Один из них сказал:
– Идет не «прапраматерь» – прапра пра матерь всех бурь, Муад’Диб!
Пауль бросил взгляд на темнеющее небо и приказал:
– Гурни, убирай наблюдателей с Южной Стены!
Ему пришлось повторить приказ – шум бури вырос настолько, что приходилось кричать во весь голос.
Пауль надел фильтр-маску, затянул капюшон дистикомба.
Гурни возвратился.
Пауль тронул его за плечо, показал на кнопку взрывателя на стене тоннеля позади связистов. Гурни подошел к ней и, держа на кнопке руку, повернулся к Паулю.
– Связи нет! – крикнул связист. – Слишком сильные помехи! Буря!..
Пауль кивнул, не сводя взгляда с часового циферблата. Наконец он обернулся к Гурни, поднял руку и вновь перевел взгляд на циферблат. Стрелка завершала последний круг…
– Давай! – крикнул Пауль и резко взмахнул рукой.
Гурни вдавил кнопку до отказа.
Казалось, не меньше секунды прошло, прежде чем дрогнул пол под ногами. Раскатистый гул взрыва слился с ревом бури, на миг перекрыв его.
Федайкин-наблюдатель подбежал к Паулю, держа свой телескоп под мышкой.
– Стена взорвана, Муад’Диб! Буря ворвалась в пролом и ударила прямо по ним – и наша артиллерия уже ведет огонь! – прокричал он.
Пауль представил себе, как катится по зажатой горами долине песчаная стена, напитанная статическим электричеством, – и рокочущие заряды разрушают все силовые щиты врага.
– Буря!.. – прокричал кто-то. – Пора в укрытие, Муад’Диб!
Пауль пришел в себя, ощутил, как песчинки иглами колют открытые щеки. Мы начали… и это всё неизбежно, подумал он. Положив руку на плечи связисту, он крикнул ему:
– Бросай аппараты! В тоннеле стоит второй комплект!..
Он почувствовал, что его тащат: федайкины столпились вокруг, защищая своего вождя. Они втолкнули его в тоннель, где было несколько тише, повернули за угол, попали в тесную комнатку, освещенную плавающими под потолком лампами. Отсюда вел еще один тоннель.
|
|
В этой комнатке за дублирующим комплектом аппаратуры связи сидел еще один фримен.
– Сильные помехи! – сказал он, увидев вошедших. – Сплошная статика.
В комнатку ворвался вихорек, мгновенно заполнив воздух крутящейся песчаной пылью.
– Закройте тоннель! – скомандовал Пауль. Внезапно замерший в неподвижности воздух свидетельствовал о выполнении приказания. – Проход в котловину не обрушился? – спросил он.
Один из федайкинов выбежал и, вернувшись, доложил:
– После взрыва обрушилось немного камня, но инженеры говорят, что проход не перекрыт. Сейчас они расчищают завалы лазерами.
– Пусть руками поработают! – возмутился Пауль. – Там же включенные щиты!..
– Ничего, Муад’Диб, – возразил федайкин, – они осторожно…
Но все же повернулся и вышел передавать приказ.
Связисты, дежурившие снаружи, протиснулись мимо, таща свою аппаратуру.
– Я им передал твой приказ оставить оборудование, Муад’Диб! – воскликнул один из федайкинов.
– Сейчас люди нам дороже оборудования, – с упреком сказал Пауль. – Очень скоро мы не будем испытывать нужды в оборудовании – либо потому, что получим его куда больше, чем сможем использовать, либо потому, что нам уже не понадобится никакое оборудование.
Гурни Халлек подошел к Паулю.
– Я слышал, что путь вниз открыт, – сказал он. – Мы здесь слишком близко к поверхности. Как бы Харконнены не контратаковали!
|
|
– Им сейчас не до этого, – усмехнулся Пауль. – Как раз сейчас они вдруг обнаружили, что лишились и щитов, и возможности взлететь с планеты.
– Как бы то ни было, новый командный пункт готов, милорд, – сказал Гурни.
– Пока что он не нужен, – сказал Пауль. – На этом этапе операция будет разворачиваться и без моего участия. Нам же надо ждать…
– Принимаю сообщение, Муад’Диб! – крикнул связист. Он потряс головой, прижал наушник рукой. – Очень сильные помехи!..
Он начал писать в блокноте, время от времени останавливаясь и покачивая головой.
Федайкины отошли, уступая место, и Пауль заглянул через плечо в блокнот связиста:
«Налет… на Сиетч Табр… пленных… Алия (пропуск)… семьи (пропуск) убиты, и… они (пропуск)… сына Муад’Диба».
Связист опять потряс головой.
Пауль поднял голову, встретился со взглядом Гурни.
– Сообщение неразборчиво, – пробормотал Гурни. – Помехи ведь… Мы не можем знать, что…
– Мой сын мертв, – глухо сказал Пауль – и сам понял, что это правда. – Мой сын мертв… а Алия схвачена… она – их заложник.
Он чувствовал себя опустошенным – лишь оболочка человека, лишенная эмоций. Все, чего он касался, приносило гибель и горе. Точно болезнь… которую он может разнести по всей Вселенной.
Он чувствовал в себе умудренность старца – умудренность, порожденную объединенным опытом бесчисленных вероятных жизней. И казалось ему, что кто-то внутри него хихикает, потирая руки.
И Пауль подумал: Как же мало знает Вселенная, что такое настоящая жестокость!
И вот встал тогда Муад’Диб пред ними и сказал: «Погибшей мы считали ее, взятую в плен; но она жива. Ибо семя ее – мое семя, и голос ее – мой голос. И она видит глубочайшие уровни вероятности, пронизывает взором сущность вещей. Истинно говорю вам: в долину незнаемого и непознаваемого проникает взор ее, и то – благодаря мне».
|
|
(Принцесса Ирулан, «Арракис Пробуждающийся»)
Барон Владимир Харконнен стоял потупив глаза в аудиенц-зале – овальном селамлике в самом сердце гигантского шатра Падишах-Императора. Искоса посматривая по сторонам, барон изучал зал с металлическими стенами и тех, кто был в нем: нукеров, пажей, гвардейцев-стражников, отряд дворцовых сардаукаров, стоящих «вольно» вдоль стен под окровавленными и разодранными боевыми знаменами – трофейными, единственным украшением зала.
Справа, отдаваясь в высоком коридоре, раздались выкрики:
– Дорогу! Дорогу Его Величеству!
Падишах-Император Шаддам IV вышел в сопровождении свиты и остановился, ожидая, когда внесут его трон. Барона он игнорировал – как, впрочем, и остальных собравшихся в селамлике.
Барон же никак не мог игнорировать особу Его Величества и изучал его лицо, надеясь обнаружить хотя бы намек на причину этой аудиенции.
Император стоял неподвижно, выпрямившись – стройный, элегантный, в серой форме сардаукаров с золотым и серебряным шитьем.
Узкое лицо и ледяные глаза живо напомнили барону покойного герцога Лето: тот же самый взгляд хищной птицы. Правда, Император был не брюнет, а рыжий, и заметить это не мешал даже эбеново-черный шлем бурсега с золотой короной, венчающий его голову.
Пажи внесли трон и поставили на предназначенное для него возвышение – массивное кресло, вырезанное из цельного куска хагальского кварца. Прозрачное, голубовато-зеленое, оно было словно пронизано языками золотого пламени. Император сел.
Старуха в черной абе с низко надвинутым капюшоном отделилась от свиты и заняла место за троном, положив костлявую руку на кварцевую спинку. Выглядывавшее из-под капюшона лицо было физиономией карикатурной ведьмы, как их обычно рисуют: запавшие глаза и щеки, необычайно длинный нос, кожа в старческих пятнах, вены сеткой охватывают тощую шею и руки.
Барон при виде ее едва сумел сохранить внешнее спокойствие. Само присутствие Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, Правдовидицы Императора, говорило о важности этой аудиенции. Тогда барон отвернулся от нее и попытался догадаться о цели аудиенции по составу свиты. Там были два агента Гильдии – один высокий и толстый, второй – низенький и тоже толстый, оба с непроницаемо-тусклыми серыми глазами. Среди придворных стояла также высокая белокурая женщина с точеными чертами лица; зеленые глаза смотрели словно сквозь барона. Дочь Императора, принцесса Ирулан – говорили, ее обучают Пути Бене Гессерит высшего уровня посвящения.
– Приветствую вас, любезный барон.
Император наконец соизволил заметить его. У повелителя обитаемой Вселенной был баритон, и он прекрасно владел своим голосом: приветствие прозвучало как отторжение…
Барон низко поклонился и прошел вперед, остановившись, как полагалось, в десяти шагах от подножия трона.
– Я прибыл по вашему повелению, Ваше Величество.
– «По повелению..»! – фыркнула старуха.
– Оставьте, Преподобная Мать, – с укором сказал ей Император; впрочем, он улыбнулся, явно забавляясь замешательством барона. Затем монарх спросил: – Прежде всего скажите мне – куда вы отправили своего любимца, этого Суфира Хавата?
Барон оглянулся по сторонам, мысленно выругал себя за то, что явился сюда без охраны. Не то чтобы от его бойцов было много пользы при схватке с сардаукарами. И все-таки…
– Итак? – снова спросил Император.
– Он улетел уже пять дней назад, и все это время его здесь не было, Ваше Величество. – Барон бросил взгляд на агентов Гильдии. – Он должен был приземлиться на базе контрабандистов и попытаться внедриться в лагерь этого фрименского фанатика Муад’Диба.
– Невероятно! – воскликнул Император.
Рука ведьмы, похожая на птичью лапу, коснулась плеча Императора. Старуха склонилась к нему и что-то шепнула.
Император кивнул.
– Вы сказали – пять дней, барон? Скажите, отчего вы не обеспокоились его отсутствием?
– Но я обеспокоен, Ваше Величество! Обеспокоен!
Император, выжидая, продолжал в упор смотреть на барона. Преподобная Мать рассмеялась кудахтающим смешком.
– Я имею в виду, Ваше Величество, – пояснил барон, – что Хават все равно умрет через несколько часов. – И он объяснил все о латентном – остаточном – яде и о необходимости постоянно давать противоядие.
– Весьма умно придумано, барон, – похвалил Император. – Н-ну, а где же ваши племянники – Раббан и юный Фейд-Раута?
– Приближается буря, Ваше Величество, и я отправил их проверить периметр нашей обороны. На случай, если фримены попытаются атаковать под прикрытием песка.
– Периметр. – Император протянул слово так, словно оно было кислым на вкус. – Здесь, в котловине, буря будет не слишком сильной; а этот фрименский сброд не отважится напасть, пока здесь я и пять легионов моих сардаукаров!
– Конечно, Ваше Величество, – согласился барон. – Но даже излишняя осторожность вряд ли является серьезным проступком! Можно ли порицать за нее?
– Ах-х-х… – протянул Император. – Порицать… Значит, я не вправе даже говорить о том, сколько времени отняла у меня эта бессмысленная суета вокруг Арракиса? О том, как сгинули в этой дыре почти все доходы КООАМ? О том, наконец, что мне пришлось отложить множество важных государственных и дворцовых дел, а часть из них – даже и отменить, и все из-за этой дурацкой истории?..
Барон, напуганный монаршим гневом, опустил глаза. Его раздражала мысль о переплете, в который он попал: один и связан по рукам и ногам Конвенцией и правилом «Диктум фамилиа»!
Он что, намерен убить меня? – думал барон. Он не посмеет! Слишком много свидетелей – на орбите следят за событиями все прочие Великие Дома, и они только и ждут повода как-нибудь урвать свою долю, воспользовавшись заварушкой на Арракисе!..
– Заложников хоть взяли? – проворчал Император.
– Бесполезно, Ваше Величество, – ответил барон. – Эти сумасшедшие фримены служат по каждому пленному погребальный обряд и затем уже считают его мертвым.
– Вот как? – удивился Император.
Барон разглядывал металлические стены селамлика и думал об окружавшем их гигантском шатре из веерола. Эта великанская конструкция говорила о таком безмерном богатстве, что сама мысль о нем ошеломляла даже барона. Он таскает за собой пажей и бесчисленных лакеев, своих женщин и их прислугу – парикмахеров, декораторов, прочих… всех этих прихлебателей императорского двора. Все здесь – и, как всегда, льстят и прислуживаются, интригуют и «разделяют тяготы войны» с Императором… а ему они нужны как свидетели истории. Чтобы увидели, как Император решит арракийский вопрос, а затем – слагали стихи о битвах и превозносили подвиги тех, кто будет в них ранен…
– Возможно, вы просто брали не тех заложников? – прервал его размышления Император.
Он что-то узнал, понял барон. Страх ледяным камнем лежал в его желудке. Мысль о еде – о еде! – была невыносимой. Но ощущение холодной, давящей тяжести было так похоже на голод, что он даже заворочался в своей сбруе силовой подвески, борясь с желанием приказать подать есть… Только вот кто бы тут стал исполнять его приказы?..
– У вас нет никаких предположений относительно личности Муад’Диба? – спросил Император.
– Да наверняка какой-нибудь сумасшедший умма, – осторожно пожал плечами барон. – Фрименский фанатик. Религиозный авантюрист… Вашему Величеству известно, что подобные плевелы часто вырастают на задворках цивилизованного мира…
Император быстро глянул на свою Правдовидицу и вновь повернулся к барону, буравя его недобрым угрюмым взглядом.
– И других сведений об этом Муад’Дибе у вас, значит, нет? – спросил он.
– Да просто какой-то сумасшедший, – буркнул барон. – Так фримены все ненормальные.
– Неужели?
– Его бойцы бросаются в бой с именем Муад’Диба. Женщины кидают в нас своих младенцев и затем сами бросаются на наши клинки, чтобы дать мужчинам шанс атаковать нас. У них нет… нет… они воюют не по правилам!
– Ах, даже так… – протянул Император, и барон ясно услышал насмешку в его голосе. – Н-ну, любезный барон, а удосужились ли вы обследовать южные полярные области Арракиса?
Барон, изумленный внезапной сменой темы, поднял глаза на Императора.
– Но… но, Ваше Величество, вам же известно – эти земли необитаемы, там хозяйничают бури и черви. В южных широтах даже Пряности нет!
– И, конечно, вам не приходилось слышать, что с меланж-лихтеров там замечали участки растительности?
– Такие сообщения время от времени поступают. По некоторым было предпринято расследование. Обнаружили несколько кустов и потеряли много орнитоптеров. Слишком дорогое удовольствие, Ваше Величество! Юг – не место для человека, там долго не выжить.
– Так-так. – Император щелкнул пальцами. За троном, слева, открылась дверь, и два сардаукара ввели девочку лет четырех. На ней была черная аба с откинутым капюшоном; из-за воротника выглядывали отстегнутые трубки и уплотнители дистикомба. Синие фрименские глаза сияли на круглом личике. Кажется, она совсем не боялась – зато барон, взглянув на ее лицо, отчего-то почувствовал себя очень неуютно.
Даже старая гессеритка, когда девочка шла мимо нее, отшатнулась и сделала охранительный знак. Вид ребенка явно потряс старуху.
Император откашлялся и хотел что-то сказать – но малышка заговорила первой. У девочки был тонкий, еще слегка шепелявый, но очень ясный голосок.
– Так вот, значит, он, – проговорила она и подошла к краю возвышения, на котором стоял трон. – Правду сказать, так и ничего особенного – просто перепуганный жирный старик, у которого нет сил даже стоять самому. Без этих помочей!
Было так странно слышать подобные фразы из уст ребенка, что барон, несмотря на гнев, онемел и уставился на девочку. Может, это просто карлица? – промелькнуло у него в голове.
– Любезный барон, – промолвил Император, – позвольте представить вам сестру Муад’Диба.
– Сест… – Барон поперхнулся и повернулся к своему сюзерену. – Я не понимаю.
– Я тоже проявляю иногда излишнюю, может быть, осторожность, – пояснил Император. – Мне доложили, что в вашей необитаемой южной полярной зоне наблюдаются явные признаки человеческой деятельности.
– Но это невозможно! – воскликнул барон. – Черви… там же открытые пески до самого…
– Похоже, они научились как-то уживаться с червями, – пожал плечами Император.
Девочка уселась на край возвышения подле трона и заболтала ногами. Она осматривала селамлик с явным удовольствием – и с необыкновенно уверенным видом.
Барон тупо смотрел на болтающиеся ножки под черной тканью – оказывается, девочка была обута в сандалии.
– К несчастью, – сказал Император, – я послал туда только пять десантно-транспортных топтеров со сравнительно небольшой ударной группой, имеющей целью захватить пленных для допроса. Должен признаться, что десанту едва удалось уйти оттуда, захватив всего трех пленных и оставив там четыре машины из пяти. Причем заметьте, барон: мой отряд был разгромлен противником, состоящим по большей части из женщин, детей и стариков. А это вот дитя командовало одним из контратаковавших отрядов.
– Вот видите, Ваше Величество! – горячо подхватил барон. – Видите, какие они!
– Я поддалась, чтобы меня захватили, – объяснила девочка. – Потому что не хотела прийти к брату с вестью о гибели его сына.
– Лишь горстке моих людей удалось унести ноги, – сказал Император и вдруг закричал: – Унести ноги! Слышите, вы?!
– Да мы бы и их порешили, – заверила девочка, – если бы не огонь.
– Сардаукары применили двигатели вертикального хода топтеров как огнеметы, – пояснил Император. – Поистине решение отчаяния – но только это и дало им уйти, да еще и с тремя пленными. Заметьте это себе, дорогой барон, – мои сардаукары были вынуждены в беспорядке отступить перед женщинами, детьми и стариками!
– Мы должны атаковать всеми силами, – хрипло сказал барон. – Мы должны истребить всех…
– Хватит! – рявкнул Император, подавшись вперед. – Вы что, за дурака меня считаете?! Стоять тут с идиотски невинным видом и твердить…
– Ваше Величество, – перебила его старая Правдовидица.
Император только отмахнулся:
– И вы говорите, что не имели представления ни о населении юга, обнаруженном нами, ни о боевых качествах этих людей? – Император поднялся с трона. – За кого вы меня принимаете, барон?
Барон отступил на два шага. Это все Раббан! Это он меня подставил! Раббан…
– А это фальшивое столкновение с герцогом Лето, – промурлыкал Император, снова садясь. – Как превосходно вы играли, барон!
– Ва… Ваше Величество! – взмолился барон. – О чем вы…
– Молчать!!!
Старуха снова дотронулась до плеча Императора и шепнула ему что-то.
Девочка перестала болтать ногами и попросила:
– Пугни его еще, Шаддам. Нехорошо, конечно, радоваться, но уж больно приятно смотреть, ничего с собой поделать не могу!
– Тихо, дитя. – Император наклонился вперед, положил руку на головку ребенка и вперил тяжелый взгляд в барона. – Итак, возможно ли это? Неужели вы и впрямь такой простак, как считает моя Правдовидица? Вы что, не узнаете эту девочку – дочь вашего союзника герцога Лето?
– Не был отец его союзником, – сердито сказала девочка. – Мой отец мертв, а эта харконненская скотина видит меня впервые.
Барон мог только яростно смотреть на нее. Наконец он сумел выдавить:
– Кто…
– Я – Алия, дочь герцога Лето и леди Джессики, сестра герцога Муад’Диба, – объяснила девочка. Она соскользнула на пол селамлика. – А мой брат обещал, что нацепит твою голову на древко своего боевого штандарта; я думаю, он так и сделает!
– Помолчи, дитя, – оборвал ее Император. Он откинулся на спинку трона и, поглаживая подбородок, изучал барона.
– Я приказам Императора не подчиняюсь, – возразила Алия. Она повернулась, посмотрела снизу вверх на Преподобную Мать. – Вот она знает.
Император оглянулся на Преподобную:
– О чем это она?
– Этот ребенок – воплощенный грех и мерзость! – прошипела старуха. – Ее мать заслужила такую кару, какой не видел мир! Смерть! Да никакая смерть не будет слишком быстрой ни для этого «ребенка», ни для той, что ее выродила! – Старуха ткнула в Алию костлявым пальцем. – Вон! Пошла вон из моего разума!
– Тэ-Пэ? – прошептал Император, глядя на Алию. – Великая Мать…
– Вы не понимаете, Ваше Величество! – воскликнула старуха. – Телепатия тут ни при чем! Она внутри моего сознания! Она – как те, другие, что были до меня, те, что дали мне свою память! Она там – в моем сознании! Этого быть не может – но это есть!..
– Какие «те, другие»? – сердито спросил Император. – Что это за бред?
Старуха выпрямилась, опустила руку.
– Я и так сказала слишком много; но главное – «ребенок», который на самом деле не ребенок, должен быть уничтожен. Еще с давних времен существует предостережение, говорящее нам о том, как опасна подобная ей, и о том, что рождения ее допустить нельзя! Но мы преданы одной из нас, отступницей!..
– Что ты болтаешь, старуха, – пренебрежительно сказала Алия. – Ты не знаешь, как это случилось, а бормочешь чепуху подобно глупцу, который не видит ничего дальше своего носа. – Алия закрыла глаза, глубоко вздохнула и задержала дыхание.
Старая Преподобная Мать застонала и пошатнулась.
Алия открыла глаза.
– Вот как это было, – сказала она. – Космическая случайность… к которой и ты приложила руку.
Преподобная Мать подняла руки, как бы отталкивая Алию.
– Да что, наконец, происходит? – не выдержал Император. – Дитя, ты что, правда, можешь проецировать мысли в чужое сознание?
– Ничего похожего, – помотала головой Алия. – Коль скоро я рождена не так, как ты, то и думаю не так, как ты.
– Убейте ее, – пробормотала старуха, вперив запавшие старческие глаза в Алию, и схватилась за спинку трона, чтобы не упасть. – Убейте…
– Помолчи, – велел Император, разглядывая Алию. – Дитя, а можешь ты общаться таким образом со своим братом?
– Мой брат знает, что я здесь, – ответила Алия.
– Ты можешь передать ему, чтобы он сдался – в обмен на твою жизнь? – спросил Император.
Алия невинными глазами посмотрела на него:
– Нет, этого я не сделаю.
Барон, пошатываясь, шагнул вперед и встал рядом с Алией.
– Ваше Величество! – взмолился он. – Поверьте, я ничего не знал о…
– Перебейте меня еще раз, – сказал Император, – и больше вы уже никого и никогда перебить не сможете…
На барона при этом он даже не посмотрел, продолжая разглядывать Алию из-под полуприкрытых век.
– Значит, не сделаешь… Тогда попробуй прочесть в моих мыслях, что я сделаю с тобой, если ослушаешься меня.
– Я тебе сказала уже, что я мыслей не читаю, – ответила Алия. – Вот их спроси! – показала она на двоих гильдиеров.
– Не слишком умно идти против меня, – нахмурился Император. – Даже и в мелочах ты не должна мне противоречить.
– Мой брат идет, – возразила Алия, – а перед Муад’Дибом и Император будет трепетать, ибо с Муад’Дибом – сила его правоты и небеса улыбаются ему!
Император вскочил на ноги:
– Шутка зашла слишком далеко. Я сотру в пыль и твоего брата, и всю эту плане…
Селамлик сотрясся, и тяжелый рокот ударил по нему. Позади трона, где селамлик примыкал к императорскому кораблю, с потолка внезапно обрушился каскад песка. Короткое ощущение стягивающейся кожи подсказало присутствующим, что включился очень мощный и крупный щит.
– Я же говорила – мой брат идет, – заметила Алия.
Император стоял перед троном, прижимая к уху радиофон, захлебывавшейся скороговоркой докладывавший о происходящем. Барон отступил на два шага назад; сардаукары занимали посты у дверей.
– Поднимемся на орбиту и перегруппируемся, – объявил Император. – Барон, примите мои извинения. Эти сумасшедшие в самом деле напали на нас под прикрытием шторма. Что же, мы покажем им гнев Императора!.. – Он показал на Алию. – А эту отдайте буре.
При этих словах Алия, изображая испуг, побежала от Императора.
– Пусть буря возьмет что сумеет! – закричала она, обернувшись.
И попала прямо в руки барона!
– Я ее поймал, Ваше Величество! – заревел барон радостно. – Убить ее сразу – и-ииииии!..
Взвизгнув, барон уронил ее на пол. Правой рукой он стискивал левую кисть.
– Извини, дед, – спокойно сказала Алия, – но это был гом джаббар Атрейдесов.
Девочка встала и бросила на пол длинную черную иглу.
Барон упал. Выпученными от ужаса глазами он уставился на красную царапину на левой ладони.
– Ты… ты…
Он перевалился на бок и замер – безвольная туша, повисшая в нескольких дюймах от пола на бесполезном теперь силовом поле. Голова откинулась, рот был широко открыт.
– Они действительно сумасшедшие, – зло сказал Император. – Ну, быстро! Все на корабль! Мы очистим эту планету от…
Слева что-то сверкнуло, и от стены мячиком отскочила шаровая молния. Послышался треск, когда огненный шар коснулся металлического пола. Запахло сгоревшей изоляцией.
– Щит! – закричал один из сардаукаров. – Внешний щит не выдержал! Они…
Его слова утонули в металлическом грохоте. Стена позади Императора – обшивка его корабля – сотряслась и заходила ходуном.
– Они отстрелили нос корабля! – крикнул кто-то.
Селамлик заполнился клубящейся пылью. Скрытая ее завесой, Алия побежала к ведущей наружу двери.
Император круто повернулся, жестом указал своим людям на люк, открывшийся в броне корабля, и махнул офицеру сардаукаров, спешившему через пыльную мглу к своему повелителю.
– Мы будем защищаться здесь! – приказал он.
Гигантский шатер вновь содрогнулся. В дальнем конце приемного зала с грохотом распахнулись двойные двери. Внутрь ворвались песок, ветер и громкие крики. На секунду в проеме мелькнула фигурка в черном одеянии – это Алия выскочила наружу, намереваясь подобрать где-нибудь нож и, как предписывало ее фрименское воспитание, прирезать сколько получится харконненских солдат или раненых сардаукаров. Дворцовые сардаукары в зеленовато-желтой мгле бросились к выбитым дверям и выстроились в дугу, выставив оружие: они прикрывали отход Императора.
– Спасайте себя, сир! – закричал их командир. – Быстрее в корабль!
Но Император стоял в одиночестве возле своего трона и показывал рукой на двери. Взрыв выбил сорокаметровый участок внешней стены шатра, и теперь через двери селамлика было видно штормящее песчаное море, над которым низко висела клубящаяся туча песка. Сквозь пастельную мглу сверкали разряды статического электричества, накопленные этой тучей, и вспыхивали фонтаны искр – это разряжались силовые щиты бойцов. Вся равнина кишела сражающимися; сардаукары отбивались от прыгающих и крутящихся волчком противников в длинных одеждах – казалось, неизвестные враги были принесены сюда бурей и теперь спрыгивали с ее лохматящейся песчаными вихрями спины.
Но не на них указывала рука Императора.
Из пыльной пелены показались странные и жуткие движущиеся формы. Они выгибались огромными дугами, сверкали венцами кристаллических зубцов, окружающих чудовищные провалы пастей… Сплошной стеной на императорскую ставку шли песчаные черви. И каждый из них нес на спине отряд фрименов. Сила Пустыни шла в бой. С шорохом, почти заглушающим шум бури, шли они, выстроившись в клин, разрезавший сечу, и бились на ветру свободные одежды наездников.
Они надвигались на уменьшившийся вдруг металлический шатер, и дворцовые сардаукары потрясенно взирали на них. Впервые за всю историю Корпуса Сардаукаров эти неустрашимые бойцы были охвачены ужасом, ибо их разум отказывался вместить эту невероятную атаку титанов.
Но те, кто спрыгивал с чудовищных тварей, были всё же людьми, и их клинки, взблескивающие в зловещем желтоватом свете, тоже были понятны и привычны. Теперь перед сардаукарами был противник, укладывающийся в то, чему их учили, и солдаты Императора бросились в бой. И люди сходились в схватке, и сшибались клинки – а отборные сардаукары, телохранители Императора, втолкнули своего повелителя в корабельный люк, захлопнули и заперли его массивную дверь и приготовились умереть перед нею, ибо они были щитом Императора.
В корабле было сравнительно тихо, и эта тишина оглушала. Перед Императором возникли придворные с широко раскрытыми от страха глазами; его старшая дочь раскраснелась от возбуждения; старая Правдовидица стояла черной тенью, низко опустив капюшон. Наконец он нашел лица, которые искал. Лица агентов Гильдии.
Гильдиеры были, разумеется, в своих серых, без украшений, мундирах – серый цвет очень подходил к их спокойствию, такому странному среди кипящих вокруг эмоций.
Высокий прикрывал рукой лицо. Как раз в тот момент, когда Император повернулся к нему, кто-то случайно толкнул гильдиера под локоть, и Император увидел его глаз. Агент потерял одну контактную линзу, и теперь был виден не прикрытый сероватой маскировкой темно-синий глаз, и синева была такой густой, что глаз казался почти черным.
Низенький гильдиер протолкался ближе к Императору и озабоченно проговорил:
– Мы не знаем, как все повернется…
Высокий, вновь прикрыв глаз, холодно заметил:
– Но и Муад’Диб не может этого знать.
Эти слова вывели Императора из оцепенения. Он с видимым усилием сдержался, чтобы не сказать что-нибудь презрительное – ибо не надо было обладать способностью гильд-навигатора видеть основные вероятности близкого будущего, чтобы догадаться о том, что скоро произойдет на равнине… Неужели эти двое стали настолько зависимы от своей «семьи», что разучились пользоваться глазами и разумом?..
– Преподобная, – сказал Император, – мы должны что-то придумать. Нужен план…
Старуха откинула капюшон и устремила на Императора немигающий взгляд. Они прекрасно понимали друг друга и без слов; им оставалось одно, последнее оружие, и они оба знали это – предательство.
– Вызовите графа Фенринга, – сказала Преподобная Мать.
Падишах-Император кивнул и жестом приказал одному из придворных выполнять это распоряжение.
Был он воин и мистик, чудовище и святой, лис и сама воплощенная невинность, меньше, чем бог, но больше, чем человек. Нельзя мерить Муад’Диба обычной меркой. В миг своей славы он увидел уготованную ему смерть, однако принял опасность и лицом встретил измену. Вы скажете, он сделал это из чувства справедливости. Хорошо. Но – чьей справедливости? Не забывайте: мы говорим сейчас о Муад’Дибе, о том самом Муад’Дибе, который приказывал обтягивать боевые барабаны кожей врага. О Муад’Дибе, который простым мановением руки отмахнулся от всего, что было связано с его герцогским прошлым, от всех обычаев, законов и условностей, говоря лишь: «Я – Квисатц Хадерах, и этой причины довольно».