Жителей извещают о том, что они больше не подлежат туземному управлению, что их гражданские права и религиозные чувства будут уважаться и что самым большим желанием Британского правительства является обеспечение их безопасности, удобства и счастья.
Д.С.Фрейзер, лейтенант-полковник и политический агент.
Ставка в Меркаре 7 мая 1834 года.
Если сгруппировать эти документы хронологически, то получается следующая картина. Первый и второй документы относятся к более раннему периоду — 1790—1793-м годам. Третий и четвертый принадлежат более позднему, а именно 1834-му году. Между ними — временной отрезок в сорок один год. Если вдуматься в смысл этих документов, то первый и последний настолько противоположны по своему смыслу, что фактически отрицают существование один другого. Первый документ является договором о союзе, дружбе и независимости, подписанном обеими договаривающимися сторонами, — раджей Курга и Ост-Индской компанией. Подтвердить незыблемость провозглашенных в первом документе принципов призваны вечные свидетели: бог (у каждого свой), солнце, луна и, наконец, весь бренный мир. Эти свидетели были поставлены кургской стороной и принадлежали только ей. Это были самые высокие и воистину самые вечные свидетели, когда-либо существовавшие в Курге. Ни один кург не смел нарушить свою клятву перед ними. У Ост-Индской Компании таких свидетелей не было, и она воспользовалась теми, которые ей предоставила «другая договаривающаяся сторона». В последнем документе эти свидетели уже не фигурируют, так же как не фигурирует и «другая договаривающаяся сторона». Последний документ повествует о факте завоевания Курга и потере им независимости. В данном случае свидетели были не нужны. Такие вещи лучше делать без них.
|
Временной отрезок в сорок один год вместил трагедию Курга, наполненную кровавыми событиями, предательствами, тщеславием раджей, беспомощностью народа, обманом и коварством одних, мужеством и бескорыстием других. Эти противоположные качества, проявленные разными людьми, сливаясь воедино, давали некую таинственную среднюю. И эта средняя несла в себе неотвратимую тенденцию — неизбежность потери независимости.
Первый документ был подписан Вирараджей в 1790-м году. Тем Вирараджей, который бежал темной ночью из заточения, а потом руководил изгнанием из Курга отрядов Типу Султана. Тем Вирараджей, который в поисках союзников обратил свой благосклонный взор на английскую Ост-Индскую компанию и щедро предоставил в ее распоряжение «вечных свидетелей»: бога, луну, солнце, весь мир. Как удостоверяет второй документ, одними вечными свидетелями дело не обошлось. Вирараджа снабдил Бомбейскую армию Компании, наступавшую на Майсур, продовольствием, фуражом, лошадьми. Все это играло более существенную роль в отношениях между «союзниками», нежели вечные свидетели.
Начиналась третья англо-майсурская война. Через Кург к Майсуру потянулись английские войска. Курги вперные видели на своей территории чужеземных солдат. Они провожали их удивленными взглядами и что-то им в них не нравилось. Но они знали, что чужеземные поиска — их союзники, и давали им все необходимое. Войскам был отдан строгий приказ вести себя лояльно по отношению к кургам, ибо от этой горной страны зависит их победа там, в долине Майсура, где лежал богатый город Серингапатнам. Солдаты стремились к нему. Головорезы и мародеры, они смогли выполнить приказ, потому что судьба сулила им более крупную добычу. Курги сравнивали их с солдатами Типу, и сравнение было в пользу первых.
