Вторая половина XV века в Российском государстве ознаменовалась разделом территории и церкви на две части. Географически раскол выглядел как две большие группы земель – восточную и западную – под управлением московских самодержавцев и литовско-польского правительства соответственно. Церковь тем временем делилась на две митрополии – Московскую и Киевскую. Зависимость от слабевшей и терявшей былое влияние Византии уменьшалась. Это же время отмечено первым серьезным кризисом церкви: соблазн Флорентийской унии и угроза падения Константинополя были восприняты как предзнаменование близящегося Апокалипсиса веры.
В истории нашего государства эти события наложили свой тяжелый отпечаток. Русь всегда безропотно принимала право Византии на главенство в вопросах религии, подчиняясь всем установленным верой правилам. Более того, пока Константинополь оставался мировым центром православия, Московское государство могло спокойно строить новые церкви, храмы и монастыри, развиваться во всех направлениях. Вера в незыблемость и стойкость оплота православия являлась гарантом процветания церкви во все времена. Поэтому, когда падение влияния Константинополя было свершившимся фактом, перед князем Василием III встала сложная задача: встать на страже православия, ведь Московское государство осталось единственным независимым православным государством. Не только Филофеем Псковским, но до него еще и суздальским иеромонахом Симеоном (очевидцем византийского падения) было сказано: «В Руси великое православное христианство боле всех». Московского князя он называл «благоверным, христолюбивым и благочестивым истинным православным великим князем белым царем всея Руси» [6, 53 Карташов А.В. Судьбы Святой Руси. - М., 1999.]. Нелегкая задача князя состояла не только в том, чтобы собрать под одной рукой «новый Рим», но и в том, чтобы выстоять против сложившегося авторитета греков и устоявшейся на Руси церковной власти.
В 1472 году Иоанн III берет в жены последнюю племянницу византийского императора, тем самым узаконивая факт присутствия в государственной символике двуглавого орла. После свержения, наконец, в 1480 году татаро-монгольского ига, идеи о «странствующем Царстве» обретают значимый смысл. Действительно, если вспомнить историю Ветхого Рима, колебавшегося в православии, - перефразировать бы
Колебавшегося между новым для него православием и многовековыми традициями язычества...
Или тут речь о том, что колебался - колебался, но склонился-таки к православию?
вследствие чего вера перешла в Новый Рим, почему бы не предположить, что его следующей точкой будет Москва?
Мне неясен вывод. Ветхий Рим отношение к Новому Риму имеет другое, нежели Константинополь к Москве. Мне видится, что пример для "странствующего царства" в данном случае слабый... Может от Рима в Константинополь привести?
Именно так родилась теория «Москва – Третий Рим» под авторством монаха Филофея, в основе которой лежала идея о собрании воедино христианского царства.
В политической доктрине «Москва – Третий Рим» историки неизменно ищут приспособление Русского государства к идеологии Византии, ее видоизменение в сторону местных убеждений, народных традиций. Тем не менее, в самом трактате ясно изложена мысль о том, что Москва не должна стать продолжением Константинополя, а их отождествление неприемлемо. Новый Рим должен стать чем-то принципиально отличающимся от старых обрядов Византии, чем-то более прогрессивным и более чистым. Именно отсюда выходит настороженность по поводу греков, проживавших на территории современной Турции.
В историософии Филофея помимо основной идеи угадываются и апокалиптические и хилиазмистические аспекты. В его восприятии апокалиптический аспект выходил на первый план. Третий Рим здесь выступает как собирательный образ на фоне надвигающегося конца. Получается, что если Москва и есть Третий Рим, значит, это последняя эпоха, а Московское государство – последнее царство на земле, о чем и предостерегает Филофей. Более того, если принять во внимание идею о «тысячелетнем правлении после прихода Иисуса Христа» и опустить факт Второго Пришествия, то Царь Руси может по праву считаться всемирным царем. Это и послужило обоснованием идеи о полной замене Византии.
Вначале учение Филофея Псковского рассматривалось лишь как идеологическая доктрина, без претензии на ее политическую обособленность. Во внимание не принималась вероятность того, что таким образом может быть выдвинута идея о господстве Московского государства над остальными. Поэтому до сих пор считается, что толкование доктрины как имперской идеи или националистической гордыни является ошибочным. По некоторым источникам, этот подход применим к более позднему времени – например, в трудах антистарообрядческих полемистов, пытавшихся отстоять идею о самовозвышении Руси над остальными православными странами.
Окончанием полного перехода от концепции к доктрине можно считать широкий общественный резонанс, вызванный ею, а также легким вхождением ее в существующую идеологическую систему. Концепция «так верно воспроизводила общий смысл эпохи, так точно угадывала настроение современников Филофея, что скоро была усвоена даже правительственными сферами и вошла в государственные акты», - отмечает исследователь проблемы И. Кириллов.
Интерпретации доктрины.
Первые публикации трудов Филофея относятся к шестидесятым годам XIX в. За время обсуждения историками сложились несколько вариантов интерпретации этой доктрины, которые и будут рассмотрены.