Само собой, трубадуры не упускали момент. В популярной оперетке тех дней был выведен делегат КПЭ. Сидя под пальмой на белом песочке пляжа, «придурок» пел:
Для Бога, для женщин, для чуда любви
Мы здесь отдыхаем, оставив заботы и страхи!
Так спой, трубадур, нам новую песню —
Для Бога, для женщин, для чуда любви.
И бунты, и комедия эта были знаками времени, симптомами, и весьма красноречивыми. Они выдают психологический настрой, глубокую неуверенность… и стремление к чему-то лучшему, и страх, что ничего не выйдет.
Заслонами на пути анархии тогда стояли прежде всего зарождающаяся Гильдия, Бене Гессерит и Ландсраад – последний продолжал собираться, не прерывая, несмотря на столь серьезные препятствия, двухтысячелетнюю традицию. Роль Гильдии ясна: она обеспечивала транспортом как Ландсраад, так и КПЭ. С Бене Гессерит ясности меньше. Достоверно известно, что в этот период они объединялись, забирали под свою руку колдуний, изучали свойства наркотических веществ, развивали технику прана-бинду и создавали Миссионарию Протектива – свою «черную руку», вооруженную предрассудками. Но в этот же период была написана знаменитая Литания Против Страха, составлена Книга Азхар – библиографическое чудо, сохранившее великие таинства древнейших религий.
Комментарий Ингсли, – пожалуй, единственно верные слова, которыми можно охарактеризовать ту эпоху: «То было время глубочайших парадоксов».
Около семи лет КПЭ усердно работала. Незадолго до седьмой годовщины своего основания они начали готовить человечество к важнейшему известию, можно сказать, откровению; и в день годовщины народам была явлена Экуменическая Библия.
«Вот, – сказали делегаты КПЭ, – писание, исполненное достоинства и значительности. Вот путь, следуя которым человечество осознает себя единым творением Божиим».
КПЭистов называли «археологами идей», вдохновленных Богом на величественное повторное открытие. Говорили, что они «вновь открыли свету полные жизненной силы великие идеи, долго погребенные под прахом веков», что они «оживили моральные императивы религиозного сознания».
Кроме Экуменической Библии, КПЭ создала «Литургический Служебник» и «Комментарии» – во многих отношениях произведение даже более замечательное, и не только в силу краткости («Комментарии» вдвое короче Экуменической Библии), но также в силу своей искренности, чистоты, замечательного сочетания самоуничижения и чувства своей правоты.
Начало «Комментариев», как ясно видно, обращено к агностически настроенным правителям:
«Люди, не находя ответов на сунны (десять тысяч священных вопросов в Шари-а), теперь обратились к своему разуму. Всякий ищет просветления. Религия – лишь древнейший и наиболее достойный путь из всех, на которых человек искал объяснения сотворенной Богом Вселенной. Ученые ищут законы, движущие событиями, строят упорядоченную и закономерную картину мира; задача религии – найти место Человека в этой картине».
В заключительной части, впрочем, «Комментарии» приобретают куда более резкий тон – вполне возможно, предопределивший их судьбу:
«Многое из того, что прежде называлось религией, несло бессознательно враждебное отношение к жизни. Истинная же религия должна проповедовать, что жизнь полна радостей, услаждающих взор Господа, и что знание без действия – пусто. Все люди должны увидеть, что механическое заучивание канонов и правил есть по сути своей обман. Истинное учение узнать легко; вы узнаете его безошибочно, ибо истинное учение пробуждает в вас нечто, которое скажет: «Ведь я знал это всю свою жизнь…»
Работали печатные машины, и импринтеры безостановочно наматывали ролики шигакорда; Экуменическая Библия распространялась по обитаемым мирам; и странное спокойствие воцарилось в то время повсюду. Многие называли это спокойствие знамением свыше, знаком единения.
Однако судьба самих делегатов КПЭ показала, каким обманчивым оно было. По возвращении в свои конгрегации восемнадцать делегатов подверглись линчеванию в первые два месяца, а пятьдесят три, не прошло и года, публично отреклись от экуменизма.
Экуменическую Библию назвали «порождением гордыни разума». Утверждалось, что тексты ее преисполнены соблазна логики. Стали появляться ревизованные версии, стремящиеся угодить фанатикам. Эти версии опирались на привычную символику (Крест, Полумесяц, погремушка с перьями, Двенадцать Святых, Худой Будда и прочее) – и вскоре стало ясно, что новый экуменизм не сумел вобрать в себя древние верования и предрассудки.
Хэллоуэй назвал идеологию, выработанную за семь лет Комиссией Переводчиков-Экуменистов, «галактофазический полидетерминизм»; массы охотно подхватили термин, причем расшифровывали аббревиатуру ГП как «Господом проклятые».
Председатель КПЭ Тоуре Бомоко, Улем всех дзенсуннитов, один из четырнадцати делегатов, так и не отрекшихся от экуменизма (они вошли в историю как «Четырнадцать Мудрых»), признал наконец, что КПЭ совершила ошибку.
«Нам не следовало пытаться создать новые символы, – сказал Бомоко. – Нам надо было понять, что нельзя вносить неопределенность в общепринятые верования и возбуждать любопытство относительно Бога. В повседневной жизни нас окружает нестабильность всего человеческого – но мы позволяем нашим религиям становиться все более жесткими, подавляющими, все сильнее служим конформизму. Но что за тень легла на пути божественных заповедей? Это – предостережение, напоминание о том, что старые институты религии сохраняются, как сохраняются и владеют душами старые символы, хотя смысл и содержание их давно потеряны, и что нельзя просто механически сложить вместе все известные знания и верования».
Горечь этого «признания» не ускользнула от противников Бомоко, и вскоре он был вынужден бежать, доверив свою жизнь Гильдии, поклявшейся держать в тайне место его изгнания. Говорят, что Бомоко скончался на Тупайле, где пользовался уважением и любовью. Перед смертью он сказал: «Религия должна оставаться прибежищем для людей, говорящих себе: «Я не таков, каким хотел бы быть».
Приятно сознавать, что Бомоко чувствовал пророческий смысл своих слов – «институты религии сохраняются». Девяносто поколений спустя Экуменическая Библия и «Комментарии» распространились по всей верующей Вселенной.
…Когда Пауль Муад’Диб стоял, положив правую руку на усыпальницу Головы Лето – высеченную в камне раку, где хранился череп его отца (правую, благословенную и благословляющую руку, а не левую, насылающую проклятия), – он слово в слово процитировал слова из «Наследия Бомоко»:
«Вы, победившие нас, говорите себе, что пал Вавилон и разрушено сотворенное им; но говорю я вам, что каждого человека ждет суд и каждый ответит за себя. Ибо каждый человек есть малая война, в каждом идет сражение добра и зла».
Фримены говорят о Муад’Дибе, что он был подобен Абу-Зайду, чей фрегат посрамил саму Гильдию, в один день совершив путешествие туда и обратно. Причем «туда», в данном контексте переводится как термин фрименской мифологии, обозначающий мир духа «рух», как Алам аль-Митхаль, мир, где не действуют физические ограничения и все возможно.
И тут мы ясно видим параллель между только что сказанным и идеей Квисатц Хадераха. Сам термин «Квисатц Хадерах» (создать которого при помощи генетической программы стремился орден Бене Гессерит) означает «Сокращающий Путь» – или «Тот, Который может быть во многих местах сразу».
Но можно показать, что как та, так и другая интерпретации термина восходят к словам «Комментариев»: «Когда закон и религиозный долг сливаются воедино, твое «я» объемлет всю Вселенную».
Сам Муад’Диб говорил о себе: «Я – сеть в море времени, ловящая и в прошлом, и в будущем. Я – движущийся тенет, от которого не уйдет никакая вероятность».