|
Вирараджа принимал в своем дворце английских офицеров, преданно заглядывал им в глаза, учился у них солдатскому жаргону, пробовал их диковинные напитки: мадеру, ром и джин. Ему хотелось им во всем подражать. Эти сильные чужеземные покровители вызывали у него искреннее восхищение. Вместо кургской одежды он стал носить нанковые панталоны, английскую рубашку и английские туфли. Он был доволен своими «союзниками», своим мундиром, выбором и собой. С этими бравыми ребятами в офицерских камзолах он чувствовал себя спокойнее даже в собственной стране. Теперь он не боялся смут, враждебности сильных кланов, не боялся возможных претендентов на престол. Он верил чужеземцам и надеялся на; их защиту. Для раджи все складывалось как нельзя: лучше. Он принимал английских офицеров у себя, и он был гостем главнокомандующего генерала Роберта Эберкромби. Но, несмотря на все это, в отношения менаду англичанами и Вирараджей время от времен возникали кое-какие досадные недоразумения. Посли третьей англо-майсурской войны Ост-Индская компания заключила мир с Типу Султаном. Этот мир был временной передышкой для обеих воюющих сторон. Типу Султан стал наводить порядок в своих владениях. Кург он по-прежнему считал «подопечной риторией» и потребовал с Курга ежегодную дань в двадцать четыре тысячи рупий. Раджа, конечно, отказался платить. Ост-Индская компания любезно приняла этот расход на себя. Она не выплатила Типу Султану ни одной рупии, но с Курга потребовала всю сумму полностью. Вот тогда раджа впервые и почувствовал что «союзник» поступил нечестно. Но в положени раджи этому особого значения придавать не приходилось. Он и не придал. Потом, когда он стал кое-что понимать, было уже поздно.
|
В это же время назревали иные события, которые полностью поглотили внимание раджи. В 1799 г. началась четвертая и последняя англо-майсурская война, которая кончилась падением Серингапатнама и гибелью самого Типу Султана. За несколько месяцев до этого английское командование предложило радже приготовить продовольствие для солдат, которые пойдут через Кург на Серингапатнам. Так раджа второй раз открыл свою страну для чужеземных войск. Типу двинул армию к границам Курга, чтобы дать там решительный бой англичанам.
Раджа выехал в английский военный лагерь. В сопровождении офицеров он поднялся на гору Сиддесвара, откуда открывался вид на долину. Вся долина была усеяна красными, зелеными, желтыми палатками, а среди них возвышался белый шатер Типу Султана. Майсурская армия стояла у ворот Курга. Раджа выслал в помощь «своим союзникам» отряд. В сражении у границ Курга Типу потерпел поражение. Раджа видел этот бой и пришел в восхищение от действий английских солдат. Но восхищение длилось недолго. Типу, используя растянутость коммуникаций Бомбейской армии, вторгся в Кург. Кургам вновь пришлось самим защищать свою территорию. От дальнейшего продвижения армии Типу в глубь страны их спасло только то, что Типу получил известие об осаде английскими войсками Серингапатнама. Он ушел из Курга, чтобы никогда туда больше не вернуться. Бомбейская армия отправилась к Серингапатнаму, а вместе с ней и кургский отряд.
В мае 1799 года Серингапатнам пал. В Кург пришло известие о гибели ненавистного Типу Султана. Раджа ходил гордый и упивался победой, как будто он сам ее одержал. Меркара салютовала из двадцати одной пушки в честь «союзников». Английские генералы устно и письменно благодарили раджу за всяческую помощь. Генерал Флойд, как заправский гид, водил раджу по своим батареям. Он подарил радже драгунскую саблю. Генерал Гаррис преподнес ему одну из лошадей, принадлежавшую Типу Султану. Генерал-губернатор, лорд Уэллсли, прислал меч с гербом Ост-Иидской компании. Раджа стал героем четвертой англо-майсурской войны. В громе победных салютов, и пьяных криках офицерских попоек, в дешевых почестях, сыпавшихся на него, он не сразу понял, что остался теперь один на один с дорогим «союзником», которому принадлежала почти вся Индия. И выбора больше не было. Они стояли лицом к лицу — Ост-Индская компания, покорившая большую страну, и маленький горный Кург. Английский генерал-губернатор и раджа. У генерал-губернатора не было необходимости спешить ни с Кургом, ни с его раджей. Он знал, что участь их обоих после падения Серингапатнама