Есть еще версия - архитектор по просьбе герцога миланского хотел наловить так называемых «белых кречетов», хищных птиц семейства соколиных, самых крупных из настоящих соколов. Полярная разновидность кречетов, снежно-белой окраски, особо ценилась любителями соколиной охоты в Европе, потому что их хорошо было видно в траве и среди деревьев, в отличие от соколов камуфляжной, пестро-серой окраски.
Возможно, белых кречетов герцогу Миланскому и отправили, но зачем их ловить было уже немолодому Аристотелю Фиорованти, если были профессиональные ловцы?
Соколиная охота – охота с помощью ловчих птиц, была привилегией аристократии. А вот кто ловил самих ловчих птиц?
Вологда, помимо других титулов, по праву может гордиться званием соколиной столицы, поскольку здесь постоянно жили и работали профессиональные ловцы, обеспечивающие соколами и кречетами соколиную охоту великих князей и царей, и - всю Европу, и Азию, и Северную Африку.
Ловчий сокол играл большую роль и в дипломатии, как очень ценный подарок между владыками, и как ценная статья экспорта.
Как бы представить стоимость сокола?
В 1764 году Атольские Князья получили феодальное право на аренду Острова Человека (Isle of Man) c обязательным условием преподносить в дар два белых кречета при коронации каждого очередного английского монарха. То есть – раз в 20-30 лет принёс двух птиц, и снова можно безраздельно хозяйничать на острове примерно 50 на 20 километров, и ещё на нескольких прилегающих островах.
Королевское поместье для соколиной охоты (140 соколов), построенное в 1642 году, положило начало современному Версалю.
Но эти 140 соколов французского короля меркнут перед соколиной охотой русского царя Алексея Михайловича - 3 000 соколов содержалось в Сокольничьей слободе (ныне – район Москвы Сокольники).
28 ноября 1744 года. Указ сената «О невзимании рекрут натурою с сокольих помытчиков Вологодского уезда в силу дарованной им грамоты». Сенат подтвердил данную Иваном Грозным грамоту об освобождении вологодских ловцов соколов и кречетов для царской охоты от всех налогов и повинностей, кроме доставления в Москву птиц и освободил Михаила Блазнова с товарищами от рекрутской повинности.
Потомки рода Блазновых и ныне живут в Вологде, сохраняя семейную легенду о том, как по весне мужики собирались в дальний путь за «белыми соколами» - прощались с семьями, усаживались в ладьи примерно в районе Лукьяново, и с большой водой уходили по течению в Сухону, далее – в Северную Двину, к Белому морю, туда, где водились столь желанные в Европе птицы.
За двух «белых соколов» (полярный кречет) можно было получить столько денег, что семья соколиного помытчика могла безбедно жить несколько лет, но это только тогда, когда покупателем был иноземец в Вологде. Десятки и сотни птиц уходили в Москву «за спасибо», как плата за вольную жизнь. И позднее, при рекрутском наборе, когда в армию забирали на 25 лет, внуки и правнуки соколиных помытчиков добрым словом поминали предков - из их семей не забирали юношей.
Трактат о полёте птиц
Вопрос – а зачем Леонардо было путешествовать по Русскому Северу, и в соколиную столицу (Вологду), в частности?
А теперь смотрим дату создания его «Трактата о полёте птиц» - 1505 год.
То есть – после его предполагаемого путешествия в Россию.
До этого Леонардо уже занимался проектированием и строительством орнитоптёров, но в ходе многочисленных опытов стало ясно, что мускульной силы человека никак не хватит, чтобы поднять его на крыльях, подобных крыльям нетопыря.
Нужно было изучать полёт птиц, которые часами могли находиться в полёте.
Воробьи, голуби не подходили.
Нужна была птица, способная парить в воздухе с минимальными усилиями.
Близкий ко дворам многих монархов Европы, Леонардо, несомненно, множество раз видел соколов и кречетов. Но – видеть и изучать - большая разница. А кто ж тебе даст такую дорогую игрушку, за которую платили немыслимые деньги? Кто позволит выдёргивать маховые перья, чтобы понять их роль в полёте птицы?
Это для нас Леонардо – великий, гениальный и всё такое прочее. А тогда незаконнорожденный сын рабыни входил в разряд ОБСЛУГИ. Ему хорошо платили – но не более, и отношение к его работе и ему самому было ровно такое же. Напомню, что приобретённая королём Франсуа I картина «Джоконда» была повешена в… Ванной комнате!
Вот вам и стимул ехать в далёкую Россию, туда, где множество этих птиц.
Вот вам и объяснение нелепой, казалось бы, записи в летописи – зачем Аристотель Фиорованти ловил соколов.
Автору «Трактата о полёте птиц» Леонардо да Винчи было зачем ехать в далёкую Вологду.
Подтверждение версии нашлось в семейной легенде Блазновых – из поколения в поколение в этой семье подбадривают неторопливых работников - Ну, чё ты заснул, как фрязя? Шевелись, давай.
И рассказывают, как в давние времена с ними ездил ловить птиц некий иноземец. (Фрязя). И запомнился этот иноземец тем, что несколько раз в день засыпал, а ночью не раз вставал, и при свете свечи что-то писал.
А это очень похоже на режим дня Леонардо!
Леонардо решил, что на сон он тратит много времени и придумал свою методику сна. Она состояла в том, что он через каждые 4 часа спал 15 минут.
15 минут сна – 4 часа активной работы. В сутки Леонардо спал около 2 часов, остальное время посвящал работе.
Крылья Леонардо
...Когда птица находится в ветре, она может держаться на нем без взмахов крыльями, ибо ту же роль, которую при неподвижном воздухе крыло выполняет в отношении воздуха, выполняет движущийся воздух в отношении крыльев при неподвижных крыльях" *.
Основываясь на этом принципе, известном в наши дни как принцип обратимости движения, Леонардо пришёл к выводу: не крыльями нужно отталкивать воздух, а ветер должен ударять в крылья и нести их, как движет он парусный корабль.
Не нужно много силы, чтобы поддерживать себя и балансировать на своих крыльях и направлять их на путь ветров и управлять своим курсом, для этого достаточно небольших движений крыльями"z:\РњРѕРё документы\Вологда Портал\РЅР°С?Р° вологда\леонардо РІ Вологде\сестра Спасской Р±Р°С?РЅРё РІ Милане jpg
Недаром Леонардо изучал полёт наших соколов. Разработанная им концепция позволила создать новый тип летательного аппарата – планер.
* * *
Строительство Успенского собора было завершено, и Аристотель устраивает в центральной главе потаенную казну и «хранилище для опасных случаев».
12 августа 1479 года собор торжественно освящен, и Аристотель, получивший тайное приглашение от литовского короля. Просит великого князя его отпустить.
Ага, сейчас…
Так прямо и отпустили носителя государственной тайны.
«Аристотель Фьорованти пропал на бескрайних просторах московитского государства. Вместе с ним пропала и тайна философского камня. Правда, поговаривают, что она каким-то образом оказалась в руках русского великого князя. Об этом свидетельствуют и рассказы путешественников о том, что царь пьет и ест на золоте, а когда принимает гостей, то количество золотой посуды на столах измеряется пудами».
(Венецианский посол Контарини Амброджио)
* * *
Однако относительно местонахождения Либереи в до-грозненские времена есть и другая версия - по прибытии в Москву Софья Фоминишна жила во дворце-тереме рядом с церковью Иоанна-Предтечи. Она была выстроена в 1461 году на месте старой деревянной. Невдалеке были и покои князя, а рядом стояла церковь Рождества Богородицы. Эта церковь служила домовым храмом княгинь и царевен. И под ней, почти погрузившись в землю, стояла церковь Святого Лазаря. Невеликий тот храм был построен во времена Ивана Калиты из каменных блоков, добываемых в Дорогомилове. Камень этот был настолько плотен и тверд, что через него не просачивалась вода.
В 1480 году церковь Рождества Богородицы неожиданно обрушилась, погребя под собой и церковь святого Лазаря.
Иван III умер в 1505 году, и на престол взошел его сын - князь Василий III, отец Ивана Грозного.
Умерли к тому времени и Софья, и брат ее Андрей Палеолог.
Князь Василий был не в ладах со своим отцом, жил со своей семьей отдельно, потому мог и не знать о Либерее.
В 1514 году Василий III велел восстановить церковь Рождества Богородицы, и начались работы под руководством Алевиза Фрязина. При разборке развалин были обследованы и подвалы церкви святого Лазаря. Были вскрыты сводчатые подвалы, где обнаружили сложенные в лари и лежащие просто так древние книги и свитки.
Все это было в жуткой пыли, но книги были целы, потому как в подвале было сухо, лишь с потолка сыпалась сероватая пыль...
Книг было очень много, потому что собирались они там со времен Дмитрия Донского.
Когда об открытии был извещен князь, то он велел найти ученого человека, способного перевести богослужебные книги с латинского и греческого языка на русский.
* * *
Биография Максима Грека - это прямо-таки сюжет приключенческой повести - высокообразованный человек, книжный знаток, полиглот, подлинный энциклопедист, в миру был известен как Михаил Триволис, сын албанского воеводы. Молодые годы он провел в Италии, на протяжении многих лет слушая лекции в высших школах Болоньи, Падуи, Милана. Во Флоренции он изучал философию у прославленного гуманиста Иоанна Ласкариса, принимал участие в движении Савонароллы; в Венеции познакомился с выдающимся типографом Альдом Мануцием (один из шрифтов и поныне сохранил название «Альдине»).
В 1505 году Михаил Триволис принял постриг в монахи в Ватопедском монастыре на Афоне и стал именоваться Максимом Греком.
Монастырь этот среди многих славился богатой библиотекой - ему достались книжные коллекции двух византийских императоров - Андроника Палеолога и Иоанна Кантакузена, и Максим Грек, получив доступ к такому книжному богатству, своей эрудицией, острым умом и глубокими познаниями снискал уважение всей братии.
В марте 1515 года на Афон пришла грамота великого князя Московского. Василий Иванович, посылая богатые дары, просил прислать для разбора княжеской библиотеки старца Савву. Но игумен посчитал, что старец Савва слишком стар и немощен для столь дальнего путешествия, и в дорогу в дальнюю Московию стал готовиться Максим Грек.
В рекомендательном письме с Афона его представляли как «искусного божественному писанию и на сказание или толкование всяких книг, и церковных, и глаголемых еллинских».
В 1518 году Максим Грек прибыл в Москву.
С собой он привез и образцы изданий типографии Альда.
«По меле же времени великий государь приснопамятный Василий Иоаннович сего инока Максима призвав и вводит его в свою царскую книгохранительницу и показа ему бесчисленное множество греческих книг. Сей же инок во многоразмышленном удивлении бысть о толиком множестве бесчисленного трудолюбного собрания и с клятвою изрече перед благочестивым государём, яко ни в Грецех толиков множество книг сподобихся видети... Аз же, - сказал Максим Грек, - ныне, православный государь, Василий самодержче, никогда толико видех греческого любомудрия, яко же ваше сие царское рачительство о божественном сокровище. Великий же государь Василий Иванович в сладость послуша те его и преда ему книги на рассмотрение разбрати которые будет еще не преложены на русский язык.»
«Сказание о Максиме Греке» (конец XVI века).
Действительно, увидев великокняжескую библиотеку, он был поражен. - Я не видывал подобного собрания сокровищ ни во Франции, ни в Германии, ни в Греции.
«Государь, вся Греция не имеет ныне такого богатства, ни Италия, где латинский фанатизм обратил в пепел многие творения наших (православных) богословов, спасённых единоземцами от варваров магометовых».
Среди увиденного Максимом Греком были и драгоценные инкунабулы - первопечатные фолианты, увидевшие свет до 1501 года, ценящиеся не меньше рукописей.
А они откуда взялись?
Ведь европейское книгопечатанье отсчитывает свою историю как раз с того самого 1453 года, когда турки захватили Константинополь, и Фома Палеолог никак не мог привезти в Рим инкунабулы.
Так что это поступление - уже на московском этапе существования Либереи.
Василий III поручил ученому монаху наведение порядка в книжном хозяйстве и перевод избранных трудов. За полтора года он перевел «Толковый Псалтырь», причем работал с тремя помощниками, перевел «Триоди».
Князя Василия прежде всего интересовали церковные и богослужебные книги. Большинство же книг, привезенных Софьей, его не интересовали, либо языки, на которых они были написаны, Греку были неизвестны.
Поскольку Максим не знал в совершенстве русский язык, то переводил он греческие книги на латынь, и тут же два переводчика излагали это по-русски, и уже тогда писцы писали книги.
Время сохранило имена двух «римских толмачей», Димитрия и Власия, и писцов - инок Селиван и Михайло Медоварцев.
Но Максим Грек не только занимался переводами книг, он стал пытаться регулировать денежные потоки, смиренный монах стал интриговать, активно заниматься политикой.
Дело в том, что Русская православная церковь, являясь фактически независимой, признавала почетное первенство Константинопольской патриархии, и самая большая доля пожертвований, которые московские государи посылали православным единоверцам, находящимся под властью турков, направлялась в греческие монастыри.
Но была и Сербская православная церковь, вокруг которой собирались те, кто готов был продолжать борьбу против турок. Елена Глинская, (мать Ивана Грозного), была дочерью знатного сербского воеводы Стефана Якшича. Возникла реальная угроза, что православная Русь станет оказывать поддержку Сербской православной церкви и югославянам в их борьбе против османского владычества. И потому уже намерение Василия III развестись с бездетной Соломонией Сабуровой и жениться на Елене Глинской в среде греческого православного духовенства было воспринято с ужасом. Греческая православная церковь под властью Османов в то время существовала относительно стабильно, у нее даже были некоторые права экстерриториальности, и денежные средства из православной Руси поступали регулярно…
Теперь же поток благодеяний мог пролиться на Сербскую православную церковь!
И афонский старец Максим стал участвовать в дворцовых интригах на стороне удаленной в монастырь Соломонии Сабуровой, и даже написал послание турецкому султану, с призывом начать войну против России.
В 1525 году Максим предстает перед судом, и митрополит Даниил обвиняет его: «Да ты же, Максим, великого князя Василья называл гонителем и мучителем нечестивым… святых великих чюдотворцев Петра, и Алексия, и Иову, митрополитов всея руси, и святых преподобных чюдотворцев Сергия, Варлаама и Кирилла, Пафнутия и Макария укоряеши и хулиши, а говоришь ты: Зане же они держали городы, и волости, и села, и люди и судили и пошлины и оброки, дани имали и многое богатство имели, ино им нельзя быть чюдотворцем»…
И в 1526 году Максим Грек «за вины против государя и России, за вины против духовенства и Русской Церкви, за вины против православной веры» попал в опалу и его сослали в Волоколамский монастырь.
Подвал замуровали, и о Либерее не вспоминали до 1553 года.
В этом году, перед недалекой своей кончиной, Максим Грек поведал Ивану Грозному о хранилище в подвале, и подробно рассказал, где и какие книги лежат. Встреча их происходила в Троице-Сергиевом монастыре, где в то время содержался опальный монах.
(По другим данным – в 1555 году. При этой встрече присутствовал и Андрей Курбский, который сопровождал Ивана Васильевича поездке на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь.)
Но Иван Васильевич не очень-то спешил вскрывать заветный подвал. Возможно, потому, что не хотел подливать масла в огонь нарождающегося сектантства. На Руси возникали все новые секты, и они проявляли особый интерес к древней литературе. Может быть, Иван Васильевич и придержал книги до времени, от греха.
Но в 1564 году князь Курбский перебежал к полякам. Тайна библиотеки оказалась под угрозой, и в 1565 году, когда ему порекомендовали немецкого пастора Веттермана, царь приказал вскрыть подвалы церкви святого Лазаря.
Подвалы были вскрыты сверху, и Веттерман, пораженный, смотрел на это варварство - драгоценнейшие книги в пыли! Он даже предположил, что эти подвалы вскрывались последний раз лет сто назад.
* * *
В конце XVI века бывший рижский бургомистр Франц Ниенштадт составил «Ливонскую хронику». В ней, в частности, рассказывается о выселении в 1565 году немцев из Дерпта в русские города. (Дерпт, ныне эстонский город Тарту, был основан Ярославом Мудрым как русский город Юрьев. Это к вопросу о мигрантах и оккупантах).
Среди выселенных в Москву оказался и пастор одной из церквей Дерпта магистр Иоганн Веттерман вместе с некоторыми прихожанами. Ниенштадт пишет:
«Его как ученого человека очень уважал великий князь, который даже велел в Москве показать ему свою либерею, которая состояла из книг на еврейском, греческом и латинском языках и которую великий князь в древние времена получил от Константинопольского патриарха, когда предки его (царя) приняли христианскую веру по греческому исповеданию. Эти книги как драгоценное сокровище хранились замурованными в двухсводчатых подвалах. Так как великий князь слышал об этом отличном и ученом человеке Иоганне Веттермане много хорошего, потому велел отворить свою великолепную либерею, которую не открывали более ста лет с лишком, и пригласил через своего высшего канцлера и дьяка Андрея Солкана, Никиту Висровату и Фунику, вышеозначенного Иоганна Веттермана и к ним еще несколько лиц, которые знали московитский язык, как-то: Томаса Шреффера, Иохима Шредера и Даниеля Браккеля, и в их присутствии велел вынести несколько из этих книг. (Андрей Солкан - это никто иной, как посольский дьяк Андрей Щелкалов, позднее ведавший посольскими делами, Никита Высровата - хранитель печати Иван Висковатый, Фуника - казначей Никита Фуников.) (Прим. автора.)
«Эти книги были переданы в руки магистра Иоганна Веттермана для осмотра. Он нашел там много хороших сочинений, на которые ссылаются наши писатели, но которых у нас нет, так как они сожжены и разрознены при войнах, как то было с Птолемеевой и другими либереями.
Веттерман заявил, что, хотя он и беден, он отдал бы все свое имущество, даже всех своих детей, чтобы только книги эти были в протестантских университетах, так как, по его мнению, эти книги принесли бы много пользы христианству. Канцлер и дьяк великого князя предложили Веттерману перевести какую-нибудь из этих книг на русский язык, а если согласится, то они предоставят в его распоряжение трех вышеупомянутых лиц, и еще других людей великого князя и несколько хороших писцов, кроме того, постараются, чтобы Веттерман с товарищами получали от великого князя кормы и хорошие напитки в большом изобилии, а так же хорошее помещение и жалованье и почет, а если они только останутся у великого князя, то будут в состоянии хлопотать за своих.»
Прежде чем дать ответ, Веттерман с товарищами решил посовещаться, и взяло их сомнение:
«Как только они окончат одну книгу, то им сейчас же дадут переводить другую, и, таким образом, им придется заниматься этой работой до самой своей смерти».
Магистр Иоганн Веттерман благоразумно решил отказаться от предложения поработать с Либереей. Знал ли он о судьбе своего предшественника?
...Максим Грек обращался к великому князю со специальным посланием, в котором просил отпустить его обратно на Святую Гору. Просьбу его не уважили, а вскоре и посадили в монастырскую тюрьму с полным набором тогдашней «58» статьи - от возведения хулы на верховную власть до шпионажа в пользу иностранных разведок. Оно и понятно - государственную тайну нужно хранить. Точно так же Софья Фоминишна не выпустила из страны ни Аристотеля Фиораванти, ни Пьетро Антонио Солари, ни других знающих; не в правилах Византии было выпускать из страны иностранцев, допущенных к тайнам.
Знал ли о том пастор Веттерман - нам неведомо, но невыездным секретоносителем он становиться не пожелал.
Свой отказ немцы облекли в обтекаемую форму:
«Когда первосвященник Онаний прислал Птолемею из Иерусалима в Египет 72 толковника, то к ним присоединили наиученейших людей, которые знали писание и были мудры; для успешного окончания дела по переводу книг следует, чтобы при совершении перевода присутствовали не простые миряне, а наумнейшие, знающие писание и начитанные люди.
При таком ответе Солкан, Фуника и Висровата покачали головами и подумали, что если передать такой ответ великому князю, то он может им прямо навязать эту работу), так как велит всем им присутствовать при переводе) и тогда ничего хорошего из этого не выйдет; им придется тогда, что и наверное случится, умереть при такой работе, точно в цепях. Поэтому они донесли великому князю, будто немцы сами сказали, что поп их слишком несведущ, не настолько знает языки, чтобы выполнить такое предприятие. Так они все и избавились от подобной службы. Веттерман с товарищами просили одолжить им одну книгу на шесть недель; но Солкан ответил, что если узнает про это великий князь, то им плохо придется, потому что великий князь подумает, будто они уклоняются от работы».
Составитель «Ливонской хроники» Франц Ниенштадт умер в глубокой старости в 1622 году и лично знал пастора:
«Обо всем этом впоследствии мне рассказывали сами Томас Шреффер и Иоганн Веттерман. Книги были страшно запылены и их снова спрятали под тройные замки в подвал.»
Существуют и другие списки «Ливонской хроники»:
«Великий князь отменно уважал Иоганна Веттермана как мужа ученого, и велел показать ему свою библиотеку, находящуюся в Москве и полученную им от патриарха Константинополя. Наслышавшись много хорошего о сем ученом муже, великий князь велел разломать каменные своды с книгами, которые целых сто лет не открывались....Потом призвать других, разумевших по-русски, и в их присутствии было вынуто из сводов несколько книг, которые и отданы Веттерману для просмотрения...
...Свидетельств о Либерее до нас дошло крайне мало, но даже этих скупых данных достаточно, на мой взгляд, чтобы сделать вывод о том, что на территории Московского Кремля было, по крайней мере, два книгохранилища; стоит принять эту гипотезу, как сразу становятся понятны противоречия в свидетельствах - Ниенштадт утверждает, будто Либерею не открывали больше ста лет, так каким образом ее мог видеть Максим Грек, живший почти одновременно с Веттерманом?