Эти мысли суть одно, и они же звучат в Двадцать второй Калиме Экуменической Библии: «Произнесена мысль или нет – она реальна и обладает силой реальности».
Когда же мы обращаемся к собственным комментариям Муад’Диба в «Столпах Вселенной» (в интерпретации его святых последователей, Квизара Тафвид), мы видим, сколь многим обязан Муад’Диб Комиссии Переводчиков-Экуменистов и Фрименскому Дзенсуннизму.
Муад’Диб: «Закон и долг суть одно; да будет так. Помните, однако, об ограничениях, налагаемых этим правилом: пока вы следуете ему, вы не вполне обладаете самосознанием; вы остаетесь погруженными в тау общины; вы – меньше, чем личность».
Экуменическая Библия: идентичный текст («Шестьдесят Одно Откровение»).
Муад’Диб: «Вера, религия часто черпает из мифа о прогрессе, защищающем нас от неуверенности, от неопределенности грядущего».
«Комментарии» КПЭ: идентичный текст (а Книга Азхар говорит, что этот текст принадлежит религиозному автору первого века, некоему Нишоу, или Ницшоу, вернее, является парафразом его высказывания).
Муад’Диб: «Если дитя, или человек неподготовленный, или невежда, или безумец причиняет вред, то вина ложится на тех, кто имеет власть над ними, ибо они не предвидели и не предотвратили этот вред».
Экуменическая Библия: «Вина за всякий грех, хотя бы частично, может быть возложена на природное зло, на оправдывающие грешника внешние обстоятельства, приемлемые Богом» (Книга Азхар возводит эту мысль к Торе древних евреев).
Муад’Диб: «Простри руку свою, и прими и яди данное тебе Господом; и когда насытишься, то славь Господа».
Экуменическая Библия: та же мысль, но в других выражениях (в этом случае Книга Азхар относит это высказывание, правда, в несколько иной форме, к писаниям Первого Ислама).
Муад’Диб: «Доброта – начало жестокости».
Фрименская Китаб аль-Ибар: «Ужасен в доброте своей Господь, и тяжка десница Его. Не Он ли дал нам Солнце палящее (Ал-Лат)? Не Он ли поставил Матерей Власти (Преподобных Матерей)? Не Он ли дал силу Шайтану (Сатане, Иблису)? И разве не получили мы от Шайтана вредоносную торопливость?»
(Именно отсюда происходит фрименское присловье: «Поспешность – дочь Шайтана». В самом деле, на каждую сотню калорий тепла, выработанных физической нагрузкой («торопливостью»), тело испаряет до шести унций влаги. Фрименское слово, обозначающее пот или слезы, – «бакка» – в одном из вариантов может быть переведено как «жизненная сущность, которую Шайтан выжимает из твоей души».)
Конивелл называет приход Муад’Диба «религиозно своевременным» – но время здесь, в сущности, ни при чем. Как сказал сам Муад’Диб: «Я – здесь, поэтому…»
Однако для понимания религиозного влияния Муад’Диба крайне важно не упускать из виду следующее обстоятельство: фримены были тогда жителями Пустыни, и вся их наследственность была приспособлена к враждебным человеку условиям. Нетрудно стать мистиком, если каждую секунду приходится бороться за выживание, преодолевая открытую враждебность окружения. «Вы – здесь; поэтому…»
При такой традиции страдание принимается человеком – быть может, как неосознаваемое наказание, но принимается. Надо отметить при этом, что фрименские обряды дают почти полное освобождение от чувства вины. Это необходимость – для фрименов закон и религия неразрывны, так что неповиновение закону – грех. Таким образом, вернее будет сказать, что фримены легко очищались от чувства вины, потому что их повседневная жизнь требовала жестоких (часто – смертельных) решений; решений, которые в другом, более мягком мире отяготили бы человека невыносимо тяжкой виной.
В этом, вероятно, одна из причин тяготения фрименов к суеверию (не считая деятельности Миссионарии Протектива). Почему свистящие пески – дурное предзнаменование? Почему, увидев Первую Луну, надо поднять кулак?.. Плоть принадлежит человеку, но его вода – собственность всего племени; и тайна жизни, тайна бытия – это не загадка, требующая решения, а реальность, которую надо пережить. Знаки и знамения позволяют не забывать об этом. И потому, что ты – здесь, потому, что ты исповедуешь эту религию, победа в конце концов не ускользнет от тебя.
Как веками учили сестры Бене Гессерит (до того как орден с позором отступил перед фрименами):
Когда религия и политика едут в одной колеснице, которой правит живой святой (барака), ничто не устоит на их пути.
III. Доклад о мотивах и целях Бене Гессерит
(Ниже приводится выборка по сводному докладу, подготовленному агентами леди Джессики немедленно после арракийских событий. Беспристрастное изложение намного увеличивает ценность доклада.)
Поскольку Бене Гессерит в течение многих веков действовали под маской полумистической школы, занимаясь селективно-генетической программой, мы привыкли придавать ордену куда большее значение, чем он того заслуживает. Анализ собственного «расследования факта» по арракийским событиям выдает глубокое неведение и непонимание орденом его собственной роли.
Можно возразить, что Бене Гессерит могли изучать лишь доступные им факты и не имели возможности исследовать личность Пророка Муад’Диба. Однако ордену приходилось преодолевать за свою историю и куда большие препятствия, и тем серьезнее их ошибка.
Генетическая программа Бене Гессерит имела целью выведение человека, называемого ими «Квисатц Хадерах», – термин, означающий «Тот, Кто может быть одновременно во многих местах». Говоря проще, им нужен был человек, чей разум позволил бы понимать и использовать измерения высшего порядка. Они хотели создать суперментата, живой компьютер, наделенный пророческими способностями подобно Гильд-навигаторам. Теперь заметьте следующее:
Муад’Диб, урожденный Пауль Атрейдес, был сыном герцога Лето – за этой генетической линией тщательно следили больше тысячи лет. Мать Пророка, леди Джессика, побочная дочь барона Владимира Харконнена, несла в себе гены, первостепенная ценность которых для названной программы была известна более двух тысяч лет. Гессеритка по рождению и воспитанию, Джессика должна была стать заинтересованным инструментом проекта.
Ей приказали родить Атрейдесу дочь. План предусматривал инбридинг, соединяющий гены этой будущей дочери с генами племянника барона Владимира – Фейд-Раутой. Вероятность получения Квисатц Хадераха от этого брака была весьма высока. Однако наложница герцога нарушила приказ (по причинам, которых, как она утверждает, до конца не поняла и сама) и понесла сына.
Уже это должно было насторожить Бене Гессерит, предупредить орден о вероятности появления в схеме непредусмотренной случайной переменной. Но Бене Гессерит проигнорировал это предупреждение, как и другие, куда более значительные признаки:
1. Уже в юности Пауль Атрейдес демонстрировал способность предвидеть будущее. Его пророческие видения отличались точностью и глубиной и никак не могли быть объяснены привлечением четвертого измерения.
2. Преподобная Мать Гайя-Елена Мохийам, Проктор Бене Гессерит, испытывавшая человеческую сущность Пауля, когда ему было пятнадцать лет, засвидетельствовала, что он преодолел боль намного более сильную, чем любой другой из всех тех, отчеты об испытании которых хранились в ордене. И тем не менее она почему-то не выделила этот факт в своем докладе!
3. Когда Дом Атрейдес прибыл на Арракис, фрименское население приветствовало юного Пауля как Пророка, «Глас из иного мира». Бене Гессерит было прекрасно известно о том, насколько суров Арракис с его бесконечной Пустыней, полным отсутствием открытой воды, с подчеркнуто урезанными, примитивными потребностями – только чтобы выжить; и о том, что такие условия неизбежно приводят к появлению большого числа сенситивов – людей с обостренным восприятием. Но как реакция фрименов на Пауля, так и такой совершенно, казалось бы, очевидный элемент, как насыщенная Пряностью арракийская пища, тоже были упущены наблюдателями Бене Гессерит.
4. Когда Харконнены и солдаты-фанатики Падишах-Императора вновь заняли Арракис, убили отца Пауля и истребили почти все силы Дома Атрейдес, а Пауль и его мать исчезли, – почти сразу начали поступать донесения о появлении среди фрименов нового религиозного лидера, человека по имени Муад’Диб, причем и его тоже называли «гласом из иного (или внешнего) мира». В тех же докладах ясно указывалось, что ему сопутствует некая новая Преподобная Мать-Сайядина, и она – «женщина, давшая ему жизнь». Имевшиеся в распоряжении Бене Гессерит тексты ясно указывали, что во фрименских легендах о пришествии Пророка говорится: «И рожден он будет ведьмой Бене Гессерит».
(Конечно, еще за несколько столетий до того Бене Гессерит направили агентов Миссионарии Протектива на Арракис – внедрить в тамошние верования нечто именно в этом роде, на тот случай, если кто-то из Бене Гессерит будет нуждаться здесь в защите и убежище, и потому те, кто игнорировал легенду о «гласе из иного мира», поступили правильно: это был типичный, стандартный образчик «паноплиа профетикус». Однако это возражение справедливо лишь в том случае, если Бене Гессерит были правы, отвергая и все прочие свидетельства, относящиеся к личности Пауля Муад’Диба.)
5. Когда разгорелись арракийские события, Гильдия Космогации несколько раз обращалась к Бене Гессерит. Гильдия давала понять, что ее навигаторы, использующие «арракийское зелье» – меланжу – для развития ограниченных способностей к предсказанию, необходимых тем, кто ведет корабли в океане пустоты… так вот, Гильд-навигаторы были обеспокоены перспективой и видели «проблемы на горизонте». Сие могло означать только, что Гильдия видела впереди некий узел, где переплетались бесчисленные варианты решений – и за этим временным сплетением от взора провидцев Гильдии были сокрыты пути. Уж это-то было абсолютно недвусмысленным свидетельством чьего-то вмешательства на уровне измерений высшего порядка!
(Некоторые из Бене Гессерит давно догадывались, что Гильдия не может прямо вмешиваться в дела, связанные с жизненно необходимым для нее источником Пряности, поскольку Гильд-навигаторы уже в меру своих скромных способностей пытались работать с измерениями высшего порядка… и продвинулись в этом достаточно далеко, по крайней мере чтобы понять: малейший неверный шаг на Арракисе обернется для них катастрофой. Гильд-навигаторы не в состоянии были предсказать какой-либо путь, который бы позволил Гильдии взять контроль над Пряностью и не привел бы при этом к образованию такого же вероятностного узла. Очевиднее всего было бы заключить, что некие силы высшего уровня как раз и берут контроль над источником Пряности… но и теперь Бене Гессерит умудрились ничего не заметить и не понять!)
Перед лицом этих фактов мы неизбежно приходим к выводу о том, что удивительно неэффективные действия Бене Гессерит стали результатом действий на более высоком уровне, о котором Бене Гессерит и не подозревали!
IV. Персоналия
Альманах Эн-Ашраф
(Избранные отрывки о Великих Домах)
Шаддам IV (10134–10202) – Падишах-Император, восемьдесят первый в роду (Дом Коррино), занимавший Золотой Львиный Престол, правил с 10156 (год, в который его отец, Элруд IХ, пал жертвой чаумурки) до 10196 г., когда было установлено регентство с номинальным переходом власти к дочери Шаддама IV, Ирулан. Правление Шаддама IV вошло в историю главным образом благодаря Арракийскому Восстанию, вину за которое многие историки возлагают на безответственное отношение Шаддама IV к своим обязанностям и чрезмерную пышность его двора… Так, ряды бурсегов за первые шестнадцать лет его правления удвоились. В то же время ассигнования на подготовку сардаукаров неуклонно сокращались в течение трех десятилетий, предшествовавших Арракийскому Восстанию. У Шаддама IV было пять дочерей (Ирулан, Чалиса, Венсиция, Джосифа и Руги), но ни одного законного сына. Четыре дочери сопровождали его в изгнании. Его жена, Анирул, дочь Бене Гессерит Сокрытого Чина, скончалась в 10176 г.
Лето Атрейдес (10140–10191) – кузэн Дома Коррино по женской линии; часто упоминается как «Красный Герцог». Дом Атрейдес правил Каладаном по сиридарскому лену, пока не был вынужден перейти на Арракис. Лето Атрейдес более известен как отец герцога Пауля Муад’Диба, Уммы-регента. Останки герцога Лето покоятся в «Усыпальнице Головы Лето» на Арракисе. Его убийство обычно приписывается предательству врача Суккской Школы, вина за которое возлагается на сиридар-барона Владимира Харконнена.
Леди Джессика (10154–10256), член Дома Атрейдес на правах официальной наложницы герцога Лето – побочная дочь сиридар-барона Владимира Харконенна (как результат генетической программы Бене Гессерит). Мать герцога Пауля Муад’Диба. Закончила Школу Бене Гессерит на Валлахе IХ.
Леди Алия Атрейдес (род. 10194) – законная дочь герцога Лето Атрейдеса и его официальной наложницы леди Джессики. Леди Алия была рождена на Арракисе примерно через восемь месяцев после гибели герцога Лето. Из-за пренатального (то есть произошедшего до рождения) воздействия наркотика группы ментафорсеров – «яда откровения», или Воды Жизни, – в Бене Гессерит известна как «Про́клятая». В историю леди Алия вошла как Святая Алия (или Святая Алия, Дева Ножа). Подробно историю леди Алии см. в книге Пандера Оулсона «Святая Алия, Охотница Миллиарда Миров».
Владимир Харконнен (10110–10193) – обычно упоминается просто как барон Харконнен. Официальный титул – сиридар-барон (то есть барон-правитель планеты). Владимир Харконнен – прямой потомок по мужской линии башара Абулурда Харконенна, изгнанного за трусость после Битвы за Коррин. Возвращение Дома Харконнен к власти обычно связывается с ловкими действиями на рынке китовой шерсти и позднее с использованием меланжевых богатств Арракиса. Сиридар-барон умер на Арракисе во время Арракийского Восстания. На весьма непродолжительное время титул перешел к на-барону Фейд-Рауте Харконнену.
Граф Хасимир Фенринг (10133–10225) – кузэн Дома Коррино по женской линии, друг детства Шаддама IV. (Часто критикуемая «История Коррино – история пиратов» сообщает, что именно граф Фенринг помог с помощью чаумурки избавиться от Элруда IХ.) Все источники соглашаются с тем, что Фенринг был самым близким другом Шаддама IV. Деятельность графа Фенринга на имперской службе включала в себя функции Имперского Агента на Арракисе во время правления там Харконненов; позже – сиридар-абсентиа (то есть правителя, не живущего на планете) Каладана. Присоединился к Шаддаму IV в его изгнании на Салусе Секундус.
Граф Глоссу Раббан (10132–10193) – граф Ланкивейльский, старший племянник Владимира Харконнена. Как и Фейд-Раута, Раббан (принявший фамилию Харконнен, будучи призван ко двору сиридар-барона), законный сын младшего из полубратьев сиридар-барона Абулурда. Абулурд отказался от фамилии Харконнен и всех соответствующих прав, приняв титул графа, когда ему было передано губернаторство субдистрикта Раббан-Ланкивейль. Раббан – имя по женской линии.