решена. Но генерал-губернатор любил порядок и вовсе не собирался потворствовать вольным и воинственным наклонностям кургов. Он быстро дал понять радже, что его, генерал-губернатора, эти наклонности не устраивают, и он будет их пресекать. Эти недозволенные наклонности показал кургский отряд, участвовавший во взятии Серингапатнама. Видя, как английские солдаты грабят завоеванные территории и не считая себя хуже их, курги совершили набег на пограничный с Кургом район. О набеге стало известно английским властям. Полковник Берри Клоз направил радже письмо следующего содержания: «Лорд Морнингтон, — писал рассерженно полковник, — перевел меня в Серингапатнам как комиссара Майсура, о чем вам должно быть известно. Ко мне пришло донесение, что пять дней спустя после падения Серингапатнама ваши люди совершили разбойный набег на район Махараджадурга и награбили в семнадцати деревнях женщин и детей, коров и телят, золото и серебро, рис и посевное зерно и унесли все это за границу. Я прилагаю список награбленных вещей. Со дня падения Серингапатнама Майсур принадлежит Компании, а Махараджадурга принадлежит Майсуру. Поэтому нет разницы между Майсуром и Компанией. А вы союзник Компании. Поэтому я прошу вас без проволочек вернуть все, что обозначено в списке. Список вещей, награбленных в дистрикте Махараджадурга: женщин — 67, мужчин — 31, мальчиков — 11, девочек — 10, коров — 1383, буйволов — 574, быков — 834, телят — 121, денег — 729 пагод, серебряных украшений — 82, серебряных браслетов — 36, коралловых ожерелий — 27, серебряных поясов — 63, золотых серег — 54 пары, бронзовых блюд — 215, медных сосудов —93, ружей — 67, коней — 6, овец — 155, ножей — 95, серпов — 96, топоров — 90, железных цепей — 7, узлов с одеждой — 72»[9].
Это письмо не было похоже на те поздравительные и благодарственные письма, которые присылали радже высокие английские чиновники и генералы. Это был приказ раздраженного хозяина провинившемуся подчиненному. Это было прямое указание на то место, которое надлежало занять отныне Кургу и его радже. «Союзник» соглашался только на младшего партнера. Ни о каком равенстве речи не было. Но радже казалось, что еще не все потеряно. Он думал, что если все объяснить как следует, если обо всем напомнить, досадное недоразумение рассеется, и ему принесут обычные в этом случае извинения. Он взял английскую голубую бумагу с водяными знаками, склеил листы в свиток, Получилось не менее пяти метров. Этого было достаточно, и он сел писать ответ. О помощи кургов английской армии он писал слишком подробно. Такая мелочность ему не нравилась самому. Это было не в его, курга, характере. К тому же все это походило на оправдание виноватого. А он не считал ни себя, ни тех, кто совершил набег, таковыми. Но его возмутило скрупулезное перечисление награбленного в письме полковника. Осведомленность его ставила раджу в тупик. И крайне раздражала. Когда курги кормили прожорливых английских солдат, то не считали, сколько мешков риса и сколько голов скота они при этом потеряли. Они не считали, сколько это стоило. Они не просили за это денег. А эти посчитали даже медные сосуды и узлы с одеждой. Ни один порядочный человек не обратил бы на это внимание. Разве обращали внимание на то, сколько золота и драгоценностей награбили английские солдаты и офицеры, когда пал богатый Серинтапатнам? Нет, в письме полковника было явно что-то не так. Но вежливость требовала на него ответить, и раджа отвечал. Что сделали его люди? Разве они захватили британскую территорию? Они взяли только то, в чем нуждались сами. Например, женщин. Когда люди Типу Султана угнали пять тысяч кургов в плен, среди них было много женщин. Теперь женщин в Курге не хватает. Разве можно вернуть тех, кого они похитили в Майсуре? Курги на них уже женились и не могут без них жить. Он так и написал: «не могут без них жить». Что же касается остального, то раджа не может заниматься тем, чтобы отбирать какие-то браслеты, кувшины и серьги… У самого же раджи нет денег, чтобы уплатить компенсацию за награбленное. Ибо раджа потратился на Бомбейскую армию. «Я служил Компании, — продолжал он, — с самого начала войны в надежде иметь дело с друзьями и заслужить их уважение». Раджа заполнил все пять метров свитка. Но тревога не покинула его.
Гонец ускакал со свитком в Серингапатнам. Оттуда он не привез ни ответа, ни извинения. Серингапатнам молчал, как молчат, когда не желают иметь дела с кем-то, не заслуживающим внимания. Раджа метался в своем дворце, кричал на слуг и не хотел принимать министров. Чувство неуверенности, которое возникло в тот вечер, когда он писал письмо длиной в пять метров, теперь сгущалось и разрасталось, как туман на горах в дождливый сезон. Туман оседал тяжелыми каплями подозрительности и беспричинной тоски. Подозрительности по отношению ко всем: к «союзникам», к приближенным, к родственникам и к собственной жене, к вождям, к старейшинам кланов. На границах Курга было тихо. Войны отшумели и ушли. Но эта тишина и спокойствие напоминали радже о затаившейся засаде, когда молчаливые охотники ждут удобного момента, чтобы прикончить загнанного зверя, которого они обложили. Тишина и спокойствие порождали у него безотчетный страх и давящее чувство безысходности. Тогда он поднимался на дворцовую крышу и смотрел на свою страну. Отовсюду с границ на дворец наступали горы, они запирали всех, кто жил здесь, не выпускали за свои пределы и скрывали за собой то, что не имело ни выхода, ни спасения. Он помнил, что когда-то горы были иными. Они укрыли его после бегства из заточения, они дали ему выход и надежду. Теперь они утратили эти качества и стали враждебными, как тишина, которая стояла за их синими пиками. Однако враждебны не только горы, но и люди. Он перебирал в своей памяти многих из них и не находил ни верного друга, ни преданного слуги. Те же, на которых он надеялся больше всего, дружбу с которыми он скрепил своей королевской печатью, теперь молча наблюдали за ним из-за этих гор и не отвечали на его письма. А если это иногда и случалось, то их ответы были вежливы, и в них сквозило пренебрежение, которое было трудно перенести. В этих редких ответах не было обычных уверений в дружбе. Теперь уверения были им не нужны. Если что случится, они не придут на помощь. Теперь он один. Один против гор и людей. Но если затаившуюся враждебность гор он не может преодолеть, то с людьми дело обстоит иначе. Он докажет им, кто он такой, Вирараджа! Они должны знать, что ни один раджа не сделал столько для Курга, сколько он. Он прошел через плен и страдания. Он воевал с Типу. Он отстоял свободу Курга. Отстоял ли?
Тишина за горами становится невыносимой. Солнце уходит за острые пики. На дворец наползает темнота. Давящая и осязаемая. Темнота обреченности и безысходности. Темнота таит неизвестную опасность, и он ощущает перед ней страх и беспомощность. День не приносил облегчения. Казалось, почва уходила у него из-под ног, и ему не на что было опереться. У него не было даже сына-наследника. Четыре дочери и ни одного сына. Кто займет престол после его смерти? Но, может быть, не все еще потеряно? И бог благословит его сыном? Бог… Он тоже против него. Все боги. И все духи предков. Они не отвечают на его вопросы и не берут еду, которую он им дарует. Они не хотят ему помогать. Тогда он поможет себе сам. Он уничтожит своих врагов. Тех, кто ими является, и тех, кто ими может стать. Всех. Высокомерные английские генералы и чиновники тогда поймут, с кем имеют дело. И возможно, это оттянет неминуемую развязку.
Он теперь отчетливо понимал, что его судьба и его жизнь прочно привязаны к чужеземной Ост-Индской компании. Его судьба и жизнь зависят от воли и милости этой силы. Он был не в состоянии разрубить этот узел, который он сам помог им завязать. Только преданность этой силе и уничтожение собственных врагов в самом Курге могут спасти его, как раджу. В этом он был твердо убежден. Он начал с врагов. Начал несмело, но постепенно входил во вкус. К одним он подсылал убийц, других открыто казнил, обвиняя их в заговорах против раджи и его «союзников».
