Сокджин
(13 июня 22 год)
Когда мы вернулись с моря, мы не были вместе.
Мы не поддерживали друг с другом связи, даже если договаривались так делать.
На улицах остались граффити, автозаправка с яркими лампами, звук фортепиано из старого здания, все это помогало нам почувствовать существование друг друга.
Тогда картинки той ночи были словно иллюзия, но они воплотились в жизнь.
Глаза Тэхёна были наполнены огнем, они смотрели на меня так, будто слышали невероятную историю, рука Намджуна, что придерживала спину Тэхёна, и я, кто ударил Тэхёна, не в силах терпеть. Никто не остался в общежитии у моря, потому что мы не смогли найти убежавшего Тэхёна.
Разбитые стеклянные кружки, высыхающие капли крови, сломанные чипсы - это пробудило меня после всего, что произошло несколько часов назад.
В это время на пол упала фотография. На ней мы вместе смеялись на фоне моря.
Сегодня я снова проезжал заправочную станцию, вспоминая день, когда мы встретились.
Наступит день, когда мы будем смеяться, как на фотографии.
Наступит день, когда я смогу набраться смелости и встретиться с самим собой. Как бы то ни было, сейчас я не могу.
Ветер сегодня дует так же, как и в тот день. В следующую секунду мой телефон зазвонил. Фотография, появившаяся на экране блокировки, повергла меня в шок, высветилось имя Хосока.
«Хён, Чонгук попал в аварию этой ночью».
Намджун
(13 июля 22 год)
Я облокотился головой об окно автобуса. Из библиотеки на заправку. Улица, которую я постоянно пересекаю. Пейзаж, от которого мне становилось плохо, проносился перед моими глазами. Настанет ли когда-нибудь день, когда я избавлюсь от этого образа жизни? Представление завтрашнего дня или даже желание чего-то, казалось невозможным.
Прямо передо мной, я увидел девушку, завязавшую свои волосы желтой резинкой. Ее плечи поднимались и опускались, как при тяжелом дыхании. Далее, она облокотила свою голову об автобусное окно. Прошел почти месяц, как мы ходим в одну библиотеку и ездим на одном автобусе. У нас не было ни единого разговора, но мы всегда смотрим на одну и ту же картину за окном, и дышим в унисон. Резинка для волос все еще лежала в моем кармане.
Она постоянно выходит на три остановки раньше меня. Каждый раз, когда она покидает автобус, я все время спрашиваю себя, будет ли она снова раздавать флайеры. Через какие времена ей приходится проходить и какое бремя она вынуждена нести. Ощущение завтрашнего дня никогда не придет завтра, также как и она никогда не подумает об этом.
Ее остановка все приближалась. Кто-то потянул за шнур, вызывая стоп-сигнал, и все начали вставать. Но ее не было в числе этих людей. Она все также оставалась на месте возле окна. Было похоже на то, что она заснула. Следует ли мне разбудить ее? Меня охватили сомнения. Автобус достиг остановки. Она все еще не сдвинулась с места. Люди начали выходить. Дверь закрылась и автобус двинулся дальше.
Даже спустя три остановки, она так и не проснулась. Подходя к выходу, я опять засомневался. Если я сейчас уйду, то никому не будет дела до нее. Она проснется, но будет уже слишком далеко и ее день станет еще более изнуряющим.
Проходя через автобусную остановку, я направлялся на заправку. Автобус уехал, и я не оборачивался. Я положил резинку для волос на ее рюкзак, это все. Это не было началом, не было и концом. С самого начала ничего не было, также и не было никакой причины. Поэтому я подумал, это было ничем.
Юнги
(15 июня 22 год)
Оглушающе громкая музыка — это все что я мог слышать на данный момент. Я напился до такой степени, что меня не заботило, где я и что я делаю. Была ночь, когда я качаясь из стороны в сторону вышел оттуда. Я просто шел. Проходящие мимо пешеходы, новостные стенды, стены — я врезался во все, что попадалось на моем пути. Меня это не волновало. Я просто хотел забыться.
Голос Чимина все еще четко звучал в моей голове: “Хён, Чонгук…”. Следующая вещь, которую я помню — это лестница в больнице. Больничный коридор на удивление казался длинным и темным. Мое сердце билось в бешеном ритме. А лица всех остальных были необычайно бледными. Даже скорее, безэмоциональными. Они все выглядели мертвыми внутри. Звук моего дыхания, отразившийся в моей голове, вывел меня из транса.
Через открытую дверь, было видно лежащего на кровати Чонгука. Не отдавая себе отчета, я отвернулся. Я не мог смотреть на него. Момент: и внезапный звук пианино, огня и обрушения здания, оглушил меня. Я упал на пол, закрывая руками свое лицо. Они говорили, что это все — моя вина. Они все повторяли, только если бы я не родился. Голос моей матери, нет, мой голос, нет, чей-то голос. Я страдал из-за этого бесчисленное количество раз. Я хотел верить, что это неправда. Однако, Чонгук лежал тут, прямо здесь и сейчас. Он был в этом самом коридоре, наполненном пациентами с абсолютно пустыми выражениями лиц. Я не мог даже сделать и шага вперед. Я не мог смириться с этим. Только встав, а мои колени уже трясутся. Когда я покинул здание, по моим щекам текли слезы. Это очень интересно. Я не мог вспомнить последний момент, когда я плакал.
Переходя дорогу, я обернулся, потому что кто-то схватил меня за руку. Кто это? В любом случае, мне все равно. Меня не волнует кто это. Просто не приближайтесь ко мне, пожалуйста. Прошу вас, оставьте меня одного. Я не хочу ранить вас. И я не хочу, чтобы ранили меня. Поэтому, пожалуйста, держитесь от меня подальше.
Чонгук
(16 июля, 22 года)
Я стоял рядом с окном в наушниках, подпевая песне. Прошла уже неделя. Сейчас я уже мог подпевать, не смотря на текст. Я сдвинул один наушник и практиковался, слушая собственный голос. Мне сказали, что текст песни понравился всем, потому что звучит приятно, но я не мог понять этого – меня он смущает. Июльский солнечный свет ярко сиял сквозь большое окно. Возможно, от ветра листья постепенно стали шуршать и сверкать. Когда это происходило, солнечный свет на своем лице также ощущался по-другому. Я закрыл глаза. Я пел, смотря на желтые, красные и голубые цвета, что расцветали под моими закрытыми глазами. Возможно, это было связано с текстом песни либо же с солнечным цветом, но что-то стало вырываться из моей груди, чувство, которое одновременно веселило и жалило меня.
Тэхен
(17 июля 22 год)
Мой бок болел, словно сейчас отвалится. Пот катился градом. Поворот железной дороги, поле позади продуктового магазина, под скоростной трассой, этой малявки не было нигде. Я пробежал весь путь до автобусной остановки, но все безуспешно. Ожидающие автобус люди, странно косились на меня. Мелкая всегда появлялась внезапно, а затем ходила за мной по пятам. Не имело значения сколько раз было сказано, что мне это надоело. Ее не было ни в одном из тех мест, где мы были вместе.
Я остановился перед довольно знакомой стеной. Там было граффити, которое мы нарисовали вместе. Это был ее первый опыт. На самом верху стояла большая “Х”. Это была она. Я не заметил, как это случилось, но я точно знал. Почему? Не существует ни одного ответа. Множество воспоминаний пронеслись перед этой стеной.
Момент, когда она пыталась лечь поперек железной дороги и ударилась головой. Случай, когда я упал, когда убегал, а она помогла мне встать. Выражение ее лица, когда я съел ее хлеб. Обволакивающая печаль, когда мы проходили мимо фото-студии с семейными фотографиями на витрине. То, как она непроизвольно провожала учеников взглядом. Тогда, я сказал ей, разрисовывая стену: “Если тебе тяжко, то дай мне знать, а не страдай в одиночестве”. Большой знак “Х” красовался на всех этих воспоминаниях, словно намекая, что это все подделка. Было чувство, что все это ложь. Не отдавая себе отчета, я сжал кулаки. Здесь не было никаких ответов. Я снова остался в одиночестве. Я и она.
Намджун
(20 июля 22 года)
Я бегло пролистал журнал и поднял голову. В последние дни за столом около окна сидел другой человек. Толстая книга, большая сумка, белый стаканчик оставались неизменными, но это была не она. Я снова погрузился в журнал. Я смотрел на одну и ту же страницу уже битый час. Из-за поглощающих мыслей я даже не понимал буквы. Почему я здесь сижу? Не могу себе ответить. Среди всех людей, которые были заняты делом, лишь я лениво листал журнал. Я хочу, чтобы что-то началось. Но я знаю, что ничего не произойдет.
Я отложил журнал и прошел между книжными полками. Полки взмывали ввысь, заставленные книгами. Легкий ветерок из окна колыхал в воздухе запах книг и пыль. Я думал о временах старшей школы. Книги, которые я читал с друзьями в классе-убежище, пахли точно так же. Вырос ли нынешний я из прежнего я? Может, что-то во мне остановилось в то время? Я подошел к другой полке и достал книгу, которую изучал тогда. Мне нужно начать заново. Начать заново все, от чего я отказался тогда.
Чонгук
(26 июля 22 год)
Втайне, я сорвал несколько цветочков из сада при больнице. Пытаясь спрятать свою улыбку, которая никак не сходила с моего лица, я низко опустил свою голову. Было лето и меня слепили яркие солнечные лучи. Я постучался в дверь одной из палат, но ответом была тишина. Я попытался постучать еще раз, но вместо этого, дверь сама распахнулась передо мной. Из комнаты веяло холодом. И там никого не было. Только невыносимо тихая темнота.
Я вышел оттуда. Мы встретились с ней в первый раз, когда я со всей силы катил инвалидное кресло из-за усталости и загруженности. Она появилась передо мной совершенно внезапно и я кое-как успел остановиться прямо перед ней. Ее волосы были собранны в хвост. Снаружи, возле больницы, стояла лавочка. Я помню, как мы вместе слушали музыку, пока я рисовал. А на крыше, мы пили клубничное молоко также в компании друг-друга. Цветы все еще были в моей руке, но теперь они потеряли своего хозяина.
Сокджин
(3 августа 22 год)
Открыв дверь склада, я вошел внутрь. Это было ночью в середине лета, в давно не проветриваемом помещении витал запах плесени и пыли. Вдруг перед моими глазами пронеслись несколько сцен. Блестящие ботинки директора школы. Выражение лица Намджуна, стоящего перед дверью. И последний день, когда я проигнорировав Хосока, пошел домой один. Моя голова начала болеть, а по коже пробежали мурашки. Чувство, захлестнувшее меня не было ни страхом, ни гневом, а напоминало пульсирующую боль. Этот знак был более чем понятен. Мне нужно выбираться отсюда.
Тэхен, видимо, заметив мое состояние, обхватил мою руку. “Хён, пожалуйста, попытайся еще чуть-чуть. Вспомни, что тут случилось”. Скинув его руку, я отвернулся. В течение нескольких часов я бродил по душному помещению. Я был выжат до максимума. Взгляд моих друзей выражал замешательство, словно они не знали, что сказать. Вспомни. То, о чем Тэхен просил вспомнить, не имело для меня значения. Совершенные мной действия, происшествие, случившееся однажды, и рассказ о том, что мы делали все вместе — да, это вполне могло быть правдой. Скорее всего, это происходило на самом деле. Однако ты не сможешь пережить что-то, просто услышав об этом. Это должно быть посажено и взращено в твоем сердце, голове и душе. Для меня же в воспоминаниях об этом месте нет ничего хорошего. Они причиняют мне боль и вызывают желание убежать, как можно дальше.
Между мной и Тэхеном завязалась драка. Я хотел уйти, а он пытался остановить меня. Однако мы оба были истощены. Все удары и толчки казались настолько медленными и тяжелыми, словно мы находились внутри очень густой субстанции. Мы толком не успели ничего понять, как наши ноги переплелись между собой. Я ударился плечом об стену, а в следующий миг потерял равновесие и пошатнулся.
Сначала, я не понял, что произошло. Густое облако пыли мешало мне открыть глаза. Я кашлял снова и снова, не в силах остановиться. “Ты в порядке?” Услышав чей-то голос, я понял, что упал на пол. Поднявшись на ноги, я заметил, что предполагаемая стена рухнула. За стеной находилось довольно большое пространство. Никто не двигался. Мы никогда не допускали и мысли, что за стеной может что-то находиться. Но что это? Как только вся пыль осела, я увидел шкаф в середине пустого пространства.
Намджун открыл дверь шкафа. А я подошел ближе. Внутри лежала книжка. Намджун взял ее в руки и открыл первую страницу. На какой-то момент, я забыл, как дышать. На первой странице этой потрепанной книжки было написано имя, которое я никак не ожидал увидеть. Имя моего отца. Я вырвал дневник из рук Намджуна, собравшегося перейти к следующим страницам. Он кинул на меня удивленный взгляд, но не стал предпринимать что-то еще. Я начал перелистывать старые страницы, которые, словно были готовы рассыпаться у меня в руках.
Записи, которые вел мой отец, были о том, что происходило с ним и его друзьями в старшей школе. Тут не был описан каждый день. Иногда пропуск во времени доходил и до месяца, а некоторые страницы было невозможно прочитать из-за высохшей на них крови. Однако я все же смог узнать один факт. С моим отцом происходили те же вещи, что и со мной. Также как и я, он совершил ошибку и в попытке все исправить не переставал бежать.
Дневник моего отца был посвящен его неудачам. Оказалось, что он сдался и проиграл. Забыв и отвернувшись от того, что произошло, он просто избегал это. Он бросил своих друзей. На странице с последней записью, не было ничего, кроме следа от размазанных чернил. Ими пропиталась и следующая пустая страница, и страница под ней, и так до самого конца. Эти засохшие чернила отображали неудачи моего отца.
Мои инстинкты притупились и я даже не мог сказать, сколько времени прошло. Почувствовав холодный воздух, проникший сквозь окно, я сделал вывод, что сейчас самое темное время суток — время перед рассветом. Намджун, и все другие донсэны расположились в разных местах на полу и погрузились в сон. Однажды я уже видел имя моего отца, написанное где-то здесь. Все началось на этом самом месте.
Только собравшись закрыть дневник, я почувствовал легкое покалывание на кончиках пальцев. Поверх засохших чернил, стали появляться едва различимые буквы. Сквозь окно, я почувствовал смутный прилив энергии. Похоже скоро взойдет солнце. Тем не менее ночь еще не отступила. Это время суток не является ни ночью, ни рассветом. Буквы стали принимать свои очертания вместе с тем, как мрак и подернутый дымкой свет начали сливаться друг с другом.
В дневнике были не только короткие записи, в нем были еще и воспоминания. Поверх букв, между строк и пробелов, осталось то, о чем мой отец решил забыть и никогда не вспоминать. Хоть чернила и выцвели, но на бумаге все еще остались отпечатки пальцев моего отца, образующие вихрь из страха, отчаяния и едва ощутимой надежды — то, чего он боялся никогда не побороть. Карта искаженной души моего отца сохранилась на этих записях.
Закрыв дневник, я почувствовал слезы, скатывающиеся по моим щекам. Немного посидев, я поднял голову. Мои друзья все еще спали. Я посмотрел на каждого из них. Бесспорно, мы должны были вернуться в это место. Туда, где все началось для нас. Мы научились тому, какого это быть и смеяться вместе. Ошибка, которую я совершил, то о чем я никогда не расскажу, так и останется открытой раной.
Затем меня осенило, что все могло быть не случайно. В конце концов, я бы все равно пришел к этой точке. Только таким образом, я бы нашел истинный смысл, скрывающийся за болью и тоской, которые мне приходилось испытывать из-за ошибок и вещей, которые я делал неправильно с течением времени. В конечном итоге, это все позволило мне сделать первый шаг к обретению карты моей собственной души.
Тэхён
(11 августа 22 года)
Когда я стал поворачиваться, то увидел маленькие буквы под "Х". На стене было вырезано короткое предложение. "Я не виновата". Это была она. Я не видел ее лично, я не знал ее почерк, но почему-то был уверен, что это она. Как последний привет. Она ушла не из-за меня. В проблемах, которые накрыли ее с головой, я не был виноват. Казалось, это предложение говорит мне не винить себя, не мучить себя, а стать храбрее.
Когда я пришел в себя, то стоял около своего дома. Из-за закрытой двери слышался крик старшей сестры. Я выбил замок и вбежал внутрь. Перед моими глазами предстала знакомая картина. Я рванул, чтобы преградить путь отцу. Я схватил его за руку и посмотрел в лицо. Сначала он казался удивленным, но потом вырвал запястье. Я упал, крики сестры становились все громче. Мой подбородок болел. Изо рта пахло ржавым металлом. Но я не сдавался. Я перехватил отца за талию, он разъяренно заорал и стал бить меня по спине и плечам, но я цеплялся все крепче и крепче.
Мне было больно. Мне было страшно. Но если бы я отпустил его, то это бы повторялось каждый день. Я хотел, чтобы что-то изменилось. Я хотел все изменить.
Нет. Я не хочу быть, как отец. Я защищу свою семью.
Хосок
(13 августа 22 года)
Чимин с этим ребенком стояли посреди зала. Пятисекундная пауза перед начальной позой всегда казалась вечностью. Как только из колонки полилась музыка, они начали двигаться. Это была та же хореография, которую мы не так давно практиковали вместе. Я сел на пол и стал наблюдать за ними.
Когда я впервые осознал, что не смогу осознать из-за лодыжки, мне было очень трудно. Было сложно понимать, что сейчас я могу только смотреть за чужими танцами. Но когда я помогал Чимин и видел его рост, то осознал. То, что я не танцую - не слишком серьезная проблема. Я буду счастлив танцевать разными способами.
Когда я тренировался с Чимином, я не хотел делать ни единой ошибки. Иногда Чимин не попадал в такт или делал движения менее резко, чем надо было, тогда я останавливал музыку и прорабатывал движения одно за другим. Но когда я сидел на полу и смотрел на них, танец Чимина казался другим. Я видел что-то большее, нежели крошечные движения, идущие одно за другим. То, что на репетиции казалось мне ошибками, поразило меня. Ошибки и несовершенства вместе складывались в какое-то особое чувство. Конечно, его танец отличался от моего, но у Чимина был свой стиль и свои собственные выражения. Танец Чимина был наполнен яркостью.
Музыка остановилась, и танец Чимина тоже. Я видел, как его лицо сияло восторгом и радостью. Ребенок, который стоял рядом, скоро улетит заграницу. Внезапно мы встретились взглядами. Я показал ей одобрительный жест, а она широко улыбнулась в ответ. Это было странно. Она не была похожа на мою мать. Я даже не мог вспомнить лица своей матери, но почему мне казалось, что они похожи. Внезапно в мое сердце словно воткнули тонкую иглу. И эта боль отозвалась в моей еще не выздоровевшей лодыжке.
Сокджин
(15 августа, 22 года)
Покинув переполненный перекресток, бессознательно я резко остановился, несмотря на то, что это был момент, когда мне следовало бы ускориться. Машина позади меня проехала мимо, водитель невнятно кричал и, кажется, что кто-то ругался, но этого не было слышно в шуме города. Я заметил маленький цветочный магазинчик в правом углу переулка. Не то чтобы я остановился, заметив его. Вообще, больше похоже на то, что я заметил его, остановившись.
Интерьер магазина был на реставрации, и я ничего не ожидал, подходя к владельцу, который занимался документами в углу помещения. Я уже побывал в нескольких цветочных магазинах, но никто из флористов не знал о существовании этих цветов, они могли показать мне другие цветы того же цвета. Однако я не искал чего-то просто похожего. Они должны были быть настоящими. Владелец долго смотрел на меня, услышав название цветов. Подтвердив, что они смогут организовать доставку, даже не смотря на то, что магазин еще официально не открыт, он спросил: "Почему Вам нужны именно эти цветы?"
Я думал об этом, толкая дверь и выходя из магазина, возвращаясь к дороге. Что же касается основания, по которому мне нужны эти цветы. Существует лишь одна причина. Потому что я хочу осчастливить кое-кого. Потому что я хочу, чтобы этот кое-кто улыбнулся. Потому что я хочу увидеть, как этот кое-кто будет наслаждаться ими. Потому что я хочу стать хорошим
Чимин.
(28 июля 22 года)
Я снова остался один в зале. Время было уже позднее, и поезда не ходили. Если честно, я ждал, чтобы все закончилось. Тогда я мог спокойно оставаться один в зале. Когда мы тренировались вместе, я все время обращал внимание на свои недостатки, поэтому не мог успокоиться. Я боялся, но хотел этого, и оставался один каждую ночь.
Но когда я проводил так свое время, испуг в моем сердце исчезал. Оставалась только радость от танца. Впервые за долгое время я поверил, что этот маленький, слабый, бессильный я, который жил в моей голове, был чем-то реальным. Я думал о весе тела, длине рук, скорости или силе, с которой я мог делать движения. Но танцующий я не был ни слабым, ни маленьким. Мои навыки улучшались с каждой тренировкой. Движения, которые поначалу давались мне с трудом, подчинялись мне. Я рос. Даже на крошечную долю, но я рос. Я понял, что люблю поболтать. Я почувствовал это, когда танцевал. Я высказывал все вещи, которые не мог или боялся сказать. Когда я танцевал, впервые я любил себя.
Юнги.
(29 июля 22 года)
Так почему же эта мелодия появляется только после того, как я потерял человека, который практиковался со мной, играя на гитаре? Я лежал на диване и смотрел на фортепиано. После того, как меня отчислили, я выбросил синтезатор матери. Я вытащил только его из горевшего здания. Сам синтезатор тоже был испорчен огнем. И я вышвырнул его в окно. Я думал, что так все кончится. Я повторял себе, что больше никогда не прикоснусь к фортепиано.
Утром следующего дня я спускался по лестнице, не собираясь ждать лифт. И мне казалось, что я заснул на секунду. Но солнце уже встало. Перед глазами промелькнули моменты прошлой ночи. Под окном ничего не было. Охранник сказал, что недавно приезжал мусоровоз. Вот так я навсегда потерял синтезатор своей матери.
Даже после этого я отказывался от музыки сотни тысяч раз. Я не хотел делать этого. Я не собирался возвращаться. Я говорил себе, что музыка для меня ничего не значит, убегал, но все равно знал. Я знал, если я вернусь к ней вновь, то буду спотыкаться. Музыка для меня была особенной. В музыке я чувствовал себя свободным, даже страдая. Я был удивлен, но все понимал. Казалось, я живу в страхе и уверенности, в надежде и отчаянии.
Внезапно я захотел сыграть. Подсознательно я хотел встретить того себя, который только притворялся сильным. Даже если в жизни я был трусливым и боязливым, мне все равно хотелось ругаться, ранить себя, бить, ломать, держать и кричать. И я не хотел сбегать. Я хотел закончить ту мелодию, созданную для дуэта фортепиано с гитарой. В этот раз я знал, что смогу.
Сокджин (Love yourself)
(30 августа 22 год)
Сможете ли вы вспомнить момент, когда с головой окунулись в чувство влюбленности? Сможете ли вы предсказать момент, когда этой любви придет конец? Почему же людям не дана способность смотреть в будущее? И по какой же причине, меня одарили способностью возвращать время вспять?
Машина резко остановилась, фары мигали, а передний, смятый бампер отлетел. Я стоял абсолютно уязвленный в этот обескураживающий момент. Я не мог ничего услышать или почувствовать. Было лето, однако, ветер пробирал до костей. Далее, до меня дошел звук, как будто что-то течет по земле. Затем, меня окружил цветочный аромат. В этот момент, я вернулся в реальность. Букет цветов Смеральдо выпал из моих рук. Она лежала далеко посреди улицы. Все ее волосы были вымазаны кровью. Темно-красная лужа растекалась по земле. Я задумался. Вот если бы я мог вернуть время?