История длиной 10 000 километров.
История пути одной из многих финских семей Ленинградской области.
Семья.
Хилма Мартыновна Ванханен рассказывает:
Мои родители были настоящие финны, карело - финны. Мать- Екатерина Ванханен родилась в 1907 году в семье Туомаса и Марии Киуру в деревне Киурумяки. Отец - Мартти Степанович Ванханен, родился в 1907 г. в деревне Soukylä. (Martti Vanhanen, Teppon poika Soukylästä).
Мартти Ванханен и Екатерина Киуру венчались в Токсовской церкви («Александровская кирха», церковь Святых Апостолов Петра и Павла) в 1927г.
Хилма родилась 16 апреля 1928 года семимесячной. Из больницы её не хотели отдавать, боялись, что не выживет, что в их доме нет условий для выхаживания такой малышки. Дом был большой, и Екатерина с Мартти старались топить печь так, чтобы маленькой Хилме в доме было тепло. Хилму устроили на припечнике. Голоса она не подавала, и два месяца родители по очереди сидели рядом с малышкой, слушали, как она дышит.
Жили они в деревне Taskumäki, это недалеко от Токсово, за озером Хепоярви, колхоз Oma Voima. Большой дом Ванханен стоял на бугре, вокруг дома росли деревья. Дом состоял из двух половин; просторная прихожая, кухня с большой русской печкой, веранда с цветными стёклами наверху. Рядом был построен дом поменьше, он соединялся с большим домом коридором. В этом доме поменьше позже и жила семья Ванханен.
Дети спали на печке. Тётя Лиза, сестра Екатерины, пока была не замужем, жила вместе с семьёй Екатерины и Мартти. Её комната располагалась наверху. Кто-нибудь из детей спал с ней в одной комнате.
Летом в одной половине большого дома селились дачники. Они отдыхали, купались, гуляли. В лесу дачники ничего сами не собирали, если им нужны были ягоды или грибы, они их заказывали у хозяйки. Готовили дачники на керосинках. Их керосинки стояли на печке. На печи стоял и большой чан, в котором грели воду для скотины.
За домом через дорогу был сарай, где держали корову и кур. Там же хранили сено, солому, какое-то зерно. Куры летали из сарая во двор через дорогу.
Хилма вспоминает, что они, дети, часто играли в лапту на этой песчаной дороге между домом и сараем. И однажды, играя в лапту на дороге, дети вдруг услышали крики: «Киев бомбят!» Так они узнали, что началась война. Был июнь 1941г.
До войны Мартти и Екатерина Ванханен работали в колхозе Oma Voima. Мартти ухаживал за скотом. Екатерина работала в полеводстве, на грядках. В семье Ванханен было тогда пятеро детей. Бабушки не могли быть рядом. Бабушка Мария, мать Екатерины, была очень больна и жила с тётей Лизой в Токсово.
Вторая бабушка, мать Мартти, с его сестрой Марией в середине 1930х были высланы вместе со всей деревней Soukylä в среднюю Азию («в жаркую страну»). Они бежали из ссылки, вернулись, но жить дома было нельзя, поэтому скрывались в деревне Таскумяки, в доме Мартти и Екатерины. Жили в комнатке на чердаке, скрываться приходилось и от односельчан. Даже в лес за ягодами ходили тайком: дети шли по дороге, а бабушка и тётя Мария - рядом, лесом, чтобы никто их не видел. Позже они устроились где-то по другую сторону от Ленинграда («за 101й км»). Связь с ними была потеряна. Во время войны, в начале оккупации они прятались на болоте, потом попали в плен. Были отправлены в Германию. В 1943м, 15 ноября они были вывезены в Финляндию, попали на распределительный пункт Ханко, затем направлены в Jokioinen. Младшая сестра Мартти, Катя, в то время, когда родных (мать и сестру Марию) выслали из деревни, училась в Ленинграде. Позже Катя тоже была выслана, и попала в Челябинск.
С малых лет дети в семье Екатерины и Мартти были приучены к труду. Старшие дочери - Хилма и Эйла, были няньками для младших. Хилма вспоминает, как носила к матери в поле кормить маленького брата. Как-то однажды матери надо было ехать в Парголово по делам, и пришлось уехать на целый день. Заглянувшие в дом соседи увидели такую картину: ребёнок (младший братишка) уже спит в люльке, а сами маленькие няньки плачут, сидя с двух сторон.
С соседями жили дружно, помогали друг другу. В основном семьи жили за счёт своего хозяйства: на своём поле выращивали рожь, пшеницу, овощи, в саду росла смородина. Корову можно было держать только одну, при этом часть молока надо было сдавать в «Молокосоюз».
Чтобы заработать какие-то деньги, мать, как и другие односельчане, возила также молоко на продажу в город. У каждого были специальные бидоны, мешки, мерки-стаканчики. До станции старались ехать сообща, нанимали в колхозе лошадь. Со станции Токсово в город ехали на поезде до Финляндского вокзала, потом несли молоко по адресу: у каждого были свои постоянные покупатели. Домой мать всегда старалась купить гостинец детям: вкусный серый хлеб, повидло. Дети встречали маму, ждали её на бугорке около дома.
Как-то однажды дети поехали в город с отцом. Повезли молоко по нескольким адресам. В одном месте остановились. С собой была взято угощение, кое-какая еда: сметана, яички, молоко. Обуты были кто в чём: у кого сандалии, у кого-то парусиновые тапки, у большинства – галоши. Важно, что ехали в город в обуви. В гостях хозяева говорили: «Галоши надо снять».
- Как же, босиком, тогда что ли быть?
- Да, босиком.
Пришлось снять галоши, быть босиком, по-деревенски.
В церковь ходили в Токсово. Шли по лесу вдоль озера, там была очень глубокая канава. Рассказывали, что она была вырыта ещё в Петровские времена для соединения Хепоярви с другим озером. Вода по канаве текла в озеро Хепоярви. Из обуви и у взрослых, и у детей чаще всего были галоши. По низкому месту проходили босиком до моста, там мыли ноги, надевали галоши и шли в церковь. Церковь была двухэтажной. В те времена в церкви всё было по-другому. А когда родился брат Тойво, его уже не могли крестить,- церковь закрыли. Его крестили где-то в другом месте, в городе. Церковь превратили в клуб. Наверху танцевали,- рассказывает Хилма,- а внизу сделали овощехранилище.
Школа была в соседней деревне. Потом жителей этой деревни выслали. По дороге в школу надо было пройти две высоких горы. Между этими горами был ручей, там всегда было очень сыро, и поэтому, добираясь до школы, обязательно промочишь ноги.
Учительница жила при школе. У неё был маленький ребёнок, и во время уроков, если он плакал, она ходила к нему, успокаивала, потом опять занималась с учениками. Школа была начальная, после окончания этой школы надо было идти в Токсовскую школу. Хилма закончила три класса этой школы «и между ними коридор», дальше учиться уже не довелось.
Финская война (Зимняя).
В 1939-м году началась Финская война. Из деревни, от дома Ванханен, сверху, с бугра было видно вечером, как шёл огонь, полыхал край неба. Слышали грохот орудий. Граница была совсем близко. Мартти тогда ещё был дома. Потом его призвали в армию, отправили на фронт.
Хилма писала письма отцу. Однополчане спрашивали Мартти: «Что это за министерша тебе всё пишет?» Такие серьёзные письма писала 11-летняя Хилма отцу.
В колхозе Мартти ухаживал за скотом, поэтому и в армии он занимался лошадьми, служил в ветеринарной части. Когда приходили на финскую территорию, видели, что жители только что покинули дома. Мартти рассказывал: «Я живого финна не видел: они все убегали, оставляли свои дома». В домах был порядок, всё оставалось на своих местах, порой даже еда в печи была ещё тёплой. Полные сараи скота. Животные во дворе кричали: надо было их кормить, поить, доить. Командир говорил: «Ванханен, иди,- слышишь, твои дети плачут».
Мартти Ванханен прошёл всю войну, от начала до конца, вернулся. Снова стал работать в колхозе.
Эвакуация. Начало пути: Таскумяки – Токсово.
Недолго Мартти довелось быть дома. Началась Отечественная война. Мартти ушёл на фронт.
В конце 1930х в деревне Taskumäki размещалась воинская часть ПВО. На бугорке была построена специальная площадка с оборудованием, прожекторные установки освещали небо. Невдалеке на уличной танцплощадке вечерами играла музыка, военные и местная молодёжь танцевали, дети бегали тут же.
Когда началась война, военных - часть ПВО, поселили в их дом. Установка с прожекторами, которые освещали небо во время авианалётов, стояла совсем близко, на бугорке за домом, и мать говорила: «Ну, первая бомба - это наша». Но, слава богу, этого не случилось.
Накануне войны в семье Екатерины и Мартти Ванханен было пятеро детей: Хилма, 13 лет- 1928г.р., Эйла-Мария, 12 лет, - родилась весной 1929г., Вильям, 1933г.р., Арви, 1935 г.р. и Тойво, 1936г.р. Екатерина была беременна, вот-вот должен был родиться шестой ребёнок, - дочь Алина. Вот как это произошло.
Однажды, несколько дней спустя после того, как отец ушёл на фронт, ночью мать разбудила Хилму: «Беги быстренько за бабушкой (повитухой)». Пришло время рожать. Хилма побежала в деревню. Выбегая со двора, она увидела, что около дома срублено дерево, и солдат на пне рубит дрова.
Из деревни Хилма вернулась одна – бабушка не решилась идти к ним. Мать, увидев, что Хилма возвращается одна, чуть приоткрыв дверь, в щёлочку сказала, чтобы Хилма бежала за другой бабушкой, назвала её имя. В доме уже был слышен плач ребёнка. Хилма побежала звать другую бабушку. Когда она вернулась с бабушкой, увидела, что солдаты нарубили дров, носят воду и уже затопили баню для роженицы. Они сами поняли, что тут надо помогать, и взялись за дело.
Семья жила в одном доме с военными до самого отъезда-высылки в эвакуацию. Солдаты хорошо относились к семье, помогали, как могли. Командир Петровский был молодым, но очень серьёзным, рассудительным, толковым.
Кольцо блокады сужалось, фронт был совсем близко.
В конце лета – начале осени была объявлена эвакуация, Екатерине с детьми выдали эвакуационные листы. Но она отказалась уезжать из дома, так как не могла уехать с шестью маленькими детьми на руках: ведь младшей дочери Алине в это время не было ещё и двух месяцев. Ехать одной с детьми было просто невозможно. Позже они узнали: те, кто отправился в тот путь на баржах через Ладогу, погибли. Фашисты бомбили баржи с женщинами и детьми. Было страшное месиво на воде: разбитые баржи, люди, вещи…
Осенью выкопали картошку. Часть урожая мать с Хилмой тайком спрятали, зарыли «крадючи». Иначе пришлось бы всё сдать, но мать понимала, что помощи ждать неоткуда, а детей чем-то надо будет кормить. Хлеба колхозникам не давали совсем. Всё забирали. Корову оставляли только одну на три семьи. Так как в их доме жили военные, у них корову не забрали.
Наступила зима, настало тяжёлое время: начался голод. Люди в деревне умирали, от истощения умирали и военные. Умирали военные и в их доме тоже.
Весной, в марте 1942г. снова выдали эвакуационные листы, в этот раз на сборы давалось 24 часа. Мать опять сказала, что никуда не поедет: «Я не могу ехать: как мне быть - троих смогу взять, а остальные - останутся? Пускай хоть выкидывают нас». Помощницей была только Хилма, ей было всего 13 лет, сестра Эйла – на год младше Хилмы. Мальчикам было 5, 6 и 8 лет, младшей дочери Алине, шестому ребёнку, было всего 7 месяцев. Командир части Петровский (из военных, что жили в их доме), сказал: «Хозяйка, надо вам ехать. Неизвестно, что тут ещё будет. Надо выбираться, мы поможем».
Сдали корову. Екатерине выдали справку, о том, что сдана корова весом 170(!) кг. Оставалась последняя ночь дома, утром семья,- мать с шестью маленькими детьми,- должна была уйти на станцию Токсово.
От отца, Мартти Ванханен, сообщений никаких не было. Только вначале, как он ушёл на фронт, было одно письмо, то ли из Териёки, то ли с Чёрной речки. Потом почта уже не работала. Где он находился, в семье не знали. И вдруг неожиданно, в ночь, накануне дня, когда семья должна была уезжать, пришёл отец. Оказывается, в это время его воинскую часть переводили на другое место. Они шли ночью, по лесам, и случилось так, что их путь проходил недалеко от деревни. Командир отпустил отца повидать родных, сказал только: «Я тебя искать не буду. Но отвечать будешь сам, если попадёшься». До деревни дойти было очень сложно: везде, на каждом шагу, стояли военные патрули, ходить было нельзя. Отец шёл ночью, через лес, по снегу. Было очень опасно.
Тётя Лиза, сестра Екатерины, жила в то время уже в Токсово (рядом с Токсовской больницей), - это недалеко от деревни, в 3х километрах. Она хотела придти помочь Екатерине собраться в дорогу, помочь ей с маленькими детьми добраться до станции. Но военные не пропустили Лизу в деревню, хоть она и объяснила, зачем идёт в Таскумяки, что это совсем близко.
Но Мартии Ванханен сумел всё-таки пройти в деревню. Хилма вспоминает, что видела отца, как будто в кино, так это было невероятно, недолго, тревожно. Мартти появился, увидел жену, детей, малышку, которая родилась без него... В воспоминаниях Хилмы это осталось мгновением. Младшие дети даже ничего не поняли. Отец ушёл утром. Военные, которые жили в их доме, помогли, проводили его. Больше Мартти Ванханена родные не видели. В тот же день семья должна была покинуть дом, уезжать в Красноярский край, на Крайний Север.
После войны родные пытались узнать хоть что-то о Мартти Ванханен, но никаких известий о нём не было. Позже, почти 20 лет спустя, узнали, что Мартти сумел дойти до части. В документах было указано, что Мартти Ванханен умер. Возможно, это было истощение. Точных данных узнать не удалось.
А в то мартовское утро 1942 года после короткой встречи с отцом, семья должна была отправиться в долгий страшный путь.
Могли ли они представить тогда, что предстоит им испытать? Следовало идти на станцию в Токсово, там дождаться поезда, на поезде – до Ладожского озера, через Ладогу - на машинах, потом опять поезд, из Тихвина - в Красноярский край.
Ещё лежал снег. Военные, что жили в доме Ванханен, помогли, насколько это было возможно, семье уехать. Надо было добраться до большой дороги, по которой ходили машины на станцию Токсово. По какому-то делу в деревню приехал военный на лошади. Командир части Петровский велел солдату выкинуть из саней груз – какие-то рамы, и взять детей: Хилму с их самой маленькой сестрёнкой - малышкой Алиной на руках и тремя маленькими братьями - Тойво, Арви и Вильямом.
А мать Хилмы, Екатерина, с другой дочерью – Эйлой, в то же время пошли на станцию в Токсово через озеро Хепоярви пешком, напрямую. Они везли на санках кое-какие вещи в дальнюю дорогу. На лошади через озеро уже нельзя было проехать.
Солдат, взявший детей в сани, нервничал, ругался; видимо, нарушал какой-то другой приказ. По пути, в деревне их вдруг остановили. Подтащили волоком по снегу и погрузили ещё двоих детей, очень слабых, почти без сознания. Поехали дальше. Спустились с горы, и неожиданно на повороте сани занесло и они перевернулись. Лошадь упала, но потом поднялась, пошла опять. Дети разлетелись в снег, кто куда. Те, двое, не могли уже двигаться. Мальчик рукой грёб снег в рот. Девочка упала головой в снег и не шевелилась. Хилма закричала. Она держала малышку на руках, вытаскивала остальных из снега, кричала, что было сил. Солдат развернул лошадь, вернулся к детям, кинул их, как щенят в сани. Те двое детей, которые уже не двигались, так и остались лежать в снегу на том перекрёстке. Солдат сильно ругался, но довёз Хилму с детьми до дороги, по которой шли военные машины, подвозившие людей до станции Токсово. Он толкнул Хилме санки,- мол, садись, посади малышей. Велел голосовать, чтобы остановить машину, а сам, матерясь, ругая неизвестно кого, что такую мелюзгу вытолкнули с места, погнал свою лошадёнку туда, куда должен был, видимо, прибыть раньше. Ругался, наверно, от бессилия перед этой беспощадной и к женщинам, и к детям, военной махиной, этими жуткими жерновами. И не было ни времени, ни сил на мягкость и сострадание.
Дни были короткие, уже смеркалось. Возле дороги было трое или четверо брошенных саней, но везти их у Хилмы не было сил. Они присели на санки в ожидании машины. Маленькая сестрёнка уже даже не плакала, мальчишек ещё было слышно. Наконец, какая-то машина остановилась, выскочил военный, что-то спросил, но Хилма не в силах была говорить. Военный взял малышку, которая уже не подавала голоса, взглянул, послушал, крикнул: «Дышит, давай в кабину!», потом мальчишек, Тойво пяти- и Арви шести лет, тоже посадил в кабину, Хилму и Вильяма, восьмилетнего брата, посадили в кузов. Поехали. Но куда они едут, что их ждёт, дети уже не понимали; не было уверенности, что встретятся с родными, что они смогут найти мать. По всей дороге военные подбирали людей, сажали на машины, подвозили до станции.
А в это время мать Хилмы, Екатерина, с дочерью Эйлой добрались через озеро Хепоярви до станции. На станции встретили сестру Екатерины, тётю Лизу. Она пришла из Токсово и искала их.
Уже были сумерки, когда машина с детьми подъехала к станции Токсово. Детей высадили. Непонятно было, куда идти. Было страшно: везде штабелями лежали умершие и замерзшие люди. Наконец, они всё-таки встретились с матерью, тётей Лизой и сестрой Эйлой. Те ещё не уехали, так как поезда не было, иначе их отправили бы без детей. Мать была очень плоха, совсем ослабевшая, тётя была покрепче.
В ожидании поезда люди искали места, где можно было бы «приткнуться», но места не было нигде, всё было переполнено, везде лежали умершие, двери везде были закрыты. Добравшись до станции, люди умирали от голода или замерзали. Тётя всё-таки нашла, где укрыться. На станции Токсово раньше, до войны, была воинская часть и для неё строили баню. В этом недостроенном здании, также переполненном людьми, живыми и мёртвыми, они и нашли пристанище. С помощью тёти они смогли пробраться в эту баню. Тётя нашла какое-то место, крикнула: «Катя, давай сюда. Тут один ещё дышит, храпит. Второй молчит, наверно, умер». На кого-то положили маленьких; Хилма так и не поняла, жив тот человек был или нет. Было ли что во рту за весь страшный день, что было рядом в том помещении-бане, как они дождались поезда, - это выпало из памяти Хилмы. Видимо, сработала какая-то защита сознания, иначе невозможно было бы пережить всё это ребёнку 13-ти лет.
В конце концов, кто-то закричал, что подали поезд. Была ещё ночь. Наступила суматоха. Никак не выбраться было из этого помещения. Волоком вытаскивали маленьких, ползком выбирались старшие.
В поезде оказалось свободно. Многие, добравшись до станции Токсово, так там и остались - умерли от истощения и холода в ожидании поезда. На станции остались горы тел умерших.
От Ладоги до Сангр.
(Ладожское озеро-Тихвин-Красноярск-Зима-Якутск-Сангар)
В поезде дали попить. Братишка сказал: «Слышишь, мама, сестра плачет,- она живая!»
На поезде ехали недолго, добрались до Ладожского озера. Через Ладогу по льду ехали на машине. Дорогу бомбили. Лёд был запорошен снегом, и трудно было увидеть, где полыньи от бомбёжки. Машины шли друг за другом, на определённом расстоянии. Иногда вдруг слышали крики, потом – тишина, опять крики, тишина. Было страшно: понимали, что это машина с людьми ушла под лёд. Спасать было некому. Машина, на которой ехала Екатерина Ванханен с детьми и сестрой Лизой, дошла до берега. Это была Кобона или Лаврово, потом ехали до железнодорожной станции Войбокало или до Тихвина. От Тихвина уже шли большие поезда. В Тихвине на станции всех распределили по вагонам, выдали хлеб,- по 400 г на человека. Измученные голодом люди не могли удержаться: некоторые съедали сразу весь хлеб, и там и оставались, умирали.
Вагоны были «телячьи», битком набитые людьми. В вагонах были нары в два яруса. Мать Екатерина сидела на краю нар, держала 7-ми месячную Алину на руках,- места для малышки не было. Было тяжело, Екатерина совсем ослабла, не могла ходить. Сестра Екатерины, Лиза, была покрепче, помогала, выходила на станциях, меняла хлеб на молоко или другую еду для детей. Одежды уже никакой не было, всё растерялось в дороге, переодеть ребёнка было не во что, и сил у Екатерины тоже не было. И тогда они нашли выход. В углу на стене был гвоздь, его укрепили. Мать сняла с головы платок, завязала его концы узлом, повесила на гвоздь и положила малышку в платок, как в колыбель. Так всю дорогу в течение месяца для маленькой Алины платок на гвозде и прослужил колыбелью.
В вагоне топили печку-буржуйку. В стороне был отгорожен угол, там стояла посудина (туалет).
Ехали месяц. Поезд уже не останавливали на станциях,- иногда останавливались где-нибудь вдалеке от населённых пунктов. Все бежали, не глядя, «на полянку». Один раз мылись в бане. Это было в Красноярске: поезд остановили для санитарной обработки, всех повели в баню, обработали одежду. И женщины, и мужчины мылись, кто как мог. Мучили насекомые.
После Красноярска стало легче. Хлеба хватало. Так как дети были маленькие, тётя Лиза меняла хлеб на подходящую для них еду, молоко, кое-какую одежду.
Остановились на станции Зима, не доезжая 230 км до Иркутска. Их, эвакуированных финнов, разместили на территории бывшего лагеря для заключённых. Он был расположен на берегу быстрой реки Оки. Весь берег был устлан корой. Видимо, это было место, где обрабатывали дерево или готовили к сплаву. Дома-хатки были «похожи на конурочки», там жили бывшие или оставшиеся заключенные, женщины и мужчины. В лагере была столовая, там варили похлёбку из муки. Разместились в бараке; кто на нарах, кто на полу, на соломе. В углу стояла маленькая печурка с конфорками. Топили корой. Жившие в лагере люди были человечными, добрыми, к эвакуированным отнеслись хорошо. Хоть у них самих почти ничего не было, старались как-то помочь прибывшим. Топили для них печку, принесли банки, чтобы можно было греть воду, советовали, где можно найти какую-нибудь еду, вместе ходили собирать колоски. Там, на далеко раскинувшейся долине были поля, где выращивали рожь, пшеницу. После жатвы на краях, на поворотах остались колоски. И вот весной, когда снег растаял, люди ходили собирать эти колоски.
На станции Зима прожили месяц. Потом эвакуированных начали перераспределять. Семьи с детьми оставляли на станции, остальных отправляли дальше, на крайний север. Сестра Екатерины, Лиза, должна была ехать дальше на север, а Екатерину с детьми оставляли на станции Зима. Екатерина была очень слаба, боялась остаться одной с детьми, и с сестрой она не хотела расставаться, поэтому попросилась ехать вместе с ней дальше. Написала расписку в том, что она согласна ехать на север.
И они продолжили свой путь. От станции Зима ехали на машине 370 км до реки Ока, там была остановка. Затем погрузились на баржу. В дороге их кормили. На барже по Оке добрались до Ангары. Продолжили путь по Ангаре. Любовались рекой, берегами: очень красивые места.
Потом опять ехали на машине до реки Лена. По Лене добрались до Якутска.
Из Якутска баржа должна была отправиться на Тикси, всё уже было готово к отправлению. В это время Хилма заболела тифом. Родные скрывали это, боялись, что Хилму снимут с баржи и их разлучат. Но пришли врачи с осмотром, увидели, что есть больные и необходима помощь. Хилме стало уже совсем плохо, она была без сознания, и её на носилках вынесли с баржи, отвезли в больницу. Это было отдельное от больницы помещение, похожее на клуб, приспособленное для инфекционных больных. Их семью и другие семьи с больными высадили с баржи. Больных оставили в больнице, а их семьи отправили в Сангар, «не так далеко от Якутска», всего в 360 км.
Для остальных пассажиров баржи конечной остановкой в этом пути был посёлок Тикси, в самом устье Лены, на берегу моря Лаптевых, у самого Северного Ледовитого океана.
Мать оставила сестре-хозяйке в больнице для Хилмы 100 рублей. Это были очень важные для семьи деньги. В больнице ни у кого не было денег, не было посуды – ни ложек, ни кружек. На 50 рублей купили кастрюльку и кружки, а 50 рублей Хилма сохранила, и после больницы привезла матери. Хилма запомнила, как мама заплакала, увидев эти деньги: «Ну, купим молока Але».
Выписанных из больницы четырёх девочек (из тех эвакуированных, что вместе ехали на барже) перевезли на островок, ждать баржу, на которой можно было добраться до родных, до Сангар. На островке было много людей, ожидавших баржу. Спали на нарах в шалаше,- укрытии, сооружённом из деревьев и веток. Высохшие и опавшие с веток, уже пожухлые листья лежали на земле. У Хилмы была только одежда, что на себе, и белая толстая простынка. У одной девочки было старенькое одеялко. Укрывались, кто чем мог.
На островке кормили, давали хлеб, еду варили в чанах. Посуды - ни ложки, ни кружки, ни у кого не было, приспосабливали консервные банки.
Наконец, пришла баржа, и дети отправились на ней к своим семьям, которые уже были поселены на островке за Сангаром.
На острове
В Сангаре эвакуированных финнов встретили настороженно. Местному населению сказали, что должны приехать финны. Якуты представляли, видимо, финнов как каких-то необычных людей, не могли произнести звук «ф», и дети-якуты бегали вокруг приезжих, спрашивали: «Где пины? Где пины?».
Местное начальство в посёлке отнеслось к прибывшим финнам, как к врагам народа. Три больших семьи, матерей с детьми, отправили на остров, за 18 км от Сангар. Поселили их за ограждением, в якутской юрте. Надо было как-то выживать. На острове было много ягод, в лесу росла чёрная и красная смородина. В реке было много рыбы, но ловить её они не могли. Матери знали, что на детей должны выдавать пособие, но помощи никакой не было. И вот две многодетные матери,- у одной шестеро детей, у другой - пятеро, обе Кати, отправились в посёлок за 18 км к коменданту, просить пособие для детей.
Чтобы выйти с острова, надо было перебраться через две реки. Это были протоки Лены, на множество которых она делится в своём нижнем течении, ближе к устью. Одну такую речку приходилось преодолевать вброд, через вторую был мост. Местные рыбаки-якуты знали, где мельче, где можно пройти вброд и помогли перейти, перенесли их через реку.
В конторе их встретили как врагов; указали, что они не имеют права свободно выходить с острова, что они ни на что не имеют прав:
- Как вы сюда пришли?
- Как пришли?- По дороге.
- Вы не имеете права ходить по дороге! Идите обратно берегом. И без разрешения сюда не являйтесь.
- Почему же мы не имеем права?
- А вы знаете, кто вы такие.
Женщины подали коменданту заявления, документы на детей, свидетельства о рождении. Комендант разорвал заявления и документы и выбросил их.
Екатерина Ванханен заплакала. Вторая Екатерина была побойчее, - пыталась что-то доказать, но их никто не слушал. Так женщины и отправились в обратный путь ни с чем, ещё и утратив документы на детей.
Среди эвакуированных нашлись смелые грамотные люди, они написали жалобу в Москву. Пришёл ответ, их перевезли в посёлок Сангар.
Сангар
Посёлок Сангар основан в связи с открытием и разработкой месторождения каменного угля в 1928 году. В годы войны было добыто 525.5 тысяч тонн каменного угля. Летом 1942 г. в Сангар прибыло около 200 человек, эвакуированных, депортированных и репрессированных из Ленинградской области, в основном это были финны. (из Википедии)
В Сангаре семьи эвакуированных поселили в имевшиеся свободные дома. Дома были в плохом состоянии, не было стёкол в окнах, требовался ремонт. Начали обживаться, помогали друг другу.