Но не все в Курге думали и поступали, как раджа. Многие понимали, что Ост-Индская компания затягивает петлю, которой опутала Кург. В 1806 году знатный кург Найяру поднял знамя антианглийского восстания. Повстанцы ушли в леса, и вызванные спешно английские отряды не смогли с ними справиться. Обреченный Кург оставался Кургом. Предателем был только его собственный раджа. Это по его приказу хитростью и обманом был захвачен главарь повстанцев. Захвачен и выдан англичанам. В награду раджа получил от них благодарственное письмо. Но английские отряды ушли, а раджа остался один на один со своим народом. Он знал, что ему не простили его предательства и необоснованной верности сомнительным «союзникам». Он знал, что пострадавшие от его руки кланы затаились и выжидали. Он уже не доверял ни одному кургу. Он не доверял даже себе. Казни и убийства продолжались. В 1807 году умерла его жена, а вместе с ней и надежда на наследника — сына. По примеру мусульманских владык, раджа завел гарем и выписал из Майсура евнухов. Евнухам хорошо платили, и они спешили показать свою преданность радже. Евнухи не были связаны с кургами. Они сторожили только их женщин. На них можно было положиться. Гарем был единственным местом, где раджа чувствовал себя в безопасности. Ночами, когда наступала давящая темнота, он устраивал там оргии. Евнухи пили с ним английский ром и джин, но службу несли исправно. Ночами женская половина дворца освещалась факелами. Оттуда доносились музыка, пение, пьяные выкрики. Но евнухи сторожили только женщин, и поэтому днем раджа оставался без надежной охраны. Кургский отряд был не в счет. Нужна была другая охрана. Такая же чужая Кургу и такая же надежная, как евнухи.
Рабы из Африки прибыли в Индию на одном из кораблей Ост-Индской компании. Рабы были предоставлены в распоряжение раджи. Он одел их в форму и вооружил. Они стояли теперь у его покоев, в коридорах, где он проходил, во дворе, откуда он вечерами смотрел на дальние горы. Рабы стояли отчужденно бесстрастные, готовые ринуться на любого, если хозяин прикажет. Кургская стража была выселена за ворота дворца.
По Кургу ползли зловещие слухи о делах, которые происходили во дворце. Африканская стража сопропождала раджу в поездках по Кургу. Только она была надежна. А в кургской страже уже зрел заговор. Среди офицеров стражи было немало тех, чьи родственники были убиты по приказу раджи. Но не зря раджа наводнил Кург своими шпионами. Ему донесли о готовящемся на него покушении. Однако он предоставил событиям развиваться своим путем. В ночь, когда его должны были убить, он положил в свою кровать куклу в одежде раджи. Триста заговорщиков были беспрепятственно пропущены во дворец. Они ворвались в покои раджи и начали рубить мечами куклу. Они почему-то не сразу обнаружили, что это кукла. Когда это им стало ясно, они поняли, что оказались в ловушке. Они пытались прорваться за ворота дворца, но ворота были заперты. Африканская стража, заняв удобные позиции, начала в упор расстреливать мечущихся по мощеному двору заговорщиков. Сам раджа стрелял в них из окна. Ствол его английского ружья раскалился, а он все стрелял и стрелял в эту ненавистную темноту, наполненную криками и стонами. Он стрелял еще и тогда, когда все было кончено. Его никак не могли остановить. Африканец вырвал у него ружье. Раджа рассмеялся. И смех его был странен и надрывист. Так смеются безумные. Утром первые лучи нисходящего солнца осветили трупы трехсот павших кургов. Кровь текла по камням двора. Она текла, написал свидетель, «как сильный ливень в дождливый сезон».
