– Когда мы идем в поселки и города, нам приходится скрывать, кто мы, смешиваться с народом чаш и грабенов, – сказал Стилгар. – И мы не берем с собой оружия, ибо наши крисы священны. Но ты, женщина, владеешь каким-то колдовским искусством боя. Мы о таком только слышали, да и то многие сомневались, что это возможно. Однако теперь мы увидели это искусство своими глазами. Ты победила вооруженного фримена; и это – оружие, которое не обнаружит никакой обыск!
По людям в котловине прошло движение – слова Стилгара попали в цель.
– А что, если я соглашусь обучать вас… колдовским приемам?
– Мое покровительство тебе – так же, как и твоему сыну.
– Как я могу быть уверена, что это твое обещание не ложь?
Голос Стилгара потерял часть своей убедительности. Взамен в нем зазвучала резкая нотка:
– Здесь, в Пустыне, у нас нет бумаги для контрактов, женщина. И не бывает так, чтобы вечером мы дали обещание, которое собираемся нарушить на рассвете. Мужчина обещал – и это уже контракт. И, как вождь, я связываю своим словом и моих людей. Учи нас колдовским приемам боя – и, пока желаешь, будешь иметь убежище среди нас. И вода твоя смешается с нашей.
– Ты можешь говорить за всех фрименов?
– Со временем, может, и смогу. А сейчас за всех фрименов может говорить только мой брат, Лиет. Но я обещаю, что сохраню вашу тайну. Мои люди не упомянут про вас людям других сиетчей. Харконнены вернулись на Дюну во всеоружии, а герцог ваш мертв. Вас считают погибшими в буре Матери. Охотник не станет искать мертвую дичь.
«Да, это, кажется, гарантирует нам безопасность, – подумала Джессика. – Но у фрименов неплохо налажена связь – что, если они пошлют сообщение…»
– Я полагаю, за наши головы назначена награда, – сказала она.
Стилгар промолчал, и она почти увидела его мысли, ощущая движения его мышц под руками. Наконец он ответил:
– Повторю еще раз: я дал слово от имени всего племени. Теперь мои люди знают тебе цену. Что могли бы дать нам Харконнены? Нашу свободу? Ха! Нет, ты – таква, ты можешь дать нам больше, чем могла бы купить вся Пряность в харконненских сундуках!..
– Тогда я стану учить вас моему искусству боя, – объявила Джессика и сама почувствовала, что бессознательно произнесла эти слова с какой-то ритуальной напряженностью.
– Может, отпустишь меня наконец?
– Хорошо. – Джессика разжала захват и шагнула в сторону, не теряя из виду людей в котловине. «Это маша́д, предельное испытание. Но Пауль должен знать о них правду, даже если мне придется заплатить за это знание жизнью».
В выжидательной тишине Пауль перебрался чуть повыше, чтобы лучше видеть мать. Подтягиваясь, он вдруг услышал над собой тяжелое дыхание. Неизвестный затаился; в расщелине на фоне звездного неба обрисовалась смутная тень.
Стилгар закричал снизу:
– Эй, там! Хватит гоняться за парнем. Он сейчас сам спустится.
Из темноты сверху ответил не то мальчишеский, не то девчоночий голос:
– Но, Стил, он не может быть далеко от…
– Я сказал, Чани, оставь его! Слышишь, ящерицына дочь?
Наверху тихо ругнулись и шепотом добавили: «Он назвал меня дочерью ящерицы!..» Но все-таки тень убралась.
Пауль снова повернулся к котловине, нашел глазами Стилгара – серую тень рядом с матерью.
– Ну, все сюда! – скомандовал Стилгар и обернулся к Джессике: – А теперь спрошу я – а где гарантии, что ты выполнишь свою часть нашего уговора? Это ведь ты всю жизнь жила с бумажками, всякими там никчемными контрактами вроде…
– Мы, Бене Гессерит, умеем держать слово не хуже вас, – ответила Джессика.
Настала и долго тянулась тишина. Затем много голосов зашептались в темноте: «Бене-Гессеритская ведьма!..»
Пауль вытянул из-за кушака трофейное оружие, навел на темную фигуру Стилгара, но ни он, ни его люди не двигались с места. Не отрываясь все смотрели на Джессику.
– Всё точно – как в легенде… – прошептал кто-то.
– Нам передавали, что сообщила Шэдаут Мэйпс о тебе, – проговорил Стилгар. – Но это слишком важно, чтобы принять просто на веру, без испытания. Если ты и вправду та самая Бене Гессерит из легенды, чей сын поведет нас в рай… – Он пожал плечами.
Джессика вздохнула: «Значит, наша Миссионария Протектива даже устроила в этом аду своего рода религиозные предохранительные клапаны. Что ж… пригодятся. Они для того и придуманы». И произнесла:
– Провидица, которая принесла вам эту легенду, принесла вместе с ней прорицание карамы и иджаза – прорицание чуда и неизбежности пророчества – и я знаю это. Тебе нужен знак?
В свете луны было видно, как расширились его ноздри.
– У нас нет времени на обряды… – пробормотал он.
Джессика припомнила карту, которую Кинес показал ей, когда намечал пути для бегства. Как, казалось, давно это было!.. Да, так на той карте рядом с местом, обозначенным «Сиетч Табр», стояла пометка: «Стилгар».
– Хорошо, – согласилась она, – может, позже, когда мы придем с Сиетч Табр.
Это его проняло, а Джессика подумала: «Знал бы он, какими фокусами мы пользуемся! А она была молодец, та сестра из Миссионарии Протектива. Фримены превосходно подготовлены к тому, чтобы уверовать в нас».
Стилгар беспокойно шевельнулся:
– Пора идти.
Джессика кивнула – чтобы он понял, что это она дозволяет идти.
Он поднял глаза вверх – почти точно туда, где на карнизе прятался Пауль.
– Эй, парень, можешь слезать. – Потом вновь повернулся к Джессике и сказал извиняющимся тоном: – Твой сын очень уж нашумел, пока лез туда. Ему придется еще многому научиться, чтобы не навести на нас беду. Впрочем, он еще молод…
– Я не сомневаюсь, что нам есть чему поучиться друг у друга, – ответила Джессика. – Кстати, взгляни, что там с твоим товарищем. Мой сын обошелся с ним грубовато, когда разоружал.
Стилгар резко обернулся, так что капюшон взметнулся за плечами.
– Где?
– А вон, за кустами, – показала она.
Стилгар тронул двух своих людей за плечо:
– Посмотрите, что там.
Затем он осмотрел своих.
– Нет Джамиса. – Он опять повернулся к Джессике. – Даже твой парень владеет приемами колдовского боя!
– Между прочим, мой сын не послушался твоего приказа спуститься, – заметила Джессика.
Двое посланных Стилгаром вернулись, поддерживая третьего, – тот, спотыкаясь и глотая ртом воздух, брел между ними. Стилгар усмехнулся:
– Значит, твой сын будет слушаться только тебя, а? Ну-ну. Порядок знает.
– Пауль, можешь спуститься, – сказала Джессика.
Пауль поднялся из своего укрытия в лунный свет, засунул фрименское оружие за кушак. Когда он поворачивался, от скалы перед ним отделился второй силуэт.
В лунном свете, лившемся с неба и слабо отраженном серым камнем, Пауль увидал невысокую тонкую фигурку в свободных фрименских одеждах. На лицо падала тень от капюшона. Из складок бурнуса на Пауля глядел ствол пружинного пистолета.
– Я – Чани, дочь Лиета. – Голос веселый, звонкий. Она, кажется, сдерживала смех. – Я бы не позволила тебе палить по нашим.
Пауль сглотнул. А Чани повернулась к свету, и он увидал лицо эльфа с темными провалами глаз. Знакомые черты этого лица, которое являлось ему бесчисленное множество раз в его первых видениях, так поразили Пауля, что он застыл неподвижно. Он вспомнил, как когда-то, бравируя в своей гневной запальчивости, описывал это лицо из сна Преподобной Матери Гайе-Елене Мохийям. «Я когда-нибудь встречу ее!» – сказал он тогда.
И вот она въяви перед ним – но такая встреча ни разу не виделась ему.
– Ты шумел, как Шаи-Хулуд в ярости, – сообщила она. – И вдобавок ухитрился выбрать самый сложный подъем. Пошли, я покажу тебе, где спуститься полегче.
Он выбрался из расщелины и пошел за ней. Ее бурнус взметался, когда девчонка скользила через изломанные скалы. Она была как серна, легко скачущая по камням. Пауль почувствовал, как к лицу прилила кровь… хорошо еще, что темно!
Что за девушка! Словно прикосновение судьбы. Пауля захватила радостная волна.
Вскоре они уже стояли среди фрименов на дне котловинки. Джессика криво улыбнулась сыну, но обратилась к Стилгару:
– Да, нам полезно будет поучиться друг у друга. Надеюсь, ты и твои люди не в обиде на нас за случившееся. Мне показалось, что другого выхода нет. Ты был готов… совершить ошибку.
– Удержать человека от ошибки – это воистину небесный дар, – отозвался Стилгар. Он поднес левую руку к губам, а правой вытянул из-за пояса Пауля оружие и бросил одному из своих спутников. – Когда заслужишь, парень, у тебя будет свой маулет.
Пауль хотел было ответить, но сдержался, вовремя припомнив наставление матери: «Начало – пора деликатная, с ним нужно быть осторожным».
– У моего сына есть все необходимое оружие, – ответила за него Джессика и посмотрела Стилгару в глаза. Тот сразу вспомнил, как в руки мальчика попал пистолет… И оглянулся на фримена, побежденного Паулем. Это был Джамис. Он стоял в стороне, опустив голову и затрудненно дыша.
– С тобой нелегко иметь дело, женщина, – сказал Стилгар. Потом протянул руку в сторону одного из своих людей и, щелкнув пальцами, велел:
– Кушти́ бакка́ те.
(«Опять чакобса», – отметила Джессика.)
Тот немедленно подал вожаку два квадратных газовых платка. Стилгар пропустил их сквозь пальцы и повязал один на шее Джессики, под капюшоном, а второй таким же образом – на шее Пауля.
– Ну вот, – сказал он, – теперь у вас есть платки-бакка. Если нам случится разойтись, вас всякий опознает как принадлежащих к сиетчу Стилгара. А об оружии поговорим в другой раз.
Он обошел своих людей, проверяя, готовы ли они, затем взвалил фримпакет Пауля на одного из них.
«Бакка », – вспомнила Джессика, – это религиозный символ. «Бакка» – значит «плакальщик»… Ясно, что тут какая-то символика, объединяющая племя. Но какая? Почему скорбь, оплакивание объединяют их?..
Стилгар подошел к девочке, так смутившей Пауля.
– Чани, возьми этого мужчину-ребенка под свое крылышко и оберегай его.
Чани тронула Пауля за руку:
– Ну, пошли, «мужчина-ребенок».
Пауль сдержал раздражение и ответил:
– Мое имя – Пауль, и лучше бы тебе…
– Мы дадим тебе имя, будущий мужчина, – ответил вместо нее Стилгар, – во время михны, на испытании акль.
«Испытании разума », – перевела про себя Джессика.
Она вдруг ощутила, что надо немедленно доказать превосходство Пауля и его зрелость, – это ощущение перевесило всякие мысли об осторожности, и она резко воскликнула:
– Мой сын прошел испытание гом джаббаром!
По наступившей вдруг мертвой тишине стало ясно, что она поразила-таки их. Прямо в сердце.
– Да, многое нам предстоит узнать друг о друге, – проговорил Стилгар. – Но мы зря теряем время. Нельзя, чтобы лучи дневного солнца застигли нас в открытом месте.
Затем он подошел к поверженному Паулем фримену:
– Идти можешь, Джамис?
Тот мрачно фыркнул в ответ:
– Просто он ударил неожиданно, и всё. Кто мог ждать от него такой прыти? Это случайность. А идти – чего, могу.
– Случайность тут ни при чем, – возразил Стилгар. – И слушай, Джамис, ты будешь отвечать за их безопасность вместе с Чани. Они – под моим покровительством.
Джессика посмотрела на Джамиса. Это его голос возражал Стилгару со стены. Он хотел их смерти. И Стилгар явно считал нужным подчеркнуть свой приказ специально для Джамиса.
Стилгар вновь внимательно оглядел свой отряд и жестом подозвал двоих.
– Ларус, Фаррух, – пойдете позади и проследите, чтобы следов не оставалось. Будьте особо внимательны – ведь с нами двое необученных новичков. – Он повернулся, указал рукой направление: через котловину. – Походной цепочкой с фланговым охранением – пошли! Нам надо поспеть в Пещеру Кряжей до рассвета!
Джессика шла нога в ногу со Стилгаром, пересчитывая людей. Сорок фрименов, с ней и Паулем – сорок два. Идут, как заправские солдаты, – даже эта девочка Чани.
Пауль шагал позади Чани. Он уже позабыл, как разозлился на то, что девочка захватила его врасплох. Сейчас в его голове крутились слова матери: «Мой сын прошел испытание гом джаббаром». Руку кололо воспоминание о давней боли.
– Смотри, где идешь! – прошипела Чани. – Не зацепись за куст: оставишь нитку на ветке – выдашь нас!
Пауль сглотнул, кивнул.
Джессика слушала, как движется отряд. Шаги свои и сына она различала… а фримены, сорок человек, шли, и не было слышно звуков, отличных от естественных звуков Пустыни. Их одеяния плыли во мраке, словно паруса призрачных лодок. И путь их лежал в Сиетч Табр – сиетч Стилгара.
Она думала о самом слове – «сиетч». Старое слово, опять-таки из чакобса, и бесчисленные прошедшие века не изменили его. «Сиетч» – это «место сбора во время опасности». Только теперь, спустя какое-то время после стычки, она задумалась о том, что вытекало из значения слова и самого употребления древнего охотничьего языка.
– Хорошо идем, – заметил Стилгар. – С милостью Шаи-Хулуда мы таки дойдем до Пещеры Кряжей к рассвету.
Джессика молча кивнула – берегла силы. Оказывается, она была вымотана до предела, и только сила воли как-то подавляла усталость… сила воли и гордость, призналась она себе. И воодушевление… Она думала о том, как же ценны эти люди. Да, сегодня ей открылось немало нового о фрименах.
Все они, весь народ, воспитаны как воины. Поистине бесценная находка для герцога-изгнанника!
Фримены всегда отличались чрезвычайно развитым свойством, которое древние называли «spannungsbogen» – то есть умение сдерживать себя и, ощутив желание, не спешить удовлетворить его.
(Принцесса Ирулан, «Мудрость Муад’Диба»)
Они подошли к Пещере Кряжей перед рассветом. Из котловины туда вела расщелина, такая узкая, что пришлось протискиваться боком. Стилгар назначил несколько человек в караул. Джессика проводила их взглядом, когда они полезли на скалы в слабом предутреннем свете.
Пауль на ходу посмотрел вверх. Узкая расщелина, открывавшаяся в серовато-голубое небо, показывала пеструю шкуру планеты в поперечном разрезе. Но Чани не дала ему налюбоваться на эту картину – она, потянув его за рукав, поторопила:
– Давай побыстрее, а то уже совсем светло.
– А куда полезли те люди? – поинтересовался он.
– Первая дневная стража, – коротко ответила она. – Ну, шевелись!
Значит, снаружи выставляется караул, подумал Пауль. Разумно. Но все-таки лучше бы подходить сюда, разбившись на мелкие группы: так меньше риск потерять весь отряд.
Вдруг он поймал себя на том, что думает уже как партизан, и вспомнил, как отец опасался, что Дом Атрейдес может стать партизанским – скрывающимся, гонимым, сражающимся в подполье…
– Да побыстрее же! – шепотом подгоняла его Чани.
Пауль ускорил шаги. Позади посвистывала ткань фрименских одежд. Пауль вдруг вспомнил сират из крохотной Экуменической Библии доктора Юйэ: «Се, рай одесную меня, и ад ошуюю меня, и Ангел Смерти следует за мною ». Он несколько раз повторил цитату про себя.
Расщелина повернула и расширилась. Тут стоял Стилгар, пропуская своих людей в низкое отверстие в правой стене.
– Быстро! – прошипел он. – Если патруль нас заметит – мы тут окажемся как кролики в клетке!
Пауль пригнулся и следом за Чани вошел в пещеру, освещенную сочившимся откуда-то сверху сероватым светом.
– Можешь выпрямиться, – усмехнулась Чани.
Он разогнулся и огляделся вокруг: обширная пещера, свод низкий – там, где они стояли, его можно было бы коснуться, подпрыгнув. Отряд Стилгара, теряясь в тенях, разошелся по пещере. Пауль заметил, что мать встала у стены, изучающе рассматривая фрименов. Он не мог не отметить, что она резко выделяется среди них, хотя и одета так же. В каждом движении – сила, изящество и благородство…
– Найди себе местечко для отдыха и постарайся не путаться под ногами… дитя-мужчина, – сказала Чани. – А вот твоя еда. – Она сунула ему в руку два маленьких свертка из листьев, густо пахнущих Пряностью.
Стилгар подошел к Джессике, встал позади нее и приказал стоявшим слева от них:
– Установите дверной клапан и не забывайте о водной дисциплине! – Он повернулся к другому фримену: – А ты, Лемиль, принеси плавающие лампы.
Затем Стилгар взял Джессику за руку:
– Я хочу кое-что показать тебе, колдунья…
И он повел ее куда-то за угол, откуда пробивался свет.
Джессика оказалась на широком карнизе. Сюда открывался еще один выход из пещеры, и это отверстие находилось высоко в скальной стене, возвышающейся над новой котловиной, километров десяти или пятнадцати в ширину. Со всех сторон котловину окружали высокие скалы. Там и тут виднелись островки скудной растительности.
И в это время над серой в предрассветном свете котловиной, над дальней ее стеной, поднялось солнце, вернув камням и песку их светло-бурый цвет. Арракийское солнце, казалось, выпрыгивает из-за горизонта…
«Это оттого, – подумалось ей, – что мы хотели бы удержать его за горизонтом: ночь безопаснее дня…»
Внезапно она ощутила укол тоски: ей захотелось увидеть радугу – здесь, над этим местом, не знающим дождей. И не узнающим никогда. «Я не должна давать волю подобным мечтаниям, – одернула она себя. – Это слабость, а я не могу больше позволять себе слабости».
Стилгар схватил ее за руку, показал на что-то в котловине:
– Смотри! Вот они – истинные друзы!
Она всмотрелась, заметила в котловине движение. Там, на дне, какие-то люди спешили укрыться в тени скальной стены. Несмотря на расстояние, движения их были отчетливо видны благодаря чистоте воздуха. Она достала из-под бурнуса бинокль, навела его на людей, сфокусировала масляные линзы. Как пестрые бабочки, мелькали платки на шее…
– Там – наш дом, – сказал Стилгар, – мы будем там следующей ночью. – Он, подергивая себя за ус, смотрел на котловину. – Мои люди задержались снаружи дольше положенного – работали. Значит, патрулей поблизости нет. Позже я дам им сигнал, чтобы готовились к встрече.
– У твоих людей отличная дисциплина, – заметила Джессика, опуская бинокль. Стилгар проводил бинокль взглядом.
– Они подчиняются закону безопасности племени, – ответил ей Стилгар. – Ему же подчинен и выбор вожака: предводитель должен быть самым сильным из всех. Тем, кто способен обеспечить племени воду и безопасность. – Он перевел взгляд на ее лицо.
Она ответила таким же внимательным, прямым взглядом, увидев обведенные темным глаза без белков, пыльную бороду и усы, изогнутую трубку носовых фильтров, сбегающую в дистикомб…
– Значит, победив тебя, я скомпрометировала тебя как предводителя?
– Ты не вызывала меня на поединок, – отмахнулся он.
– Но ведь важно, чтобы предводитель сохранял уважение своих людей.
– Ну, среди этих песчаных вшей нет никого, с кем бы я не справился, – ответил Стилгар. – Так что, победив меня, ты победила и каждого из них. Всех нас. Теперь они надеются выучиться у тебя… искусству твоего колдовского боя… а некоторые хотели бы знать, не собираешься ли ты бросить мне формальный вызов.
Она взвесила его слова.
– То есть не одержу ли я победу в формальном поединке?
Он кивнул:
– Я бы тебе этого не посоветовал – они не пойдут за тобой. Ты не из людей Пустыни, ты чужая нашим пескам. Они видели это во время ночного марша.
– Люди практического склада, – пробормотала она.
– Верно. – Он посмотрел в котловину. – Мы знаем, что нам нужно. Но здесь, так близко от дома, не многие сохраняют трезвость и глубину мысли. Слишком долго мы были в Пустыне. Надо было доставить вольным торговцам груз Пряности для проклятой Гильдии… да почернеют их лица навеки!
Джессика, которая было отвернулась от него, резко развернулась, снова посмотрела Стилгару в глаза.
– Гильдия?! При чем тут она? С чего это Гильдия получает вашу Пряность?
– Так велит Лиет, – мрачно сказал Стилгар. – Мы знаем, зачем это делается, но всё одно, горек вкус этой дани. Мы откупаемся от Гильдии поистине чудовищной платой, чтобы только в нашем небе не крутились эти поганые спутники – чтобы никто не мог видеть, что делаем мы с Арракисом.
Она тщательно взвешивала свои слова, потому что вспомнила: именно эту причину называл ей Пауль, говоря о том, почему над Арракисом нет спутников.
– А что вы делаете с Арракисом такого, чего нельзя видеть?
– Мы изменяем его. Медленно, но верно мы изменяем его… Мы хотим, чтобы он стал по-настоящему пригодным для жизни людей. Наше поколение не увидит исполнения этой мечты, и дети наши не доживут до этого, и дети наших детей… и даже внуки их детей… но время это настанет. – Он обвел котловину затуманившимся взглядом. – Здесь будут открытая вода, и высокие зеленые растения, и люди будут спокойно ходить без дистикомбов.
Вот она, мечта Лиет-Кинеса, подумала она и сказала:
– Взятки – вещь небезопасная. Они имеют свойство расти…
– Они и растут, – подтвердил Стилгар. – Но медленный путь надежнее.
Джессика медленно оглядела котловину, пытаясь увидеть ее глазами Стилгара. Но видела только горчичного цвета пятно – далекие скалы. Над ними, кажется, что-то двигалось.
– Ах-х-х… – проговорил Стилгар.
Джессика решила было, что это – патрульный орнитоптер, но тут же поняла, что это мираж. Над песками дрожал второй пустынный ландшафт: пески, где-то вдали – какая-то колышущаяся зелень. А ближе… ближе шел прямо по поверхности огромный червь… и, кажется, на его спине она увидела фрименские плащи!..
Мираж исчез.
– Верхом оно, конечно, скорее было бы, – заметил Стилгар, – но мы не можем, разумеется, пустить Подателя в эту котловину. Так что ночью опять придется пешком…
Значит, Подателем они называют червя!
Она поняла, что следовало из слов Стилгара. Он сказал, что фримены не могут пустить червя в котловину. Значит, она в самом деле видела это в миражном мареве. Фримены на спине гигантского червя!.. Ей понадобилось все ее самообладание, чтобы не выдать потрясения.