И хотя сначала финнов встретили в Сангаре с недоверием, вскоре отношение к ним изменилось. Люди увидели, что это трудолюбивый, ответственный народ, что на них можно положиться. Хилма вспоминает, как начальник шахты якут Цыпандин говорил: «Возьми десять вербованных, дай один пин». Финны были надёжными работниками. Вербованные получали деньги - зарплату и могли потом не выйти на работу. Финнам денег не давали, была карточная система, но они работали хорошо.
Для обеспечения посёлка при угольном руднике было подсобное хозяйство, где держали коров, лошадей, свиней; выращивали картофель и другие овощи. Посёлок Сангар расположен в зоне вечной мерзлоты, поэтому воду приходилось возить на лошади с реки Лены, это около двух километров. Из-за разработок угля снег в посёлке всегда был чёрным от угольной пыли.
Екатерина устроилась на работу в подсобное хозяйство скотником, потом работала телятницей. Работа была тяжёлой, но Екатерина была очень ответственной, безотказной, добросовестной работницей. Вскоре она стала передовиком; на всех собраниях её приглашали в президиум, без её участия не происходило ни одно торжество.
Малышку Алину определили в ясли. Ясли не были круглосуточными, но люди помогали друг другу и, зная, как Екатерина с утра до ночи работает, няни в яслях тайком говорили: «Катя, не носи Алю домой, мы присмотрим».
Дети в посёлке тоже работали. В шахте работали «на породе»- выбирали пустую породу из массы угля. Работали в поле, в овощехранилище.
На родном финском языке говорить было нельзя. В связи с этим Хилма вспоминает одну женщину. Когда дети с взрослыми работали в овощехранилище, перебирали картошку, эта женщина пела детям песни на финском языке. Ей делали замечания, что отвлекает людей от работы, чтобы она не пела. Но дети услышали песни на родном языке. Это запомнилось.
Позже эта женщина тоже вернулась в Токсово, активно участвовала в возрождении церкви в Токсово.
А тогда, в 1942 году, в Сангаре Хилме уже исполнилось 14 лет, и её могли взять на работу на шахте - «на породу». Но устроиться на эту работу Хилме не удалось: на шахте случилась авария.
В июне 1942 года произошла самая крупная трагедия в истории поселка Сангар, при взрыве газа и пыли в шахте № 2 погибло 22 шахтёра. (из Википедии)
В то время в Сангаре жила семья геологов из Москвы. Они попали в Сангар ещё до войны, по распределению после окончания института. Жена, Лидия Николаевна, была в дороге, ехала с детьми из Москвы к мужу, когда началась война. Как молодые специалисты, они должны были отработать по распределению три года в Сангаре. У них было двое маленьких детей – два сына. Хилма пошла к ним работать няней. Платили 150 рублей, и, самое главное, дома была ещё продовольственная карточка. Геологи относились к Хилме очень хорошо, многому её научили. Хотели взять её с собой в Москву, учиться, но Хилма не могла уехать. Работа в этой семье оказалась хорошей школой: Хилма хорошо готовила, занималась с детьми, управлялась по дому, стала грамотной хозяйкой. Через три года геологи уехали в Москву. Хилме исполнилось 16 лет и её пригласили работать в магазин. Так Хилма стала продавцом.
Прошло несколько лет, и семья геологов из Москвы опять приехали в Сангар. Сыновья их уже стали большими, повзрослели. Они пришли в магазин, высокие, выше Хилмы ростом, зашли за прилавок, обняли её: «Хилма, пойдём к нам!»
- Вы же не слушаетесь, что я к вам пойду?- пошутила Хилма.
- Мы будем с в ушаться! И папа будет с в ушаться!- один из братьев немного картавил, всё так же не проговаривал «л».
Доброе отношение, тепло сохранилось, они были как родные.
Хилма стала взрослой. Война закончилась. Начиналась новая жизнь, новые истории.
***
Прошло много лет. Дети Екатерины Ванханен выросли. В Сангаре Екатерина Фоминична стала известным и уважаемым человеком. Своим трудом, ответственностью, вниманием и доброжелательностью она отстояла справедливое отношение к себе. Пережив страшные испытания, несмотря на трудности и лишения, она смогла вырастить своих детей.
На Крайнем Севере, в Сангаре они прожили 20 с лишним лет.