Старики-разбойники, или пенсионный терроризм
О том, что в Запорожье судят водителей маршруток, которые возили донецких пенсионеров через линию разграничения за их законными пенсиями, я узнал, еще находясь в СИЗО. В первые дни моего пребывания под стражей я даже ненадолго попал в камеру, где находился один из них, но как следует познакомиться так и не успел — перевели. Узнать же подробности этого совершенно безумного дела удалось только после освобождения.
Сергей Сергеев и Андрей Горбань — водители из Макеевки, города на неподконтрольной Украине территории Донецкой области. Их вместе с тремя женщинами, работницами Запорожского управления социальной защиты, обвиняют в каком-то диком количестве преступлений: это и финансирование терроризма, и содействие деятельности террористической организации, и создание преступной организации, и служебный подлог, и завладение имуществом путем злоупотребления служебным положением… В совокупности эти статьи предполагают до 15 лет лишения свободы.
В деле 16 томов, обвинительный акт на 190 страниц прокурор зачитывал в зале заседаний полгода, Сергеев и Горбань сидят в СИЗО без приговора 2,5 года, остальные обвиняемые до восьми месяцев содержались под домашним арестом, а сейчас находятся без меры пресечения.
— В чем вообще суть обвинения? — спрашиваю я у адвоката Ольги Зелинской в коридоре Коммунарского суда Запорожья.
— Эти работники соцслужбы и водители якобы вступили в предварительный сговор для того, чтобы финансировать терроризм, — отвечает она, непроизвольно переходя с русского на украинский. — Одни незаконно выдавали справки, в Пенсионном фонде пенсионерам незаконно начисляли пенсии, а другие — Горбань и Сергеев — забирали деньги и из этих денег финансировали террористов.
— Так, а кто террористы?
— Изначально у облпрокурора Романова была такая задумка — сделать террористами 90 человек пенсионеров, потому что они точно получали эти деньги. А кому они там их передавали или не передавали, непонятно. Самих пенсионеров даже никто не допрашивает, хотя есть их показания на досудебном следствии. Дедушки и бабушки плакали и говорили: мол, благодаря этим водителям мы хоть выживаем, у нас еды нет, не на что кусок хлеба купить.
Конвой привозит обвиняемых и помещает их в глухой «аквариум». Горбань узнает меня, машет рукой, что-то говорит Сергееву (через стеклянную стенку ничего не слышно), их глаза загораются надеждой. Не знаю, на кого должны быть похожи пособники террористов (наверное, на меня), но эти двое водителей выглядят как простые работяги — полжизни в шахте, потом за баранкой маршрутки. Хочу подойти и поговорить с ними, но начальник конвоя мне не дает: по его мнению, есть опасность, что я что-то передам подсудимым. Я начинаю говорить об уголовной ответственности за препятствование журналистской деятельности; это меняет ситуацию. Конвоир ссылается на внутренние документы (сам бы он по-человечески пустил, но инструкции…) и тут же поясняет: нельзя подходить к окошку, но никто не запрещает стать рядом со стеклом и разговаривать с подсудимыми.
У Сергеева инвалидность, связанная с тяжелой формой радикулита. За 2,5 года в СИЗО он потерял почти все зубы, из-за отита частично потерял слух. За это время его ни разу не вывезли в больницу. Сергеев грустно улыбается, показывая мне остатки зубов.
— Оборудование в кабинете все старое, анестезии нет. Но боль была настолько жуткая, что я просил стоматолога-стажера, который иногда приходит в СИЗО, рвать по живому, — рассказывает он.
Год назад умерла мать Сергеева, и он не успел ее повидать. У Горбаня дела ненамного лучше. На щеке вздулся огромный флюс, причиняющий боль и мешающий нормально разговаривать.
В зале появляются свидетели — почти все сотрудники «Ощадбанка» (аналог «Сбербанка», крупнейший госбанк Украины. — «РР»), который выдавал пенсии. Обвиняемых видели пару раз, когда они привозили пенсионеров в отделение банка. Оформляли карты люди самостоятельно, чужие документы обвиняемые не привозили, завладевать деньгами пенсионеров не пытались.
На улице весна, которую Сергеев и Горбань увидят впервые за 2,5 года. Но Мефедов с Долженковым, Татаринцев, сотни других политзаключенных, о которых в одном материале просто невозможно рассказать, пропускают очередную весну своей жизни, как пропускают ее их родные и близкие, пять последних лет живущие в аду
Вещдоки в деле — телефоны обвиняемых. Наверное, на них какая-то информация о создании преступной группы… Все затаив дыхание ждут, что же там найдется. Включаем — из динамика раздается: «Sex bomb, sex bomb, you’re my sex bomb» (все в зале улыбаются и переглядываются), а потом что-то из «Океана Эльзы». Ну и какие-то невероятно ценные для следствия фотографии с изображением коробки передач автомобиля, рельсов и людей на природе.
Далее следуют невнятные и путанные показания эксперта по экономическим вопросам.
— Следствие интересовали суммы, начисленные пенсионерам в период якобы совершенного преступления, но она просчитала даже то, что зашло на счета уже после задержания Сергеева и Горбаня, — пояснила происходящее адвокат Зелинская.
Что говорят по этому поводу в Пенсионном фонде?
— Представитель истца на допросе в суде сказал, что они затребовали эту сумму, так как ее им назвал следователь СБУ. Представляете такое? — из последних сил сохраняя самообладание, сообщает мне адвокат. — «Так Пенсионный фонд вычислял нанесенные ему убытки или нет?» «Нет, — говорят. — В СБУ нам назвали эту сумму — мы ее и указали в иске».
— А у СБУ откуда данные?
— СБУ взяла их из той экспертизы. Выплаты приостановили только через год, а некоторым продолжают до сих пор. Я спрашиваю ПФ: «Вы, фактически зная, что их обвиняют в финансировании терроризма, по-прежнему выплачиваете средства?» «Мы считаем все эти выплаты законными», — отвечают. Мы потухли.
Но заседание продолжается, нужно решать вопрос с мерой пресечения. Прокурор, как обычно, ходатайствует о СИЗО еще на два месяца, а адвокат Антонина Шостак требует освободить подзащитных из зала суда вообще без меры пресечения, ссылаясь на практику по моему делу, делу Савченко/Рубана, Конституцию Украины и решения ЕСПЧ.
— Я понимаю, в делах, связанных с «терроризмом», судьям сложно, — говорит она. — Происходит давление прокуратуры, открываются уголовные дела в отношении судей, которые отказываются идти на поводу у органов следствия.
По ее словам, из миллиона донбасских пенсионеров 700 тысяч уже не получают соцвыплат, а данное дело открыто с целью лишить данных выплат и оставшихся пенсионеров с неподконтрольных территорий.
— Почему они должны сидеть в СИЗО только из-за того, что так хочет власть? — задает вопрос адвокат Шостак.
Стороной защиты в зал заседаний был приведен человек, с которым Сергеев подписал договор об аренде жилья и который готов официально поселить его в своей квартире в Запорожье.
— А вы, Горбань, где жить собираетесь? — строго спрашивает председательствующий судья, но в ее голосе чуть ли не впервые появляются нотки… не знаю, даже надеяться не хочется, чтобы не спугнуть удачу. Просто сижу, затаив дыхание.
— Да где угодно. Я могу жить где угодно, — невнятно, из-за флюса, который мешает ему говорить, отвечает водитель.
— У меня дома, что ли?
Многие едва сдерживаются от смеха, представив себе, как Горбань из зала заседаний едет домой к судье.
— Могу в гостинице, могу где угодно, — повторяет смущенный обвиняемый.
Суд уходит совещаться, а после возвращения… освобождает Сергеева и Горбаня без меры пресечения. Выходя из зала, сдержанно улыбающаяся судья стучит пальцем в «аквариум»: «Горбань, решайте, где будете жить». Сергеев закрывает лицо руками, чтобы не показать слез счастья. Конвой уже не мешает ему пожать мне руку через окошко «аквариума».
А на улице весна, которую Сергеев и Горбань увидят впервые за 2,5 года. Увидит ее также освобожденный под личное обязательство Лесик. Находящийся под круглосуточным домашним арестом Муравицкий посмотрит на возрождающуюся природу из окна своего дома. Но Мефедов с Долженковым, Татаринцев, сотни других политзаключенных, о которых в одном материале просто невозможно рассказать, пропускают очередную весну своей жизни, как пропускают ее их родные и близкие, пять последних лет живущие в аду.
Тем временем из Херсонского СИЗО в Киев везут режиссера Олега Сагана. Статьи обвинения все те же — свержение конституционного строя и посягательство на территориальную целостность. Доказательство — ролик в Youtube, где самого Сагана нет, но кто-то якобы его голосом критикует власть. Везут пожилого и перенесшего инфаркт режиссера 12 часов в стальной будке автозака, везут сотрудники СБУ, хотя дело передано в суд и делать это должен конвой СИЗО. В зале суда запирают врача скорой помощи вместе с обвиняемым в «аквариуме», отказывают в госпитализации, дерутся с адвокатом Рыбиным, толкают адвоката Новицкую и пытаются забрать у нее телефон, а затем без постановления суда увозят Сагана в неизвестном направлении.
А пока еще действующий президент Порошенко «за самоотверженное служение украинскому народу, выдающийся личный вклад в защиту государственного суверенитета и территориальной целостности Украины» присваивает главе СБУ Василию Грицаку звание Героя Украины.
Журналист Кирилл Вышинский уже год сидит в СИЗО. Рассказ о его деле не вошел в наш репортаж (политических дел очень много, и планируем следить за темой), но «РР» хотелось поддержать друга и коллегу хотя бы тем, что мы о нем не забываем.