КАК ЧЕЛОВЕК ПТИЧКАМ ПЕСНЮ ВЕРНУЛ




МУЗЫКА-КУДЕСНИЦА

Сказки о музыке

Издание вто­рое

 

Москва «Му­зы­ка» 1987

 

Составила И. То­лок

 

 

ПАСТУШЬЯ ДУ­ДОЧ­КА

Рус­ская сказ­ка

 

Жили в од­ном се­ле ста­рик да ста­ру­ха, бед­ные-пре­бед­ные, и был у них сын Ива­нуш­ка. С ма­лых лет лю­бил он на ду­доч­ке иг­рать. И так-то он хо­ро­шо иг­рал, что все слу­ша­ли - нас­лу­шать­ся не мог­ли. За­иг­ра­ет Ива­нуш­ка грус­т­ную пес­ню - все при­го­рю­нят­ся, у всех сле­зы ка­тят­ся. За­иг­ра­ет пля­со­вую - все в пляс идут, удер­жать­ся не мо­гут.

Подрос Ива­нуш­ка и го­во­рит от­цу да ма­те­ри:

- Пойду я, ба­тюш­ка и ма­туш­ка, в ра­бот­ни­ки на­ни­мать­ся. Сколь­ко за­ра­бо­таю - все вам при­не­су.

Попрощался и по­шел.

Пришел в од­ну де­рев­ню - ник­то не на­ни­ма­ет. В дру­гую при­шел - и там ра­бот­ни­ки не нуж­ны. По­шел Ива­нуш­ка даль­ше.

Шел- шел и при­шел в даль­нее се­ло. Хо­дит от из­бы к из­бе, спра­ши­ва­ет:

- Не ну­жен ли ко­му ра­бот­ник? Вы­шел из од­ной из­бы му­жик и го­во­рит:

- Не най­мешь­ся ли ты овец пас­ти?

- Наймусь, де­ло не­хит­рое!

- Нехитрое оно, это так. Толь­ко у ме­ня та­кое ус­ло­вие: ес­ли хо­ро­шо пас­ти бу­дешь - двой­ное жа­ло­ванье зап­ла­чу. А ес­ли хоть од­ну овеч­ку из мо­его ста­да по­те­ря­ешь - ни­че­го не по­лу­чишь, про­го­ню без де­нег!

- Авось не по­те­ряю! - от­ве­ча­ет Ива­нуш­ка.

- То-то, смот­ри! Уго­во­ри­лись они.

И стал Ива­нуш­ка ста­до пас­ти.

Утром чуть свет уй­дет со дво­ра, а воз­в­ра­ща­ет­ся, ког­да сол­н­це ся­дет.

Как идет он с пас­т­би­ща, хо­зя­ин с хо­зяй­кой уже у во­рот сто­ят, овец счи­та­ют:

- Одна, две, три… де­сять… двад­цать… со­рок… пять­де­сят… Все ов­цы це­лы!

Так и ме­сяц про­шел, и дру­гой­, и тре­тий. Ско­ро на­до с пас­ту­хом рас­счи­ты­вать­ся, жа­ло­ванье ему пла­тить.

"Что это? - ду­ма­ет хо­зя­ин. - Как это пас­тух всех овец сбе­ре­га­ет? В прош­лые го­ды всег­да ов­цы про­па­да­ли: то волк за­де­рет, то са­ми ку­да заб­ре­дут, по­те­ря­ют­ся… Нес­п­рос­та это. На­до под­с­мот­реть, что пас­тух на пас­т­би­ще де­ла­ет".

Под ут­ро, ког­да все еще спа­ли, взял хо­зя­ин ов­чин­ный ту­луп, вы­вер­нул его шер­с­тью на­ру­жу, на­пя­лил на се­бя и проб­рал­ся в хлев.

Стал сре­ди овец на чет­ве­рень­ки. Сто­ит, до­жи­да­ет­ся, ког­да пас­тух по­го­нит ста­до на пас­т­би­ще.

Как сол­ныш­ко взош­ло, Ива­нуш­ка под­нял­ся и пог­нал овец.

Заблеяли ов­цы и по­бе­жа­ли.

А хо­зя­ину хоть и труд­но, толь­ко он не от­с­та­ет, бе­жит вмес­те с ов­ца­ми, пок­ри­ки­ва­ет:

- Бя-бя-бя! Бя-бя-бя! А сам ду­ма­ет:

"Теперь- то я все уз­наю, вы­ве­даю!"

Думал он, что Ива­нуш­ка его не при­ме­тит. А Ива­нуш­ка зор­ким был, сра­зу его уви­дел, толь­ко ви­ду не по­дал - го­нит овец, а сам нет-нет и стег­нет их кну­том. Да все ме­тит пря­мо хо­зя­ина по спи­не!

Пригнал овец на опуш­ку ле­са, сел под кус­ток и стал кра­юш­ку же­вать.

Ходят ов­цы по по­лян­ке, щип­лют тра­ву.

А Ива­нуш­ка за ни­ми прис­мат­ри­ва­ет. Как уви­дит, что ка­кая ов­ца хо­чет в лес за­бе­жать, сей­час на ду­доч­ке за­иг­ра­ет. Все ов­цы к не­му и бе­гут.

А хо­зя­ин все на чет­ве­рень­ках хо­дит, го­ло­вой в зем­лю ты­чет­ся, буд­то тра­ву щип­лет.

Устал, уто­мил­ся, а по­ка­зать­ся стыд­но: рас­ска­жет пас­тух со­се­дям - сра­му не обе­решь­ся!

Как на­елись ов­цы, Ива­нуш­ка го­во­рит им:- Ну, сы­ты вы, до­воль­ны вы, те­перь и поп­ля­сать мож­но!

Да и за­иг­рал на ду­доч­ке пля­со­вую.

Принялись ов­цы ска­кать да пля­сать, ко­пыт­ца­ми пос­тукивать!

И хо­зя­ин ту­да же: хоть и не сыт и не до­во­лен, а выс­ко­чил из се­ре­ди­ны ста­да и да­вай пля­сать впри­сяд­ку. Пля­шет, пля­шет, но­га­ми раз­ные шту­ки вы­де­лы­ва­ет, удер­жать­ся не мо­жет!

Иванушка все быс­т­рее да быс­т­рее иг­ра­ет.

А за ним и ов­цы быс­т­рее и хо­зя­ин быс­т­рее.

Уморился хо­зя­ин. Пот с не­го гра­дом так и ка­тит­ся. Крас­ный весь, во­ло­сы рас­т­ре­па­лись…

Не вы­дер­жал он, зак­ри­чал:

- Ой, бат­рак, пе­рес­тань ты иг­рать! Мо­чи мо­ей боль­ше нет!

А Ива­нуш­ка буд­то не слы­шит - иг­ра­ет да иг­ра­ет! Ос­та­но­вил­ся он на­ко­нец и го­во­рит:

- Ой, хо­зя­ин! Ты ли это?

- Да как же ты сю­да по­пал?

- Да так, заб­рел нев­з­на­чай­…

- А ту­луп за­чем на­дел?