На следующий день раджа приказал уничтожить семьи заговорщиков. Мужчин убивали, а женщин отдавали африканской страже. Стража превратилась в палачей. Их отряды носились по Кургу, подобно неумолимой смерти, и творили суд и расправу.
Дворец лихорадило. Раджа то впадал в глубокую меланхолию, то пускался в разгул. Ночью он боялся оставаться один. По ночам во сне духи сотен убитых им кургов собирались вокруг его кровати, стонали и грозили ему. Раджа просыпался в холодном поту и бежал раздетый по дворцовым переходам. Днем, когда духи исчезали, его начинал мучить страх за жизнь своих дочерей. Одна из них должна занять его трон, но он не знал, доживет ли она до этого. И тогда он поднял руку на своих братьев. Они казались ему главными претендентами на престол. Он считал, что братья охотятся за его дочерьми. Он перевозил девочек с места на место, стараясь надежно их укрыть. Наконец это ему надоело, и он послал палачей в Аппагалла и Халери к Аппаджи и Лингарадже. Он приказал им доставить во дворец головы братьев. Ночью к нему явились «духи убитых», но братьев среди них не было, Он понял, что не все потеряно. Он выскочил из спальни.
— Гонца! Скорей гонца! — хрипло закричал он. — Пусть вернут палачей!
Подковы лошади звонко простучали по камням двора, и безмолвные стражи открыли ворота перед гонцом. А через час они открыли ворота другим. Два высоких негра прошли в покои раджи и церемонным жестом вытряхнули перед ним мешок. Голова младшего брата Аппаджи с деревянным стуком покатилась по каменным плитам к ногам правителя. Раджа стал пятиться от этого страшного трофея, но голова медленно катилась в его сторону. Он наткнулся спиной на стену, закричал и, медленно оседая, повис на руках подоспевших палачей.
Придя в себя, он заперся в покоях, никого к себа не пускал и ни с кем не хотел говорить. Временами багровый туман безумия застилал ему глаза, и он начинал новые казни и новые убийства. Когда безумие уходило, он плакал, звал убитых и писал их семьям извинительные письма.
Слухи о том, что происходит в Курге, стали просачиваться за его пределы и достигли ушей почтенной Компании. Безумие раджи ее интересовало мало, ей нужно было убедиться лишь в его лояльности. Для этого в Кург был послан английский врач мистер Инглидью. Появление доктора в Курге было неожиданным для раджи. Он испугался, что придется давать отчет в содеянном. У него теперь не было выхода. Страх сковал его, и он боялся начать какой-либо раз говор с доктором. Дважды он пытался с собой покончить. Но мистер Инглидью оба раза спас его от смерти, чтобы заверить в том, что Компания не имеет к нему претензий. Раджа окончательно успокоился, когда губернатор Мадраса прислал ему письмо, подтвердившее позицию Компании. Но дни раджи были уже сочтены. Приступы безумия сменялись меланхолией и безучастностью. В 1809 году его не стало.
Однако болезнь, носителем которой он был, оставалась во дворце кургских раджей до самого их конца. Эта болезнь была неизлечима, и никакие доктора не могли ей помочь. Более того, она разрасталась и обострялась. Чувство обреченности и близкого конца порождало то же безумие, которое темным облаком накрывало столицу Курга и дворец раджей. И никто из этих раджей так и не смог из него вырваться. Малолетняя дочь Вирараджи, Деваммаджи, занимала трон всего два года. Брату покойного раджи, Лингарадже удалось завладеть им уже в 1811 году. Убийства и казни продолжались так же, как продолжалось и раболепие перед сильным «союзником». Лингараджа еще отчетливее, чем его брат, понимал, что его трон зависит от английского резидента в Майсуре и от английского губернатора в Мадрасе. Ему не хотелось расставаться с троном. Поэтому он делал все, чтобы умилостивить почтенную Компанию. Тем англичанам, которые время от времени посещали Кург, он оказывал королевский прием. Шум веселых попоек заглушал стоны заключенных в меркарской крепости и крики тех, кого убивали на заднем дворе апартаментов раджи.
Английские чиновники и офицеры появлялись в Курге под разными предлогами. Но их появление всегда свидетельствовало об одном — почтенная Компания, назвавшая себя «союзником», держала руку на пульсе агонизирующего Курга. Она ждала, когда этот пульс ослабеет, и об этом можно будет возвестить во всеуслышание. Голубая с водяными знаками бумага для фиксации диагноза всегда была под рукой. Печати генерал-губернатора Индии и губернатора Мадраса — тоже. «Лекари» ждали. «Лечение» малой кровью было их излюбленным методом.
Раджа развлекал английских гостей. Эти развлечения производили на них неизгладимое впечатление. Один из них, полковник Джеймс Велш, опубликовал свои впечатления в «Военных мемуарах». Полковник и сопровождающие его лица ехали на слонах через Кург. Около Меркары их встретил сам раджа в форме английского генерал-майора. Раджа лично заменил слонов арабскими скакунами. Когда кавалькада приблизилась к воротам Меркары, оттуда высыпала пестрая толпа танцовщиц, и под звуки барабана начались танцы. Танцы были только началом. Раджа демонстрировал гостям свою коллекцию оружия, состязался с ними в стрельбе, показывал им львов, тигров и пантер, возил на охоту, кормил английскими блюдами, дарил кургские ножи с золотыми рукоятками и шкуры убитых тигров и пантер. «Мы уехали, — записал полковник в своем дневнике, — совершенно очарованные добрым обхождением князя, которым, я склонен верить, восхищается собственный народ». Но «собственному народу» было не до восхищения. Проводив очередного гостя, раджа вновь брался за свое. Вновь начинались казни, убийства, пытки. Подозрительность раджи росла с каждым годом, и эта подозрительность требовала жертв. Враги посягали на его имущество, его трон, его семью. Они посягали на него самого. Они изводили его колдовством и черной магией. Они напускали на него злых духов. Поэтому следовало убивать всех волшебников и колдунов. Их слишком много развелось в Курге. Даже вожди и старейшины кланов начали заниматься колдовством. Колдовством против него. Он усилил стражу дворца. Время от времени он рубил стражам головы за то, что они во время своего дежурства пропустили во дворец или злого духа, или невидимого мага. Он умер, уверенный в том, что причиной его смерти была черная магия…
В 1820 году на престол сел сын Лингараджи Вирараджа. В генеалогии кургских раджей он числился под титулом «младший». Вирараджа Младший был самым ярким и самым противоречивым из трех последних раджей Курга. Выросший в атмосфере подозрений, убийств, доносов, ночных оргий, безнаказанности и раболепства, он был не лучше, а в чем-то даже хуже своих предшественников. Так же как и они, он был подозрителен и недоверчив. Так же как и они, он начал свое правление с уничтожения явных и предполагаемых врагов. Он не щадил ни чужих, ни своих. Он убивал вождей и старейшин, приговаривал к казни мятежные кланы, рубил головы собственным родственникам. Но ни духи убитых, ни черные маги его не преследовали. У него была собственная и непреходящая страсть. Женщины. Красивые и некрасивые. Пожилые и молодые. Он не мог пропустить ни одной из них. Все преобразования, которые он проводил в своей стране, касались только их. Он издал указ об увеличении численности своего гарема. Заменил дворцовую стражу женским кавалерийским полком. С этим полком он не расставался. Полк, как смерч, носился вместе с раджой по Кургу, наводя страх на воинственных мужчин и повергая в трепет женщин. Английский чиновник Кесемейер, присланный в Кург для наблюдения, при виде этого полка долго не мог закрыть от изумления рот. «Раджа, — написал он в тот же вечер губернатору Мадраса, — сумасшедший. Он завел себе амазонок и очень ими гордится». Но амазонки были не единственным новшеством при дворе раджи. Сам он, нарушая всяческие установления, женился на младшей жене собственного отца. Двери дворца широко распахнулись перед женщинами из семей придворных. Они оставались при дворце столько, сколько этого хотел раджа. Он потребовал к себе всех незамужних девушек страны, с тем чтобы устроить им смотр. Наиболее достойных из них он желал поселить у себя во дворце. Он хотел сформировать из этих «доброкачественных кадров» если не гарем, то что-то вроде филиала основной организации. Естественно, что курги-мужчины протестовали. Многим из них этот протест стоил головы. Женщин начали прятать в дальних глухих деревнях. Но раджа продолжал проявлять завидную настойчивость и рассылал по деревням своих шпионов.
