Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает;
С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо;
Медленным шагом домой возвращается пахарь, уснувший
Мир уступая молчанью и мне. Уж бледнеет окрестность,
Мало-помалу теряясь во мраке, и воздух наполнен
Весь тишиною торжественной: изредка только промчится
Жук с усыпительно-тяжким жужжаньем да рог отдаленный,
Сон наводя на стада, порою невнятно раздастся;
Только с вершины той пышно плющем украшенной башни
Жалобным криком сова пред тихой луной обвиняет
Тех, кто, случайно зашедши к ее гробовому жилищу,
Мир нарушают ее безмолвного древнего царства.
Здесь под навесом нагнувшихся вязов, под свежею тенью
Ив, где зеленым дерном могильные холмы покрыты,
Каждый навек затворяся в свою одинокую келью,
Спят непробудно смиренные предки села. Ни веселый
Голос прохладно-душистого утра, ни ласточки ранней
С кровли соломенной трель, ни труба петуха, ни отзывный
Рог, ничто не подымет их боле с их бедной постели.
Яркий огонь очага уж для них не зажжется: не будет
Их вечеров услаждать хлопотливость хозяйки; не будут
Дети тайком к дверям подбегать, чтоб подслушать, нейдут ли
С поля отцы, и к ним на колена тянуться, чтоб первый
Прежде других схватить поцелуй. Как часто серпам их
Нива богатство свое отдавала; как часто их острый
Плуг побеждал упорную глыбу; как весело в поле
К трудной работе они выходили; как звучно топор их
В лесе густом раздавался, рубя вековые деревья!
Пусть издевается гордость над их полезною жизнью,
Низкий удел и семейственный мир поселян презирая;
Пусть величие с хладной насмешкой читает простую
Летопись бедного; знатность породы, могущества пышность,
Все, чем блестит красота, чем богатство пленяет, все будет
Жертвой последнего часа: ко гробу ведет нас и слава.
Кто обвинит их за то, что над прахом смиренным их память
Пышных гробниц не воздвигла; что в храмах, по сводам высоким,
В блеске торжественном свеч, в благовонном дыму фимиама,
Им похвала не гремит, повторенная звучным органом?
Надпись на урне иль дышащий в мраморе лик не воротят
В прежнюю область ее отлетевшую жизнь, и хвалебный
Голос не тронет безмолвного праха, и в хладно-немое
Ухо смерти не вкрадется сладкий ласкательства лепет.
Может быть, здесь, в могиле, ничем не заметной, истлело
Сердце, огнем небесным некогда полное; стала
Прахом рука, рожденная скипетр носить иль восторга
Пламень в живые струны вливать. Но наука пред ними
Свитков своих, богатых добычей веков, не раскрыла,
Холод нужды умертвил благородный их пламень, и сила
Гением полной души их бесплодно погибла навеки.
О! как много чистых, прекрасных жемчужин сокрыто
В темных, неведомых нам глубинах океана! Как часто
Цвет родится на то, чтоб цвести незаметно и сладкий
Запах терять в беспредельной пустыне! Быть может,
Здесь погребен какой-нибудь Гампден незнаемый, грозный
Мелким тиранам села, иль Мильтон немой и неславный,
Или Кромвель, неповинный в крови сограждан. Всемогущим
Словом сенат покорять, бороться с судьбою, обилье
Щедрою сыпать рукой на цветущую область и в громких
Плесках отечества жизнь свою слышать — то рок запретил им;
Но, ограничив в добре их, равно и во зле ограничил:
Не дал им воли стремиться к престолу стезею убийства,
Иль затворять милосердия двери пред страждущим братом,
Или, коварствуя, правду таить, иль стыда на ланитах
Чистую краску терять, иль срамить вдохновенье святое,
Гласом поэзии славя могучий разврат и фортуну.
Чуждые смут и волнений безумной толпы, из-за тесной
Грани желаньям своим выходить запрещая, вдоль свежей,
Сладко-бесшумной долины жизни они тихомолком
Шли по тропинке своей, и здесь их приют безмятежен.
Кажется, слышишь, как дышит кругом их спокойствие неба,
Все тревоги земные смиряя, и, мнится, какой-то
Сердце объемлющий голос, из тихих могил подымаясь,
Здесь разливает предчувствие вечного мира. Чтоб праха
Мертвых никто не обидел, надгробные камни с простою
Надписью, с грубой резьбою прохожего молят почтить их
Вздохом минутным; на камнях рука неграмотной музы
Их имена и лета написала, кругом начертавши,
Вместо надгробий, слова из святого писанья, чтоб скромный
Сельский мудрец по ним умирать научался. И кто же,
Кто в добычу немому забвению эту земную,
Милую, смутную жизнь предавал и с цветущим пределом
Радостно-светлого дня расставался, назад не бросая
Долгого, томного, грустного взгляда? Душа, удаляясь,
Хочет на нежной груди отдохнуть, и очи, темнея,
Ищут прощальной слезы; из могилы нам слышен знакомый
Голос, и в нашем прахе живет бывалое пламя.
Ты же, заботливый друг погребенных без славы, простую
Повесть об них рассказавший, быть может кто-нибудь, сердцем
Близкий тебе, одинокой мечтою сюда приведенный,
Знать пожелает о том, что случилось с тобой, и, быть может,
Вот что расскажет ему о тебе старожил поседелый;
«Часто видали его мы, как он на рассвете поспешным
Шагом, росу отряхая с травы, всходил на пригорок
Встретить солнце; там, на мшистом, изгибистом корне
Старого вяза, к земле приклонившего ветви, лежал он
В полдень и слушал, как ближний ручей журчит, извиваясь;
Вечером часто, окончив дневную работу, случалось
Нам видать, как у входа в долину стоял он, за солнцем
Следуя взором и слушая зяблицы позднюю песню;
Также не раз мы видали, как шел он вдоль леса с какой-то
Грустной улыбкой и что-то шептал про себя, наклонивши
Голову, бледный лицом, как будто оставленный целым
Светом и мучимый тяжкою думой или безнадежным
Горем любви. Но однажды поутру его я не встретил,
Как бывало, на холме, и в полдень его не нашел я
Подле ручья, ни после, в долине; прошло и другое
Утро и третье; но он не встречался нигде, ни на холме
Рано, ни в полдень подле ручья, ни в долине
Вечером. Вот мы однажды поутру печальное пенье
Слышим: его на кладбище несли. Подойди; здесь на камне,
Если умеешь, прочтешь, что о нем тогда написали:
Юноша здесь погребен, неведомый счастью и славе;
Но при рожденье он был небесною музой присвоен,
И меланхолия знаки свои на него положила.
Был он душой откровенен и добр, его наградило
Небо: несчастным давал, что имел он, — слезу; и в награду
Он получил от неба самое лучшее — друга.
Путник, не трогай покоя могилы: здесь все, что в нем было
Некогда доброго, все его слабости робкой надеждой
Преданы в лоно благого отца, правосудного бога».
1. В данной элегии раскрываются мотивы романтики сельской жизни, её спокойствия и уюта, которые, судя по использованным выразительным средствам, весьма импонируют самому автору. Жуковский поднимает в той, хоть и завуалировано, тему смирения с тем, что жизнь, рано или поздно, всегда заканчивается смертью. То вполне видно по структуре повествования: стих начинается с описания сельской жизни, с того простого момента, как работящиеся крестьяне заканчивают свой тяжелый трудовой день. Жуковский как бы заранее подготавливает своего читателя к теме смерти, о чём весьма показательно говорят строки: «Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает...» – и затем всё вокруг, для мира крестьян, погрузится в сон, ровно до нового дня. Как по мне, это мотив «маленькой смерти» – новый день будет совсем иным, и сейчас этот закат как бы подводит нас именно к тематике. Эти детали подводят нас к тому самому сельскому кладбищу…
2. Композиционно элегия разделена на три части: в первой, как уже и было сказано выше, рассматривается спокойствие сельского пейзажа, который медленно идёт ко сну:
«Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает; С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо; Медленным шагом домой возвращается пахарь, уснувший Мир уступая молчанью и мне. Уж бледнеет окрестность, Мало-помалу теряясь во мраке… »
Вторая часть элегии подводит нас к размышлениям о самом сельском кладбище, как бы создают иллюзию движения от первой части, где мы мирно наблюдаем природу и её действия по наступлению ночи, ко второй, где эта жизнь, хоть и не бурная, а стабильная, сельская, устоявшаяся, будто бы и не наступает иногда. Кладбище является обособленным местом, собственным царством:
«Здесь под навесом нагнувшихся вязов, под свежею тенью Ив, где зеленым дерном могильные холмы покрыты, Каждый навек затворяся в свою одинокую келью, Спят непробудно смиренные предки села...»
И в завершение, – при переходе к третьей части композиции – мы видим финал, подведение итогов смирения, измышления автора о юном поэте. И в завершении мы видим всё тоже: измышления о жизни и её завершении, как и в первых двух частях:
«Милую, смутную жизнь предавал и с цветущим пределом Радостно-светлого дня расставался, назад не бросая Долгого, томного, грустного взгляда? Душа, удаляясь Хочет на нежной груди отдохнуть, и очи, темнея, Ищут прощальной слезы; из могилы нам слышен знакомый Голос, и в нашем прахе живет бывалое пламя…»
3. Если у первого перевода (что был сделан в 1801 году) был чётко определён размер, то здесь автор дал себе больше свободы, обусловленной необходимостью передать куда больше эмоций и чувств, нежели чего-то ещё. Размер этого стиха: свободный, верлибр. В данной элегии нет рифм, как таковых, от того и определить способ рифмовки становится невозможным.
4. Литературным героем данного произведения является сам автор. Это выражается в том, что все мысли и чувства, которые он испытывает, не являются чувствами кого-то другого. Сожаление о смерти молодого поэта, смирение с той и даже эта весьма интересная аналогия с окончанием дня – закатом жизни, она исходит непосредственно от говорящего, рассказывающего эту историю. И здесь уже куда больше чувствуется веяние оригинала, нежели в первом его переводе, поскольку автор бывал в месте, которое вдохновило Томаса Грея, но и говорить о том, что перевод абсолютно близок к оригиналу не стоит: всё-таки Жуковский добавил и своих собственных эмоций, изложенных под влиянием атмосферы того места, той тиши и того спокойствия. Но оба автора, что Жуковский, что Грей, выхватывают из жизни тот момент, когда: «Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает; С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо ».
Через эту элегию тонкой нитью протягивается противоборство мыслей и чувств. Как с тем, что день обязан закончиться ночью, автор смиряется с фактом смерти, и того, что любой человек, живущий здесь, хоть человек творческий, в лице писателя, хоть работящий крестьянин, рано или поздно окончит свой век, встречая последний закат – закат собственной жизни. Герой покоряется этому, покорно заявляя: «Все, чем блестит красота, чем богатство пленяет, все будет Жертвой последнего часа: ко гробу ведет нас и слава…». Темой этого стихотворения является память, то, что заставляет близких людей запоминать безвременно ушедшего.
5. Аллитерация: «К оло к ол позд н ий к ончи н у отшедшего д н я возвещает...», «С тихим блеяньем бредет чере з поле у с талое с тадо», «… М ир уступая м олчанью и м не…», «Ж ук с усыпительно-тя ж ким ж у жж аньем..».
Ассонанс (повторение гласных): «С тихим бл е яньем бр е д е т ч е р е з пол е устало е стадо».
Инверсия: «С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо».
Олицетворение: «Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает…».
Метафора: «Жалобным криком сова пред тихой луной обвиняет», «…уснувший
Мир уступая молчанью и мне.», «Уж бледнеет окрестность, Мало-помалу теряясь во мраке».