- Да хо­лод­но с ут­ра по­ка­за­лось… А сам за кус­ты, да и был та­ков. Прип­лел­ся до­мой и го­во­рит же­не:

- Ну, же­на, на­до нам пос­ко­рее бат­ра­ка вып­ро­во­дить по­доб­ру-поз­до­ро­ву, на­до ему жа­ло­ванье от­дать…

- Что так? Ни­ко­му ни­ког­да не от­да­ва­ли, а ему вдруг от­да­дим…

- Нельзя не от­дать. Он так нас ос­ра­мит, что и лю­дям не смо­жем по­ка­зать­ся.

И рас­ска­зал ей, как пас­тух зас­та­вил его пля­сать, чуть до смер­ти не умо­рил.

Выслушала хо­зяй­ка и го­во­рит:

- Настоящий ты ду­рень! Нуж­но же те­бе бы­ло пля­сать! Ме­ня-то он под свою дуд­ку пля­сать не зас­та­вит! Как при­дет, ве­лю ему иг­рать. Пос­мот­ришь, что бу­дет.

Стал хо­зя­ин про­сить же­ну:

- Коли ты та­кое де­ло за­те­яла, по­са­ди ме­ня в сун­дук да при­вя­жи на чер­да­ке за пе­рек­ла­ди­ну, чтоб мне вмес­те с то­бой не зап­ля­сать… Бу­дет с ме­ня! Нап­ля­сал­ся я ут­ром, чуть жив хо­жу.

Хозяйка так и сде­ла­ла.

Посадила му­жа в боль­шой сун­дук и при­вя­за­ла на чер­даке за пе­рек­ла­ди­ну. А са­ма ждет не дож­дет­ся, ког­да вер­нет­ся бат­рак с по­ля.

Вечером, толь­ко Ива­нуш­ка приг­нал ста­до, хо­зяй­ка и го­во­рит ему:

- Правда ли, что у те­бя та­кая дуд­ка есть, под ко­то­рую все пля­шут?

- Правда.

- Ну-ка по­иг­рай­! Ес­ли я зап­ля­шу - от­да­дим те­бе жа­ло­ванье, а не зап­ля­шу - так про­го­ним!

- Хорошо, - го­во­рит Ива­нуш­ка, - будь по-тво­ему! Вы­нул он ду­доч­ку и стал пля­со­вую на­иг­ры­вать.

А хо­зяй­ка в это вре­мя тес­то ме­си­ла. Не удер­жа­лась она и пош­ла пля­сать. Пля­шет, а са­ма пе­ре­ва­ли­ва­ет тес­то с ру­ки на ру­ку.

А Ива­нуш­ка все быс­т­рее да быс­т­рее, все гром­че да гром­че иг­ра­ет.

И хо­зяй­ка все быс­т­рее да быс­т­рее пля­шет.

Услыхал ду­доч­ку и хо­зя­ин на чер­да­ке.

Стал он в сво­ем сун­ду­ке ру­ка­ми да но­га­ми ше­ве­лить, поп­ля­сы­вать. Да тес­но ему там, все го­ло­вой о крыш­ку сту­ка­ет­ся.

Возился, во­зил­ся да и сор­вал­ся с пе­рек­ла­ди­ны вмес­те с сун­ду­ком.

Прошиб го­ло­вой крыш­ку, выс­ко­чил из сун­ду­ка и да­вай по чер­да­ку впри­сяд­ку пля­сать!

С чер­да­ка ска­тил­ся, в из­бу вва­лил­ся. Да­вай там вмес­те с же­ной пля­сать, ру­ка­ми да но­га­ми раз­ма­хи­вать!

А Ива­нуш­ка вы­шел на кры­леч­ко, сел на сту­пень­ку, все иг­ра­ет, не умол­ка­ет.

Хозяин с хо­зяй­кой за ним на двор выс­ко­чи­ли и да­вай пля­сать да ска­кать пе­ред крыль­цом.

Устали оба, еле ды­шат, а ос­та­но­вить­ся не мо­гут.

А гля­дя на них, и ку­ры зап­ля­са­ли, и ов­цы, и ко­ро­вы, и со­ба­ка у буд­ки.

Тут Ива­нуш­ка встал с крыль­ца да, на­иг­ры­вая, к во­ро­там по­шел.

А за ним и все по­тя­ну­лись.

Видит хо­зяй­ка - де­ло пло­хо. Ста­ла уп­ра­ши­вать Ива­нуш­ку:

- Ой, бат­рак, пе­рес­тань, не иг­рай боль­ше! Не вы­хо­ди со дво­ра! Не по­зорь пе­ред людь­ми! По-чес­т­но­му с то­бой рас­счи­та­ем­ся! По уго­во­ру жа­ло­ванье от­да­дим!

- Ну нет! - го­во­рит Ива­нуш­ка. - Пусть на вас доб­рые лю­ди пос­мот­рят, пусть пос­ме­ют­ся!

Вышел он за во­ро­та - еще гром­че за­иг­рал.

А хо­зя­ин с хо­зяй­кой со все­ми ко­ро­ва­ми, ов­ца­ми да ку­ра­ми еще быс­т­рее зап­ля­са­ли. И кру­тят­ся, и вер­тят­ся, и при­се­да­ют, и под­п­ры­ги­ва­ют!

Сбежалась тут вся де­рев­ня - ста­рые и ма­лые, сме­ют­ся, паль­ца­ми по­ка­зы­ва­ют…

До са­мо­го ве­че­ра иг­рал Ива­нуш­ка.

А ут­ром по­лу­чил он свое жа­ло­ванье и ушел к от­цу, к ма­те­ри.

А хо­зя­ин с хо­зяй­кой в из­бу спря­та­лись. Си­дят и по­ка­зать­ся лю­дям на гла­за не сме­ют.

 

МУЗЫКА-ЧАРОДЕЙНИК

Белорусская сказ­ка

 

Жил на све­те па­рень. Пог­ля­деть на не­го, так ни­чем не при­мет­ный - и умом не быс­т­рый­, и в ра­бо­те не лов­кий­, а вот на ду­доч­ке или на чем дру­гом сыг­рать - ве­ли­кий был мас­тер. За то и проз­ва­ли его лю­ди - Му­зы­ка, а про нас­то­ящее его имя, от­цом-ма­терью дан­ное, сов­сем по­за­бы­ли.

Еще ког­да ма­лым хлоп­чи­ком он был, пош­лют его во­лов пас­ти, а он смас­те­рит се­бе из ло­зы ду­доч­ку да так за­иг­ра­ет, что во­лы и те зас­лу­ша­ют­ся - раз­ве­сят уши и сто­ят, точ­но их кто окол­до­вал.

А то пой­дет Му­зы­ка в ноч­ное. На дво­ре ле­то, но­чи теп­лые, па­рит. При­ве­дут хлоп­цы и дев­ки ко­ней на луг, пля­шут, сме­ют­ся, пес­ни по­ют. Ве­до­мо, мо­ло­дость! Ей всег­да ве­се­ло!

А Му­зы­ка как за­иг­ра­ет на сво­ей ду­доч­ке, все ра­зом при­тих­нут. И сда­ет­ся, слов­но ка­кая сла­дость в сер­д­це вхо­дит, слов­но ка­кая си­ла под­х­ва­ты­ва­ет - и не­сет, все вы­ше и вы­ше, к яс­ным зорь­кам, в чис­тое не­бо, в чис­тое си­нее ши­ро­кое не­бо. Си­дят пар­ни и дев­ки ти­хо-пре­ти­хо.

Сидят и слу­ша­ют. И ведь всю бы жизнь так си­де­ли, всё бы слу­ша­ли, как Му­зы­ка иг­ра­ет!

Вот за­мол­чит он. Ник­то во­рох­нуть­ся не сме­ет, как бы толь­ко го­лос тот не спуг­нуть, что по­ет, рас­сы­па­ет­ся по лу­гам и дуб­ра­вам, по зем­ле сте­лет­ся, в не­бе зве­нит. Все пта­хилес­ные при­мол­к­нут. Уж на что ля­гуш­ки бол­т­ли­вы, так да­же они за­мол­чат, вы­ле­зут из сво­его бо­ло­та и си­дят на коч­ках, слов­но не­жи­вые.

А то вдруг за­иг­ра­ет Му­зы­ка про­тяж­но, жа­лос­т­ли­во. Зап­ла­чут тог­да и лес, и дуб­ра­ва, от­ку­да ни возь­мись, туч­ки на­бе­гут, с не­ба сле­зы поль­ют­ся. Идут му­жи­ки и ба­бы до­мой - пос­ле це­ло­го-то дня ра­бо­ты, - зас­лы­шат ту му­зы­ку и ос­та­но­вят­ся. И уж та­кая раз­бе­рет их жа­лость, что да­же му­жи­ки - ста­рые, бо­ро­да­тые, - и те в го­лос зап­ла­чут, буд­то пла­каль­щи­цы над по­кой­ни­ком.

А Му­зы­ка тем ча­сом возь­ми да свер­ни от жа­лос­т­ли­во­го на ве­се­лое. Что тут сде­ла­ет­ся! Поб­ро­са­ют все свои ко­сы и ви­лы, граб­ли и бак­ла­ги, возь­мут­ся за бо­ка и да­вай пля­сать. Пля­шут ста­ри­ки, пля­шут ма­лые де­ти, пля­шут ко­ни, пля­шут дуб­ра­вы, пля­шут зорь­ки, пля­шут туч­ки - все пля­шет, все сме­ет­ся! Вот ка­кой был Му­зы­ка-ча­ро­дей­ник! Что за­хо­чет, то с сер­д­цем и сде­ла­ет.

А ког­да под­рос Му­зы­ка, смас­те­рил он се­бе скрип­ку и по­шел бро­дить по бе­лу све­ту, те­шить лю­дей. Хо­дит он по де­рев­ням и се­лам, иг­ра­ет на сво­ей скри­поч­ке, и кто его ни ус­лы­шит, вся­кий в дом к се­бе по­зо­вет, на­по­ит, на­кор­мит да еще на до­ро­гу что-ни­будь даст.

Так и жил бы се­бе Му­зы­ка, да на бе­ду в тех мес­тах чер­тей бы­ло ви­ди­мо-не­ви­ди­мо. В каж­дом бо­ло­те во­ди­лись, в каж­дом ов­раж­ке. И ни­ко­му от этой не­чис­ти про­хо­ду не бы­ло. Ви­дят чер­ти, что ку­да Му­зы­ка ни при­дет, где на сво­ей скри­поч­ке ни сыг­ра­ет, там лю­ди в ми­ре жи­вут, - и нев­з­лю­би­ли они его. На то ведь и чер­ти! Им жизнь не в жизнь, ес­ли лю­дей не пе­рес­со­рят.

Вот раз как-то шел Му­зы­ка ле­сом, а чер­ти его и выс­ле­ди­ли.

- Уж те­перь-то, - го­во­рят, - мы его из­ве­дем. - И нас­ла­ли они на не­го две­над­цать вол­ков.

Вышли вол­ки на до­ро­гу, сто­ят, зу­ба­ми ляс­ка­ют, во все гла­за на Му­зы­ку смот­рят. А гла­за-то у них круг­лые, что твои лу­кош­ки, и точ­но го­ря­чие уголья го­рят.

Остановился Му­зы­ка. Нет у не­го в ру­ках ни­че­го, чем бы от вол­ков за­щи­тить­ся, толь­ко скрип­ка в ме­шоч­ке. Что тут де­лать? Что при­ду­мать? Ви­дит Му­зы­ка - при­шел ему ко­нец. Дос­тал он тут из ме­шоч­ка свою скри­поч­ку, что­бы на­пос­ле­док еще хоть ра­зок по­иг­рать, прис­ло­нил­ся к де­ре­ву и на­чал во­дить смыч­ком по стру­нам. Что жи­вая за­го­во­ри­ла скрип­ка! При­та­ил­ся лес, лис­т­ком не ше­лох­нет. А вол­ки, как ра­зи­ну­ли пас­ти, так слов­но и ока­ме­не­ли. Сто­ят, слушают Му­зы­ку, а сле­зы из вол­чь­их глаз са­ми со­бой те­кут.

Вот пе­рес­тал Му­зы­ка иг­рать, опус­тил свою скри­поч­ку, к смер­ти при­го­то­вил­ся. Вдруг ви­дит: по­вер­ну­ли вол­ки в тем­ный лес. Го­ло­вы по­ве­си­ли, хвос­ты под­жа­ли, кто ку­да раз­б­ре­да­ют­ся. Об­ра­до­вал­ся Му­зы­ка. Даль­ше сво­ей до­ро­гой по­шел. Шел-шел и до­шел до ре­ки.

Солнышко уже за лес за­ка­ти­лось, толь­ко са­мые вер­хуш­ки сво­ими лу­ча­ми тро­га­ет, буд­то зо­ло­том их вы­зо­ла­чи­ва­ет. Боль­но хо­ро­ший ве­чер! Сел Му­зы­ка на при­гор­ке, дос­тал свою скри­поч­ку и за­иг­рал, да так лад­но, так ве­се­ло, что и не­бо, и во­да, и зем­ля - все в пляс пус­ти­лось. Сам во­дя­ной не утер­пел. Как на­чал он по дну ре­ки ска­кать да раз­ные ко­лен­ца вы­ки­ды­вать! За­бур­ли­ли, за­ки­пе­ли клю­чом вол­ны, вып­лес­ну­лась ре­ка из бе­ре­гов и пош­ла все кру­гом за­ли­вать. Вот уже к са­мо­му ле­су под­с­ту­па­ет, всю опуш­ку за­то­пи­ла. А на опуш­ке как раз чер­ти соб­ра­лись - по­мин­ки по Му­зы­ке справ­лять. Ну и на­тер­пе­лись же они стра­ху! Ед­ва жи­вые из во­ды по­выс­ка­ки­ва­ли.

"Это что за на­пасть та­кая?" - ду­ма­ют. Пог­ля­де­ли ту­да-сю­да, что за ди­во! Си­дит на при­гор­ке Му­зы­ка це­лый­, нев­ре­ди­мый и на сво­ей скри­поч­ке на­иг­ры­ва­ет.

- Да что же это та­кое! - пла­чут чер­ти. - И вол­ков он за­во­ро­жил! Как же его сгу­бить? Житья от не­го нет!

