Древний Чосон.
III в. до н. э. был временем, когда древние чосонцы начали активно и широко заимствовать культуру железа из Китая. Считается, что на этом и закончился бронзовый век на полуострове.
Этноним «чосон», видимо, первоначально относился к группе протокорейских общин Ляодуна, выделявшихся по определенным признакам из общего массива носителей культуры «скрипкообразных» мечей и составлявших достаточно рыхлую общность. Возможно, эта общность претендовала на какое-то влияние над соседними, более слабыми вождествами. Протокорейское общество было еще мало стратифицировано как по «вертикали», так и по «горизонтали».
В V-VI вв. до н.э. начались междоусобицы периода Воюющих Царств, что заставило мигрировать на Ляодун тысячи китайских семей, принесших с собой более развитую культуру металла, лучшие навыки земледелия, и отчетливые представления о государственности. Протокорейские общины, сумевшие эффективно освоить новые социально-культурные навыки, начинают заметно выделяться на общем фоне. Нарождающаяся чосонская элита III в. до н.э. не допустила распространения китайской экспансии на территории к югу от р. Чхончхонган, предотратив тем самым ассимиляцию протокорейцев древнекитайским этносом.
Таким образом, Чосон – это конфедерация протокорейских вождеств III в. до н.э., типичное «вторичное» раннеклассовое общество. Развитие социального неравенства и отношений власти-подчинения было катализировано у чосонцев влиянием древней и развитой («первичной») культуры и в целом шло по модели этой культуры.
Когурё.
Одним из важнейших источников для изучения этногенеза корейцев является установленная в 414 г. в память о когурёском правителе Квангэтхо-ване (391-412) «Стела Квангэтхо-вана». Это первое из сохранившихся до нашего времени крупных эпиграфических сочинений древних корейцев.
Надпись на стеле повествует о взаимоотношениях Когурё с северными кочевыми народами, а также с народами пуё и сиксин. Однако наиболее ярко охарактеризованы военные столкновения с Пэкче, Силла, Имна Кара и Анра (Кая) и с японскими пиратами.
Предания приписывают основание Когурё герою Чумону. Согласно легенде, Чумон, выходец из северного племени пуё (район реки Сунгари), был сыном Небесного божества и «дочери бога реки». Зависть менее одаренных братьев вынудила обладавшего рядом сверхъестественных свойств Чумона бежать на юг, в долину р. Ялуцзян (Амноккан). Там, заключив брачные связи с одними местными вождями и подчинив других, он и основал государство Когурё в 37 г. до н.э.
Судя по определенному влиянию пуёской ритуальной бронзовой культуры на церемониальную бронзу средней долины Амноккана, переселенцы с севера действительно могли сыграть какую-то роль в этногенезе когурё. Однако, в целом, как археологические источники, так и китайские письменные материалы показывают, что культура долин среднего течения Амноккана развивалась в раннем железном веке достаточно независимо. Возможно было только влияние Чосона и северокитайской культуры железа. Уже к концу II в. до н.э. обитатели долин среднего течения Амноккана вырабатывают свой, оригинальный стиль захоронений – насыпные каменные могилы. К тому же времени относятся контакты сложных вождеств этого региона – так называемых на (это буквально означает «земля», «страна») – с ханьцами. По-видимому, именно тогда племенная группа курё (позже более известная как когурё) выделилась из общей массы протокорейских племен как политическая и этнокультурная общность.
Важным источником материальных и людских ресурсов для Когурё было попавшее в конце I в. в данническую зависимость от него протокорейское племя окчо, заселявшее Хамхынскую равнину на побережье Восточного (Японского) моря. По языку, обычаям и культуре окчо мало отличались от когурё, но шансов развить свою собственную раннюю государственность у них уже не было. Вожди окчо были вынуждены отдавать большую часть прибавочного продукта в виде дани когурёсцам и тем самым лишались возможности сконцентрировать в своих руках ресурсы, необходимые для оформления более сложных политических структур. Политическая организация окчо остановилась на уровне небольших вождеств, которые китайцы сравнивали по величине с низшей административной единицей тогдашнего Китая — округом (сюань).
Другим данником Когурё из числа протокорейских племен северо-восточных районов полуострова были тонъе (восточные е), покоренные когурёсцами к концу II в. Они обитали южнее окчо по морскому побережью, в районе современного города Вонсана (КНДР). Обладая значительным населением (около 20 тыс. дворов), тонъе сумели развить некоторые зародышевые элементы раннегосударственной организации. Так, вождь одной из политий тонъе получил от лоланцев титул вана и обладал аппаратом «помощников» — личных вассалов. Однако, как и в случае с окчо, данническая зависимость от Когурё лишала тонъе материальных ресурсов, необходимых для окончательного отделения элиты от масс и создания раннегосударственной структуры.
Соседом и соперником Когурё было раннее государство протокорейского племени пуё, располагавшееся в долине р. Сунгари (Северная Маньчжурия). Как уже говорилось, мифический основатель Когурё, Чумон, считался выходцем из Пуё, но это не мешало Когурё и Пуё ожесточенно соперничать друг с другом за контроль над маньчжурскими землями.
Политически, государи Пуё старались наладить выгодные для них торгово-дипломатические отношения с Хань, формально признавая себя «внешними вассалами» Ханьской империи. Когда после краха Хань Лoлан обрел в начале III в. политическую автономию, Пуё вошло с ним в тесные союзнические отношения. Когда северокитайское государство Вэй напало в 244 г. на Когурё, пуёсцы выступили на стороне китайцев, снабжая последних продовольствием. Стремление правителей Пуё к тесным отношениям с Китаем вполне объяснимо. Именно перераспределение престижных китайских товаров в среде аристократии было для властей Пуё важнейшим источником авторитета. Однако после разрушительного набега сяньбийцев в 346 г. Пуё было вынуждено все более опираться на усилившегося к тому времени южного соседа — Когурё. К концу IV в. к Когурё отошла значительная часть южных территорий Пуё. Вскоре клан пуёского правителя мигрировал в Когурё, и Пуё прекратило своё существование в результате непрестанных сяньбийских набегов. В конечном счете, именно постоянные вторжения северных кочевых соседей лишили пуёсцев возможности создать подобное Когурё централизованное государство.
В целом, в ходе многообразных контактов с внешним миром и активного внутреннего развития, к концу III в. у двух северных протокорейских племен — пуё и когурё — ранняя государственность достигла достаточно высокого уровня.
Другие племена.
Менее развитые гегемоны южнокорейских племен махай, чинхан и пёнхан — Пэкче, Capo (Силла) и Куя (Кымгван) соответственно — сумели, сохранив сильные элементы племенного строя, заложить основы ран негосударственных институтов.
Как можно увидеть, можно говорить, по крайней мере, о пяти очагах ранней государственности в протокорейской племенной среде.