Казалось, он не боялся никого и ничего. Ни кургов, ни англичан, ни духов, ни черных магов. Это отличало его от предшественников. Он восстал против удушливой атмосферы обреченности, царившей во дворце многие годы. Но восставший, он не сумел преодолеть эту атмосферу, не смог из нее вырваться. Он только сгустил ее и приблизил конец. Но он хотел перед этим концом почувствовать себя свободным. Представления о ней, об этой свободе, у него формировались в том же дворце раджей. Поэтому она приняла уродливые формы самодурства и сумасбродства. Но в этом самодурстве и сумасбродстве, в деспотизме и жестокости начинал разгораться огонек чего-то настоящего и реального. Огонек поддерживался его личной храбростью. Храбрость питалась отчаянием. Он закрыл горные проходы в Кург. Он не желал иметь свидетелей. Он арестовывал всех проникающих в страну, в том числе и англичан. Почтенная Компания не обращала внимания на амазонок, гарем, казни. Но непочтительное отношение к англичанам ее насторожило. В поведении раджи появилось то, что делало его не похожим на своих предшественников. Необходимо было принимать меры. В Кург был послан английский чиновник Кесемейер. Прием, оказанный ему, был довольно прохладным. Танцовщицы не встречали его у ворот Меркары, раджа не водил его на охоту и не дарил золотого оружия. Но тем не менее Кесемейер ничего подозрительного в Курге не заметил и написал в своем отчете, что раджа по-прежнему лоялен к английским властям. В отчете он описывал гарем, амазонок, казни, но это уже было данью кургской «экзотике». Однако отчет Кесемейера мало убедил почтенную Компанию. Губернатор Мадраса чувствовал, что должно что-то произойти. Предчувствия его не обманули.
Сентябрьской ночью 1832 года знатный кург Чинна Басаппа вместе с женой Деваммаджи бежал из своего дома предков в Аппагалле. Их бегство было результатом интриг и угроз самого раджи. Деваммаджи, родная сестра раджи, была предупреждена о том, что он собирается убить ее мужа. Ничего необычного в этом не было. Такие намерения у раджи возникали часто, и всем было известно, что большинство из этих намерений осуществляется. Но Чинна Басаппа и Деваммаджи не просто покинули свой дом предков и скрылись. Они бежали под защиту английского резидента в Майсур. Их сопровождала личная стража. На границе Курга их остановил отряд раджи. Завязалась перестрелка. Воспользовавшись суматохой и темнотой Чинна Басаппа и Деваммаджи на лошадях прорвались через границу и ускакали в Майсур. В Бангалуре им было предоставлено убежище. Раджа написал губернатору Мадраса письмо, требуя выдачи беглецов. Губернатор ответил отказом. Тогда раджа написал еще одно письмо, наполненное, как было отмечено в третьем документе, «самыми оскорбительными выражениями». Но и это не подействовало. Компания получила в свои руки важный козырь — двух беглецов, принадлежащих семье раджи. Этот козырь можно было пустить против непокорного правителя в любой момент. Английские власти спасли жизнь Чинна Басаппы и Деваммаджи. И последние это понимали. Они были готовы на любую услугу. Раджа тоже кое-что понимал в этой истории и поэтому подослал к беглецам убийцу. Покушение не удалось. Но козырь так и не пошел в дело. Ост-Индская компания получила в свое распоряжение кое-что поважнее.