Записки Love yourself
Хосок
(23 июля 10 год)
Только досчитав до четырех, я услышал смех, словно он был галлюцинацией. В следующий момент, я из моего детства прошел мимо, держа кого-то за руку. Я быстро обернулся, но все что увидел на этом месте — лица моих одноклассников. “Хосок-а”, — позвала меня по имени учительница. И тут я осознал где нахожусь. Был урок математики. И я был в процессе подсчета фруктов в своем учебнике. “Пять, шесть”, — я опять начал считать, однако, вместе с тем, как я продолжал это делать, мой голос начинал дрожать, а руки стали потеть еще больше. Воспоминания поглощали меня.
Я не мог вспомнить лицо своей мамы в тот день. Я отчетливо помню, как осматривал парк развлечений, когда мне дали шоколадку. “Хосок-а, сейчас досчитай до десяти, а затем открой свои глаза”. Когда я закончил считать, моей мамы уже не было здесь. Я все ждал ее, но она не возвращалась. Я досчитал до девяти, и оставалась еще всего лишь одна цифра. Мне просто надо было назвать еще один номер, но мой голос куда-то пропал. В ушах зазвенело, а вокруг все поплыло. Моя учительница дала мне знак продолжить. Мои друзья смотрели на меня. Я не мог вспомнить лицо своей мамы. Мне казалось, что если я досчитаю еще до одного номера, то моя мама никогда не пойдет искать меня.
Я упал на пол.
Хосок
(15 сентября 10 год)
Мама Чимина прошла через приемный покой. Удостоверившись в имени у изголовья кровати и проверив положение капельницы, она смахнула листик, лежавший на плече Чимина. Я чувствовал, что должен сказать, почему он оказался в отделении скорой помощи, о его приступе на автобусной остановке, поэтому сделал пару нерешительных шагов вперед. Тогда-то мама Чимина впервые обнаружила мое присутствие и долго смотрела на меня оценивающим взглядом. Не зная, как на это реагировать, я колебался. Мама Чимина промолвила “спасибо" и отвернулась. В следующий раз она посмотрела на меня, когда врачи и медсестры стали двигать кровать, а я попытался последовать за ними. Сказав "спасибо" еще раз, мама Чимина толкнула мое плечо. Скорее не толчок, а легкое прикосновение, прежде чем убрать руку. Однако в тот момент, словно невидимая линия прорисовалась между мной и мамой Чимина. Прочная, твердая линия. Холодная, сильная. Линия, которую я никогда не смогу пересечь. Я прожил в детском доме более 10 лет. Настолько долго, что могу теперь читать такой язык тела, зрительный контакт и атмосферу. В минуту замешательства я сделал шаг назад и упал на пол. Мама Чимина уставилась на меня отсутствующим взглядом. Хоть она была красивая и невысокого роста, ее силуэт был громадным и холодным. Он навис надо мной, пока я оставался сидеть, ссутулившись на полу отделения скорой помощи. Когда я в следующий раз поднял голову, кровать Чимина уже вывезли из отделения, ее не было видно. После того дня Чимин больше не возвращался в школу.
Тэхен
(19 декабря 10 год)
Я снял туфли, отбросил сумку и прошел в главную комнату. Мой отец действительно был здесь. Мне в голову не пришло и мысли о том, сколько уже времени прошло или откуда он. Я слепо побежал в объятия папы. Я точно не помню, что произошло следом. Был ли вначале смрад алкоголя, вульгарности или же пощечина мне по лицу. Я даже не понял, что случилось. Он рвано дышал, от его грязного дыхания несло алкоголем. Его глаза были налиты кровью, а на лице уже выросла грубая щетина. Он ударил меня своей огромной рукой. Спрашивая, на что я уставился, он вновь ударил меня. Потом он поднял меня вверх. Хоть его огненно-красные глаза и были жуткими, я уже был напуган до такой степени, что даже плакать не мог. Это не был мой папа. Нет, это был он. И в тот же момент это был не он. Мои ноги болтались в воздухе. В следующий момент моя голова сильно ударилась о стену, и я резко упал на пол. Казалось, что моя голова взорвется. Все перед моим взглядом стало мерцать и темнеть. Единственное, что заполнило мои мысли, это звуки тяжелого дыхания моего отца.
Чимин
(6 апреля 11 год)
Я покинул дендрарий “Пульккот” в полном одиночестве. Было немного облачно и прохладно, но я был счастлив. Сегодня, у нас был пикник, и по началу мне даже было немного грустно, потому что мама и папа были чем-то заняты и не пришли. Но затем, меня похвалили за рисунок цветка и друзья моей мамы даже сказали: “Чимин очень взрослый”, и из-за этого, я почувствовал себя немного крутым.
“Чимин-а, подожди здесь, учитель сейчас вернется”, — моя учительница сказала мне, когда мы покидали дендрарий, но я был уверен, что смогу уйти и один. Я крепко сжал лямки рюкзака и с гордо поднятой головой пошел дальше. Было такое чувство, будто люди наблюдают за мной, поэтому я расправил плечи. Позже, пошел дождь. Все мои друзья, их мамы, абсолютно все покинули меня. Мои ноги словно стали ватными. Я накрыл свою голову рюкзаком и спрятался под каким-то деревом. Дождь становился все сильнее и на улице не было ни единого прохожего. Я побежал сквозь дождь. В конце концов, я оказался на противоположном конце дендрария. Одна из дверей была открыта, а внутри находилось что-то похожее на склад.
Юнги
(19 сентября 16 год)
Ярко горело алое пламя. Дом, в котором я жил до сегодняшнего дня, был охвачен огнем. Люди, заметившие меня, подбегали, говоря остановиться. Горожане нервно вздрогнули. Пожарные машины не смогли подъехать из-за загруженности дорог. Они просто застряли на одном участке.
Конец лета — начало осени. Синее небо и сухой воздух. Я не имел понятия, что думать, чувствовать или делать. Я ничего не мог понять. Затем, я вдруг подумал: “Ах, мама”. В этот момент дом рухнул с оглушительным грохотом. Дом, покрытый огнем, нет, дом, ставший его частью: крыша, колонны, стены, комната, в которой я жил — все рухнуло, словно было сделано из песка. Абсолютно безразлично, я наблюдал за этой сценой.
Кто-то толкнул меня, проходя мимо. Они сказали, что пожарные приехали. Другой человек схватил меня и начал что-то спрашивать. Этот человек смотрел прямо в мои глаза, но в моей голове было пусто.
“Кто-нибудь живет здесь? — спросил этот человек. — Твоя мама там?” Незнакомец схватил меня за плечи, встряхнув несколько раз. Я ответил, даже не осознав этого.
— Нет, здесь никого нет.
— О чем ты говоришь? — спросил мой сосед. — Твоя мама? Куда она ушла?
— Здесь никого нет.
Я не знал, что говорю. Кто-то толкнул меня, проходя мимо.
Сокджин
(2 марта, 19 лет)
Сырой запах вырвался из комнаты директора, куда я проследовал за отцом. Прошло 10 дней с моего возвращения из США, а вчера я услышал, что буду ходить на класс ниже из-за различий в системе образования. “Пожалуйста, позаботьтесь о нем", сказал папа, кладя одну руку мне на плечо, и я невольно вздрогнул. "Школа – опасное место. Правила обязательны", сказал директор, неотрывно смотря мне в глаза. Когда он говорил, его морщинистые щеки и кожа вокруг рта дрожали, а черные губы изнутри были темно-красные. "Вы так не думаете, Сокджин-гун". Я колебался из-за внезапного вопроса, потому давление от руки отца на моем плече усиливалось. Его хватка была такой сильной, что на моей шее выступили мускулы. “Я верю, что Вы справитесь", когда директор встретился с моим взглядом, не дрогнув, папа усилил давление. Я сильнее сжал кулаки – давление его руки было настолько сильным, что мне показалось, что мои кости сломаются. Когда дрожь охватило все мое тело, меня прошиб холодный пот. "Ты должен дать мне ответ. Сокджин-гун определенно станет хорошим учеником", сказал директор, без улыбки уставившись на меня. “Хорошо”, – с огромным усилием ответил я. Мои страдания в тот же миг прекратились. Я услышал смех папы и директора. Я не мог поднять головы, мне оставалось только смотреть на коричневые туфли отца и черные директора. Пусть я и не знал, откуда исходил свет, обувь блестела. Я боялся этого блеска
Чонгук
(28 мая 19 года)
"Хёны, а о чем вы мечтаете?" На этих словах хёны повернулись. "Мне просто нужно написать эссе о мечтах", - пояснил я. Сокджин-хён сказал: "Не знаю. Не думаю, что о чем-то мечтаю. Если бы я на что-то надеялся, то... только на то, что стану хорошим человеком?" Хён прикусил язык, смущаясь своих слов. Юнги-хён, вытянувшийся на скамейке около фортепиано, медленно произнес: "Не иметь мечты - нормально. Я тоже ни о чем не мечтаю. Я просто хочу стать кем-то". Все расхохотались от растянутых слов хёна.
"А я хочу стать супергероем и спасать мир от плохих парней", - Тэхён-хён встал со стула и вытянул руку вверх. Хосок-хён заткнул его, попросив сесть на место, опасаясь, что младший поранится. Затем он сказал: "А я хочу найти свою маму и жить с ней счастливо. Я просто хочу стать счастливым". Хён очень радостно улыбнулся. "А разве ты не счастлив сейчас?" - спросил у него Чимин-хён. Хосок-хён переспросил: "Это как работает?". Он повернулся и спросил у Чимин-хёна: "А ты о чем мечтаешь?" Тот моргнул и ответил: "Когда я был в начальной школе, то хотел стать президентом. Но я не знаю, чего мне хотелось после".
Не высказался лишь Намджун-хён. Наверное, он почувствовал, что все смотрят на него, поэтому пожал плечами. "Я хочу сказать что-то приятное, но и я ни о чем не мечтаю. Я просто хочу, чтобы на моей работе мне платили побольше". Я кивнул и снова уставился в свое эссе. Колонка мечтаний на будущее была разделена на две части: "студент" / "родитель". Кем я хотел стать? Я не знал, что писать на своем листе.
Юнги
(12 июня 19 год)
Бездумно пропустив школу, у меня, если честно, не было места куда бы я мог пойти. Нечем было заняться, денег не было тоже, а на улице стояла жара. Это был Намджун, кто предложил поехать на море. Мелкие, кажется, воодушевились этой идеей, да и я не имел ничего против. “Ребят, а у вас есть деньги?” — спросил я, после чего Намджун заставил всех опустошить свои карманы. Парочка монеток и банкнот. Не думаю, что у этой поездки есть шанс. “Можем пойти пешком”, — предложил Тэхен. Намджун посмотрел на него, словно говоря: 'Пожалуйста, думай прежде чем говорить'. Мы шли, обсуждали всякую ерунду и смеялись, затем притворялись, что падаем на землю, а потом снова вставали. Я не особо хотел принимать участие в разговоре, поэтому немного сбавил шаг и просто плелся сзади. Солнце пекло нещадно. Из-за того, что было обеденное время, деревья не создавали и намека на тень; а из-за отсутствия тротуара каждая проезжающая мимо машина взметала после себя облако пыли.
“Пошлите сюда”, — опять предложил Тэхен. Или это был Хосок. Меня не волновало кто это все-таки был, но я точно знал, что кто-то из них двоих. Не поднимая головы, я пинал землю, пока не врезался в кого-то и чуть не упал. Это был Чимин, который выглядел так, будто его только что оглушили ударом молотка. Мышцы его лица подрагивали, как при виде чего-то очень пугающего. “Ты в порядке?” — спросил я, но он меня даже не услышал. Его взгляд был направлен на впередистоящий знак: “Дендрарий Пульккот 2.2 км”.
“Я больше не хочу идти”, — сказал Чонгук. Капельки пота скатывались по лицу Чимина. Да и сам он выглядел так, словно готов упасть в любую секунду. Что это? У меня появилось очень странное чувство. “Пак Чимин”, — позвал я, но он не сдвинулся ни на дюйм. Я поднял голову и снова взглянул на знак.
“Ах, почему мы идем в дендрарий в такую жару? Просто пошлите к морю”, — сказал я, словно меня не это не интересует. Я понятия не имею, каким местом является дендрарий, но у меня такое ощущение, будто нам не следует туда соваться. Также, я не знал почему, но выражение лица Чимина тоже было подозрительным. “Но у нас нет денег”, — ответил Хосок. “Я говорил, давайте пешком”, — ворвался в разговор Тэхен. “Думаю, ничего страшного если мы пройдемся только до станции, — сказал Намджун. — Но из-за этого, нам придется голодать в обед”. Чонгук и Тэхен начали хныкать, рассмешив Сокджин-хёна. Чимин сдвинулся с места только тогда, когда все остальные направились к станции. Он шел с поникшими плечами, опустив голову, и был очень похож на маленького ребенка. Еще один раз я оглянулся на знак. “Дендрарий Пульккот”. С каждым шагом буквы становились все меньше.
Сокджин
(25 июня 19 года)
Одинокий цветочный горшок стоял в старой классной комнате. Его происхождение неизвестно. Кто из донсэнов принес этот горшок? Я достал свой телефон. В классе всегда было темно, потому что нет электричества. А в рассеянном свете от грязного окна я видел зеленые листья. Сделанная фотография получилась какой-то расплывчатой. Не только потому, что была сделана на телефон. Я часто об этом раздумывал. Фото никогда не запечатлит то, что видят глаза.
Подойдя ближе, я увидел "Х" на боку горшка. Я поднял его, появились слова "горшок Хосока". Я засмеялся. Горшок всегда приносил Хосок. Я отставил его так, чтобы виднелась только буква "Х", и обернулся. Подоконник был покрыт какими-то каракулями. Но не только подоконник, но даже на потолке и стенах были какие-то почеркушки. "Сдай или умри", имена предметов воздыхания, даты, бесконечные имена теперь не прочесть.
Класс не всегда использовался, как кладовка. Студенты приходили туда утром и покидали его к полудню. Во время каникул он пустовал, а затем снова наполнялся шумными учениками. Были ли там студенты, как мы, которые опаздывали, получали наказания и пропускали уроки? Страдали ли они от безжалостных учителей, бесконечных тестов и домашней работы? Был ли там кто-то, похожий на меня? Кто-то, кто рассказал директору о своих друзьях?
Я размышлял, окажется ли тут имя моего отца. Он тоже здесь учился. Мой отец верил, что дети должны посещать ту же школу и тот же университет, что и их родители. Я рассматривал все имена, пока не нашел его имя. Оно было написано посреди левой стены. Под ним было написано еще одно предложение. "Все началось здесь".
Чимин
(30 август, 19 лет)
Пока Хосок-хен разговаривал по телефону, я дурачился и бил грязь в тех местах на земле, куда падала его тень. Хен ухмыльнулся, посмотрев на меня лицом, на котором читалось "Пак Чимин, ты ж взрослый”. Расстояние от школы до дома составляло около двух часов ходьбы. Это был тот промежуток, на который не потребовалось и 30 минут на автобусе, а если бы мы шли по главной дороге, то он и до 20 минут сократился бы. Несмотря на это, хен всегда настаивал на маршрутах, которые требовали от нас, чтобы мы срезали по переулкам, поднимались по низким склонам и пересекали пешеходные эстакады. В прошлом году я перевелся из школы, выписавшись из больницы. Эта школа была далеко от моего дома, и там я никого не знал. Я думал, что все нормально. Ведь я уже несколько раз менял школы, и не знал, когда снова попаду в больницу. Я не считал, что это будет большой проблемой.
Но потом я познакомился с хеном. Это произошло вскоре после начала нового семестра. Хен беззаботно подошел ко мне и стал ходить со мной по 2 часа. Намного позже я обнаружил, что его дом находится в противоположном направлении от моего. Я не мог заставить себя спросить его, почему он так делает. Я лишь надеялся, что еще хоть на денек мы сможем оставаться такими, с двумя часами на самих себя, когда наши тени рядом друг с другом идут вместе под солнечным светом.
Хен все еще болтал по телефону, а я еще раз ударил тень и побежал прочь. Хен закончил разговор и стал преследовать меня. Мороженое медленно таяло под палящими лучами солнца, я услышал звуки цикад. Внезапно мне стало страшно. Сколько еще дней мне осталось?
Техен
(20 марта 20 год)
Звук моих шагов эхом отражался от стен, когда я бежал по коридору. Затем, я остановился. Впереди, напротив “нашей комнаты” стоял Намджун-хён. Никто этого не знал, но я называл это место нашей комнатой. Хёны, Чонгук и я — комната для нас семерых. Дыша как можно тише, я начал подбираться ближе к хёну, собираясь напугать его.
“Директор!” — примерно на своем пятом по счету шаге я услышал голос, исходивший из чуть приоткрытой двери помещения. Было похоже на Сокджин-хёна. Я остановился. Сокджин-хён сейчас разговаривает с директором? В нашей комнате? Почему? Затем я услышал имя Юнги-хёна и свое собственное, а потом я увидел, как у Намджун-хёна от удивления перехватило дыхание. Словно что-то почувствовав, Сокджин-хён открыл дверь нараспашку. В его руке был телефон. А на его лице отразилось крайнее удивление и замешательство. Сокджин-хён уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но его опередил Намджун-хён подняв две руки: “Ничего страшного”. Лицо Сокджин-хёна словно выражало: ‘Что ты имеешь ввиду?'. “Если ты сделал это, хён, то должно быть у тебя была какая-то причина” — к концу своей фразы, Намджун-хён прошел мимо Сокджин-хёна в комнату. Я не мог в это поверить. Сокджин-хён рассказал директору о том, чем мы с Юнги-хёном были заняты последние пару дней. Он рассказал ему о том, как мы прогуливали уроки, выходили за пределы ворот и дрались с другими учениками. Но Намджун-хён сказал, что ничего страшного.
“Что тут происходит?” — я удивленно обернулся и увидел Хосок-хёна с Чимином. Хосок-хён сделал вид, словно удивлен больше меня и обнял меня за плечи. Он потянул меня за собой и в итоге мы оба зашли в помещение. Намджун-хён и Сокджин-хён разговаривали, затем они обернулись и посмотрели на нас. Сокджин-хён в спешке подорвался и ушел, сказав, что у него появились дела. Я посмотрел на Намджун-хёна, который провожал взглядом уходящего Сокджин-хёна. Затем он повернулся ко всем нам и улыбнулся, будто ничего и не произошло. Должна быть причина, почему Намджун-хён так себя ведет. Хён знает намного больше, чем я; он гораздо умнее меня, и более зрелый. И только из-за того, что мы находимся в нашей комнате, я улыбнулся своей квадратной глуповатой улыбкой, которой меня часто дразнили. Я не планировал ни с кем делиться тем фактом, что слышал весь разговор.
Намджун
(15 мая, 20 лет)
Я поставил несколько стульев вертикально, пересекая аудиторию-склад, которая когда-то была укрытием для тех из нас, кому некуда было податься. Пока я был там, я поднял опрокинутый стол и стер с него пыль своими ладонями. Люди всегда эмоциональны, когда что-то подходит к концу. Сегодня для меня последний школьный день. Две недели назад было принято решение о моем отъезде, и я не знаю, смогу ли вернуться. Я никогда вновь не увижу своих хенов и донсэнов.
Я согнул пополам лист бумаги, положил его на стол и взял карандаш, но понял, что не знаю, что писать. Время убегало просто так. Пока я строчил неважные слова ну бумаге, кончик карандаша со щелчком раскрошился. Расколовшись на кусочки, его фрагменты запачкали бумагу, на которой я бессознательно нацарапал "Пожалуйста, выживите". Среди угольного порошка от раскрошившегося карандаша и каракулей, были разбросаны слова о бедности, родителях, донсэнах и переезде.
Я скомкал бумагу, убрал ее в карман и встал. Облако пыли поднялось ко мне, когда я отодвинул стол. Перед тем как уйти, я выдохнул на грязное окно и оставил на нем три слова. Никаких фраз о прощании не было бы достаточно, а это выражало мои мысли без всего лишнего. "Давайте встретимся снова". Более чем обещание, это было лишь желанием с моей стороны.
Юнги
(25 июня, 20 лет)
Распахнув дверь и войдя, я достал сумку из нижнего ящика в столе. Когда я вывернул наружу содержимое, оттуда вывалилась одинокая клавиша пианино. Я выкинул сильно обожженную клавишу в корзину для отходов и лег на кровать, не в силах успокоить свое бешено бьющееся сердце, мое дыхание было рванным, я не осознавал этого, но мои пальцы были испачканы сажей.
Однажды после похорон я в одиночку отправился в свой дом, разрушенный огнем. Войдя в комнату мамы, я увидел пианино, которое было обожжено до неузнаваемости. Я опустился напротив него. В то время как послеполуденное солнце пробивалось сквозь окно, я продолжал сидеть там до тех пор, пока оно не пошло на убыль. Остатки солнца осветили несколько клавиш пианино. Мне стало интересно, какие звуки получатся, если их нажать. Я думал о том, сколько же раз пальцы моей мамы пробегали по этим клавишам. Взяв одну из клавиш и засунув ее в карман, я покинул комнату.
Почти четыре года прошло с того момента. В доме было тихо. Безумно тихо. Как это бывало в 10 вечера, когда мой отец шел спать, и все нужно было делать, затаив дыхание. Таковы были правила дома. Мне было сложно выносить такую тишину. Сложно было соблюдать столь строгое расписание, правила и формальности. Еще невыносимее было то, что, несмотря на все это, я продолжал жить в этом доме. Я продолжал получать от отца карманные деньги, ел с ним обед и выслушивал ругательства. Вместо того чтобы воспротивиться, сбиться с пути или попасть в неприятности, у меня не хватало смелости покинуть отца и уйти из дома, чтобы самостоятельно испытать реальную свободу просто говорить об этом.
Я резко встал с постели и вытащил из корзины под столом клавишу пианино. Я открыл окно, меня охватил сильный ночной ветер. Словно пощечина от ветра, сегодняшние события каскадом наспали на меня. С такой силой, какую только смог скопить, я бросил клавишу в воздух. С моего последнего посещения школы прошло десять дней, я слышал, что мне выслали извещение об исключении. Сейчас, похоже, даже если я и не захочу уходить, меня выгонят из этого дома. Неважно, как сильно я напрягал слух, я не мог услышать звук падающей на пол клавиши пианино. Неважно, как упорно бы я об этом ни думал, я понимал, что никогда не узнаю, какой звук издаст клавиша пианино. Неважно, сколько времени пройдет, другого звука не издаст эта клавиша пианино. Я больше никогда не буду играть на пианино.
Чонгук
(25 июня 20 года)
Я провел по клавишам пальцами и стер пыль. Я нажал на клавишу, но звук отличался от звука игры хёна. Прошло десять дней с тех пор, как хён не пришел в школу. Сегодня ученики распустили слух, что его исключили. Намджун-хён и Хосок-хён ничего не рассказывали, а я слишком боялся спрашивать. В тот день две недели назад мы с хёном были в этом классе, когда вошел учитель. Тогда был родительский день. Мне не хотелось находиться с остальными, поэтому я ушел в наше укрытие. Хён даже не смотрел на меня и продолжал играть. Я поставил рядом две парты и закрыл глаза, чтобы казалось, что я сплю. Хён и фортепиано то сливались, то разделялись. Когда я их слушал, то почему-то хотел заплакать.
Почувствовав, как слезы уже готовы покатиться по лицу, я услышал, как открылась дверь и фортепиано умолкло. Меня ударили по лицу, я отшатнулся и почти упал. Когда я собирался поклониться, голос замолк. Я поднял голову и увидел хёна, который стоял передо мной, толкая учителя в плечо. Учитель был удивлен.
Я снова нажал на клавишу. Имитация песни, которую играл хён. Его исключили? Он никогда не вернется? Хён говорил, что для него обычное дело - быть чуть избитым. Если бы меня там не было, он пошел бы против учителя? Если бы меня там не было, хён, наверное, был бы тут и играл на фортепиано?
Сокджин
(17 июля 20 год)
В тот самый момент, как я покинул здание школы, меня оглушил звук пения цикад. Школьный двор был заполнен детьми: смеющимися, шутящими друг с другом и бегающими вокруг. Начало летних каникул вызывало наивысшую степень восторга у каждого. Продвигаясь сквозь толпу, я опустил свою голову. Я хотел выбраться отсюда так быстро, насколько это возможно.
“Хён”, — передо мной возникла чья-то тень и я вскинул голову в удивлении. Это были Хосок и Чимин. Как всегда, на их лицах сияли широкие искренние улыбки, а их глаза были переполнены озорством. “Сегодня — начало каникул, и ты просто собираешься уйти?” — спросил Хосок, потянув меня за руку. Я пробормотал что-то неразборчивое в ответ и отвернулся. То, что произошло в тот день было недоразумением, которого я не хотел. Я не допускал и мысли, что Юнги и Чонгук будут в кладовой комнате тогда. Директор заподозрил, что я просто хочу огородить моих друзей. Он сказал, что скажет моему отцу, что я плохой студент. Я должен был рассказать хоть что-нибудь. Разговор зашел о нашей тайной комнате, потому что я думал, что там никого нет. Однако, все закончилось исключением Юнги. Никто не знал, что я был частью этого происшествия.
“Хороших каникул, хён! Я позвоню тебе”, — словно заметив мою отрешенность, Хосок медленно опустил свою руку и легко помахал мне. В очередной раз, я не смог ничего выдавить из себя. Не было ничего, что я мог бы сказать. Покинув территорию школы, я вспомнил свой первый день тут. Я опоздал и из-за этого влетело каждому, включая и меня. Это было причиной моей улыбки. Однако, я разрушил все эти воспоминания.
Чимин
(28 сентября 20 года)
Я перестал считать через несколько дней после того, как попал в больницу. Ты считаешь, если хочешь выбраться отсюда или у тебя есть надежда на это. Деревья и листья были далеко от окна. Они все еще были похожи на одежды людей, поэтому я знал, что прошло не слишком много времени. Наверное, чуть больше месяца. Это все из-за лекарств. Все было скучно и монотонно. Но сегодня был особенный день. Такие дни ты записываешь в дневник, если он, конечно, у тебя есть. У меня его не было, потому что я не хотел проблем. Но сегодня я впервые солгал. Я смотрел доктору в глаза и, хмурясь, говорил: «Я ничего не помню».
Чонгук
(30 сентября 20 год)
“Чон Чонгук, ты же больше не ходишь туда?” Я ничего не ответил. Я просто посмотрел вниз на свою обувь. Я получил удар журналом посещаемости за молчание. Но все равно, все также держал свой рот на замке. Речь шла о комнате, в которой я собирался со своими хёнами. После того, как мы случайно наткнулись на это помещение, не было и дня, чтобы я не пришел туда. Скорее всего, хёны даже и не догадывались об этом. Иногда, они не приходили из-за своих дел или подработки. Юнги-хён и Сокджин-хён могли не появляться несколько дней подряд. В отличие от меня. Я не пропустил ни единого дня. Были дни, когда тут не было никого, кроме меня. Но это ничего страшного. Факт существования этого места означал, что может не сегодня, но завтра или послезавтра, они обязательно придут.
“Ты не учишься ничему хорошему, проводя время с этой группой”, — после этих слов последовал очередной удар. Я поднял взгляд и просто смотрел. Затем получил еще удар. Я вспомнил Юнги-хёна, когда он тоже терпел удары. Я сжал челюсть и постарался держать себя в руках. Я не хотел врать, что я не пошел туда.
В очередной раз, я стою перед этой комнатой. Было такое чувство, словно стоит открыть дверь, и я снова увижу своих хёнов. Будто они снова будут рубиться в игры и спрашивать меня, почему я опоздал. Сокджин-хён и Намджун-хён были бы заняты чтением, Тэхён-хён играми, Юнги-хён пианино, а Хосок-хён и Чимин-хён танцами.
Однако, когда я открыл дверь, внутри был только Хосок-хён. Он убирал вещи, которые мы оставили там. Я просто стоял на месте, сжимая дверную ручку, не в силах пошевелиться. Он подошел ко мне и обнял за плечи. Мы покинули комнату. “Пошли”, — и дверь закрылась за моей спиной. Я осознал. Эти дни закончились и больше никогда не вернутся.
Хосок
(25 февраля 21 год)
Я танцевал, не отрывая глаз от своего отражения. У того меня в зеркале ноги не касались пола, он был свободен от рамок и стандартов мира. Не было ничего важного, ничего не заставляло мое сердце биться сильнее, кроме как движений в такт музыке.
Впервые я начал танцевать, когда мне было около двенадцати. Наверное, это было на шоу талантов. Я стоял на сцене, куда меня привели друзья. В тот день я помню только звуки аплодисментов и подбадривающие крики, а также чувство, словно я нашел себя. Конечно, тогда я радовался только тому, что двигаюсь в такт музыке. Но потом я понял, что эта радость исходит не от аплодисментов, а откуда-то изнутри меня.
Настоящий я много раз сдавался. Мои ноги лишь на несколько секунд могли отрываться от пола. Когда я ненавидел что-то, я улыбался, когда я грустил, я смеялся. Я постоянно психовал по любому поводу, даже несмотря на таблетки, которые принимал. Поэтому когда я танцевал, я пытался смотреть только на свое отражение. В этот момент я становился настоящим. В этот момент я мог отбросить все тяжести и улететь. В этот момент мне казалось, что я счастлив. Я хотел защитить эти моменты.
Намджун
(17 декабря, 21 год)
Люди терли ладони друг об друга от холодного ветра, ожидая автобус. Я смотрел на землю, крепко сжимая лямки рюкзака. Я старался ни с кем не устанавливать зрительный контакт. Пригород, куда автобус приезжает только дважды в день. Далеко, я увидел первый приближающийся автобус.
Я залез в автобус, следуя за толпой. Я не повернул назад. Если есть что-то, чего я жажду всей душой, то я едва держусь за это. Когда все, что мне остается это — побег, всегда найдутся и последствия. Не оглядывайся. Как только ты оглянешься, вся работа уйдет коту под хвост. Обернуться. Это — подозрение, заминка, а также, страх. Момент, когда ты отстаиваешь то, что ты способен сбежать.
Автобус тронулся с места. У меня не было никакого плана. Не было ничего, чего бы мне хотелось или было бы необходимо, то от чего я сбегаю. Это был спонтанный побег. Усталое лицо матери, потерянное лицо сестры, больной отец. Дом, который требовал самопожертвование и мир из-за тяжелой семейной ситуации, я, тот, кто пытался все игнорировать и выжить. В основном, от нищеты.
Если кто-нибудь спросит: преступление ли нищета, ответ будет отрицательным. Но так ли это? Нищета уносит все без остатка. Бесценные сокровища становятся ничем. Она приводит к тому, что ты сдаешься там, где боролся бы до конца. Ты сомневаешься, боишься, сдаешься, но принимаешь это.
Через несколько часов, автобус остановился у знакомой мне остановки. Год назад, я уехал без единого предупреждения. И сейчас, я возвращаюсь, ничего не сказав. Я попытался вспомнить лица друзей. Я потерял контакты со всеми. Как все поживают? Будут ли они счастливы, встретившись со мной? Сможем ли мы улыбаться также, как тогда? Из-за тумана снаружи, из окна ничего не было видно. Я медленно провел своим пальцем сверху “Ты должен выжить”
Хосок
(2 марта 22 года)
Мне нравилось находиться среди людей. Когда я покинул приют, то стал работать посменно в ресторанчике фастфуда, где мне приходилось общаться с людьми. Всегда смеяться, всегда улыбаться. Мне нравилось там работать. Если честно, в моей жизни было мало причин, чтобы улыбаться или веселиться. Я видел больше плохих людей, чем хороших. Наверное, поэтому мне так нравилась эта работа. Если я ярко улыбался, громко говорил, весело реагировал на что-то, я обманывал себя, веря, что мне правда радостно. Мое настроение улучшалось, когда я громко хохотал, когда я по-доброму относился к людям. Иногда было тяжело. После приборки в ресторанчике я приходил домой и чувствовал, мне сложно даже сделать шаг. В такие дни приходилось иметь дело только с привередливыми клиентами. Но сейчас я понимал, что такое переживать легче, когда у тебя есть друзья.
Иногда я вспоминал их, когда разглядывал битком набитый зал. Сокджин-хён, который перешел в другую школу, не сказав ни слова; Намджун, который исчез рано утром; Юнги-хён, который не отвечал на наши звонки после исключения; Тэхён, о котором мы почти ничего не знали; и Чимин, который никогда больше не возвращался в школу после того, как я видел его в отделении скорой помощи. Из окна я несколько раз видел Чонгука в школьной форме, но он никогда не заходил ко мне. Может, те времена уже прошли.
Я услышал колокольчики на двери и громко поздоровался, широко улыбаясь. Я повернулся ко входу.
Техен
(29 марта 22 года)
Владелец заправки сплюнул на землю и ушел. Я лег на землю и расслабился. Я рисовал граффити на задней стене заправки, чтобы меня поймали. Владелец ударил меня, спрашивая, чем я думал, портя стену. Я перевернулся на другой бок. Я привык к такому раскладу, но иногда он казался мне странным.
Я уже давно начал рисовать граффити. Я подбирал баллончики, которые выкидывали люди, и рисовал на стене. Я думал, что это был желтый. Я распылил его немного и пригляделся. Я смотрел на яркую желтую краску на серой стене, а потом достал другой баллончик. Я долго просто брызгал краской на стену и остановился только тогда, когда баллончики опустели. Я отступил назад, и у меня перехватило дыхание.
Я не знал, что значат эти цвета на стене. Я не знал, что я сделал и почему. Я мог только гадать, почему рисунок на стене описывал мои чувства. Я излил на стену свое сердце. Сначала я думал, что получится некрасиво. Я думал, что получится грязно. Глупо, бесполезно и жалко. Мне не нравилось. Я потер рукой невысохшую краску. Мне хотелось избавиться от нее. Но вместо этого я смешал ее с другими цветами и подарил ей форму. Я сел напротив стены. Плевать, нравилось ли мне или нет. Плевать, было ли граффити красивым или нет. В этих цветах был я.
Когда я встал, то закашлялся. Я сплюнул в ладонь кровь и увидел, как чья-то рука подбирает баллончики. Я поднял глаза и увидел лицо. Это был Намджун-хён. Я захохотал. Мне казалось, я вижу призрака. Хён протянул руку, а я просто смотрел на него. Хён взял меня за запястье и потащил прочь. Его рука была теплой.
Юнги
(7 апреля 22 года)
Я остановился, слыша звук фортепиано. Единственным звуком в пустом здании был треск огня, который кто-то развел в бочке для нефтепродуктов. Я знал звучание этой мелодии, которую только что играл, но почему я вообще задумался о ней? Я запинался, но закрыл глаза и пошел еще более развязно. Когда тепло от огня усилилось, звук фортепиано, ночной воздух и мое опьянение размывались.
Я открыл глаза, услышав звук гудка, когда мимо меня проехала машина. Придя в замешательство от яркости фар, ветра от машины и моего опьянения, я беспомощно споткнулся. Я услышал, как водитель выругался на меня. Когда я остановился, чтобы выругаться в ответ, то осознал, что больше не слышу звук фортепиано. Среди треска огня, ветра, тишины, которая осталась после отъезда машины, звук фортепиано исчез. Почему он исчез? Кто на нем играл?
Искры огня вздымались над бочкой с громким звуком. Я долго смотрел туда, выбитый из колеи. Лицу стало жарко от тепла. И в этот момент я услышал звук, словно кто-то ударил кулаками по клавишам фортепиано. Инстинктивно я обернулся. На секунду я почти задохнулся. Кошмары из моей юности. Я слышал этот звук тогда.
И в следующую секунду я уже бежал. Бежал, сам того не желая. Я забежал в музыкальный магазин. Мое тело само повернулось назад. Почему-то мне казалось, что это уже происходило много раз в прошлом. Казалось, что я забыл что-то важное.
Музыкальный магазин с выбитыми окнами. Кто-то сидел напротив фортепиано. Хотя прошло уже много лет, я сразу его узнал. Он плакал, его руки были сжаты в кулаки. Я не хотел беспокоиться еще за чью-то жизнь. Я не хотел успокаивать одиноких людей. Я не хотел становиться человеком, который что-то для кого-то значит. Я не был уверен, что смогу защитить этого человека. Я не был уверен, что всегда буду на его стороне. Мне не хотелось делать им больно. Мне не хотелось делать больно себе.
Я медленно подошел, хотя должен был развернуться и уйти, но шел, сам того не желая. Он сфальшивил. Чонгук поднял голову и посмотрел мне в глаза. «Хён». Мы встретились впервые со времен старшей школы.
Юнги
(11 апреля 22 года)
Я шел и шел, боясь того ощущения, когда Чонгук следует за мной. Когда железнодорожные пути больше не искривлялись, по дороге все равно встречались вагоны. Четвертый вагон с конца. Хосок сказал, что планировал встретиться с Намджуном и Тэхёном, и попросил прийти и меня. Я сказал, что приду, но не хотел этого делать. Я ненавидел общаться с другими людьми, и Хосок знал об этом. Наверное, он не ожидал, что я появлюсь.
Когда я распахнул дверь, то увидел удивленного Хосока. Затем он заметил Чонгука и подошел со странным выражением лица. Я прошел мимо них и залез в вагон. "И как долго это происходит?" Я слышал, как Хосок пытался затащить Чонгука внутрь, а тот стеснялся.
Вскоре Намджун привел Тэхёна. Ворот его рубашки был разорван. Когда их спросили, что произошло, Намджун сделал вид, что легонько ударил Тэхёна костяшками. "Этот парень опоздал, потому что его поймали копы, когда он рисовал граффити, поэтому мне пришлось подо