– Пора возвращаться к остальным, – сказал Стилгар. – А то еще решат, что я тут подъезжаю к тебе с шашнями. И так кое-кто уже завидует, что мои руки касались твоего чудесного тела в котловине Туоно, во время борьбы…
– Довольно! – оборвала его Джессика.
– Я ничего дурного в виду не имел, – кротко ответил Стилгар. – У нас в любом случае не принято брать женщину против ее воли… а уж с тобой… – Он пожал плечами. – С тобой и этот обычай просто, можно сказать, излишен.
– Тебе не следует забывать, что я была все же женщиной герцога, его официальной наложницей, – проговорила Джессика уже спокойнее.
– Как хочешь. Ну всё, пора закрыть и это отверстие, чтобы можно было отдохнуть от дистикомбов. Моим людям сегодня необходим хороший отдых, ведь завтра семьи не дадут им отдохнуть!
Они замолчали.
Джессика смотрела на солнце. Да, в голосе Стилгара звучало предложение больше чем просто помощи и покровительства. Ему нужна жена? Она вдруг подумала, что действительно могла бы занять место рядом со Стилгаром. И это раз и навсегда положило бы конец любым спорам о лидерстве – удачный союз подходящих друг к другу мужчины и женщины, и всё.
Но – что тогда будет с Паулем? Кто их знает, фрименов, какие тут у них правила усыновления и как строятся отношения детей и родителей. А не родившаяся еще дочь, которую она носит под сердцем последние несколько недель? Дочь покойного герцога?.. Она подумала о том, что может значить для нее это дитя, растущее внутри. Подумала о том, что побудило ее решиться на зачатие. Она знала – что. Она подчинилась тогда глубочайшему инстинкту, общему для всех живых существ, заглянувших в лицо смерти, – стремлению обрести бессмертие в потомстве. Да, ими – ею и Лето – овладел инстинкт продолжения рода.
Джессика взглянула на Стилгара, увидела, что он внимательно ее рассматривает. «Какова будет судьба дочери, родившейся здесь у жены такого человека? – спросила она себя. – Не станет ли он препятствовать ей в том, что является необходимым для Бене Гессерит?»
Стилгар кашлянул. Он, казалось, понимал кое-что из того, что мучило ее.
– Для вождя главное – то, что его делает вождем: нужды его народа. Если ты научишь меня своим приемам, может прийти день, когда одному из нас придется бросить вызов другому. Я бы предпочел решить вопрос как-нибудь иначе.
– Как-нибудь? Разве есть разные пути?
– Сайядина, – ответил он. – Наша Преподобная Мать уже стара.
Их Преподобная Мать?!
Прежде чем она успела осознать его слова, он добавил:
– Я вовсе не навязываю себя в качестве мужа. Не прими это в обиду; ты в самом деле прекрасна и желанна. Но если ты станешь одной из моих женщин, кое-кто из молодежи решит, что я слишком озабочен плотскими удовольствиями и недостаточно – нуждами племени. Вот и сейчас, будь уверена, они и подслушивают, и подглядывают.
Он умеет взвешивать свои решения и думать об их последствиях, подумала она.
– Среди моих молодых кое-кто вступил в тот возраст, когда дух буен, – сказал Стилгар. – Сейчас лучше отпустить вожжи и не давать им серьезных поводов бросить мне вызов. Иначе мне придется кого-то покалечить, а то и убить. А вождю следует избегать этого – конечно, если можно отказаться от боя, не теряя чести. Ведь именно вождь делает толпу – народом. Вернее, в том числе и вождь. Он поддерживает уровень индивидуальности: если личностей мало, народ становится толпой.
Глубина его слов и то, что он говорил как ей, так и тем, кто подслушивал их разговор, заставили Джессику посмотреть на него новыми глазами. Он весьма умен, подумала она. Но где научился он искусству внутреннего равновесия?
– Закон, устанавливающий наши правила выбора вожака, разумен и справедлив, – сказал Стилгар. – Но из этого не следует, что люди всегда нуждаются именно в справедливости. По-настоящему нам сейчас необходимо время для роста и укрепления наших позиций, для распространения нашего влияния на новые земли.
Каково его происхождение? Кто так воспитал его?..
– Стилгар, я недооценила тебя, – проговорила она.
– Я так и понял.
– Похоже, мы оба недооценили друг друга.
– Так покончим с этим, – предложил он. – Я хотел бы, чтобы мы были друзьями… и доверяли друг другу. Я хотел бы взаимного уважения, какое возникает в душе безо всякого там секса.
– Понимаю.
– Ты мне веришь?
– Я слышу искренность в твоих словах.
– У нас, – сказал он, – сайядина, если даже она и не является формальным лидером, окружена особым почетом. Она учит. Она поддерживает вот здесь силу Господа… – Он коснулся своей груди.
А сейчас надо попробовать разобраться с их таинственной Преподобной Матерью, подумала она и сказала:
– Ты упомянул о вашей Преподобной Матери… а я вспомнила слова легенды и пророчества.
– Сказано, что дочь Бене Гессерит и дитя ее держат в руке своей ключи к нашему будущему, – сказал он.
– И ты считаешь, что это я и есть? – Она следила за выражением его лица, думая: «Как легко погубить молодой росток! Ибо начало – время больших опасностей».
– Мы пока не знаем, – ответил он.
Она кивнула, подумав: «Он – благородный человек. Хочет, чтобы я дала знак; но искушать судьбу, назвав мне этот знак, он не хочет».
Джессика повернула голову, посмотрела вниз, в котловину – в золотые и пурпурные тени, в дрожащее пыльное марево перед входом в их пещеру. Ее вдруг охватила кошачья осторожность. Она, безусловно, знала язык, которым пользовалась Миссионария Протектива, знала, как применить к своим конкретным нуждам легенды, страхи и надежды… но она чуяла здесь какие-то серьезные изменения. Словно кто-то принес их к фрименам, наложив свой отпечаток на схемы, внедренные Миссионарией.
Стилгар снова кашлянул.
Она чувствовала его нетерпение и помнила, что день разгорается и фримены ждут – пора закрывать отверстие. Ей приходилось рискнуть. Она понимала, что ей необходимо: одна из дар-аль-хикман, школ перевода, которая дала бы ей…
– Адаб, – прошептала она.
Ей казалось, что разум ее перевернулся внутри. Она распознала это чувство, у нее даже часто забилось сердце. Это ощущение не имело ничего общего с учением Бене Гессерит; это могло быть лишь одно – адаб, важное и требующее действия воспоминание, приходящее как бы само по себе, помимо воли. Тогда она отдалась этому чувству, предоставив словам литься самим по себе.
– Ибн-Киртаиба! – начала она. – Там, где кончается песок… – Она выпростала руку из-под бурнуса, простерла ее величественным жестом, увидела, как расширились глаза Стилгара. Услышала близкий шелест одежд многих людей. – …Вижу я фримена, фримена с Книгой Притчей, – нараспев говорила она. – И он читает к Ал-Лату, Солнцу, которому не покорился, которому бросил вызов и которое победил. Читает к Великим Саду Испытания – и вот что он читает:
Враги мои как стебли сломленные,
Заступившие путь буре.
Или не видел ты руку Господню?
Вот, он послал на них мор,
Ибо злоумышляли на нас.
И вот, они – как птицы,
рассеянные охотником.
А козни их – точно зерна отравы,
Отвергаемые всякими устами…
Ее пронизала дрожь, и рука ее упала.
Из темноты пещеры отозвались шепотом многие голоса:
– «И сотворенное ими разрушено».
– «Огнь Господень – в сердце твоем». (Слава Богу, теперь все пойдет своим чередом.)
– «Огнь Господень пылающий», – прозвучал ответ.
Она кивнула:
– «Падут враги твои».
– «Би-ла кайфа́», – завершили они.
В наступившем молчании Стилгар склонился перед ней.