В «Сказании о Максиме Философе» говорилось о книгах, привезенных племянницей византийского императора, Ниенштадт же утверждал, что книги получены от Константинопольского патриарха.
Даже в разных списках «Ливонской хроники» имеются многозначительные разночтения - в одном варианте говорится о двухсводчатых тайниках, в другом же - о трехсводчатых. Под замками и «...приказал разломать своды».
Конечно, можно все разночтения списать на невнимательность переписчиков, но больно уж последовательны эти описки - замурованный двухсводчатый подвал, чтобы проникнуть в который, нужно разломать своды, и трехсводчатый подвал под замками.
Замечу, что двухстводчатый и трехсводчатый в данном контексте означают соответственно двух и трехъэтажный.
Воля ваша, но уж не настолько были переписчики тупыми, чтобы перепутать «цвай» и «драй».
Бесконечно мной уважаемый писатель Бушков, ныне живущий и творящий на моей родине, в славном городе Красноярске, тоже упоминает об этих разночтениях, но неявно намекает, что из-за этого само существование библиотек – сомнительно.
Попробую предельно упростить ситуацию – Максим говорит, что видел у князя книги, которые привезла Софья, Веттерман - книги, посланные константинопольским Патриархом.
А теперь представьте, что речь идет о сельском механизаторе Иване Васильевиче, и счетовод Максим сказал, что видел у него в доме, в нижнем ящике комода книги, привезенные его бабкой, а бывшие на картошке шефы, и среди них доцент Веттерман, видели у него в шкафу в заколоченном чулане книги, доставшиеся от священника из соседнего села. И какой отсюда напрашивается вывод? Если механизатор Иван Васильевич книги эти не пропил, а ни в шкафу, ни в комоде книг нет, то логично предположить, что нужно поискать эти книги где-нибудь на чердаке.
А если известно, что механизатор строил дом в другой деревне, по дороге к городу, и жил там подолгу, то, соответственно, чтобы найти книги, заглянуть следует в сундук, который стоит на чердаке новостройки.
Что нибудь противоречит простой житейской логике?
Вспомните об этом незамысловатом построении, когда дойдем до версии вологодского адреса либереи.
* * *
Через какое-то время пастор Веттерман вернулся домой. (Есть свидетельство, что произошло это в 1571 году). Дома, на досуге, пастор составил список увиденных в Москве рукописей, и надо заметить, что неплохая память была у «невежественного» пастора.
(Есть исследователи, утверждающие, что этот список составил некий другой пастор; мне эта версия кажется сомнительной. Трудно представить, что по территории нынешней Эстонии бродили толпы пасторов, допущенных лицезреть Либерею. В то же время в тексте «Описи» есть недвусмысленное указание, что составитель её осуществил перевод «Ливиевых историй» и «Светониевых историй о царях». Веттерман же был допущен к Либерее лишь на короткое время и переводами не занимался…)
Этот «каталог библиотеки Ивана Грозного» был обнаружен в 1822 году Христианов Дабеловым в архивах эстонского города Пярну. На ветхой бумаге по старонемецки значился перечень библиотеки «великого князя московского». Дабелов снял копию и опубликовал. Но через несколько лет Клоссиус выясняет. Что подобной рукописи там не было и нет.
Но в 1930-х годах на выставке древних актов пярнусского архива этот список экспонировался, о чем сообщала пярнусская газета «Waba maa».
Накануне ввода частей Красной Армии в Эстонию в 1940 году бывший чиновник пярнусского архива Роовельт бежал в Финляндию, прихватив, среди других документов, и список Либереи.
В нем около 800 названий: 142 тома «Истории Рима» Тита Ливия (до нас дошло 35 томов).
Сочинения Цицерона: «Де Република» (8 томов) и «Историарум». («Де Република известна в наше время лишь в незначительных отрывках, «Историарум» - и вовсе неизвестное сочинение).
«История «Публия Корнелия Тацита, 20 томов (до нас дошло 4 и отрывки из пятого.)
«История Полибия» в 40 томах (до нас дошло 5).
«Энеида» и «Ихтифаилеика» Вергилия (второе произведение вообще нам не известно).
«Оратории и поэмы Кая Лициния Кальвуса» (ни одно произведение не дошло до наших дней.)
В научный оборот это список введён как «Анонимная опись библиотеки Ивана Грозного XVI, открытая профессором Дабеловым.»
В 1913 году Игнатий Стеллецкий, лично видел список и сделал копию. Для любопытных привожу её полный текст:
«Сколько у царя рукописей с Востока.
Таковых было всего до 800, которые он частью купил, частию получил в дар. Большая часть суть греческие, но так же много и латинских. Из латинских видены мною: Ливиевы истории, которые я должен был перевести. Цицеронова книга de republica и 8 книг Historiarum.
Светониевы истории о царях, также мною переведённые.
Тацитовы истории.
Корпус Ульпиана, Папиниана, Павла и т.д. Книга Римских законов.
Юстиновы истории.
Кодекс конституций императора Феодосия.
Вергилия Энеида и Итх.
Кальва орации и поэмы.
Юстинианов кодекс конституций и кодекс новелл.
Сии манускрипты писаны на тонком пергамене и имеют золотые переплёты.
Как сказывал мне также царь, они достались ему от самого императора, и что он желает иметь перевод оных, чего, однако, я не был в состоянии сделать.
Саллюстия Югуртинская война и сатиры Сира.
Цезаря комментарии к Галльской войне и Кодра эпиталамы.
Греческие рукописи, которые я видел, были:
Полибиевы истории,
Аристофановы комедии,
Basilika и Novllae Constitutiones - каждая рукопись также в переплёте.
Пиндаровы стихотворения,
Гелиотропов Ginothaet.
Гефестионовы географии.
Феодора,Афанасия,Zamoreti и других толкования новелл.
Юстиниановы аграрные законы.
Замолеева математика.
Стефанов перевод Пандектов.
… речи и Hydr.
…пиловы истории.
Кедр… Хаар. и эпиграммы.
Бафиасовы Htxapod. I Evr.
Именно так, с точками на месте повреждённого текста и скопировал Игнатий Стеллецкий Дабеловский список…
* * *
Стоит отметить, что осматривал Веттерман библиотеку в 1565 году, а год этот отмечен в вологодской летописи следующим:
«из «Летописца Ивана Слободского»: Лета 7073.
Великий государь царь и великий князь Иван Васильевич в бытность свою на Вологде повелел рвы копать, и сваи уготовлять, и место чистить, где быть градским стенам каменного здания...»
* * *
Книги, привезенные Софьей Палеолог, составляли малую часть библиотеки великих государей.
Начатая за сотни лет до Ивана Грозного, библиотека начала активно пополняться с началом гонений на язычников. Книги в большом количестве конфисковывались у опальных князей, бояр, купцов… Книги изымались из монастырских библиотек и у присоединенных и завоеванных народов Великой Перми, Великой Тюмени, Поволжья, Приуралья, Сибири.
Задолго до Грозного на Руси в Московии бытовали своеобычные энциклопедии: «Азбуковники толковых словарей», «Сказания (словари) о неудобопонимаемых речах».
Реформой Ивана Грозного и Православной Церкви в 1551 году был введен запрет на продажу книг, не соответствовавших христианскому мировоззрению, в связи с чем изымались многие книги, имеющие историческое и культурное значение. Эти книги, опять же, пополняли книжное собрание царя.
Иван Грозный преумножил доставшееся ему богатство. Один из самых образованных людей своего времени, хорошо владевший пером, со знанием дела скупал по всей Европе ценные книги - ценные и в прямом, и в переносном смысле - дешевых книг тогда попросту не было.
Английский историк Питер Дэнси изучал дневники голландского купца Иохана Веема, который неоднократно бывал в России «гостем», то есть купцом при дворе Ивана Грозного, и обнаружил записи разных лет о продаже царскому двору крупных партий книг: «А еще закуплено было книг рукописных и печатных и продано для царских хранилищ на 5 тысяч золотых гульденов».
Сумма по тем временам фантастическая! Подсчитано - целая флотилия торговых судов потребовалась для доставки груза ко двору Ивана Грозного. (И куда должна была прибыть эта флотилия? Не было в то время другого пути, кроме как в Вологду!)
Воспользовавшись временной конъюнктурой, Иван Грозный имел возможность подешевле и в большом количестве скупить в Европе так называемые «еретические» книги.
В цивилизованной Европе книги такого рода преследовались и уничтожались. Если книга была предосудительного содержания, её сжигали, а вместе с ней и автора, покупателя продавца. Казнили даже того, кто просто находил такую книгу, но не сжигал.
И здесь пришло время сказать о великих библиотеках прошлого, которые, как считается, бесследно сгинули в огне.
…Когда-то в Александрийской библиотеке хранилось около полумиллиона томов – цвет восточной литературы.
Основанная в начале III века до н.э. библиотека горела несколько раз. Опустошительный пожар 48 года до н.э., когда в город вошли войска Цезаря. Друг и ученик Цезаря, Марк Антоний, что бы возместить урон, подарил библиотеке 200 тысяч книг, вывезенных из Пергама, но сгоревших книг было не вернуть.
Александрийская библиотека горела в конце IV века нашей эры, во время столкновения между язычниками и христианами, и в 642 году: «…я, покоритель персов, царь Омар, утвердивший торжество Ислама, послал своих воинов предать огню всю исполинскую Библиотеку».
Полководец Амр ибн аль Асе спросил Калифа, что делать с бесчисленными свитками. Предание сохранило ответ калифа: «Если эти книги говорят то же, что Коран, в них нет пользы. Если они перечат Корану, их тем более надо сжечь».
Шесть месяцев бани Александрии топили книгами…
Так повелось и позднее. Бесчисленное количество книг погибло в результате стихийных бедствий и социальных потрясений. Книги сжигали орды кочевников, нахлынувших из степи, и собственные революционеры.
В результате история человечества зияет провалами.
Навсегда утрачена большая часть письменного наследия ранних христианских общин I и II века нашей эры. Известно о существовании свыше сотни апокрифических евангелий, но от большинства до нас дошли только названия и короткие фрагменты. Только некоторые, например, «Первоевангелие Иакова», «Евангелие Младенчества», «Евангелие от Филиппа», «Евангелие от Никодима». Квадрат, Мильтиад, Аполлинарий из Гиераполя, Аристоник из Пеллы – до нас дошли только их имена и краткие фрагменты их сочинений…
Сохранилось меньше трети сочинений ранних христиан; даже основы библейского учения понесли урон - на страницах Ветхого Завета 52 раза упоминаются более 20 неизвестных нам книг - «Книга праведного», «Книга браней Господних», «Книга Завета», Летописи деяний Соломона»…
Написанные Тацитом «Анналы» и «История» состояли из 30 книг. До нас дошло около половины. Сейчас мы можем только догадываться, какие события описаны в утраченных томах: «Как наши предки были свидетелями того, до каких пределов может доходить свобода, так мы видели последнюю степень рабства».
Тит Ливий написал монументальную историю Рима в 142 книгах. Сохранилось только 35 книг. Тит Ливий в своих книгах хотел показать, как римский народ утратил свою доблесть и едва не погиб в кровавых междоусобицах, но эпоха бурного роста Римской империи, а также вся эпоха гражданских войн неизвестны нам из-за гибели книг.
Кто знает – если бы они сохранились – какова была бы церковная история, история Христианской Европы? Могла быть другая политическая карта Мира…
Сколько ученых потратили свои силы, свою жизнь, чтобы заново открыть то, что осталось в руинах сгоревших библиотек.
В 1778 году в Египте арабы предложили некому европейцу приобрести пятьдесят свитков древних папирусов, покрытых греческими письменами, но он купил только один. Остальные арабы в расстроенных чувствах бросили в огонь.
В уцелевшем кардинал Борджиа, перекупивший свиток, обнаружил ценные исторические сведения…
Множество рукописей нашли в коробках, склеенных из многих слоев папируса, служивших гробами мумий. Когда листы папируса отделили один от другого, обнаружили, что они покрыты древнейшими письменами. Так обнаружили неизвестные тексты величайших писателей древности: Гомера, Еврипида, Платона.
На этих папирусах был найден считавшийся утерянным трактат Аристотеля об афинской конституции, из его «Политии». Трактат это содержал так много новых сведений, что после его находки пришлось переделывать все учебники истории. Это – лишь один трактат из 158, составлявших «Политию»!
А книги продолжали жечь…
В средние века в цивилизованной Европе, когда на кострах жгли ведьм, огонь ждал и книги.
Особенно яростно преследовались еврейские книги. К примеру, в 1309 году в Париже было сожжено четыре воза книг, а в 1348 году 20 возов еврейских книг.
Но в то время, когда на площадях Кордовы и Парижа горели костры из «еретических» книг, нашелся человек, который эти книги собирал.
Немецкие источники свидетельствуют, что Иван Грозный был весьма терпим к еретическим книгам, собирал их в большом количестве и хранил в своей Либерее.
Скупал он их по всей Европе, особенно в городе Бамберге, и судя по всему, еврейских книг в его Либерее было особенно много.
В хранилища закладывались летописания древних скифских, славянских и других народов, бога