– Мою комнату тоже считали безопасной. Хават говорил…
– Это же был охотник-искатель, – напомнила она. – Значит, кто-то управлял им – кто-то в доме. У дистанционного управления этим оружием ограниченный радиус действия. И его могли спрятать здесь уже после осмотра Хавата…
Но, сказав это, она подумала о послании на листе: «… от изменника из доверенных лиц или приближенных ».
Но это не Хават. О, конечно, не Хават.
– Люди Хавата сейчас прочесывают дом, – сообщил Пауль. – Этот искатель чуть не убил старуху, которая пришла меня разбудить.
– Ее зовут Шэдаут Мэйпс, – сказала Джессика. – Твой отец вызвал тебя, чтобы…
– Это подождет, – отмахнулся Пауль. – Так почему ты считаешь эту комнату безопасной?
Джессика указала на записку и пересказала ее содержание. Пауль немного расслабился.
Но сама Джессика оставалась внутренне напряженной. Милостивая Мать! Охотник-искатель!.. Ей пришлось привлечь всю свою подготовку, чтобы не поддаться приступу истерической дрожи.
Пауль сказал как бы между прочим, констатируя факт:
– Конечно, это Харконнены. Нам придется их уничтожить.
В этот момент в дверь постучали – условный стук кого-то из людей Хавата.
– Войдите, – разрешил Пауль.
Дверь распахнулась, и в помещение, склонившись, вошел высокий офицер в мундире Атрейдесов и с эмблемой службы Хавата на фуражке.
– Вы здесь, господин, – с облегчением сказал он. – Домоправительница так и сказала, что вы, наверное, здесь…
Он огляделся и продолжил:
– В подвале мы нашли глухой закуток и поймали прятавшегося там человека. У него был пульт управления искателем.
– Я желаю принять участие в его допросе, – заявила Джессика.
– Простите, миледи. Взять его не удалось, он мертв. Наша ошибка…
– И ничего, по чему его можно было бы опознать? – спросила она.
– Пока мы не нашли ничего, миледи.
– Он арракиец? – спросил Пауль.
Джессика одобрительно кивнула: правильный вопрос.
– Похож на арракийца, во всяком случае, – ответил охранник. – Судя по всему, его запрятали там больше месяца назад и оставили дожидаться нашего прибытия. Вчера мы проверяли подвал, но камень и раствор там, где он проник в подвал, были не тронуты. Готов ручаться своей репутацией.
– Никто не сомневается, что вы проверяли дом тщательно, – успокоила его Джессика.
– Я сомневаюсь, миледи. Надо было проверить все там акустическим зондом.
– Надо полагать, сейчас вы именно это и делаете, – сказал Пауль.
– Да, господин.
– Сообщите отцу, что мы задерживаемся.
– Будет исполнено немедленно, господин. – Он взглянул на Джессику. – Согласно приказу Хавата в подобных ситуациях молодого господина следует препроводить в безопасное место и надежно охранять. – Его глаза снова обежали оранжерею. – Тут достаточно безопасно?
– У меня есть основания считать это место безопасным, – ответила Джессика. – И Хават, и я ее проверили.
– Тогда я выставлю охрану рядом с этим помещением – пока мы не проверим еще раз весь дом.
Он поклонился Джессике, отдал честь Паулю, вышел и закрыл за собой дверь.
Пауль прервал внезапно нависшее молчание:
– Может, стоит позже нам самим проверить дом? Ты можешь заметить то, что другим никогда не увидеть.
– Я не проверила еще только это крыло, – отозвалась она. – Оставила его напоследок, потому что…
– Потому что Хават лично его осматривал, – докончил Пауль.
Джессика метнула в него вопросительный взгляд:
– Ты подозреваешь Хавата?
– Нет, но он уже немолод… и он переутомился. Можно было бы снять с него часть нагрузки.
– Это только обидело бы его и повредило его работе, – возразила Джессика. – К тому же теперь, когда Хават узнал о случившемся, в это крыло и муха не пролетит. Он будет чувствовать себя виноватым, и…
– Но мы должны принять и свои собственные меры, – сказал Пауль.
– Хават верой и правдой служил трем поколениям Атрейдесов, – ответила Джессика. – Он достоин всего уважения и доверия, которыми мы можем заплатить ему… и еще много большего.
– Когда отец недоволен каким-нибудь твоим поступком, – хмыкнул Пауль, – он говорит «Бене Гессерит!» таким тоном, словно это ругательство.
– И что же во мне не нравится твоему отцу?
– Ну, в частности, ему не нравится, когда ты с ним споришь.
– Ты – не твой отец, Пауль.
И Пауль подумал: «Это сильно обеспокоит ее, но я должен рассказать ей, что говорила эта Мэйпс относительно предателя среди нас».
– Что ты скрываешь, Пауль? – спросила Джессика. – Это совсем на тебя не похоже.
Он пожал плечами и подробно пересказал свой разговор с Мэйпс.
А Джессика подумала о послании на листе и, неожиданно решившись, показала лист Паулю и прочитала зашифрованное сообщение.
– Надо немедленно сообщить отцу, – сказал Пауль. – Я пошлю ему шифрограмму.
– Нет, – возразила Джессика. – Придется подождать, пока ты не останешься с ним наедине. Чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.
– Ты хочешь сказать, что мы никому не можем доверять?
– Дело не совсем в этом, – объяснила она. – Возможно, так и было задумано, чтобы послание попало к нам. Те, кто оставил его для нас, могли верить, что все это правда; но что, если единственной целью всего этого было получение нами этого сообщения?..
Лицо Пауля оставалось таким же мрачным.
– Чтобы ослабить нас, посеяв в наших рядах недоверие и подозрение…
– Поэтому ты должен наедине и с величайшей осторожностью рассказать отцу об этой возможности, – кивнула Джессика.
– Понимаю.
Она повернулась к высокому окну-светофильтру и смотрела теперь туда, где на юго-западе садилось солнце Арракиса – желтый из-за стекла шар над изломанной линией скал.
Пауль повернулся вместе с матерью.
– Я тоже не думаю, что это Хават. Может, Юйэ?
– Он не из особо приближенных или особо доверенных лиц, – возразила Джессика. – Кроме того, я могу поручиться, что он ненавидит Харконненов не меньше, чем мы. Если не больше.
Пауль глядел на скалы, думая: «И это никак не может быть Гурни… или Дункан. Кто-то рангом ниже?.. Нет, невозможно. Они все происходят из семей, которые были нам верны в течение поколений – и по веским основаниям».
Джессика потерла лоб, ощутив навалившуюся усталость. Сколько же тут опасностей!.. Она рассматривала ландшафт, желтый от цветного стекла. За герцогской землей раскинулись складские территории – позади высокой ограды виднелись бункеры, где хранилась меланжа, вокруг – сторожевые вышки-треножники, похожие на испуганных пауков. Отсюда можно было увидеть по меньшей мере двадцать таких складских дворов, протянувшихся до самых скал Барьерной Стены.
Окрашенное светофильтром солнце медленно утонуло за горизонтом. Сразу же высыпали звезды. Одна яркая звезда висела так низко над горизонтом, что ее свет как бы дрожал – она мерцала в четком, размеренном ритме: тик-тик-тик – тик-тик-тик – тик…
Она почувствовала, как Пауль пошевелился в темноте рядом с ней.
Но Джессика сосредоточилась на этой яркой одинокой звезде, осознав вдруг, что та висит слишком низко – что свет ее исходит из точки, расположенной ниже кромки скал.
Кто-то подавал сигналы!
Она попыталась прочесть сообщение, но код был совершенно незнакомым.
На равнине под скалами зажигались новые огни – желтые точки на темно-синем, почти черном фоне. И один огонек – левее и чуть в стороне от скопления – вдруг стал ярче и замигал в ответ первому: тик-тик – тик – тик-тик-тик-тик… очень быстро.
И погас.
Тотчас погасла и фальшивая звезда в скалах.
Это были сигналы… и они наполнили ее дурными предчувствиями.
Зачем потребовались огни? – спросила она себя. Почему они не могли воспользоваться обычными коммуникаторами?
Ответ был очевиден: коммуникационная сеть наверняка прослушивалась сейчас агентами герцога Лето. Следовательно, использование световых сигналов могло означать только то, что сигналили его враги – харконненские агенты.
Раздался стук в дверь, и они услышали голос человека Хавата:
– Все в порядке, господин… миледи. Мы готовы немедленно проводить молодого господина к его отцу.
Говорят, что герцог Лето, закрыв глаза на опасности Арракиса, безрассудно вошел прямо в западню. Не будет ли более основательным предположение, что, долго живя в условиях крайней опасности, он недооценил изменение ее интенсивности? Или, быть может, он намеренно пожертвовал собой, чтобы сын его мог найти лучшую жизнь? Все данные ясно свидетельствуют, что герцог был человеком, которого нелегко обмануть.
(Принцесса Ирулан, «Муад’Диб. Семейные комментарии»)
Герцог Лето стоял, опираясь о парапет диспетчерско-контрольной башни космодрома, расположенного на окраине Арракина. Над южным горизонтом сплюснутой в овал серебряной монетой висела Первая луна. Под ней, сияя словно глазурь, сквозь пыльную дымку проступали зубчатые скалы Барьерной Стены. Слева от герцога во мгле светились огни Арракина – желтые… белые… синие.
Он думал об уведомлениях, разосланных за его подписью во все населенные пункты планеты: «Наш великий Падишах-Император поручил мне вступить во владение этой планетой и положить конец всем спорам».
Ритуалистическая формальность этой процедуры вызвала у него прилив чувства одиночества. Кого обманула эта глупая видимость законности? Уж конечно, не фрименов. И не Младшие Дома, контролирующие внутреннюю торговлю Арракиса… почти все до одного остающиеся харконненскими тварями.
Они пытались убить моего сына!
Он с трудом справился с нахлынувшей яростью.
Герцог увидел огни машины, ползущей из Арракина к посадочному полю. Он надеялся, что это – транспортер охраны, везущий Пауля. Задержка раздражала, хоть он и понимал, что она объяснялась мерами предосторожности, принятыми службой Хавата.
Они пытались убить моего сына!
Он потряс головой, отгоняя гнев, и оглянулся на посадочное поле, где по периметру монолитными часовыми стояли пять его фрегатов. Словно древний кромлех.
Лучше задержка из осторожности, чем…
Лейтенант, которого Хават послал за Паулем, был хорошим офицером, напомнил он себе. Полностью предан, заслуживает повышения.
Наш Великий Падишах-Император…
Если бы только жители этого прогнившего гарнизонного городка могли прочесть, что написал Император в приватной записке своему «благородному герцогу» – например, вот это презрительное упоминание мужчин и женщин в дистикомбах: «…но чего еще можно ждать от варваров, мечтающих лишь о том, чтобы жить вне упорядоченной надежности системы Фафрелах?»
В этот момент герцог чувствовал, что его собственная заветная мечта заключается в том, чтобы покончить со всеми сословными различиями и никогда больше не вспоминать об отвратительном порядке. Он взглянул вверх – сквозь пыль – на немигающие звезды и подумал: Вокруг одной из них кружит Каладан… но я никогда больше не увижу свой дом. Тоска по Каладану внезапно сдавила грудь. Ему показалось, что она пришла не из глубин его души, а протянула к нему руку с Каладаном. Пока он не мог заставить себя называть эту выжженную пустыню, Арракис, своим домом – и думал, что вряд ли когда-нибудь сможет.
Я должен скрывать свои чувства. Ради мальчика. Если ему суждено иметь дом, то им может стать только Арракис. Я могут думать о нем как об аде, в который попал уже при жизни, но он должен найти здесь то, что будет его воодушевлять. Что-то же здесь должно быть!
Волна жалости к себе – сразу же с презрением отброшенная – нахлынула на него, и почему-то вспомнились две строки из стихотворения, которое любил и часто читал Гурни Халлек:
Легкие мои вдыхают ветер Времени,
Пролетевший сквозь падающий песок…
Да, уж чего-чего, а песка здесь Гурни найдет даже больше, чем надо… Земли за теми блестящими под луной скалами были сплошной пустыней – бесплодный камень, дюны, вихрящаяся пыль – не нанесенная по-настоящему на карты Дикая Пустыня, сухая и мертвая, с разбросанными вдоль ее края (а может быть, встречающимися и внутри) поселениями фрименов. И если у рода Атрейдесов и есть сейчас хоть какая-то надежда – то она во фрименах…
Если только Харконнены не сумели опутать даже фрименов своими ядовитыми интригами.
Они пытались убить моего сына!
Металлический скрежет сотряс башню, завибрировал парапет, на который опирался герцог. Загородив обзор, упала броневая заслонка.
Садится челнок, подумал герцог. Пора идти вниз и приниматься за работу.
Он повернулся к лестнице у себя за спиной и направился в зал ожидания, стараясь сохранить спокойствие и подготовить нужное выражение лица к встрече прибывающих.
Они пытались убить моего сына!
Когда перед ним оказался зал с желтым куполообразным потолком, люди уже входили, вливаясь довольно энергичным потоком. На плечах они несли свои сумки и перебрасывались громкими шутками, словно студенты, возвращающиеся с каникул.
– Эй! Чуешь, что у тебя под копытами? Гравитация, парень!
– Сколько здесь «же»? Что-то вроде тяжеловато.
– По справочнику – девять десятых «же».
Большую комнату наполнил шум веселой перебранки.
– Ты вниз-то посмотрел, когда мы приземлялись? Вот ведь дыра! И где же обещанные сокровища?
– Харконнены все с собой забрали!
– А мне бы сейчас только горячий душ и мягкую постель!
– Ну, выдал! Душ! А не хочешь поскрести задницу песочком?
– Эй! Заткнитесь! Герцог!
Герцог шагнул с лестницы в разом затихшую комнату.
Чуть в стороне от толпы прохаживался Гурни Халлек. Через плечо у него была перекинута сумка, а другой рукой он сжимал шейку девятиструнного балисета. У него были очень длинные пальцы, способные к тончайшим движениям, и эти пальцы частенько извлекали из балисета такую изящную музыку…
Герцог смотрел на Халлека, любуясь этой уродливой человеческой глыбой с глазами, похожими на осколки стекла, в которых светилось инстинктивное, почти первобытное понимание. Вот человек, который жил вне системы Фафрелах, но выполнял все ее предписания. Как там Пауль назвал его?.. «Гурни Доблестный».
Тонкие светлые волосы Халлека были уложены так, чтобы прикрыть растущую лысину. Лиловый шрам на его подбородке, нанесенный ударом хлыста из чернильной лозы, шевелился слегка, словно сам по себе. Весь вид Халлека говорил о больших, непринужденно проявляемых возможностях. Он подошел к герцогу, поклонился.
– Добро пожаловать, Гурни, – сказал Лето.
– Приветствую вас, милорд. – Гурни махнул балисетом в сторону собравшихся офицеров. – Это последние. Я предпочел бы прибыть сюда с первой волной, но…
– Не волнуйся, на твою долю еще осталось некоторое количество Харконненов, – усмехнулся герцог. – Отойдем, Гурни, – нам надо побеседовать.
– К вашим услугам, милорд.
Они прошли к нише, где стоял автомат, отпускающий за монету порцию воды, а люди в большой комнате беспокойно зашевелились, но больше не шумели. Халлек бросил сумку в угол, но балисет из рук не выпускал.
– Сколько людей ты можешь выделить Хавату? – спросил герцог.
– У Суфира затруднения, сир?
– Он потерял только двоих, но его передовые агенты отлично провели разведку харконненских сил на планете. Если мы будем действовать быстро, достигнем некоторого уровня безопасности, получим необходимую нам передышку и свободу маневра. Ему нужно столько солдат, сколько ты можешь выделить без ущерба для дела – тех, кто не прочь немного поработать ножом.
– Я могу дать ему три сотни отборных людей, – сказал Халлек. – Куда их направить?
– К главным воротам. Агент Хавата ждет их там.
– Я должен заняться этим немедленно, сир?
– Подожди. Есть еще одно дело. Комендант космодрома под каким-нибудь предлогом задержит здесь челнок до рассвета. Хайлайнер Гильдии, доставивший нас, скоро отбывает, и этот челнок прицепят к грузовому кораблю, который доставит на лайнер груз Пряности.
– Нашей Пряности, милорд?
– Нашей. Но челнок должен забрать с собой и часть дюнмастеров – искателей Пряности, работавших при прежнем режиме. У них есть право уволиться при смене лена, и Арбитр Смены им это разрешил. Это ценные люди, Гурни, их около восьмисот. До того как челнок уйдет, ты должен убедить хотя бы некоторых поступить на службу к нам.
– Сколь сильным должно быть убеждение, сир?
– Мне нужно их добровольное сотрудничество, Гурни. У этих людей есть столь необходимые нам опыт и мастерство. То, что они хотят уехать, свидетельствует лишь, что они – не часть харконненской машины. Хават считает, что среди них могут быть внедренные агенты, но он в каждой тени видит асассинов.
– В свое время Суфир обнаружил некоторые весьма деятельные тени, милорд.
– А некоторые – не обнаружил. Но мне кажется, что для заблаговременного внедрения «ждущих агентов» в эту уезжающую толпу Харконненам потребовалось бы проявить слишком большое для них воображение.
– Возможно, сир. Где эти люди?
– В зале ожидания нижнего яруса. Полагаю, тебе стоит сыграть им мелодию-другую – чтобы размягчить их, а потом можешь включать давление. Можешь предложить квалифицированным высокие посты. Предложи двадцатипроцентное повышение зарплаты.
– И не больше, сир? Я знаю, что Харконнены платят в соответствии с общепринятыми тарифами. И людям с набитыми карманами и с желанием прокатиться… как хотите, сир, но двадцать процентов едва ли покажутся достаточно заманчивыми, чтобы остаться.
Лето нетерпеливо отмахнулся:
– Значит, в особых случаях действуй по собственному усмотрению. Только помни, что казна не бездонна. Держись за двадцать процентов, пока сможешь. Нам особенно нужны меланж-машинисты, меланжеры, предсказатели погоды и все, у кого есть опыт работы в открытой пустыне, – люди дюн.
– Понятно, сир. «С насилием придут они: лицом своим будут они пить, как восточный ветер; и возьмут пленников в песках…»
– Очень трогательная цитата, – сказал герцог. – Передай пока командование над своей шайкой какому-нибудь лейтенанту. Скажи ему, чтобы он дал им краткое наставление по водной дисциплине, а потом уложил спать в казармах, примыкающих к посадочному полю. Персонал космодрома покажет им, куда идти. И не забудь отправить людей к Хавату.
– Три сотни, сир. – Халлек поднял свою сумку. – Куда вам доложить, когда я со всем закончу?
– Найдешь меня в зале совещаний на заседании штаба. Я хочу согласовать новый порядок рассредоточения по планете: первыми выходят части, оснащенные бронетехникой.
Халлек, уже поворачиваясь уходить, остановился и взглянул в глаза Лето:
– Вы ждете настолько серьезных неприятностей, сир? Я думал, здесь есть Арбитр Смены.
– Будут и открытые сражения, и тайные интриги, – сказал герцог. – Крови прольется достаточно, прежде чем мы разберемся со всем этим.
– «И вода, которую возьмешь ты из реки, превратится в кровь на сухой земле», – процитировал Халлек.
Герцог вздохнул:
– Поторопись, Гурни.
– Слушаюсь, милорд. – Шрам искривился от усмешки. – «Вот, как дикий осел в пустыне, иду я к своей работе».
Гурни развернулся, вышел на середину зала, отдал распоряжения и заторопился сквозь толпу.
Лето негромко хмыкнул ему вслед. Халлек не уставал изумлять его – голова, набитая песнями, цитатами, цветистыми фразами… и сердце асассина, когда дело касалось Харконненов.
Потом Лето неторопливо направился к лифту, возвращая салюты небрежным взмахом руки. Среди толпы он узнал человека из Корпуса Пропаганды, остановился, чтобы распорядиться довести до людей, которые привезли на планету своих женщин, что женщины благополучно прибыли и находятся в безопасности и их можно найти там-то и там-то. Остальным же будет интересно узнать, что среди местного населения женщин, кажется, больше, чем мужчин.
Герцог похлопал пропагандиста по руке выше локтя – это служило сигналом, что это сообщение срочное, первоочередное и должно быть передано немедленно. Потом он двинулся дальше, кивая людям, улыбаясь; обменялся шутками с младшим офицером.
Командующий всегда должен выглядеть уверенно, подумал он. Вера всех подчиненных возложена на твои плечи, и даже если ты в критическом положении, все равно никогда нельзя показывать этого.
Он облегченно вздохнул, когда лифт проглотил его и он смог повернуться, и перед ним были лишь безразличные ко всему двери.
Они пытались убить моего сына!
На камне, венчающем арку над выходом с арракинского космодрома, имеется грубо высеченная надпись, словно сделанная каким-то допотопным инструментом, – Муад’Диб, должно быть, повторял ее много раз. Он увидел ее в ту первую ночь на Арракисе, когда его доставили на герцогский командный пункт – на первое совещание штаба в полном составе, созванное его отцом. Эта надпись была мольбой к тем, кто покидает Арракис, но смысл ее с мрачной силой запал в душу мальчика, только что избежавшего близких объятий смерти. Надпись гласила: «О вы, те, кто знает, как страдаем мы здесь, не забудьте нас в ваших молитвах».
(Из учебника «Жизнь Муад’Диба» принцессы Ирулан)
– Вся теория ведения войны – это рассчитанный риск, – сказал герцог, – но когда приходится рисковать своей собственной семьей, элемент расчета растворяется в… других вещах.
Он понимал, что недостаточно сдерживает свой гнев, и, чтобы успокоиться, повернулся, широкими шагами прошелся вдоль всего длинного стола, туда и обратно.
Герцог и Пауль остались одни в комнате совещаний космопорта. В этой большой гулкой комнате не было ничего, кроме длинного стола, старомодных трехногих стульев, стенда для карт и проектора. Пауль сидел за столом рядом со стендом. Он рассказал отцу о происшествии с охотником-искателем и о том, что возможно предательство.
Герцог остановился напротив Пауля, ударил кулаком по столу:
– Хават утверждал, что дом безопасен!!!
Пауль нерешительно сказал:
– Я тоже сначала рассердился. И считал Хавата виновным. Но нападение было совершено из-за пределов дома. Оно было простым, ловким и прямым. И достигло бы успеха, если бы не тренинг, полученный мной от тебя и от многих других – и от Хавата в том числе.
– Ты его оправдываешь? – требовательно спросил герцог.
– Да.
– Он постарел. Вот в чем дело. Ему пора…
– У него огромный опыт, – возразил Пауль. – Скажи, сколько ошибок Хавата ты можешь припомнить?
– Это я должен был бы защищать его, – сказал герцог. – А не ты.
Пауль улыбнулся.
Лето сел во главе стола и накрыл своей рукой руку сына:
– За последнее время ты стал… взрослым, сын. – Герцог убрал руку. – И это меня радует. – Герцог скопировал улыбку сына. – Хават будет казниться. Он будет гневаться на себя намного сильнее, чем могли бы мы с тобой вместе!
Пауль смотрел на потемневшие окна, частично загороженные стендом, вглядывался в ночную тьму. Огни комнаты отражались в ограждении балкона. Он заметил движение и разглядел фигуру охранника в мундире Атрейдесов. Потом Пауль посмотрел на белую стену за спиной отца, потом вниз – на блестящую поверхность стола – и заметил, что его собственные руки сжаты в кулаки.
Дверь в дальнем конце комнаты, лицом к которой сидел герцог, с шумом распахнулась. Вошел Хават, выглядевший старше и суровее, чем когда-либо прежде. Он прошел мимо всего стола и встал «смирно» напротив Лето.
– Милорд, – произнес он, глядя в какую-то точку поверх головы герцога, – я только что узнал о своем провале. Поэтому я прошу вас об отста…
– Садись и прекрати эти глупости, – отмахнулся герцог и указал на стул напротив Пауля. – Твоя ошибка была в том, что ты переоценил Харконненов. Их простые головы додумались до простого трюка. А мы на простые трюки не рассчитывали. И мой сын приложил большие старания, доказывая мне, что справился с этой опасностью лишь благодаря твоей подготовке. И тут о твоем провале речи быть не может! – Герцог хлопнул рукой по спинке пустого стула. – Садись, говорю тебе!
Хават опустился на сиденье:
– Но…
– Об этом я больше ничего не желаю слышать, – опять прервал его герцог. – Этот инцидент – уже прошлое. У нас имеются более насущные дела. Где все остальные?
– Я попросил их подождать снаружи, пока я…
– Позови их.
Хават взглянул Лето в глаза:
– Сир, я…
– Я знаю, кто мои настоящие друзья, Суфир, – сказал герцог. – Позови людей.
Хават проглотил комок в горле:
– Сейчас, милорд. – Он повернулся на стуле и крикнул в открытую дверь: – Гурни, пригласи их!
Первыми вошли мрачно-серьезные офицеры штаба, за ними следовали более молодые адъютанты и специалисты, у которых на лицах прямо-таки светилась готовность к действию.
По комнате пронесся шум отодвигаемых стульев. Все расселись, над столом повеяло слабым запахом рашага.
– Для желающих имеется кофе, – сказал герцог.
Он оглядел своих людей: это хорошая команда. В такой войне, учитывая обстоятельства, дела могли бы идти куда хуже.
Лето подождал, пока из соседней комнаты принесут кофе, отметил усталость на некоторых лицах.
Наконец он надел на себя маску спокойной деловитости, встал и призвал людей к вниманию, несильно стукнув костяшками пальцев по столу.
– Видите, господа, – сказал он, – наша цивилизация столь глубоко усвоила привычку постоянных посягательств, захватов и нападений, что даже простой приказ Императора мы не можем выполнить без того, чтобы вдруг не обнаружились старые штучки.
Вокруг стола прошелестели сухие смешки, и Пауль понял, что отец сказал именно то, что нужно, и именно таким тоном, как нужно было, чтобы поднять настроение за столом. Даже оттенок усталости в его голосе был единственно верным.
– Для начала, полагаю, неплохо было бы послушать, что Суфир может добавить к своему докладу о фрименах, – сказал герцог. – Итак, Суфир?..
Хават поднял голову:
– Я мог бы добавить к общему докладу кое-какие экономические данные, сир, но сейчас хочу сказать, что фримены все больше и больше представляются мне нашими потенциальными союзниками. Именно такими союзниками, в каких мы нуждаемся. Сейчас они выжидают – хотят посмотреть, можно ли нам доверять, но ведут себя при этом, по-моему, честно. Они прислали нам дары – дистикомбы их собственного производства… карты нескольких областей пустыни, окружающих бывшие опорные пункты Харконненов… – Хават опустил голову. – Доклады их разведки оказались абсолютно достоверными и значительно помогли нам в переговорах с Арбитром Смены. Они также прислали различные мелкие подарки: украшения для леди Джессики, Пряность, питье, так называемый пряный ликер, сласти, лекарства. Мои люди сейчас проверяют их. Подвохов там, кажется, нет.
– Вам нравятся эти люди, Суфир? – спросил один из офицеров.
Хават чуть помедлил:
– Дункан Айдахо говорит, что ими можно восхищаться.
Пауль взглянул на отца, потом на Хавата и отважился на вопрос:
– Есть ли у нас новые данные об общем количестве фрименов?
Хават посмотрел на Пауля:
– По потреблению пищи и другим признакам Айдахо оценивает численность населения того пещерного комплекса, который он посетил, примерно в десять тысяч человек. Их вождь сказал, что правит сиетчем в две тысячи очагов, или семей. У нас есть основания считать, что таких общин на планете великое множество. Причем, судя по всему, все они преданы какому-то Лиету.
– Это что-то новенькое, – сказал герцог.
– Возможно, я ошибаюсь, сир. Кое-что наводит на мысль, что Лиет – это местное божество.
Еще один из присутствующих откашлялся и спросил:
– Действительно ли они имеют дело с контрабандистами?
– Когда Айдахо был в этом сиетче, оттуда как раз вышел караван контрабандистов с большим грузом Пряности. Они использовали вьючных животных и говорили, что им предстоит восемнадцатидневное путешествие.
– Операции контрабандистов вообще, похоже, интенсифицировались в этот беспокойный период, – сказал герцог. – Это заслуживает тщательного осмысления. Нам не стоит особо беспокоиться относительно фрегатов, промышляющих на нашей планете без лицензии, – такое всегда существовало. Но нельзя оставлять их без нашего наблюдения.
– У вас есть план, сир? – спросил Хават.
Герцог взглянул на Халлека:
– Гурни, я хочу направить тебя главой делегации – если хочешь, посольства – к этим романтическим бизнесменам. Скажи им, что я буду закрывать глаза на их операции до тех пор, пока они будут платить мне герцогскую десятину. Хават подсчитал, что это в четыре раза меньше, чем требовалось им до сих пор на взятки и на содержание вооруженной охраны.
– А что, если это дойдет до Императора? – спросил Халлек. – Он очень ревниво относится к своей доле доходов КООАМ, милорд.
Лето улыбнулся.
– Всю десятину мы будем честно перечислять в банк на имя Шаддама IV – так, чтобы об этом было известно, – и в соответствии с законом не будем включать ее в облагаемый налогом доход. Пусть-ка Харконнены попробуют это оспорить! Этим мы малость порастрясем жирок с тех, кто разбогател при харконненской системе. Взяток больше не будет!
Усмешка искривила лицо Халлека.
– Ах, милорд, прекрасный удар ниже пояса. Хотел бы я видеть барона в тот момент, когда он об этом узнает.
Герцог повернулся к Хавату:
– Суфир, удалось купить те бухгалтерские книги, о которых ты говорил?
– Да, милорд. Как раз сейчас они тщательно изучаются. Правда, я их бегло просмотрел и могу сделать резюме – в первом приближении.