Естественнонаучного и гуманитарного познания 8 глава

«Археологическое» исследование европейской культуры обнаружи­вает в развитии ее эпистемы два крупных разрыва. Назовите их.

Назовите предметные области, в рамках исследования которых сформировались эпистемические конфигурации западноевро­пейской культуры.

Структуралистская методологическая программа в этнографии (К. Леви-Строс)

Свою теорию, ориентированную на изучение архаических обществ, К. Леви-Строс называл этнологией, противопоставляя ее традиционной этнографии. В чем состоит новизна исследовательского подхода, обоснованного мыслителем?

Какой смысл вкладывает К. Леви-Строс в понятие «сверхрационализм», обозначая им свою философско-методологическую позицию?

Каковы особенности понимания социальной коммуникации?

Назовите выделенные К. Леви-Стросом уровни коммуникации, присутствующие, по мысли философа, в обществе любого типа.

Какие методологические следствия вытекают из обоснованного К. Леви-Стросом толкования социальной коммуникации?

Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985. С. 8–2; 264–68.

Дополнительная литература

Островский А. В.Анализ мифа К. Леви-Строса: первобытное мышление и этнографический контекст// Советская этнография. 1984. № 5.

Иванов В. В. К. Леви-Строс и структурная теория этнографии// Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985. С. 397–21.

К. Леви-Строс

Структурная антропология.

<М., 1985. С. 9--10, 264--265>

…Мы установим между ними [этнографией и этнологией] очень общее и условное, хотя и вполне достаточное для начала исследования, различие, утверждая, что этнография занимается наблюдением и анализом человеческих групп с учетом их особенностей (часто эти группы выбираются среди тех, которые наиболее отличаются от нашей, по теорети­ческим и практическим соображениям, не имеющим ни малей­шего отношения к существу исследования) и стремится к наибо­лее верному воспроизведению жизни каждой из этих групп. Этнология же занимается сравнением предоставляемых этногра­фом описаний (цели этого сравнения будут изложены ниже). При подобном определении этнография приобретает одно и то же значение во всех странах; этнология же соответствует прибли­зительно тому, что в англосаксонских странах (где этот термин малоупотребителен) понимается как социальная и культурная антропология (социальная антропология занимается по большей части изучением социальных установлений, рассматриваемых как системы представлений, а культурная антропология — исследова­нием средств, обслуживающих социальную жизнь общества, а в известных случаях также социальных установлений, рассмат­риваемых как такие средства). Наконец, само собой разумеется, что если когда-либо удастся обобщить результаты объективного исследования сложных и так называемых первобытных обществ, позволяющие сделать выводы, универсальные с диахронической или синхронической точки зрения, то социология, достигнув тогда своего реального осуществления, автоматически утратит свое пер­воначальное содержание, отмеченное нами ранее, и займет по праву положение, к которому она всегда стремилась, увенчивая собой результаты социальных исследований. Мы еще не достигли этого.

Таким образом, проблему отношений между этнологическими науками и историей, обнаруживающую их внутреннее противо­речие, можно сформулировать так: либо эти науки рассматривают явления в их диахроническом измерении, т. е. в их временной последовательности, и оказываются неспособными создавать на их основе историю, либо они пытаются пользоваться теми же методами, что и история, и в этом случае от них будет усколь­зать их измерение во времени. Попытка воссоздания прошлого, оказывающаяся бессильной подняться до истории, или желание построить историю настоящего без прошлого, внутреннее противо­речие в этнологии в одном случае и в этнографии — в другом — такова, во всяком случае, дилемма, с которой эти науки, видимо, слишком часто сталкиваются по мере своего развития за послед­ние пятьдесят лет…

Общество состоит из общающихся друг с другом индивидов и групп. В то же время наличие или отсутствие коммуникации невозможно определить как нечто абсолютное. Коммуникация не ограничивается пределами общества. Речь идет, скорее всего, не о строгих пределах, а о порогах, отмеченных ослаблением или искажением коммуникации, где она, не исчезая полностью, достигает минимального уровня. Подобное положение достаточно значительно для того, чтобы население (как извне, так и внутри таких границ) это осознавало. Определение границ общества, однако, не означает, что это осознание должно быть ясным, поскольку подобное условие выполнимо только в случае достаточно ясно очерченных и устойчивых обществ.