А Му­зы­ка уви­дел, что во­дя­ной на ра­дос­тях уже де­рев­ню то­пить хо­чет, и не стал боль­ше иг­рать. Спря­тал свою скри­поч­ку в ме­шо­чек и по­шел даль­ше. Да не ус­пел де­ся­ти ша­гов отой­ти, встре­ча­ют­ся ему на до­ро­ге два па­ны­ча.

- Послушай, Му­зы­ка, - го­во­рят ему те па­ны­чи, - сде­лай ми­лость, по­иг­рай нам на ве­че­рин­ке. Уж мы те­бе все­го да­дим, че­го ни за­хо­чешь, и на­по­им, и на­кор­мим, и спать уло­жим.

Подумал, по­ду­мал Му­зы­ка - но­че­вать ему нег­де, гро­шей не­ту, и по­шел с ни­ми. При­ве­ли па­ны­чи Му­зы­ку в бо­га­тый дом. Смот­рит он, а там на­ро­ду ви­ди­мо-не­ви­ди­мо. Вы­та­щил Му­зы­ка свою скри­поч­ку, при­го­то­вил­ся иг­рать. А гос­тей все боль­ше и боль­ше на­би­ва­ет­ся. И кто ни при­дет - спер­ва к сто­лу под­бе­жит, об­мак­нет па­лец в мис­ку и пот­рет се­бе гла­за. Чуд­но Му­зы­ке. "Дай, - ду­ма­ет, - и я поп­ро­бую". Су­нул он па­лец в мис­ку и чуть толь­ко тро­нул гла­за, та­кое уви­дел, что дух у не­го зах­ва­ти­ло! Па­нов и па­но­чек слов­но и не бы­ва­ло, а вок­руг не­го сну­ют са­мые нас­то­ящие черти и ведь­мы. И дом-то вов­се не дом, а са­мо чер­то­во пек­ло!

"Ну, - думает Му­зы­ка, - по­иг­раю же я, на сла­ву по­иг­раю, что­бы им, чер­тям, жар­ко ста­ло!" На­чал он на­иг­ры­вать на сво­ей скри­поч­ке. Ми­ну­ты не прош­ло - все вих­рем зак­ру­жи­лось. Сто­лы-стулья впри­сяд­ку пош­ли, за ни­ми ок­на с мес­та сор­ва­лись, две­ри с пе­тель сня­лись, а сте­ны так хо­ду­ном и за­хо­ди­ли. Да и где же ус­то­ять под та­кую му­зы­ку! Ни один гвоз­дик на мес­те не удер­жал­ся, все пек­ло в щеп­ки раз­ле­те­лось. А чер­ти - ку­выр­ком да ко­ле­сом, - вприп­рыж­ку да вприс­коч­ку раз­бе­жа­лись кто ку­да.

С той по­ры, бо­ят­ся чер­ти Му­зы­ку, боль­ше не цеп­ля­ют­ся к не­му. А он хо­дит се­бе по све­ту, доб­рых лю­дей ве­се­лит да те­шит, ли­хих - без но­жа по сер­д­цу ре­жет.

 

МАТТИ-ВЕСЕЛЬЧАК

Карельская сказ­ка

 

Жили ста­рик со ста­ру­хой. Бы­ло у них два сы­на.

Старшего зва­ли Той­во-не­улыба. Хо­ро­ший он был, ра­бо­тя­щий­, толь­ко уж очень хму­рый. Ни­ког­да не зас­ме­ет­ся, ни­ког­да не за­по­ет, од­но зна­ет - труб­ку ку­рит, пых­тит. Ры­бу на озе­ре ло­вит - мол­чит, сос­ну в ле­су ру­бит - мол­чит, лы­жи мас­те­рит - мол­чит.

Вот он ка­кой был, Той­во-не­улы­ба!

А млад­ше­го зва­ли Мат­ти-весель­чак. Хо­ро­ший он был парень - пес­ни по­ет, раз­го­ва­ри­ва­ет - ве­се­ло смеет­ся.

Умел он и на кан­те­ле* иг­рать. Как нач­нет стру­ны пе­ре­би­рать, как за­иг­ра­ет пля­со­вую - ник­то на мес­те не ус­то­ит, са­ми со­бой но­ги в пляс идут.

Вот он ка­кой был, Мат­ти-ве­сель­чак!

Поехал раз Той­во-не­улы­ба в лес по дро­ва. От­вел са­ни в сто­рон­ку, за­ку­рил тру­боч­ку, выб­рал сос­ну хо­ро­шую и да­вай ру­бить.

Пошел по ле­су стук да треск.

А воз­ле той сос­ны мед­вежья бер­ло­га бы­ла.

Проснулся хо­зя­ин-мед­ведь:

- Это кто сту­чит, мне спать не да­ет?

Вылез из бер­ло­ги, гля­дит: па­рень работает, сос­ну ру­бит, щеп­ки из-под то­по­ра во все сто­ро­ны ле­тят.

Ух, рас­сер­дил­ся мед­ведь!

* Кан­те­ле - на­род­ный му­зы­каль­ный щип­ко­вый ин­с­т­ру­мент Ка­ре­лии.

- Ты за­чем в мо­ем ле­су сту­чишь, спать мне не да­ешь? За­чем ку­ришь-ды­мишь? Уби­рай­ся вон!

Да как хва­тит Той­во ла­пой. У то­го толь­ко кур­т­ка зат­ре­ща­ла.

Выронил Той­во то­пор, по­ка­тил­ся по сне­гу, пе­ре­ку­выр­нул­ся да пря­мо в са­ни и сва­лил­ся. Ис­пу­га­лась ло­шадь, дер­ну­ла, и по­нес­лись са­ни по суг­ро­бам, по пням, по по­лям, да и вы­вез­ли Той­во из ле­су.

Вот оно как бы­ло!

Приехал Той­во-не­улы­ба до­мой - ни дров, ни то­по­ра, кур­т­ка ра­зор­ва­на и сам еле жив.

Ну да что по­де­ла­ешь! А дро­ва-то нуж­ны, печ­ку то­пить не­чем.

Вот по­ехал в лес Мат­ти-ве­сель­чак. Взял то­пор да кан­те­ле. Едет - иг­ра­ет и пес­ню по­ет.

Приезжает Мат­ти в лес и ви­дит: сто­ит сос­на, с од­но­го бо­ку над­руб­ле­на, а ря­дом на сне­гу то­пор ле­жит.

Эге, да здесь Той­во ру­бил!

Отвел са­ни в сто­рон­ку, под­нял то­пор, соб­рал­ся сос­ну ру­бить, да раз­ду­мал. Дай­-ка сна­ча­ла на кан­те­ле по­иг­раю - ве­се­лей ра­бо­та пой­дет!

Вот он ка­кой был, Мат­ти-ве­сель­чак!

Сел на пе­нек да и за­иг­рал. По­шел по ле­су звон. Прос­нул­ся хо­зя­ин-мед­ведь:

- Кто это зве­нит, мне уши ще­ко­чет?

Вылез из бер­ло­ги, ви­дит: па­рень на кан­те­ле иг­ра­ет, шап­ка на за­тыл­ке, ще­ки ру­мя­ные, гла­за ве­се­лые, а сам пес­ню по­ет.

