ПРИСПОСОБИТЕЛЬНЫЕ ОСНОВЫ

ПАТОЛОГИИ И НОЗОЛОГИИ

ЧЕЛОВЕКА

Приспособление как самый универсальный закон жизни, как идея «представляет собой неисчерпае­мый источник для различных научных гипотез»

(И. П. Павлов). Но «только идя путем объективного исследования, мы постепенно

^{___________________________________________________________________}

¹ Автор в прошлом несомненно допустил ошибку выделяя вопрос о «физиологической мере» против болезни, тем самым как бы противопоставляя в единой болезни две борющиеся стороны (Вопросы локализации и органопатологии в свете учения Сечено­ва, Павлова, Введенского, 1954).

² И. П. Павлов. Среды, т. III, Изд. АН СССР, 1949, стр. 290.

³ П. Д. Горизонтов. Вопросы патологической физиологии в трудах И. П. Павлова. Медгиз, 1952.

________________________________________

 

дойдем до полного ана­лиза того беспредельного приспособления во всем его объеме (разрядка наша И. Д.), которое состав­ляет жизнь на земле» (И.. П. Павлов).

Приспособление предполагает адекватное и актив­ное отражение внешнего мира. И наоборот, критерием адекватности будет приспособительный характер реак­ций организма. Этим не только решается задача «сох­ранения себя», но и эволюционный характер приспособ­ления, биологическая его целесообразность, потреб­ность организма в этом приспособлении.

Приспособительные процессы в организме не явля­ются, однако, абсолютно целесообразными, а в медицин­ском аспекте они и не всегда безболезненны. Это очень важная сторона вопроса.

К приспособительным процессам относится изменчи­вость, т. е. отражательная способность организма. Измен­чивость в принципе прогрессивна, но и прогрессивность -явление относительное, в нем часто сочетаются развитие с отмиранием, усложнение с упрощением, регенерация одной части с дегенерацией другой и т. д. Только взя­тый в целом приспособительный процесс получает ха­рактеристику прогрессивного. Также и представление о целесообразности приспособительных процессов: его можно вывести только из представления о целом орга­низме, живущем во внешней среде.

Законы приспособления, приспособительной измен­чивости, прогрессивности, целесообразности являются всеобщим для органической жизни.

Эти идеи аннулируют и грани между физиологиче­скими и патологическими явлениями, как будто бы качественно особенными. Дело в том, что болезни че­ловека, как и все физиологические «процессы, не слу­чайны. Как мы видели, они исторически обусловлены. Отсюда проистекает кардинальная задача медицины — познать этиологические и экологические факторы, кото­рые вызвали именно эти, а не другие болезни, а также то, почему однажды возникнув, они стали «законной» принадлежностью людей, как бы необходимым, «есте­ственным» явлением природы.

Эта естественность и законность болезней вытекает из основ жизни живых существ на земле, а именно из универсального и важнейшего их свойства приспособляться к меняющийся условиям внешней среды. Полнота такого приспособления и есть полнота здоровья. Однако она в идеале недостигаема, какая-то часть здо­ровья всегда покупалась человечеством и сейчас поку­пается ценой болезней. Таковы, например, инфекцион­ные болезни, создающие индивидуальный иммунитет, нередко пожизненный.

Врожденный, естественный иммунитет является прек­расной иллюстрацией наследственно закрепленного при­способления, этапами которого на протяжении истории человечества несомненно были инфекционные болезни как форма приспособления. Патогенез этих болезней и иммуногенез составляют единое целое. Иными словами, инфекционная болезнь—это исторически развившаяся «биотехника» одного из важнейших приспособлений в животном мире, а именно иммунитета.

Приспособление как самая общая и наиболее прин­ципиальная основа здоровья у разных видов живых существ испытывается по-разному в зависимости от их экологии. И, этиология болезней живых существ отра­жает степень их приспособления к их внешней среде.

Другими словами, учение об этиологии болезней имеет непосредственное отношение к теории естествен­ного отбора и к идее борьбы за существование во внеш­ней среде.

Но если для эволюционной теории, оперирующей понятием вида, совсем не так важно от чего, т. е. от каких болезней умирают или вымирают неприспособившиеся, т. е. не выдержавшие этой борьбы, то для теории и практики медицины это имеет фундаментальное зна­чение. Для теории эволюции важно выживание или невыживание животного; или жизнь, покупаемая, на­пример, ценой приспособительной изменчивости, или смерть, отражающая невозможность такой изменчиво­сти. Для медицины важно знать прежде всего биомеха­низмы выживания, т. е. приспособления, для того что­бы понимать механизмы их выпадения или недостаточ­ности.

Эволюционная теория, подчеркивая прогрессивное развитие органического мира не только не исключает, но и подразумевает возможность регрессивных процес­сов. Самый процесс приспособления эта теория рассматривает под углом зрения постоянного взаимодействия явлений прогрессивных и регрессивных, тем самым узаконивал группу последних. И чем слож­нее организации соответствующих организмов, тем сложнее эти процессы взаимодействия, направленные на освоение новых условий жизни,- на создание новых более высоких уровней жизнедеятельности.

Если при обычных, как бы стационарных условиях жизнедеятельности, не требующих особой напряженно­сти приспособительной регуляции, в развитии соответ­ствующих организмов будет играть ведущую роль консервативная наследственность, то организмы, оказы­вающиеся в несоответствующих условиях, вынужденные завоевывать новые уровни жизни, вынуждены будут приспособляться, ломая консерватизм наследственности.

Очевидно, что по индивидуальным условиям это приспособление «может быть не только прогрессивным, но и патогенным, поскольку новые ассимилируемые условия «могут оказаться объективно трудными.

С эволюционно-исторической точки зрения, опери­рующей понятием вида, правильно полагать, что неспо­собность к тем или иным изменениям, которые необхо­димы для приспособления к новым условиям, ведет к гибели ¹. С медицинской точки зрения, оперирующей понятиями индивидуума и индивидуальности, вывод будет звучать иначе, поскольку «гибель» всегда пред­полагает болезнь, т. е. фактор нозологический, не гово­ря о том, что тот же фактор может оказаться и чисто приспособительным, например иммунитет в исходе инфекционного заболевания. Если «жить — значит уми­рать» (Энгельс), то в плане медицинском «умирать» — это значит сначала заболевать.

Реальное значение приспособительной изменчивости, отбора и выживания наиболее приспособленных подра­зумевает реальное существование болезненных форм приспособления, а равно и приспособлений через бо­лезнь. И чем более усложненной выглядит та или иная органическая форма (например, человек), тем более, усложненной будет выглядеть нозология, объективно отражающая трудности индивидуального и видового приспособления.

^{_____________________________________________________________}

¹ Проблемы причинности в современной биологии. Изд. АН СССР. М., 1961, стр. 63.

_____________________________________

 

Для медицины основным вопросом будет почему эти, а не какие-то другие болезни возникают у homo sapiens? На этот вопрос можно было бы ответить, что болезни —это видовые формы реакции на внешнюю среду, что, повторяясь бесконечное количество раз эти реакции закреплялись в потомстве, став своеобразными стереотипами. Такой ответ, однако, ничего не объясняет в отношении специфики болезней, т. е. их морфо­логических и физиологических основ, их реальных связей с приспособительными процессами, с сущностью и патогенезом этих процессов.

В самой общей форме необходимо, допустить, что закономерности, лежащие в основе человеческих заболеваний, теснейшим образом связаны. с деятельностью человека, с приспособлением организма к этой деятельности или, что то же, с недостаточным, «патогенным» приспособлением к таковой деятельности. Необходима учесть, что последняя совершенно не похожа на деятельность животных, даже разумных и «общественных» Она в корне отлична и в отношении среды, где осуществляется эта деятельность. Человек не только приспособляется к среде, общей с животными, но он сам создает новые факторы среды и вынужден быстро и по-своему приспособляться к ним. Все это создает особую напряженность приспособительных актов, т. е. укрепляет логическую посылку, обосновывающую «законность» заболеваний.

В. В. Парин и Ф. 3. Меерсон¹, анализируя с клинико-физиологических позиций закономерности и механизмы компенсации и декомпенсации при ряде важнейших сердечно-сосудистых заболеваний человека, приходят к заключению, что «при определенных условиях выработавшиеся в процессе эволюции приспособительные реакции организма могут превращаться в реакции патологические». Авторы усматривают в этом «превраще­нии» «одно из ярких проявлений диалектической зако­номерности перехода количества в качество», настаивая на необходимости «правильной дифференциации между нормальными и патологическим и реакциями организма". Признавая:наличие «бесспорных данных о регуляторной обусловленности патологических реакций», крити­куя позиции К. А. Буйневича и Пикеринга (Pickering), В. В. Парии и Ф. 3. Меерсон несколько все же упро­щают вопрос, субъективно интерпретируя переходы компенсаторных процессов в декомпенсаторные как «превращения» физиологических (приспособительных, регуляторных) процессов в патологические.

_______________________________

¹ В. В. Парин и Ф. 3. Меерсон: Очерки клинической фи­зиологии кровообращения. Медгиз, 1960

______________________________________

 

 

Авторы, по-видимому, считают физиологическим все то, что предшествует декомпенсации и патологическое усматривают только в декомпенсации с заключитель­ным моментом агонии и смерти. Но где границы между компенсацией и декомпенсацией? Как известно, между ними могут лежать многолетние периоды субкомпенса­ции. В то же время компенсация на протяжении болез­ни часто несколько раз сменяется декомпенсацией. В состоянии декомпенсации больной может находиться целые годы (с отеками, асцитом); он живет и, очевидно, благодаря тому, что приспособительные способности полностью его не покинули; они продолжают поддер­живать и регулировать эту жизнь, пусть минимальную.

Субъективные ощущения больным своего страдания, как и субъективные переживания врача, наблюдающе­го, «ненормальное», не могут лежать в основе биологической оценки явлений. Последние объективно и по существу остаются приспособительными. Мы мо­жем оценивать отеки, асцит, аритмию и т. д. как выра­жение недостаточности приспособительных, процессов. Однако из этого не следует, что эти процессы объектив­но исчезли или что они «превратились» в особые, патологические. Правильнее допустить возникновение но­вых комбинаций физиологических процессов, всю широту которых можно познать только в особых условиях, привычно обозначаемых нами как патологические. «Новые и более тонкие связи органов можно познать только при патологических условиях» ¹. Вряд ли в «па­тологических условиях» следует видеть что-то принци­пиально отличное. Это все та же физиология, которую невозможно втиснуть в рамки придуманной «нормаль­ной» физиологии. Ведь все патологическое — это те же закономерные биологические «регуляторно обусловлен­ные» процессы, и в. органической жизни нет других регу-

ляторных процессов, кроме приспособительных, пусть это будет во время предагонального или атонального периода, в конце которого стоит смерть, т. е. опять же по существу физиологическое явление. Ведь и агония — это агонирующее приспособление. Из агонии и даже по наступлении клинической смерти человека можно вер­нуть к жизни. Это говорит о чрезвычайной устойчивости основных приспособительных механизмов, гарантирую­щих самосохранение. Человеку можно на несколько ми­нут остановить сердце, человека можно подвергнуть гибернации и притом безнаказанно.

^{________________________________________________________}

¹ И. П. Павлов. Полное собрание сочинений, 1951, 11, 2, 262, 263...

______________________________

 

Все это очень напоминает анабиоз как замечатель­ное приспособление в борьбе за жизнь, как «способ­ность организмов переносить остановку всех физиологи­ческих процессов или крайнее их замедление и возвра­щаться к нормальной деятельности»¹.

Экспериментальная практика полна доказательств тех же положений. Можно, например, удалить главней­ший для приспособительных актов «орган» условных рефлексов, а именно большие полушария, и животное продолжает жить, а со временем даже вырабатывает некоторые условные рефлексы.

Можно животному (самке) удалить весь нервный аппарат матки и все же при этом не нарушить ход беременности и родов. Обезглавленная лягушка теряет способность к действиям, но не к движениям, притом целесообразным, приспособительным.

Нет никакой надобности прибегать к гипотезе «прев­ращения» физиологии в патологию, оперируя категория­ми количества и качества. Биологический аспект дела­ет физиологическим рождение и смерть, болезнь и здо­ровье. Процесс родов сопровождается мучительными бо­лями, обусловленными приспособлением родовых пу­тей. В процессе этого приспособления у роженицы воз­никают те или иные надрывы, у новорожденного — «головная опухоль»; иногда кефалогематома, нередко разрывы твердой мозговой оболочки. Формально и в плане медицинской практики это патология. В плане биологическом это закономерность, т. е. все та же фи­зиология, объем которой невозможно постигнуть в рамках чисто физиологического опыта.

^{________________________________________________}

¹ П. Ю. Шмидт. Анабиоз, 1955.

___________________________

 

Именно нозология и патология, т.e. все, что харак­теризует жизнь, протекающую в патологических услови­ях, расширяет предметное содержание физиологии как биологической, а не просто медицинской дисциплины.

Пора вертикальному расчленению биологических дис­циплин (физиология, патология, морфология, биохимия и т. д.) противопоставить действенные горизонтальные связи, т.. е. объединяющие принципы мышления. В са­мом деле, воспаление, регенерация, гипертрофия и другие явления зафиксированы в наших учебниках по патологии. Но, разумеется, в принципе все это физиологические, т. е. биологические (приспособительные), реакции жизненно важного значения. -

От воспаления, как известно, страдают и умирают многие люди, но это не мешает виду homo sapiens, как и всем млекопитающим, бороться за существование во внешней среде благодаря и с помощью воспаления. Это значит, что воспаление вовсе не «дистрофический про­цесс» и не просто «нарушение деятельности», как думал врач Цельсий (его functio laesa). Это формальная, узкомедицинская и по существу неверная трактовка явлений. Биологически воспаление — это особая деятельность поврежденной части, основанная на законах противодействия и самосохранения (Н. И. Пирогов), это «нормальное отправление» организма (он же), его «спасительная» реакция (И. И. Мечников). Так же смот­рели на воспаление А. Д. Максимов, А. А. Заварзин, Дж. Гентер (Hunter) и др.

Из изложенного следует, что вопрос о сущности яв­лений, наблюдаемых в клинической практике, не может ни ставиться, ни решаться с позиций практической ме­дицины, где субъективные переживания накладывают такой сильный отпечаток на наши суждения.

Возьмем другой пример — регенерацию. Уже давно эта проблема поделена между биологами, изучающими «физиологическую» регенерацию, и патологами, изу­чающими «патологическую», или так называемую репаративную, регенерацию. Крайняя искусственность тако­го деления явствует уже из того непреложного факта, что все виды репаративной регенерации (заживление под струпом, первичное натяжение, вторичное натяжение) представляют собой элементарные условия жизни; поскольку травматические воздействия и другие нарушения целости тканей сопровождают человека на про­тяжении всей его жизни, начиная со дня рождения (родовая травма). Организм млекопитающих, в частно­сти человека, выработал в процессе, эволюции указанные формы регенерации, отвечающие характеру и сте­пени повреждения.

Травма и противотравматические структуры, трав­ма и специфические, местные и общие реакции на нее обменного, гормонального и рефлекторного порядка — все это иллюстрирует подлинное единство травмы, вос­паления и регенерации. Это единство и лежит, в основе того, что жизнь отдельной особи и жизнь вида находят себе обеспечение.

В этом аспекте должен решаться вопрос и о таком сложном регенеративном процессе, как вторичное натя­жение, протекающее с нагноением ран и участием мик­рофлоры. Постоянное и тесное общение человека с ми­ром микробов создало относительную безопасность даже тяжелых травм, сопровождаемых обширным и грубым разрушением ткани. Эти травмы, как правило, не колеблют естественный иммунитет человека ни к микробам, обитающим на теле, ни к подавляющей мас­се микробов внешней среды. «Очищение» раны от всего мертвого, чужеродного, т. е. от всего того, что не может быть освоено во внутренней среде организма, происхо­дит с участием не только мощных протеолитических систем собственных клеток организма, главным образом лейкоцитов, но и с помощью не менее мощных фермент­ных систем разнообразных микроорганизмов, приспо­собленных к вегетации на мертвом органическом субст­рате и могущих расщеплять этот субстрат. Сочетание «интересов» раненого организма «интересов» микро­организмов внешней среды в процессе вторичного, т. е. биологического очищения раны; находит естественно­научное обоснование в положении о единстве организ­ма и среды.

Только бактериофобия могла «превратить» заживле­ние через нагноение в пресловутую «гнойную инфекцию» с соответствующими аксессуарами, смысл и значение которых сводится к «попаданию» в рану «вирулентных» микробов. Тут и отождествление сапрофитизма с инфек­цией, тут и фактическое отрицание одного из важнейших принципов регенерации — вторичного натяжения.

На примере воспаления и регенерации легко убе­диться, что это не какие-то особые «патологические» процессы, а, это все те же нормологические, биологиче­ские процессы глубокого приспособительного значения, Ниже мы эти примеры умножим, оперируя нозологиче­скими формами.

«Патология» — это термин, рожденный интроспек­тивными субъективными представлениями о болезнях. Биологический аспект объединяет физиологию и пато­логию в пределах одного и того же качества. Это каче­ство — приспособление как основа жизни.

«Здоровье и болезненное состояние — это лишь раз­личные проявления одного и того же жизненного про­цесса» (В. В. Подвысоцкий). Таков смысл и павловского учения. Таковы были взгляды Клода Бернара, Вирхова, Пирогова, Гамалеи и многих других.

Попробуем раскрыть более конкретно реальные свя­зи болезней человека с его деятельностью, учитывая сказанное об органической связи этой деятельности и всей экологии человека с приспособительными физиологическими актами. Такая попытка, разумеется, может носить лишь самый общий характер, поскольку прямых связей между экологией и нозологией человека мы еще не знаем, хотя опыт столетий подсказывает ряд относя­щихся сюда соображений.

Болезни человека, понимаемые абстрактно (как но­зологические формы) вообще не служили объектом биологического, естественноисторического анализа, и если автор делает попытку дать такой анализ, то скорее исходя из желания возбудить у исследователей интерес к биологическому аспекту нозологических форм в плане их экологической приспособительной обусловлен­ности.

Автора побуждает к развитию этого аспекта и то непонимание, которое еще продолжает существовать среди работников медицины в отношении принципиаль­ного отличия форм мышления — медицинского и биоло­гического. По сути дела речь идет даже не о формах, а об уровнях мышления. Оба уровня необходимы. Од­нако полнота научного знания и понимания явлений природы не может быть обеспечена в отрыве от общебиологических представлений. Только последние делают медицину наукой о человеке,

Мы всемерно заботимся о развитии у врача меди­цинского (клинического) мышления, однако не уделяем должного внимания особенностям такого мышления; видя его достоинства, не отдаем отчета в его недос­татках.

Медицина — это прежде всего наука, т. е. теории и гипотезы, которые, как и во всех других разделах науки, кладутся в основу практики. Следовательно, медицинская практика должна основываться на науч­но-теоретических данных, проверяя, обогащая и развивая их. Медицинская практика, лишенная указанного основания, становится просто частной практикой или профессиональной деятельностью¹. Эмпиризм и здравый смысл расширяют нашу деятельность, наш опыт, общий круг знаний и умений, наши технические приемы, однако не влияя существенно и творчески на теоретические основы этих знаний.

Медицинское мышление, основывающееся на профес­сиональной деятельности, остается в рамках професси­онального мышления, подразумевающего определенный круг знаний, направленных на распознавание болезней, их лечение и предупреждение. Эти знания и умения в практике жизни, в процессе профессиональной специа­лизации сводятся к освоению какой-то, иногда очень ограниченной области медицины. Специализация в ме­дицине и сейчас остается наиболее яркой тенденцией, приведшей фактически к превращению мышления об­щего врача в профессиональное мышление врача-спе­циалиста.

Круг интересов и идей, знаний и умений по мере специализации все более суживался; правда, техника исследования, диагностики, лечения совершенствова­лись, достигли в настоящее время высоких степеней, став даже чем-то самодовлеющим. Это и есть техни­цизм, подменяющий мышление.

Такова история не только медицины.

История является фактором, объективно отражаю­щим всякое развитие, в том числе и развитие знаний.

^{____________________________________________________________}

¹ Отличие практики (как одного из основных философских понятий) от деятельности (не являющейся таким понятием) столь же необходимо, как отличие деятельности от простого движения, т. е. элементарного физиологического акта, не требующего даже сознания.

_____________________________________

 

 

Но история учит и другому: упадок или отсутствие принципиальных, т. е. естественнонаучных обоснований и теоретических обобщений в науке, неизменно порож­дает ee кризис, в том числе и кризис, застой практики. Практика, с одной стороны, служит точкой отправления для научных, обобщений. Но, с другой стороны, — и это наиболее важная, творческая сторона практики — она способствует развертыванию этих обобщений в научные теории, которые и ложатся в основу новых, более высоких уровней практики..

Возьмем к примеру историю борьбы с таким стра­данием, как аппендицит.

В Москве ежегодно удаляется около 30 000 отрост­ков: по поводу диагноза «аппендицит». Однако около одной трети удаленных отростков при гистологическом исследовании оказываются нормальными. Если 10 000 (отростков) умножить на 10 (дни пребывания на койке), то получится 100 000 койко-дней или в перерасчете на материальные расходы государства — около 1 млн. руб­лей, а в перерасчете на трудопотери— около 1 млн. рабочих дней (учитывая отпуск по болезни). Такова дань, которую платит государство, общество, семья за несовершенство знаний при большом совершенстве умения, т. е. техники операции аппендэктомии¹.

Перед нами пример того, как медицинская практика по лечению аппендицита (о профилактике страдания пока вообще говорить не приходится) фактически превратилась в техническую деятельность. Это произошло именно потому, что за этой деятельностью не скрыва­ется, подлинно научных знаний по существу как истин­ного аппендицита, аппендикопатий, так и всей той аморфной массы псевдоаппендицитов, которая вообще не имеет к червеобразному отростку никакого отношения. Нет ответа и на основной вопрос — что такое черве­образный отросток в функциональном отношении.

Здесь же мы имеем пример того, как практика, вер­нее профессиональная деятельность, оторванная от теоретических основ предмета (за отсутствием этих основ), сама по себе не может раскрыть эти основы.

^{_____________________________________________________}

¹ Автор не уточняет ряда данных, связанных с аппендэктомией, как-то: регионарный или общий перитонит, смерть от него, спа­ечные процессы, ведущие к инвалидности, илеоцекальные дискинезии, остающиеся после операции, и т. п.

_____________________________________

 

Отсюда и вывод: теоретическая: разработка проблемы аппендицита, как и других медицинских проблем, еще не достигла того уровня, который мог бы правильно ориентировать практику.

Всякий процесс познания идет от частного, единич­ного к общему. В то же время это общее совершенно необходимо для углубленного познания частного. Про­фессиональное мышление может замыкаться в рамках профессиональных специальных знаний и умений. Однако рано или поздно замкнутость дает о себе знать, как и всякий отрыв практики от теории или теории от прак­тики.

Медицинское мышление, основанное на здравом смысле и пользе, не опирающееся в своем развитии на общие законы, развития человека и человечества, на естественноисторические, социальные и биологиче­ские основы здоровья и болезней, перестает быть мыш­лением, оплодотворяющим практику. Столяр как про­фессионал, как техник и знаток своего дела, разумеется, не нуждается в знании законов физики и физиологии, которые, лежат в основе его собственных движений, движений топора, рубанка, стамески и долота. Профес­сиональное мышление работника пожарной команды также не требует знания открытий Лавуазье, т. е. хи­мического закона горения. Близко к этому стоит и врач с чисто профессиональным мышлением и навыками.

Можно бы в оправдание сказать, что мы живем в такое время, когда с помощью техники можно решать все большее количество задач, в том числе и в медици­не. Больше того, мы находимся на пороге раскрытия физико-химических и кибернетических систем внутри клеток, а также в деятельности мозга¹. Если одной из главных целей кибернетики является исследование пу­тей и способов воспроизведения в технике принципов функционирования живых систем, принципов природных, и, очевидно, наиболее экономных и эффективных, то очевидно, что и медицина не могла остаться в стороне от этих тенденций современной науки и техники. И все же из этого не следует, чтобы техника итехницизм опережали, тем более подменяли мышление, которое

^{______________________________________________________________}

¹ «Не может быть никакого сомнения в возможности и целе­сообразности построения физических моделей мозга», не без увле­чения пишет П. В. Копнин (Вопросы. философий, 1961. 2):

_____________________________________

 

 

само по себе может руководить опытом и даже иногда его опережать. К тому же не техника, а толь­ко правильное мышление сможет преодолеть «сопро­тивление материалов и традиций» (А. М. Горь­кий), особенно последних, поскольку они задерживают общее развитие медицины.

Только естественнонаучное, биологическое мышление, философский анализ явлений гарантируют подлинный прогресс тех или иных специальных знаний в области медицины. Едва ли не самое центральное место в теории медицины занимает идея компенсации приспособления.

Рассмотрим с этих позиций некоторые заболева­ния человека.