В любом обществе коммуникация осуществляется по крайней мере на трех уровнях: коммуникация женщин; коммуникация имущества и услуг; коммуникация сообщений. Вследствие этого исследования системы родства, экономической системы и языковой системы в определенных отношениях сходны друг с другом. Исследования каждой из этих трех систем подчинены одному и тому же методу: они отличаются друг от друга только стратегическим уровнем, который соответствует им внутри некоего единого мира коммуникаций. Можно было бы даже добавить, что законы родства и брачные правила предопределяют четвертый тип коммуникации: правила коммуникации между фенотипами посредством генов. Культура состоит не исключительно из форм собственно ей присущей коммуникации (как, например, язык), но также (и, быть может, прежде всего) из правил, применимых во всякого рода коммуникационных играх, которые происходят как в природе, так и в культуре.

Намеченная выше аналогия между социологией родства, экономикой и лингвистикой допускает существование различия между тремя соответствующими типами коммуникации: они расположены не на одном уровне. Если рассматривать брачные связи и обмен сообщениями с точки зрения их роли для коммуникации в каком-то определенном обществе, то они отличаются друг от друга порядком величин почти так же, как движение крупных молекул двух низких растворов, с трудом проникающих посредством диффузии через разделяющую их перегородку, отличается от движения электронов, излучаемых катодными лампами. При переходе от брака к языку происходит переход от коммуникации замедленного темпа к другой, отличающейся очень быстрым темпом. Подобное различие легко объяснимо: в браке объект и субъект коммуникации обладают почти одной и той же природой (соответственно женщины и мужчины), в то время как в языке тот, кто говорит, и то, что он говорит, суть всегда разные вещи. Мы оказываемся перед лицом двойной оппозиции: личность и символ; ценность и знак. Таким образом, становится понятнее промежуточное положение экономических обменов по отношению к двум другим формам: товары и услуги не являются личностями (как женщины), но в отличие от фонем они еще представляют собой ценности. И тем не менее, хотя они и не являются полностью ни символами, ни знаками, возникает необходимость в символах и знаках для их обмена, как только экономическая система достигает определенной степени сложности.

Какие из выделенных К. Леви-Стросом видов коммуникаций мыслитель характеризовал как а) коммуникации с замедленным темпом и б) коммуникации с быстрым темпом?

Как определяет К. Леви-Строс предмет социальной антропологии?

Проблема легитимации в работе Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна»

Как меняется статус знания в культуре постмодерна?

С какой целью производится и будет производиться знание?

Исчерпывает ли научное знание всю совокупность знания?

Как переплетается статус научного знания с проблемой легитимации?

Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М., 1998. С. 14–28.

Дополнительная литература

Лиотар // История философии. Энциклопедия. Мн., 2002.

Ж.-Ф. Лиотар Состояние постмодерна. Спб.: Алетейя, 1998.

…На­учное знание — это еще не все знание, оно всегда было «сверх положенного», в конкуренции, в конфликте с другим сортом знания, который мы будем называть для простоты нарративом и характеристику которому да­дим позже. Это вовсе не значит, что последний может одержать верх над научным знанием, но его модель свя­зана с идеями внутреннего равновесия и дружелюбия (convivialite)[7], в сравнении с которыми современное на­учное знание имеет бледный вид, особенно если оно должно подвергнуться экстериоризации по отноше­нию к «знающему» и еще более сильному, чем прежде, отчуждению от своих пользователей. Вытекающей из этого деморализацией исследователей и преподавате­лей трудно пренебречь, тем более что она разразилась, как известно, в 60-ые гг. среди тех, кто решил посвя­тить себя этим профессиям, среди студентов всех наи­более развитых стран, и смогла ощутимо затормозить на этот период продуктивность лабораторий и универ­ситетов, которые не смогли уберечься от заражения[8]. Нет и не было вопроса о том, чтобы из этого вышла ре­волюция, как бы на то ни надеялись или — что не раз бывало — как бы того ни боялись; ход вещей постинду­стриальной цивилизации не изменится с сегодня на завтра. Однако когда речь идет об оценке настоящего и будущего статуса научного знания, нельзя исключать из рассмотрения такой важной компоненты как сомне­ние ученых.

Тем более что статус научного знания к тому же переплетается с главной проблемой — проблемой ле­гитимации. Мы берем это слово в самом расширитель­ном смысле, какой оно получило в дискуссиях по воп­росу о власти у современных немецких теоретиков[9]. Либо гражданский закон, а он гласит: такая-то катего­рия граждан должна совершать такого-то рода поступ­ки. Тогда легитимация — это процесс, по которому зако­нодателю оказывается позволенным провозглашать данный закон нормой. Либо научное высказывание, а оно подчиняется правилу: высказывание должно удов­летворять такой-то совокупности условий, чтобы вос­приниматься как научное. Здесь легитимация — про­цесс, по которому «законодателю», трактующему науч­ный дискурс, разрешено предписывать указанные ус­ловия (в общем виде, условия внутреннего состояния и экспериментальной проверки) для того, чтобы некое высказывание составило часть этого дискурса и могло быть принято к вниманию научным сообществом.

Сопоставление может показаться вымученным. Но мы увидим, что это не так. Вопрос о легитимации науки еще со времен Платона неразрывно связан с вопросом легитимации законодателя. В этой перспективе право решать «что верно, а что нет», не может не зависеть от права решать «что справедливо», даже если высказыва­ния, подчиненные соответственно той и другой влас­ти, имеют различную природу. Существует родство одного рода языка, который называется наукой, с другим, называемым этикой или политикой: и первое, и второе вытекает из одной перспективы или, если угодно, из одного и того же «выбора», который зовется Запад.

Рассматривая современный статус научного зна­ния, мы можем констатировать, что в то время как этот последний кажется более чем когда либо подчиненным державам, а с учетом новых технологий даже рискует стать одной из главнейших ставок в их конфликтах, вопрос о двойной легитимации не только не снимает­ся, но, напротив, становится все более актуальным. По­скольку он задается по самой полной форме, а именно как реверсия, которая делает очевидным, что знание и власть есть две стороны одного вопроса: кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? В эпоху информатики вопрос о знании более, чем когда-либо становится вопросом об управлении.

В каком отношении находятся нарративы и научное знание?

Как связан вопрос о легитимации науки с вопросом легитимации законодателя?

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫДЛЯ ОБЯЗАТЕЛЬНОГО САМОСТОЯТЕЛЬНОГО ПРОЧТЕНИЯ

1. Башляр Г. Новый рационализм.

2. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. / Трансформации политики и государств в эпоху глобализации / Что такое глобализация

3. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования

4. Бернал Дж. Наука в истории общества.

5. Бодрийар Общество потребления/Симулякр и символ

6. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. / Конец знакомого мира. Социология XXI в.

7. Вернадский В. И. Биосфера и ноосфера.

8. Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли.

9. Иноземцев В. Л. За пределами экологического общества./ Концепция постэкономического общества/ Расколотая цивилизация.

10. Капра Ф. Дао физики /Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем.

11. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура.

12. Кун Т. Структура научных революций..

13. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.­

14. Лиотар Ж.-Ф. Ситуация постмодерна.

15. Поварнин C. О теории и практике спора

16. Поппер К. Логика научного исследования

17. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой.

18. Тоффлер А. Футурошок./ Третья волна.

19. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки.

20. Фукуяма Ф. Конец истории.

21. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие.

22. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций?