая чистоту взаимоотношений между тем, что вверху, и тем, что внизу. Бог не есть объект, как не есть Он и объект познания. Он есть источник озарения и благодати откровения. Его невозможно познать, но Он несомненно может проявить Себя.
Итак, мы вновь приходим к целомудрию, бедности и послушанию, лежащим в основе христианской доктрины и опыта Божественной благодати. И весь христианский эзотеризм или герметизм, в том числе весь мистицизм, гнозис и магия, основан на опыте и доктрине Божественной благодати, одним из результатов которой есть посвящение. Посвящение есть акт Божественной благодати свыше. Оно не может быть достигнуто какими-либо техническими внешними или внутренними действиями. Инициировать самого себя нельзя. Можно лишь стать посвященным.
Божественная благодать... разве не утомило нас многовековое повторение этой темы на воскресных проповедях в церкви, в богословских трактатах, в трудах мистиков и, наконец, в помпезных заявлениях монархов, — будь они «христианнейшими», «католическими», «православными» или «защитниками веры»? Разве мы не вдоволь наслышаны и начитаны об этом... когда бы и где бы ни разносился в воздухе запах ладана и ни звучали духовные песнопения? Наконец, разве не вправе последователь современного герметизма, отважно готовящийся ринуться в поиск Великого Аркана, просить о том, чтобы быть избавленным от проповедей на эту умиротворяющую и монотонную тему? Не слишком ли это мелко — ожидать от такой личности, как он, отказа от величественной магической четверицы — «сметь, желать, хранить молчание и знать», получив взамен слезное «Kyrie eleison»?
|
|
Нет ничего более банального, чем восход солнца, изо дня в день повторяющийся в течение бесчисленных миллионов лет. Однако именно благодаря этому банальному явлению наши глаза — органы восприятия солнечного света — видят все то новое, что приносит нам жизнь. Точно так же, как солнечный свет позволяет нам видеть все, что относится к миру физическому, свет духовного солнца — Божественной благодати — позволяет видеть нам все, что относится к миру духовному. Свет нужен для того, чтобы видеть — как там, так и здесь.
Подобным же образом воздух необходим для того, чтобы дышать и жить. Не является ли окружающий нас воздух совершенной аналогией gratia gratis data — безвозмездно ниспосланной благодати? Ибо для жизни духовной необходим животворящий дух, являющийся воздухом дыхания души.
|
|
Можно ли искусственно создать интеллектуальное, моральное или артистическое вдохновение? Могут ли легкие произвести воздух, необходимый им для дыхания?
Итак, принцип Божественной благодати лежит в основе жизни земной так же, как и жизни духовной. Он полностью — внизу и вверху — управляется законами послушания, бедности и целомудрия. Легкие знают, что необходимо дышать, — и повинуются. Легкие знают, что они необходимы, — и делают вдох. Они любят чистоту — и делают выдох. Сам процесс дыхания учит законам бедности, послушания и целомудрия, т. е. является уроком (по аналогии) Божественной благодати. Осознанное вдыхание реальности Божественной благодати есть «христианская Хатха-Йога», где происходит вертикальное дыхание молитвы и благословения или, иными словами, человек раскрывает себя навстречу благодати и принимает ее.
В отношении великой четверицы традиционной магии «сметь, желать, хранить молчание и знать» это формулируется Учителем — mutatis mutandis50— следующим образом:
«Просите, и дано будет вам; ищите и найдете, стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф. 7:7—8).
Все дело в том, чтобы осмелиться спросить, в желании искать, в хранении молчания с тем, чтобы постучать, и в знании, когда отворится вам. Ибо знание не появляется автоматически; оно открывается, когда отворяется дверь.
Это и есть формула синтеза усилий и Божественной благодати, принципа труда и восприимчивости и, наконец, достоинства и дара. Этот синтез провозглашает абсолютный закон всякого духовного прогресса и, следовательно, всякого духовного учения, независимо от того, исповедуется ли оно одиночным христианским герметистом, или монастырской общиной, или религиозным либо мистическим орденом, или каким-либо эзотерическим либо христианско-герметическим братством. Это закон, которому подчиняется всякий последователь христианского учения, принадлежащий к любой христианской духовной школе. И христианский герметизм, т. е. вся совокупность традиционного мистицизма, гнозиса, магии и оккультной философии, прошедший через крещение и преображение огнем, светом и жизнью христианства, ни в коей мере не является исключением. Герметизм без Божественной благодати есть лишь выхолощенный книжный историзм. Герметизм же без усилия есть лишь высокомерный сентиментальный эстетизм. Несомненно существование ТРУДА в герметизме, и этот труд есть дитя Божественной благодати и усилий.
Дорогой неизвестный друг, если вы знакомы с теологией, вы узнаете здесь чистую и простую доктрину католической Церкви, касающуюся соотношения между трудом и Божественной благодатью. Здесь же вы найдете опровержение пелагианства, согласно которому имеет значение один лишь труд (или усилия), а также опровержение протестантизма Лютера, согласно которому имеет значение одна лишь Божественная благодать. Вы найдете и подразумеваемую здесь доктрину католической Церкви —«natura vulnerata, non deleta» (природа уязвлена, но неуничтожена), т. е. Природа не стала полностью порочной вследствие Грехопадения, но сохранила какой-то элемент целомудрия, а следовательно и в человеческой натуре сохраняется какой-то элемент, способный на труд и на усилия, которые зачтутся.
Тогда, возможно, христианский герметизм просто заимствует основополагающие принципы своего философско-герметического учения у католического богословия?
Не следует забывать, что христианский герметизм не обособлен от религии, не обособлен от Церкви и не обособлен даже от науки, которая конкурирует с религией, Церковью или с той же наукой. Он является связующим звеном (дефисом) между мистицизмом, гнозисом и магией, выраженными через символику, — а символика есть средство выражения измерений глубины и высоты (и, следовательно, энстаза и экстаза), всего того, что универсально (что соответствует измерению ширины), и всего того, что традиционно (что соответствует измерению длины). Будучи христианским по своей сути, герметизм принимает скрещение универсальности, традиции, глубины и высоты христианства в том смысле, какой имел в виду апостол Павел, когда говорил: «Чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею» (Ефес. 3:18—19). — Это и есть полная формула посвящения.
Так вот, стремясь к познанию и испытанию глубины и высоты Вселенского христианства, т. е. католического и традиционного или церковного, — герметизм ничего не заимствует, да и не может ничего заимствовать у Церкви, поскольку он есть ничто иное и не может быть ничем иным как одним из аспектов самой Церкви, а именно ее аспектом измерения глубины и высоты. Он, следовательно, есть плоть от ее плоти и кровь от ее крови; он ничего не заимствует у Церкви, поскольку сам является частью ее. Это невидимый аспект универсальности (в пространстве) и традиции (во времени), причем оба обретают зримый облик в Церкви. Ибо Церковь не только универсальна и традиционна, она также и глубока и возвышенна. Итак, христианский герметизм есть лишь вертикальный аспект, т. е. аспект глубины и высоты Церкви. Это, однако, вовсе не означает, что отдельные герметисты будут обладать всем, что глубоко и возвышенно (то есть всем эзотеризмом) в Церкви; это означает лишь то, что христианским герметистом можно быть только в той мере, в какой осознается глубина и высота универсальной традиции христианства, и что каждый, кто имеет подобный опыт и сознание, представляет христианский герметизм. В таком случае, являются ли все доктора теологии, проповедующие учение пути духовного опыта вне пределов теоретической теологии, и все святые и мистики Церкви, обладавшие таким опытом, в одно и то же время герметистами? Да — в той мере, в какой они являются свидетелями и представителями глубины и возвышенности в христианстве. Всем им есть что сказать современным герметистам, а тем, в свою очередь, есть чему у них поучиться. Взять, к примеру, сочинение Св. Бонавентуры «О тройном пути», где вы прочтете (35: III, 14):
«Итак, запомни, какова должна быть истина:
1. В первой Иерархии:
пробужденная звучанием молитвы,
деяние Ангелов;
услышанная в науках и чтении,
деяние Архангелов:
возвещенная примером и проповедью,
деяние Ангелов седьмого чина («Начала»).
2. Во второй Иерархии: соединенная как убежище и место отпущения грехов,
деяние Ангелов шестого чина («Власти»);
постигнутая путем усердия и подражания,
деяние Ангелов пятого чина («Силы»)
соединенная в самоотречении и умерщвлении плоти,
деяние Ангелов четвертого чина («Господства»).
3. В третьей Иерархии: почитаемая через жертвоприношение и прославление,
деяние Ангелов третьего чина («Престолы»);
поклоняемая в экстазе (в выходе из себя) и созерцании,
деяние Херувимов;
воспринятая с целованием и радованием,
(amplectanda per osculum et dilectionem),
деяние Серафимов.
Прилежно запомни сказанное здесь мною,
ибо в этом источник жизни».
Один лишь краткий отрывок, но дающий пищу для размышлений на многие годы! Можно ли, будучи герметистом, позволить себе игнорировать подобные свидетельства (а таких свидетельств сотни) мира духовного и его достоверного опыта? Фабр д'Оливе, ЭлифасЛеви, Сент-Ив д'Альвейдр, Гюайта, Папюс и Пеладан несомненно заслуживают изучения, — так же, как и другие представители герметических и оккультных течений, но одного только их изучения недостаточно. Разве они единственные достоверные свидетели, и разве их труды являются единственными первоисточниками, свидетельствующими о реальности и опыте существования духовного мира? Поэтому давайте остережемся всех тех, кто знает через опыт, и давайте прежде всего стремиться к достоверности самого опыта как такового и прежде всего.
Но вернемся к теме искушения. Как мы это видели, оно имеет тройственный характер. Следовательно, мы можем говорить о трех основополагающих искушениях, которые соотносятся с тремя основополагающими условиями состояния райской благодати и с тремя обетами, образующими основу всей духовной культуры после Грехопадения: послушания, бедности и целомудрия. Таково практическое значение гексаграммы, или печати Соломона. Эта печать есть печать памяти о Грехопадении и о рае, т. е. она имеет отношение к закону (Torah). Ибо закон есть дитя рая и искушения.
Поскольку Новый Завет заключался во исполнение Ветхого, труд покаяния начался с повторения трех изначальных искушений. Однако на этот раз искушению подвергался Сын Человеческий, а само искушение происходило не в саду Эдема, а в пустыне. И на этот раз не змей (который был «хитрее всех зверей полевых») искушал Его, но «князь этого мира», т. е. «новый человек», «сверхчеловек» или иной «сын человеческий», который, — получи он свое воплощение, — стал бы исполнением обещания свободы, данного змеем.
Антихрист, этот идеал биологической и исторической эволюции без благодати, не является индивидуальностью или личностью, созданной Богом, но скорее эгрегором или фантомом, порожденным в ходе биологической и исторической эволюции, открытой змеем, который есть и автор, и повелитель этой самой биологической и исторической эволюции, которую изучает и проповедует наука. Антихрист есть конечный продукт этой эволюции без благодати, а отнюдь не личность, созданная Богом, поскольку акт Божественного творения — это всегда и без исключения акт благодати. Он, следовательно, есть эгрегор, искусственное существо, обязанное своим существованием коллективному порождению снизу.
Задумаемся теперь над понятием «эгрегор» — с тем, чтобы лучше уяснить, что представляет собой антихрист — эта внушительная и загадочная фигура эзотеризма и христианского герметизма, являющаяся в то же время источником искушения в пустыне.
Вот что для начала говорит Робер Амбелен в «Практической Каббале»:
«Название «эгрегор» дается силе, порожденной мощным духовным течением и затем возобновляемой с регулярными интервалами, в соответствии с ритмом, гармонирующим с универсальной жизнью вселенной, либо общности существ, объединенных общей характерной природой» (16: р. 175).
Такое определение не оставляет желать ничего лучшего. К сожалению, в него вносит путаницу буквально следующий абзац:
«В Невидимом, за пределами физического восприятия человека, существуют искусственные создания — порожденные набожностью, энтузиазмом и фанатизмом, — их и именуют эгрегорами. Они суть души великих духовных течений, добрых или злых. Мистическая Церковь, Небесный Иерусалим, Тело Христово — все это синонимические названия и эпитеты, которыми обычно наделяются эгрегоры католицизма. Масонство, протестантизм, ислам, буддизм суть также эгрегоры. Великие политические идеологии суть иные эгрегоры » (16: р. 175).
Вот редкостный пример истины и фальши. Верно здесь то, что невидимые, искусственно и коллективно порожденные создания действительно существуют, т. е. что эгрегоры реальны; ложно же здесь смешение вещей, совершенно отличных по своей природе («Тело Христово» и «политические идеологии»!), без различения их сущности. Ибо если классифицировать Мистическую Церковь, Тело Христово, масонство и буддизм как эгрегоры, т. е. «порождения набожности, энтузиазма и фанатизма», тогда почему бы не считать эгрегором и Бога?
Нет, существуют сверхчеловеческие духовные существа, которые, не будучи порожденными искусственно, все же проявляют и Открывают себя. Более того, смешение того, что нисходит свыше, и того, что порождается внизу, весьма распространено среди ученых-материалистов, да и среди оккультистов тоже. Так, многие биологи считают единство сознания — или человеческую душу — эпифеноменом или суммарным продуктом миллионов точечных сознаний, принадлежащих клеткам нервной системы организма. Для них душа есть лишь эгрегор, коллективно порожденный миллионами отдельных клеток. Но это не так. Эгрегор клеток несомненно существует — это фантом электромагнитного характера, сопротивляющийся распаду после смерти какое-то время и способный проявить себя в «домах с привидениями» и т. д. Но этот фантом не имеет ничего общего ни с самой душой, ни с тонкими телами (эфирное, или тело жизни, — и астральное, или тело души), служащими оболочкой души в дополнение к физической плоти.
Поэтому говорить, что Мистическая Церковь, или Тело Христово, есть эгрегор, означает выдвинуть тезис о том, что это фантом, порожденный миллионами верующих, так же как и фантомы умерших, порожденные миллионами клеток. Смешение души и фантома уже само по себе достаточно серьезная ошибка. Не менее серьезна и ошибка смешения откровений и вымыслов — духовных сущностей, открывающих себя свыше, и эгрегоров, порожденных искусственно снизу. Ибо существование эгрегоров, как бы могущественны они ни были, эфемерно и полностью зависит от гальванизирующей энергетизации со стороны их создателей. Однако только души и духи свыше формируют, вдохновляют и направляют сообщества людей, питают и оживляют человеческие души: например, Архангелы (являющиеся духами народов), Ангелы шестого чина (Власти,?????, или «духи времени»); духовная сущность, стоящая в основе тибетского буддизма, не говоря уже о Христе, чья Плоть и Кровь ежедневно оказывает оживляющее и объединяющее воздействие на Церковь (Мистическое Тело Христово). Эгрегоры, таким образом, получают энергию от людей, а люди — от душ и духов свыше.
Тем не менее, хотя Господь, Христос, Пресвятая Дева, духовные иерархии, святые, сама Церковь (или Мистическое Тело Христово) реально существуют, существует также и фантом или эгрегор Церкви, являющийся ее «двойником», — точно так же, как всякий человек, всякий народ, всякая религия и т. д. имеют своих «двойников». Но так же, как тот, кто видит, допустим, в России только медведя, во Франции только петуха, а в Германии только волка, допускает несправедливость по отношению к стране Сердца, стране Разума и стране Инициативы, — так же и тот несправедлив по отношению к католической Церкви, кто видит в ней, вместо Мистического Тела Христова, только ее исторический фантом, т. е. лиса. Чтобы правильно видеть, надо правильно смотреть. А правильно смотреть означает всматриваться сквозь дымку фантомов вещей. Это одна из важнейших практических заповедей христианского герметизма. Лишь стараясь всматриваться сквозь фантомы, можно прийти к познанию той глубины и высоты, о которой говорил апостол Павел, а это и есть самая сущность герметизма.
Что до антихриста, то это фантом всего человечества, существо, порожденное в процессе всей исторической эволюции рода человеческого. Это «сверхчеловек», тревожащий сознание всех тех, кто стремится возвыситься лишь благодаря своим собственным усилиям, без благодати. Он явился Фридриху Ницше и показал ему «в одно мгновение все царства мира», когда-либо существовавшие в прошлом, настоящем и будущем» в круге «вечного возвращения» (die ewige Wiederkehr); он призывал его ввергнуться в сферу, находящуюся «за пределами добра и зла» (jenseits von Gut und Bose), а также воспринять и провозгласить евангелие эволюции, евангелие «воли к власти» (Wille zur Macht), — ведь якобы одно лишь это (Gett ist tot... т. е. «Бог умер») преображает камень (неорганическую материю) в хлеб (органическую материю), а органическую материю в животное, а животное в человека, а человека — в сверхчеловека (Uebermensch), который пребывает за пределами добра и зла и подчиняется исключительно собственной воле.
Он явился Карлу Марксу и показал ему «в одно мгновение все царства мира», где все рабы мира превратились в полновластных хозяев, которые не повиновались более ни Богу, свергнув Его с престола, ни Природе, подчинив ее себе, и хлебом своим насущным обязаны были исключительно своим познаниям и усилиям по превращению камня в хлеб.
И фантом человечества являлся многим другим. Он являлся и Сыну Человеческому в пустыне. Это была встреча Божественного Закона, ставшего плотью, и закона змея, — биологической и исторической эволюции, — ставшего духом.
Божественный Закон есть благодать; это действие, исходившее от Святой Троицы и явленное в откровении за сорок дней до искушения в пустыне, когда Иоанн Креститель совершил крещение Иисуса в Иордане. Закон змея есть действие воли, ощупью пробирающейся вперед, змеящейся сквозь эпохи и слои биологической эволюции, перетекающей из одной формы в другую; это триада, состоящая из жажды власти, слепых попыток (проб и ошибок) и трансформирования того, что грубо, в то, что тонко.
Вертикальная триипостасная благодать и триадический дух горизонтальной эволюции встретились, таким образом, в сознании Сына Человеческого спустя сорок дней после крещения в Иордане. Затем последовали три искушения Сына Человеческого. И так же, как крещение в Иордане есть прототип Святого Таинства Крещения, так и встреча благодати (полученной при крещении в Иордане) с квинтэссенцией эволюционного импульса с момента Грехопадения есть прототип Святого Таинства Конфирмации. Ибо именно теперь Божественная благодать свыше окончательно утверждается против закона снизу. Именно теперь эволюция уступает Божественной благодати.
Три искушения Сына Человеческого в пустыне были его опытом управления импульсами эволюции, а именно жажды власти, «слепых попыток» и трансформирования грубого в тонкое. В то же время они означают испытание на верность трем обетам — обетам послушания, целомудрия и бедности.
Именно с последнего испытания начинает Матфей (Гл.IV) свой рассказ об искушениях Иисуса Христа. Ибо небесное насыщение (pleroma), снизошедшее в момент крещения в Иордане, принесло с собой соответствующую пустоту земную (kenoma), что нашло свое выражение в евангельском рассказе, в образе одиночества, пустыни и поста.
«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола. И, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал» (Мф. 4:1—2).
Голод духовный, душевный и телесный есть познание пустоты, или бедность. Следовательно, испытанию подвергался обет бедности, когда «приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Мф. 4: 3). «Скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» — это ведь главная сущность всех устремлений человечества в эпоху науки, т. е. одержание победы над бедностью. Синтетические смолы, синтетический каучук, синтетическое волокно, синтетические витамины, синтетические белки и... возможно, синтетический хлеб! — Когда? Может быть, скоро. Кто знает?
«Скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» — это формула эволюции в значении «трансформизма», присущего образу мышления некоторых академиков, проповедующих, что растительный мир (т. е. «хлеб») — это всего лишь трансформация мира неорганического (т. е. «камней сих») и что, следовательно, органическая материя — это всего лишь результат физической и химической перегруппировки маленьких молекул в гигантские молекулы («макромолекулы») в процессе «полимеризации». Таким образом, полимеризация рассматривается сегодня многими учеными как возможный — и даже вполне вероятный — эквивалент деяния, предложенного искусителем в пустыне, — превращения камней в хлеб.
Деяние, предложенное искусителем, является в то же время доминирующим мотивом господствующих в сегодняшнем мире доктрин, которые рассматривают жизнь экономическую как первичную, а жизнь духовную как ее эпифеномен или как «идеологическую надстройку» над экономическим базисом. То, что внизу, первично, а то, что вверху, вторично, поскольку материя порождает дух, — такова общая основополагающая догма «экономизма» и «трансформизма» и такова формулировка, предложенная искусителем Сыну Человеческому. И ответ на эту догму был таков: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4:4).
Задумаемся же над этой формулой.
Прежде всего, она отражает саму сущность обета бедности. Ибо обет бедности означает жить в той же мере словом, исходящим из уст Божиих, в какой и хлебом, входящим в уста человеческие. В этом случае она дополняет закон биологического питания, где миры, стоящие ниже человека, доставляют ему пищу, новым законом — законом Божественной благодати, где мир, находящийся выше человека, — царство небесное — питает его. Это означает, что способность жить, т. е. воспринимать импульсы, силы и субстанции свыше, присуща не только духу и душе человека, но и его телу. Животворящий, одухотворяющий эффект Божественной магии, или благодати, на жизнь духовную и психическую есть общий тысячелетний опыт искренних христиан. Гораздо менее известны имевшие — и имеющие — место случаи, когда сама плоть может обходиться без всякой пищи в течение времени, достаточного, чтобы стократно умереть от биологического голода. Так, в наше время, Тереза Нойман из Коннарсройта (Бавария) десятилетиями жила, принимая только Святое Причастие; Св. Екатерина из Сиены в течение девяти лет питалась только Святым Причастием, Св. Лидвина из Схидама (недалеко от Роттердама, Голландия) подобным же образом в течение многих лет питалась только Святым Причастием, — здесь приводятся лишь вполне достоверные случаи.
Таково значение слов: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4:4). Главный же смысл их заключается в следующем: так же, как закон эволюции, закон змея, включает в себя борьбу за существование, и так же, как хлеб или пища является основным фактором этой борьбы за существование, так и факт нисхождения Божественной благодати в человеческую историю со времени Иисуса Христа означает в то же время возможность постепенно положить конец этой борьбе за существование. И упразднит ее, следовательно, обет бедности.
«Потом берет Его диавол в снятый город и поставляет Его на крыле храма, и говорит ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: "Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею". Иисус сказал ему: написано также: "не искушай Господа Бога твоего"» (Мф.4:5—7).
На этот раз подает свой голос «слепая попытка» (метод проб и ошибок). Это метод так называемой эволюции природы, занявший с момента Грехопадения место мира, сотворенного Господом (т. е. «рая»). Ибо эволюция наощупь продвигается от одной формы к другой, пробуя и ошибаясь, и снова пробуя... Мир эволюции от простейших к позвоночным и от позвоночных к млекопитающим, затем к человекообразным обезьянам и к питекантропу не является ни достижением абсолютной мудрости, ни абсолютным благом. Скорее, это деяние поистине великого разума и весьма решительной воли, преследующей четкую цель, определенную методом «проб и ошибок». Можно было бы сказать, что в эволюции природы обнаруживается скорее великий научный интеллект и воля экспериментатора (отрицать существование которого более невозможно), нежели Божественная премудрость и благо. Общая картина эволюции, которую в результате громадных усилий получили, наконец, естественные науки — и прежде всего биология, — открывает нам вне всякого сомнения работу весьма хитроумного, но несовершенного интеллекта и весьма решительной, но несовершенной воли. Стало быть, это змея, что «хитрее всех зверей полевых», а отнюдь не Господа открывает нам мир биологической эволюции. Именно змей, этот «князь мира», есть автор и режиссер чисто биологической эволюции, последовавшей за Грехопадением. Прочтите «Феномен человека» Пьера Тейяра де Шардена, где дается лучшее из тех, что мне известны, изложение и интерпретация эволюции природы; изучите эту книгу, и вы не сможете прийти ни к какому иному выводу, кроме как тот, что мир эволюции есть творение змея земного рая и что только с появлением пророческих религий (каких было множество) и христианства явилась «благая весть» (??????????) о существовании иного пути, нежели путь эволюции.
Итак, искуситель предложил Сыну Человеческому метод, которому сам он обязан своим существованием: попытку. «Бросься вниз, и тогда станет ясно, действительно ли Ты Сын Божий, и действительно ли Ты не таков, как я, сын эволюции, сын змея». Это было испытание целомудрия. Ибо, как мы уже сказали выше, дух целомудрия исключает всякие попытки. Понятие попытки есть самая сущность того, что Библия определяет как «блуд». Блуд, — как, впрочем, и всякий иной грех, а равно всякая добродетель, — тройствен по своей сути: он наблюдается в плане духовном, психическом и плотском. Коренится он в сфере духовной, гнездится и разрастается в сфере души, а плоть — это просто сфера, где он приносит свои плоды. Таким образом, ошибка духовная становится грехом, а грех становится болезнью.