Запросились у мед­ве­дя но­ги в пляс.

Заплясал мед­ведь, за­то­пал, за­ре­вел:

- Ух, ух, ух, ух!

Перестал Мат­ти иг­рать на кан­те­ле. Пе­ре­вел мед­ведь дух и го­во­рит:

- Эй, па­рень, на­учи ме­ня на кан­те­ле иг­рать. Вот бы мед­ве­жа­та мои зап­ля­са­ли!

- Можно, - го­во­рит Мат­ти-ве­сель­чак, - от­че­го не на­учить!

Сунул мед­ве­дю кан­те­ле в ла­пы. А у мед­ве­дя ла­пы тол­с­тые, бьет он по стру­нам, ох как ху­до иг­ра­ет!

- Нет, - го­во­рит Мат­ти, - пло­хо ты иг­ра­ешь. На­до те­бе ла­пы тонь­ше сде­лать.

Повел он мед­ве­дя к тол­с­той ели, рас­ще­пил ее то­по­ром и в щель клин вста­вил:

- Ну-ка, хо­зя­ин, сунь ла­пы да дер­жи, по­ка я не ска­жу. Су­нул мед­ведь ла­пы в щель, а Мат­ти то­по­ром по кли­ну как стук­нет! Вы­ле­тел клин - мед­ве­дю ла­пы-то и при­ще­ми­ло.

Заревел мед­ведь, а Мат­ти сме­ет­ся:

- Терпи, тер­пи, по­ка ла­пы тонь­ше не ста­нут. Без му­ки нет на­уки!

- Не хо­чу иг­рать! - ре­вет мед­ведь. - Ну те­бя с кан­те­ле тво­им, от­пус­ти ты ме­ня до­мой­!

- А бу­дешь лю­дей пу­гать? Бу­дешь из ле­су гнать?

- Не бу­ду, ре­вет мед­ведь, - толь­ко от­пус­ти!

Загнал Мат­ти клин в щель, вы­та­щил мед­ведь ла­пы и ско­рей в бер­ло­гу свою заб­рал­ся.

А Матти-весельчак наг­ру­зил пол­ные са­ни сос­но­вых дров, взял в ру­ки кан­те­ле и по­ехал из ле­су. Едет и пес­ню по­ет.

Вот он ка­кой­, Мат­ти-ве­сель­чак!

Стали с тех пор лю­ди без опас­ки в лес за дро­ва­ми ез­дить.

 

ВОЛШЕБНАЯ ДУД­КА

Бе­ло­рус­ская сказ­ка

 

Давно ли это бы­ло или не­дав­но, так ли бы­ло или не так - те­перь ник­то уж о том не зна­ет.

Ну, так рас­ска­жем вам то, что де­ды сво­им вну­кам рас­ска­зы­ва­ли, вну­ки - сво­им вну­кам. Ког­да-то жи­ли лю­ди в од­ной стра­не в ми­ре и сог­ла­сии. Зем­ли мно­го, всю­ду прос­тор­но - один дру­го­му не ме­шал, а слу­чит­ся с кем бе­да - друг дру­гу по­мо­га­ли, бе­ду одо­ле­ва­ли.

Да вот по­ва­дил­ся ле­тать от­ку­да-то в те края страш­ный­-прес­т­раш­ный змей. На­чал он ле­тать, люд­с­кое доб­ро за­би­рать, к се­бе в зме­ево ло­го­во тас­кать.

Натащил доб­ра - и де­вать не­ку­да! За­ду­мал он тог­да се­бе хо­ро­мы стро­ить. А сам ра­бо­тать не уме­ет да ле­нит­ся. Не при­вык змей ра­бо­тать. На­чал лю­дей он ло­вить, в свое, зме­ево ло­го­во но­сить.

Наловит лю­дей и зас­тав­ля­ет их стро­ить хо­ро­мы, глу­бо­ки­ми рва­ми их ока­пы­вать, вы­со­ки­ми на­сы­пя­ми об­сы­пать, гус­той ог­ра­дою ок­ру­жать. А сво­им слу­гам ве­лит лю­дей не жа­леть, бить и на­ка­зы­вать их.

Работают лю­ди на змея, день и ночь тру­дят­ся, свою горь­кую до­лю прок­ли­на­ют, преж­де вре­ме­ни уми­ра­ют.

А змей хва­та­ет все но­вых лю­дей. По­нас­т­ро­ил се­бе люд­с­ким тру­дом столь­ко хо­ром, что не счесть, про­ло­жил меж­ду ни­ми до­ро­ги, на­го­ро­дил ог­рад да час­то­ко­лов.

Пухнут лю­ди с го­ло­ду, мрут как му­хи. И чем даль­ше, тем ху­же: не­ту от змея спа­се­ния.

Но вот сос­та­рил­ся змей, ос­лаб и ле­жит, еле ды­шит, не мо­жет уже хва­тать лю­дей и тас­кать их доб­ро.

Тем вре­ме­нем зме­евы слу­ги са­ми па­на­ми за­де­ла­лись и на­ча­ли из зме­евых хо­ром рас­пол­зать­ся, за людь­ми го­нять­ся. И ста­ло лю­дям еще гор­ше от па­нов, чем от то­го змея. Ниг­де от них не ук­ро­ешь­ся: все цар­с­т­во за­по­ло­ни­ли.

А чтоб не быть на лю­дей по­хо­жи­ми, по­вы­ду­ма­ли се­бе па­ны раз­ные но­вые име­на да проз­ви­ща. Кто Вол­ком наз­вал­ся, кто Мед­ве­дем или дру­гим зве­рем, кто Кор­шу­ном, Во­ро­ной­, а кто де­ре­вом ка­ким-ни­будь. Прос­тых же лю­дей они те­перь ина­че как "быд­лом" не на­зы­ва­ли.

Служат лю­ди змею, слу­жат па­нам, пос­лед­нее от­да­ют, а са­ми в го­ло­де да хо­ло­де за ра­бо­тою све­та не ви­дят.

Вот так и жи­вут. Од­ни уми­ра­ют, дру­гие ро­дят­ся, а об­лег­че­ния нет ни­ка­ко­го. И ник­то не зна­ет, что де­лать, чтоб житье из­ме­нить.

И вот ро­дил­ся в том краю маль­чик. Был он та­кой сла­бень­кий - как сыз­маль­с­т­ва за­не­ду­жил, так и поп­ра­вить­ся ни­как не мо­жет. Та­кой вы­шел хи­лый­, что да­же па­ны его не тро­га­ют, на пан­щи­ну не го­нят: ни­ко­му он не нуж­ный.

Подрос он, во­шел в го­ды, а все с деть­ми иг­ра­ет, как ма­лень­кий. И проз­ва­ли его лю­ди Иван­кой­-прос­тач­ком.

Сидит Иван­ка-прос­та­чок зи­мой на пе­чи, иг­руш­ки из лу­чи­нок скла­ды­ва­ет, а ле­том пе­сок на за­ва­лин­ке пе­ре­сы­па­ет.

Зашли од­наж­ды в ту де­рев­ню, где жил Иван­ка-прос­та­чок, трое стар­цев - ка­лик пе­ре­хо­жих. Ку­да они ни зай­дут - вез­де пус­то, ни жи­вой ду­ши: всех па­ны на ра­бо­ту уг­на­ли.

Увидели стар­цы на за­ва­лин­ке Иван­ку и заш­ли к не­му во двор от­дох­нуть.

Сели они, пе­ре­дох­ну­ли, труб­ки та­ба­ком на­би­ли. По­ша­ри­ли в кар­ма­нах - не­ту ни у ко­го кре­са­ла, чтоб огонь вык­ре­сать. Про­сят стар­цы у Иван­ки ог­ня. По­шел Иван­ка в ха­ту, наб­рал с заг­нет­ки уголь­ков и вы­нес стар­цам.

Закурили стар­цы труб­ки, поб­ла­го­да­ри­ли Иван­ку и спра­ши­ва­ют, что он до­ма де­ла­ет.

- Песок на за­ва­лин­ке пе­ре­сы­паю, - от­ве­ча­ет Иван­ка. - А что ни де­лай - все на па­нов идет.

Послушали ка­ли­ки пе­ре­хо­жие Иван­ку, го­ло­ва­ми по­ка­ча­ли, по­том взя­ли ли­ры и гром­ко за­иг­ра­ли.

В пер­вый раз за­иг­ра­ли - боль­шой ум Иван­ке да­ли.

Во вто­рой раз за­иг­ра­ли - дар к сло­ву и му­зы­ке да­ли.

В тре­тий раз за­иг­ра­ли - на па­нов гнев в сер­д­це наг­на­ли.

Ушли стар­цы, и чу­ет Иван­ка, как ста­ло свет­ло у не­го в го­ло­ве, как гнев на па­нов за­ки­пел в сер­д­це. Стал он за де­ло при­ни­мать­ся, в до­ро­гу со­би­рать­ся.

Сделал се­бе дуд­ку-ве­се­луш­ку да так за­иг­рал, что не толь­ко лю­ди, а зве­ри и пти­цы зас­лу­ша­лись.

Начал Иван­ка по лю­дям хо­дить, на вол­шеб­ной дуд­ке иг­рать, прав­ду про змея и слуг его ска­зы­вать.

Стали у лю­дей гла­за от­к­ры­вать­ся. Уви­де­ли они, что ве­ли­кая неп­рав­да на све­те жи­вет: од­ни па­ну­ют, дру­гие го­рю­ют, од­ни бо­гат­с­т­ву сче­ту не зна­ют, а дру­гие с го­ло­ду по­ми­ра­ют.

И ку­да ни при­дет Иван­ка - лю­ди там ума от не­го на­би­ра­ют­ся, за ко­сы и то­по­ры хва­та­ют­ся.

Думают па­ны, га­да­ют, как бы Иван­ку со све­ту сжить. На­ча­ли они вой­ско со­би­рать, Иван­ку ис­кать. Слы­шат го­лос на вос­то­ке - шасть ту­да. Саб­ли зве­нят, пи­ки, как лес, тор­чат, пуш­ки, как гром, гре­мят, а Иван­ки ниг­де не ви­дать…

Остановятся па­ны с вой­ском, сто­ят, слу­ша­ют. Вдруг слы­шат го­лос на за­па­де - Иван­ки­на дуд­ка иг­ра­ет, лю­дей на­уча­ет, на ве­ли­кий бой по­ды­ма­ет. Толь­ко ще­кот идет - гу­ля­ет от се­ла к се­лу, от края до края.

Кинутся па­ны на за­пад. Ко­ни вих­рем ле­тят, саб­ли зве­нят, пуш­ки стре­ля­ют, а где Иван­ка - не зна­ют.

И с той по­ры не­ту ни днем, ни ночью зме­евым слу­гам по­коя. Толь­ко дуд­ку зас­лы­шат, аж мо­роз по ко­же про­бе­га­ет: ждут бе­ды, как вол дол­б­ни.

А дуд­ка пос­вис­ты­ва­ет, дуд­ка иг­ра­ет, ще­кот да­ле­ко по све­ту гу­ля­ет, лю­дей со­би­ра­ет. Его ни пой­мать, ни пуш­ка­ми рас­стре­лять. Всю­ду до­ро­гу он про­би­ва­ет, ни­ка­ких прег­рад не зна­ет.

Играет дуд­ка, иг­ра­ет, па­нов тре­во­жит, а при­дет по­ра - их всех унич­то­жит.

 

МАСТЕР АЛИ

Казахская сказ­ка

 

Много лет на­зад жил на све­те хан. Он был та­кой жес­то­кий и злой, что лю­ди бо­ялись да­же в раз­го­во­ре про­из­но­сить его имя. А ес­ли слу­ча­лось ему про­ез­жать по до­ро­гам, то жи­те­ли убе­га­ли из се­ле­ний в сте­пи и пря­та­лись, где мог­ли, что­бы только не по­пасть ему на гла­за. Близ- ких слуг сво­их он каз­нил без жа­лос­ти за вся­кую про­вин­ность. Дру­зей у не­го не бы­ло: ник­то из ок­рес­т­ных ха­нов не ре­шал­ся быть в друж­бе с та­ким жес­то­ким и сви­ре­пым со­се­дом.

Жена ха­на дав­но умер­ла с го­ря и тос­ки. Но у ха­на ос­тал­ся сын - мо­ло­дой че­ло­век за­ме­ча­тель­ной кра­со­ты и ума. Зва­ли его Ху­са­ин. Это было един­с­т­вен­ное су­щес­т­во на зем­ле, ко­то­рое лю­бил жес­то­кий хан.

Много дру­зей и то­ва­ри­щей бы­ло у Ху­са­ина. С ни­ми он ска­кал по сте­пям, вы­ез­жал на со­ко­ли­ную охо­ту, сос­тя­зал­ся в стрель­бе из лу­ка. Но боль­ше все­го лю­бил Ху­са­ин уез­жать в го­ры на охо­ту за ди­ки­ми зве­ря­ми. Сколь­ко раз воз­в­ра­щал­ся он до­мой ра­дос­т­ный и до­воль­ный­, а слу­ги нес­ли за ним его до­бы­чу - ту­ши ди­ких веп­рей и ка­ба­нов.

Старый хан бес­по­ко­ил­ся за сы­на и не лю­бил, что­бы тот да­ле­ко уез­жал в го­ры.

- Незачем те­бе по­ка­зы­вать свою удаль в этих опас­ных за­ба­вах, - пов­то­рял он, встре­чая сы­на.

Но Ху­са­ин толь­ко сме­ял­ся. Он был уве­рен в сво­ей си­ле и лов­кос­ти. Дол­гое вре­мя все шло хо­ро­шо.

Но вот од­наж­ды Ху­са­ин сно­ва соб­рал­ся на охо­ту в го­ры. На этот раз он от­п­ра­вил­ся один, не взяв с со­бой ни­ко­го из слуг. Толь­ко сво­ему ста­ро­му ко­ню­ху он ска­зал, что едет за ди­ким веп­рем, ко­то­рый не­дав­но по­явил­ся в этих мес­тах.

Испугался ста­рый ко­нюх:

- Берегись, Ху­са­ин, как бы не на­пал на те­бя вепрь. Зас­ме­ял­ся юно­ша:

- Полно, ста­рик, не бой­ся. Раз­ве в пер­вый раз я от­п­рав­ля­юсь на та­кую охо­ту?

Стегнул ко­ня - и ус­ка­кал. Ус­ка­кал Ху­са­ин - и не вер­нул­ся.

Вечер нас­ту­пил. Звез­ды заж­г­лись над степью, по­тя­ну­ло за­па­хом цве­тов и по­лы­ни. Вы­шел ста­рый хан из сво­ей шел­ко­вой па­лат­ки гнев­ный­, хму­рый­:

- Где Ху­са­ин? Где мой сын?

Молчали слу­ги, по­ту­пи­ли гла­за в зем­лю. Бо­ялись они ска­зать ста­ро­му ха­ну, ку­да уехал Ху­са­ин. Сни­мет с них хан го­ло­вы за то, что от­пус­ти­ли юно­шу од­но­го.

Ночь опус­ти­лась над степью. Не на­хо­дит хан се­бе мес­та от тос­ки. Топ­нул он но­гой в сафь­яно­вом са­по­ге и взмах­нул шел­ко­вой плет­кой.

- Эй, слу­ги!

Сбежались слу­ги со всех сто­рон. Сто­ят, глаз под­нять не сме­ют, ждут, че­го от них хан пот­ре­бу­ет.

- Скачите во все кон­цы: в го­ры, в степь, вдоль ре­ки. Ищи­те мо­его сы­на! Пом­ни­те: кто при­ве­зет мне весть, что с Ху­са­ином слу­чи­лось что-ни­будь не­доб­рое, то­му я залью глот­ку ки­пя­щим свин­цом. Сту­пай­те!

Просвистела еще раз хан­с­кая плет­ка. Ки­ну­лись слу­ги врас­сып­ную, вско­чи­ли на ко­ней­, пос­ка­ка­ли в степь, в го­ры ис­кать Ху­са­ина - хан­с­ко­го сы­на.

Не ско­ро наш­ли они бед­но­го юно­шу. Ле­жал Ху­са­ин с рас­тер­зан­ной грудью под боль­шим раз­ве­сис­тым де­ре­вом. Вид­но, на­пал на не­го ди­кий вепрь и вон­зил ему в сер­д­це ос­т­рые клы­ки.

В го­рес­ти и стра­хе сто­яли слу­ги над те­лом хан­с­ко­го сы­на. "Что те­перь бу­дет? Как ска­зать ха­ну о страш­ном нес­час­тье?" Пла­ка­ли слу­ги и от го­рес­ти при ви­де по­гиб­ше­го юно­ши, и от стра­ха пе­ред тем, что их ожи­да­ет, ес­ли при­не­сут они ха­ну страш­ную весть.

И ска­зал тог­да ста­рый ко­нюх то­ва­ри­щам:

- Друзья, все вы зна­ете пас­ту­ха Али, что жи­вет в хи­жине у гор­но­го ручья. Ни­щий пас­тух Али, а ум и ис­кус­ство его сла­вят­ся да­ле­ко. Он все зна­ет и уме­ет: и кув­ши­ны ле­пит из гли­ны, и ар­ка­ны для лов­ли ко­ней пле­тет, и но­вую пас­тушью сви­рель при­ду­мал. Пой­дем к Али и спро­сим, как нам быть.

Пастух Али си­дел у по­ро­га сво­ей хи­жи­ны и плел кор­зи­ну из иво­вых пруть­ев. С го­рес­тью выс­лу­шал он рас­сказ ста­рых слуг:

- Мы приш­ли к те­бе, Али, за по­мощью, - ска­за­ли они, кон­чив свою пе­чаль­ную по­весть. - На­учи, как нам спас­тись от страш­ной каз­ни, ко­то­рая нас ожи­да­ет.

Долго ду­мал Али, по­ник­нув се­дой го­ло­вой.

- Хорошо, - ска­зал он на­ко­нец, - до ут­ра еще да­ле­ко. Ло­жи­тесь и от­дох­ни­те здесь у кос­т­ра. Пос­та­ра­юсь по­мочь ва­шей бе­де.

На ку­че мяг­ких опав­ших лис­ть­ев и степ­ных трав рас­тя­ну­лись ус­та­лые слу­ги вок­руг ог­ня и зас­ну­ли. А ста­рый Али не спал. Он при­нес тон­ких до­сок, су­хих кон­с­ких жил и при­нял­ся что-то мас­те­рить но­жом.

Наутро слу­ги бы­ли раз­бу­же­ны неж­ной му­зы­кой. Они вско­чи­ли и уви­де­ли ста­ро­го пас­ту­ха. Али си­дел, под­жав но­ги, и дер­жал в ру­ках не ви­дан­ный ими преж­де му­зы­каль­ный ин­с­т­ру­мент. Тон­кие стру­ны бы­ли на­тя­ну­ты на нем. Али пе­ре­би­рал их паль­ца­ми, и ин­с­т­ру­мент пел в его ру­ках, как жи­вой.

- Теперь идем­те к ха­ну, - ска­зал ста­рый пас­тух. Ок­ру­жен­ный ис­пу­ган­ны­ми слу­га­ми, во­шел он в па­лат­ку

хана.

- Ты при­нес мне весть о Ху­са­ине? - гроз­но спро­сил хан.

- Да, ве­ли­кий хан, - от­ве­тил Али. И за­иг­рал на том му­зы­каль­ном ин­с­т­ру­мен­те, ко­то­рый он смас­те­рил ночью.

Застонали, зап­ла­ка­ли стру­ны. Слов­но жа­лоб­ный шум ле­са про­нес­ся под шел­ко­вым шат­ром хан­с­кой па­лат­ки. Рез­кий свист вет­ра сме­шал­ся с во­ем ди­ко­го зве­ря. Гром­ко вкрик­ну­ли стру­ны, слов­но че­ло­ве­чес­кий го­лос, мо­ля­щий о по­мо­щи. И сно­ва зве­ри­ный рев и жа­лоб­ный шум ле­са…

Ужас ох­ва­тил всех слу­шав­ших, - так яс­но рас­ска­за­ла му­зы­ка о том, что слу­чи­лось. Хан вско­чил с мес­та:

- Ты при­нес мне весть о ги­бе­ли Ху­са­ина? Но ты зна­ешь, что я обе­щал вес­т­ни­ку нес­час­тья за­лить гор­ло го­ря­чим свин­цом?

- Хан, - спо­кой­но от­ве­чал ста­рый пас­тух, - я ни­че­го не рас­ска­зал те­бе. Я не про­из­нес ни од­но­го сло­ва. Ес­ли ты гне­ва­ешь­ся, то на­ка­жи этот ин­с­т­ру­мент, ко­то­рый я смас­те­рил и наз­вал дом­б­рой.

Хан в ярос­ти и го­ре при­ка­зал плес­нуть свин­цом на дом­б­ру. И сви­нец вы­жег круг­лое от­вер­с­тие под стру­на­ми.

Так ста­рый Али сво­ей на­ход­чи­вос­тью и мас­тер­с­т­вом спас жизнь хан­с­ким слу­гам. А у жи­те­лей сте­пей по­явил­ся с тех пор но­вый му­зы­каль­ный ин­с­т­ру­мент - дом­б­ра. Очень по­лю­би­ли его ка­за­хи и ста­ли петь под зву­ки дом­б­ры свои прек­рас­ные пес­ни.

 

КАК СОВЫУЧИЛИСЬ ПЕТЬ

Эстонская сказ­ка

 

Было вре­мя, ког­да пти­цы все пе­ли оди­на­ко­во. От это­го по­лу­ча­лась боль­шая пу­та­ни­ца.

Бывало, ус­лы­шит го­лубь кра­си­вую пе­сен­ку, по­ду­ма­ет, что го­луб­ка его по­ет-раз­ли­ва­ет­ся. По­ле­тит на го­лос да пря­мо в ког­ти кор­шу­ну по­па­да­ет­ся.

Станет крас­ног­ру­дый сне­гирь сзы­вать сво­их птен­цов, а на зов его сле­та­ют­ся се­рые во­робь­иш­ки…

Наконец на­до­ела та­кая жизнь пти­цам, и ре­ши­ли они так: сло­жим все пес­ни в боль­шой сун­дук и бу­дем тя­нуть по оче­ре­ди; кто ка­кую пес­ню вы­та­щит, ту и ста­нет петь весь его род. Наз­на­чи­ли пти­цы день, час и мес­то и сле­те­лись со всех кон­цов ле­са де­лить пес­ни.

Одни со­вы опоз­да­ли. Бы­ли они боль­ши­ми лен­тяй­ка­ми и очень лю­би­ли пос­пать.

Птицы, про­ле­тая к наз­на­чен­но­му мес­ту, поз­ва­ли двух сов, дре­мав­ших на вет­ке, но те толь­ко при­от­к­ры­ли свои круг­лые гла­за и ска­за­ли друг дру­гу:

- К че­му спе­шить? Са­мые хо­ро­шие пес­ни под­лин­нее да по­тя­же­лее, они, вер­но, за­ва­ли­лись на дно сун­ду­ка. Вот и дос­та­нут­ся нам.

Только к ве­че­ру соб­ра­лись со­вы по­лу­чить свою до­лю. Заг­ля­ну­ли в сун­дук, а там пус­то. Все пес­ни ра­зоб­ра­ли дру­гие пти­цы. Так со­вам ни­че­го и не дос­та­лось.

А раз­ве мож­но про­жить без пе­сен? Друг дру­гу и то не зна­ешь, как го­лос по­дать.

Горевали, го­ре­ва­ли со­вы и на­ко­нец ска­за­ли:

- Давайте са­ми при­ду­ма­ем для се­бя ка­кую-ни­будь песен­ку.

А это бы­ло не так-то лег­ко.

То за­тя­нут та­кое, что у са­мих уши за­бо­лят, то заль­ют­ся трелью и уже об­ра­ду­ют­ся - вот-то хо­ро­шо! - да вдруг ус­лы­шат: то же ко­лен­це, но го­раз­до склад­нее вы­во­дит ка­кой­-ни­будь жал­кий зяб­лик. Сов­сем при­уны­ли со­вы.

А пти­цы кру­гом так и ще­бе­чут с ут­ра до ве­че­ра им на за­висть.

Однажды ве­чер­ком встре­ти­лись две под­ру­ги-со­вы в ро­щи­це за де­рев­ней. По­бол­та­ли о том, о сем, за­го­во­ри­ли и о сво­ей пе­чаль­ной судь­бе.

И тут од­на из них ска­за­ла:

- Не по­учить­ся ли нам у лю­дей­?

- Вот это де­ло, - от­ве­ти­ла вто­рая. - Я как раз слы­ха­ла, что се­год­ня на ху­то­ре справ­ля­ют свадь­бу. А на свадь­бах, уж это я вер­но знаю, по­ют са­мые луч­шие пес­ни.

Сказано - сделано.

Полетели со­вы в де­рев­ню, пря­мо на тот двор, где иг­ра­ли свадь­бу. Прис­т­ро­ились на яб­ло­не, что рос­ла поб­ли­же к из­бе, и на­вос­т­ри­ли уши.

Да на их бе­ду ник­то из гос­тей не за­тя­ги­вал пес­ню.

Надоело со­вам си­деть на вет­ке.

- Видно, и от лю­дей не дож­дать­ся нам помощи! - сказали они друг дру­гу и уже соб­ра­лись бы­ло уле­тать вос­во­яси.

Но тут скрип­ну­ла дверь, рас­пах­ну­лась с шу­мом, вы­бе­жал ка­кой­-то ве­сель­чак на ули­цу и крик­нул во весь го­лос:

- Уу-ух-уу!

- Чур, моя пес­ня, чур, моя! - вос­к­лик­ну­ла пер­вая со­ва.

- Ладно, - от­ве­ти­ла ее под­ру­га. - Ну и по­вез­ло ж те­бе! В это вре­мя в ко­нюш­не прос­ну­лась ло­шадь. Прос­ну­лась

и гром­ко за­фыр­ка­ла: -Фррр…

- А вот это моя, моя пес­ня! - тот­час зак­ри­ча­ла вто­рая со­ва.

И обе уле­те­ли ве­се­лые, что­бы пос­ко­рее доб­рать­ся до ле­са и пох­вас­тать­ся сво­ими чу­дес­ны­ми пес­ня­ми пе­ред дру­ги­ми пти­ца­ми.

Кому слу­ча­лось в ноч­ную по­ру заб­рес­ти в сос­няк или бе­рез­няк, или в ель­ник, тот, вер­но, слы­хал пе­рек­лич­ку двух птиц.

Одна кри­чит:

- Уу-ух-уу! Дру­гая от­ве­ча­ет:

- Фррр… фррр… фрр-рр-рр!

Это и есть те са­мые со­вы, ко­то­рые в ста­ри­ну ле­та­ли на свадь­бу учить­ся пес­ням.

 

ПАСТУХ АНС

Латышская сказ­ка

 

У од­но­го бо­га­то­го ба­ри­на слу­жил в пас­ту­хах бед­ный па­ре­нек. Зва­ли его Анс. Слав­ный это был ма­лый. Все в де­рев­не и на бар­с­ком дво­ре лю­би­ли его за доб­рый нрав, а боль­ше все­го за то, что он очень хо­ро­шо иг­рал на ду­доч­ке. Вы­ре­зал Ане ее сам из прос­то­го трос­т­ни­ка и ни­ког­да с ней не рас­ста­вал­ся. И лег­че и ве­се­лее ста­но­ви­лось жить тем, кто слы­шал пес­ни Ан­са.

Только ба­рин не лю­бил этих пе­сен. Гру­бо и жес­то­ко об­ра­щал­ся он с Ан­сом и не раз кри­чал ему:

- Опять ты свои глу­пые пес­ни по­ешь! Я те­бя на­ни­мал ско­ти­ну пас­ти, а не в дуд­ку свис­теть! - Хо­тя ду­доч­ка нис­коль­ко не ме­ша­ла Ан­су вы­пол­нять его ра­бо­ту.

Рассердился од­наж­ды ба­рин на Ан­са за ка­кой­-то пус­тяк и прог­нал его о



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-08-08 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: