НИКОЛАЙ КОЛЯДА
СТАРОСВЕТСКИЕ ПОМЕЩИКИ
Фантазия на темы Николая Гоголя.
"... Колядовать у нас называется петь под окнами накануне рождества песни,
которые называются колядками.
Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок
хозяйка или хозяин или кто остаётся дома, колбасу или медный грош, чем кто богат.
Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за Бога,
и что будто оттого пошли и колядки.
Кто его знает? Не нам, простым людям, об этом толковать.
Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря,
что будто сим народ угождает сатане.
Однако ж, если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду.
Поют часто про рождество Христа; а при конце
желают здоровья
хозяину,
хозяйке,
детям
и всему дому..."
Замечание пасичника.
Николай Васильевич Гоголь.
“Ночь перед рождеством”
Действующие лица:
ГОСТЬ, он же - НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ГОГОЛЬ
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА ТОВСТОГУБИХА - 55 лет
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ ТОВСТОГУБ - 60 лет
ЯВДОХА, ключница
ПОРТРЕТЫ: СЕРЕНЬКОЙ КОШЕЧКИ, ГЕРЦОГИНИ ЛАВАЛЬЕР (фаворитки Людовика XIV, обпачканной мухами), ПЁТРА ТРЕТЬЕГО, ФИЛЕМОНЫИ БАВКИДА, АРХИЕРЕЯ, НИЧИПОРА (приказчика), ДЕВКИ, ГОСТЯ-ГОГОЛЯ, СВЯЩЕННИКА, ДЬЯЧКА, ДВУХ ПОНОМАРЕЙ, НИЩЕГО, НИЩЕНКИ, ДАЛЬНЕГО РОДСТВЕННИКА (наследника поместья, страшного реформатора), ЗАСЕДАТЕЛЯ, ШТАБС-КАПИТАНА, ВОЙТА
Портреты висят на стенах и к происходящему никакого почти отношения не имеют.
Поместье Пульхерии Ивановны Товстогубихи
и Афанасия Ивановича Товстогуба.
Век прошлый или позапрошлый.
А может - и век нынешний, кто знает?..
 |
НОЧЬ. СТРАШНО.
Ночь. Комната, где спят Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. Над кроватями на стенках куча всяких портретов. Тут и портрет серенькой кошечки с бантиком на шее, и герцогини Лавальер - фаворитки Людовика Х1У, (портрет сильно обпачкан мухами), и Петра Третьего, государя нашего, и Ничипора - приказчика, и девки, и священника, и дьячка, и двух пономарей, и нищего, и нищенки, и дальнего родственника (наследника поместья, страшного реформатора), и заседателя, и штабс-капитана, и войта - короче говоря: всех, с кем хоть раз в жизни Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна общались, виделись, встречались. На видном месте и портрет ГОСТЯ - НИКОЛАЯ ВАСИЛЬЕВИЧА ГОГОЛЯ.
Портреты и лица, на них изображенные, склонились над спящими Пульхерией Ивановной и Афанасием Ивановичем. То ли от старости, то ли так и задумано было, но портреты перекосило, и выглядят они - как гробики: вверху длинная палка, внизу - покороче.
У окошка в большой деревянной бочке стоит алоэ: большущее колючее дерево с красными цветками - вымахало алоэ чуть не до потолка.
Пол в доме глиняный, но начищен как паркет. Черно на потолке: мухи сидят, спят.
Две кровати стоят в центре. Кровати с такими высокими перинами, что у потолка у самого лежат Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович. Если они проснутся и сядут, то обязательно головой за потолок заденут, голову в побелке вымажут. А ворочаться начинают - поют кроватные пружины, и, словно отвечая им, начинают скрипеть петли дверей, которые ночной ветер открыл где-то и туда-сюда раскачивает.
Жарко. Душно. Спят Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. Так жарко, что Афанасий Иванович аж стонет во сне.
Гоголь, что в портретной раме стоял, вышел в комнату. Тоже задыхается от духоты, идёт вдоль портретов, лупит хлопушкой мух. Гоголь как в кошмаре каком: вырядился зачем-то в женское платье, (в серенькое, ну да, в то самое, в то, что с небольшими цветочками по коричневому полю), один рукав надел, а другой за ним волочится.
Ходит Гоголь по комнате с хлопушкой, бьет мух и - плачет.
Спят Афанасий Ивановичи Пульхерия Ивановна, не слышат этих слёз.
Но вот Пульхерия Ивановна вскинулась, проснулась, села на кровати, будто и не спала, смотрит озабоченно перед собой в темноту, кулачки сжимает-разжимает, губы кусает.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Афанасий Иванович, а, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Вскинулся, шесть раз сказал.) А? А? А? А? А? А?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Не спите на сердце, Афанасий Иванович, повернитеся, а то страшное приснится вам, слышите?
Афанасий Иванович повернулся на другой бок, кровать под ним пропела пружинами, дверь ответила кровати.
Гоголь ходит теперь по саду, под яблонями, вокруг дома.
(Помолчала, повертела головой.) Вроде как плачет где кто, а, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Под одеялом.) Явдоха дверь не закрыла.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Дверь? (Помолчала.) Страшно. (Помолчала.) Афанасий Иванович, а, Афанасий Иванович? Вы не спите?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Сплю.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну, спите.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А что, Пульхерия Ивановна?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Вздохнула.) Вот беда, Афанасий Иванович, вот беда у нас какая в этом году... Всё колесом, всё колесом, а?..
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вся, говорю, редиска у нас, Афанасий Иванович, говорю, пошла "в стрелку". Ой, беда какая... Как мы без редиски проживем, прямо не знаю... Ну, прямо вся-всяшеньки в стрелку и всё, а?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Повернулся на другой бок.) Охота вам, Пульхерия Ивановна, ночью такое думать. В какую-то "стрелку" придумали. Вы, Пульхерия Ивановна, засаливаете и засушиваете столько всякой дряни, что нам тут до морковкина заговенья или до турецкой пасхи хватит... "В стрелку", "в стрелку" посередь ночи... Вы - большая хозяйка, Пульхерия Ивановна, только другой раз собираете всё, что попадя, хотя иногда сами не знаете, на что оно потом употребится, вот так... Всё ваше хозяйство, Пульхерия Ивановна, только и состоит в беспрестанном отпирании и запирании кладовой, да в солении, сушении, варении бесчисленного множества фруктов и растений... Ну, куда нам столько?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Правильно, Афанасий Иванович. А вдруг война? А вдруг голод? А мор? А град побьёт урожай? А нападёт тля, плодожорка или долгоносик? Тогда что? Как мы тогда потом? Ложись и помирай. А сколько вся дворня носит гостинцев своим кумовьям в другие деревни, даже таскает из амбаров старые полотна и пряжу... У них, вороваек, вы ведь знаете, Афанасий Иванович, у всех всегда одна прямая дорога - к всемирному источнику.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Куда это?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. К шинку, Афанасий Иванович! Вся ведь дворня - одни воровайки. Воровайка на воровайке сидит и воровайкой погоняет. Такая вот у них у всех струнка - воровать. У нас ведь кто смел - то и съел. Ой, беда, ой, нахабушка мне... А свиньи? Они, Афанасий Иванович, истребляют страшное множество слив и яблок, и вы сами видали, как они часто собственною мордою толкают дерево, чтобы стряхнуть с него целый дождь фруктов. А воробьи и вороны? Клюют всё подряд, всё! Прямо не знаю, прямо не знаю... Вся редиска - в стрелку... (Помолчала и сказала решительно и твёрдо.) Вот, Афанасий Иванович, что я надумала: надо удвоить стражу в саду около шпанских вишен и больших зимних дуль... Вот, что я думаю, так сделать надо, да?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Возле чего стражу удвоить?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Возле дуль, говорю, Афанасий Иванович, возле дуль! Вчера говорю Ничипору: "Отчего это у тебя, Ничипор, дубки сделались так редкими? Гляди, чтобы у тебя волосы не были редки!" А он: "Отчего редки? - говорит. - Дак пропали! Так-таки совсем пропали: и громом побило, и черви проточили - пропали, пани, пропали," - говорит. Ой, беда, все нас обдурачивают, вся дворня... А вредителей сколько?! Разве на них напасёшься!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Каких вредителей, Пульхерия Ивановна? Что вы тут такое завыдумляли посреди ночи, дайте спать, ну?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Те вредители, которые у нас в огороде вредят.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да кто у нас в огороде вредит-то, Господи!?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. У нас столько вредителей, что если с ними куриным помётом не бороться, то они нас живо по миру пустят, Афанасий Иванович, вот так!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Вечно выдумывает, ну что ты сделаешь!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Выдумывает?! А капустная тля, а крестоцветные блошки, а капустная муха, а репная белянка, а свекловичный долгоносик, а морковная муха - это же всё наши вредители, нахабушка наша!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Ворочается.) Долгоносик, муха! Нету у нас вредителей!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Расправляет одеяло ладошкой.) Есть! Их всех надо куриным пометом поливать, а иначе - пойдём по миру! И бахчевая тля его не любит, и паутинный клещ, и проволочники-щелкуны, и луковая муха, и белокрылка, и слизни голые... Всё это - наши вредители, они жрут всё, как больные, и их помётом надо, помётом!..
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Слизни, белокрылка... Да разве много сожрёт букашечка?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Много! С нею надо бороться обеими руками и куриным помётом! А главное - завлекать на огород жуков, которые едят жуков: жужелиц, сирфид, муравьёв, златоглазок, лягушек травяных и Божьих коровок!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Ой, Господи, Божья коровка, улети на небко...
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да, да, правильно. Вы умеете только говорить, Афанасий Иванович и всё. А почва у нас какая кислая - это же ужас!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Откуда знаете? Ротом пробовали?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Пробовала! А погода стоит плохая, холода да холода... Дождя нету!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Завтра будет.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вчера короткие сумерки были - это к жаре...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Под одеялом.) А длинные?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А длинные - к ненастью. Звезды падают - к ветру, пахнет жимолостью - к дождю, радуга вечером - назавтра будет погода хорошая, утром - дождливая, комаров много - огуречный год...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Шепотом.) Пульхерия Ивановна, спите!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Бормочет.)... гром гремит долго - ненастье надолго, коротко - будет ясно, звезды блестящие - к жаре, сильно мерцают - к грозе в полдень, на макриду мокро - страда ненастная, ведро на макриду - сухая, в ноябре снега надует - хлеба прибудет, вода разольется - сено наберется, дневной снежок - нележок, круторогая луна - к стуже...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пульхерия Ивановна!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА.... на Илью какая погода до обеда - такое и лето, после обеда - такая и осень, с Ильина дня - ночь длинна и вода холодна, Петр и Павел час убавил, а Илья-пророк два уволок... Завтра будет - дождь и всё сгниёт, ой, горе нам...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Вертится под одеялом.) Ничего, с голоду не помрём. Пойдем в лес, нарвем ягод, грибов, кислятки, щавелю, травы какой, наварим и наедимся...
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. И отравимся, Афанасий Иванович, да?! Нельзя! Столько растений ядовитых! Мы сорвём, а это - аконит, или белена черная, из семейства пасленовых, или болиголов крапчатый, или, хуже всего, омег пятнистый?!..
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Под одеялом.) А он из какого семейства?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Из сельдерейного! А ещё есть вех ядовитый, вороний глаз четырехлистный! А какой страшный есть воронец колосистый?! А волчеягодник-волчье лыко?! А горицвет?! А живокость?! А омежник водяной - это ж ужас просто! А паслен черный, а чемерица?! (Помолчала.) Афанасий Иванович? А, Афанасий Иванович? (Молчит.) Спит. И спит опять на сердце. Увидит страшное вот. Ой, беда... А у меня вся редиска - в стрелку. Ну надо же, нахабушка какая, а? Ну, как же мы теперь жить-то будем без редиски-то, а? Афанасий Иванович ведь очень редиску любит, ту, которая с красным верхом и белым кончиком, любит её с хреном и сметаной... Ой, беда...
Подушку сухим кулачком взбивать стала тихонько, смотрит на спящего Афанасия Ивановича.
Мухи, собаки такие, спать ему, бедному не дадут... Герань, говорят, от мух... Помогает, говорят... Надо завести... Прополоть всё надо... Всё мокрицей заросло... Отвар мокрицы от коленей помогает... Баню завтра край Афанасию Ивановичу надо, край, край обязательно... Набздаю пару, набздаю, прогреется, а потом, в первый пар его пустить... Чтоб не угорел только... Но набздовать обязательно надо, чтоб прогрелся он... (Поворочалась и тоже засыпать стала.) Пасынковать... Набздовать... Мухи-собаки... Тяпки точить... Осот лезет... Тля... Плодожорка... Помидоры... Бздану баню... Огурцы подвязать... Груши... Дули... Всё колесом, всё... Редиска - в стрелку...
Уснула. Афанасий Иванович храпит. Пульхерия Ивановна ему в тон посвистывает.
Спят.
О, Боже. Лучше бы вы не спали.
И видят они сон, один и тот же - и Пульхерия Ивановна, и Афанасий Иванович.
Будто бы вдруг ножки их кроватей поехали вниз, вниз, вниз, стали меньше, совсем кровати сделались низко. Весь дом заполнился белыми бумажными цветами - страшными, мёртвыми, они везде - на портретах, на кроватях...
Да нет, Господи?! Это же не кровати?! А теперь это два гробика маленьких, будто дети в них лежат, два маленьких ребёнка. Или - нет, не дети это, это два ссохшихся старичка, он и она, Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович. Вот, он встал из своего гроба, подошёл к ней, плачет, рыдает, обеими ладонями слезы вытирает, заглядывает туда, в гроб, а там лежит - маленькая кошечка, и тут он вдруг как закричал страшно, как закричал:
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Так вот это вы уже и погребли ее! Зачем?!...
И упал на свою кровать-гроб.
А теперь она встала, идет к его гробу и кричит так же, глядя на его иссохшее тело:
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Так вот это вы уже и погребли его! Зачем?!...
А теперь снова будто бы он идет к ней, к её гробу, подходит на ходулях высоченных таких, наклоняется, чтобы поцеловать, и целует он её, а она, вдруг ожив, хватает его за горло руками и давит... Он в ужасе вырывается от неё, пятится к стенке, а гроб её вдруг поднялся в воздух и давай летать по комнате. Летит, сгоняет с потолка тучи мух. Мухи за ним, за гробом, стаей, ватагой летят. Упал гроб на свое место. И опять сон с начала. Теперь она пошла к нему и стала его целовать, а он ее давит за горло, но тут... Блеснуло что-то, исчезло всё.
Снова две высокие кровати стоят в полумраке.
Тьфу, зараза. Ведь приснится же. Сон это был. Со-он. Сон. Тихо, слава Богу. Жарко, душно, но тихо. Ворочаются на кроватях Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. Гоголь в платье ходит по саду, в колотушку стучит, плачет, будто маленький ребенок, так сильно, страшно плачет, прямо заливается, заходится. А может, это и не Гоголь вовсе, а просто дверь скрипит где-то, да ещё ночью дождь пошел, стучит по листьям яблонь и груш, по крыше и в окна. Афанасий Иванович сел на кровати, руками взмахнул. Ватага мух поднялась с потолка, роем перелетела на другое место.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Кричит.) Пульхерия Ивановна!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Проснулась, села, смотрит вперед, перья торчат у неё на голове, шесть раз сказала.) А?! А?! А?! А?! А?! А?!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Вы здесь, Пульхерия Ивановна?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Я здесь, Афанасий Иванович. А вы тут, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. И я тут, Пульхерия Ивановна.
Упали оба на свои кровати, спят, храпят. Она села на кровати,кричит:
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Афанасий Иванович!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Сел, смотрит вперед, на голове перья.) А?! А?! А?! А?! А?! А?!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вы здесь, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Я здесь, Пульхерия Ивановна. А вы тут, Пульхерия Ивановна?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. И я тут, Афанасий Иванович.
Упали оба, спят. Вдруг опять сели, смотрят вперед, дышат тяжело.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пульхерия Ивановна!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Что, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Вот ведь странность, Пульхерия Ивановна... Знаете, про что я подумал вдруг сейчас, Пульхерия Ивановна?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Про что, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Про то, что и вы - "Ивановна" и я - "Иванович". Но!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Что - но?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Но! Но! Но! Но мы с вами - не москали.
МОЛЧАНИЕ.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Просто вот подумал странное такое дело вдруг, что мы не "Ивановичи", но не москали мы с вами, Пульхерия Ивановна.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Нет, не москали мы с вами, нет. Нет, Афанасий Иванович. Ну, спите уже, Афанасий Иванович. И не спите на сердце. Не пугайте меня, и так страшно. Мне что-то снилось такое, Афанасий Иванович, хочу досмотреть. Можно?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Досматривайте, Пульхерия Ивановна. И мне снилось, Пульхерия Ивановна. И мне надо досмотреть.
Упали на кровати. Полежали, поворочались. Не спится. Мухи все на потолке сидят, но одна дура-муха не спит, бьётся в окно чёрное, жарко ей. Да еще где-то на выходе всё так же петля на двери скрипит, поёт, слабый ночной ветер дверь раскачивает...
Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна сели на кроватях, смотрят друг на друга.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ой, Афанасий Иванович...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Ой, Пульхерия Ивановна...
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну, приснится ведь... Где-то дверка не закрыта, вот оно и... Да ещё Явдоха. Натопила соломой печку, в жаре и не такое привидится... Фу, страшно... Кыс-кыс, иди ко мне, кысанька моя...
Пришла кошечка, вспрыгнула на постель, замурлыкала на руках у Пульхерии Ивановны, Пульхерия Ивановна её гладит, улыбается.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А?! А?! А?! А?! А?! А?!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Что?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Кто мурчит это, кто мыркает, мявкает, кто это?!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Кошечка моя, Афанасий Иванович, Манюрочка моя, Манюронька, Манюненька, Манюрусенька, Манечка...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Кошечка? Манюрочка? Манюрусенька?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Улыбается.) Кошечка. Манюрочка. Манюрусенька. Ну-ка, Манюрочка, сделай "ноженьки"? У ти моя смесная, моя глюпая косецкя, тякая моя холёсенькая-ляспляхолёсенькая кисянька, ню, ню?... Нозеньки, нозеньки, нозеньки... (Смеётся.) Не знаю, кто её научил: ляжет на спинку, я её под мышками чешу, а она - мурчит, песенки поёт, ножки вытягивает, а я говорю ей: "Ноженьки, ноженьки, ноженьки...", и она ножки так сладко вытягивает, так сладко, моя холёсенькая, сладкенькая тютюсенька...
Афанасий Иванович встал, стонет. Надел халат. Ходит по комнате, бьет хлопушкой мух, перегоняет всю ватагу с места на место.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Я не знаю, Пульхерия Ивановна, что вы такого находите в кошке. На что она? Если бы вы имели собаку, тогда бы другое дело: собаку можно взять на охоту, а кошка - на что? (Хлоп! - по портрету архиерея.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Гладит кошку.) Уж молчите, Афанасий Иванович, вы любите только говорить и больше ничего. Ваши Бровки, Барбоски, Жучки - фу какие! Собака нечистоплотная, собака нагадит, собака перебьет всё, а кошка тихое творение, она никому не сделает зла. Ãëÿäèòå ñàìè: "Íîæåíüêè, íîæåíüêè, íîæåíüêè..."
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да что за "ноженьки", Пульхерия Ивановна, вы тут придумали, да что это за кошачьи разговоры?! Нет, Пульхерия Ивановна, она плохая. (Хлоп! - по портрету заседателя.) От неё шерсть мне в рот лезет. Вот она вам на постель вот нагадит, тогда будете вы с ней "ноженьки" делать, погляжу я. Или украдет что со стола вкусное. Она, ваша кошка, мне вот даже во сне приснилась!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вот потому вы на неё и ругаетесь, что вам что-то приснилось, вот и присбирываете. А она не виновата. Это Явдоха натопила печку соломой. Страшное приснилось, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Хлоп! - по портрету Петра Третьего.) Фу, приснилось что-то, Пульхерия Ивановна. И кошка ваша, и кровати, и редиска в стрелку, и свиньи, и плодожорка - всё разом...
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вот потому у вас всё и колесом, что спали на сердце, Афанасий Иванович, я же вам говорила! И мне приснилось, Афанасий Иванович. Ничего, пусть. Не страшно. Куда ночь - туда и сон. Вон, утро уже идёт, слава Богу, слава Господу, Отцу и Сыну... Ноженьки, ноженьки, ноженьки... Завтра Троица, садить нельзя, а гости будут к нам, обещались. Ноженьки, ноженьки, ноженьки... Как я гостей люблю... Ноженьки, ноженьки, ноженьки... Угостим их хорошенечко... Ноженьки, ноженьки, ноженьки... А послезавтра тоже - садить нельзя, и ничего в огороде - делать нельзя, потому как - Земля Именинница... Ноженьки, ноженьки, ноженьки...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Хлоп! - по портрету войта.) Кто будет именинница?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Земля.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А-а. А я думал...
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Что вы думали, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Так. Не могу спать. Не могу спать...
Ходит по комнате, стонет. Стучит хлопушкой по портретам. Герцогине Лавальер прямо в глаз попал. Смотрит на её портрет внимательно.
Кто это, Пульхерия Ивановна, у нас тут стоит на портрете?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Герцогиня Лавальер, фаворитка Людовика Четырнадцатого, Афанасий Иванович.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. До чего же мухи её обпачкали. А на что она нам?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Пусть будет, не мешает. Всё ж таки она была фаворитка. А может - это и не она, я не знаю. Ну, пусть висит, кушать не просит ведь... Ноженьки, ноженьки, ноженьки...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Помолчал, прокашлялся, вдруг начал:) Хочу вам сказать про политику, Пульхерия Ивановна. (Хлоп! - по портрету Наследника.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Про кого, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Вот был у нас вчера Никифор Иванович - надо же, он тоже "Иванович", что ли? - так вот, Пульхерия Ивановна, так вот, он хоть и редко выезжает из деревни, но у него свои догадки. Знаете ли вы, Пульхерия Ивановна, что француз тайно согласился с англичанином выпустить опять на Россию Бонапарта. (Хлоп! - по портрету штабс-капитана.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Улыбается, но смотрит перепуганно на Афанасия Ивановича, про кошку забыла.) Да что вы такое говорите, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да, Пульхерия Ивановна, вот так, Пульхерия Ивановна. Он, Пульхерия Ивановна, рассказывал о предстоящей войне... (Хлоп! - по портрету двух пономарей.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Спаси нас Господь!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Не глядя на Пульхерию Ивановну.) Я сам думаю пойти на войну. (Хлоп! - по портрету девки.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Куда?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. На войну!
Кошка спрыгнула с кровати, злобно фыркнула, ушла, исчезла в темноте.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Когда?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Когда она будет!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Когда она будет?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Скоро!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Почему?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Не путайте меня, Пульхерия Ивановна! Вы не хочете, чтобы я пошел на войну! А я хочу!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Куда?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да на войну же, Господи, Пульхерия Ивановна!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Помолчала.) Да на какую на войну вы собралися посередь ночи, Афанасий Иванович? Да вы с глузду съехали, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да при чём же здесь "с глузду", Пульхерия Ивановна, раз я захотел на войну идти, когда она будет?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да потому что такое говорят, Афанасий Иванович, только покушавши хорошенько гороху. С глузду вы съехали, уважаемый Афанасий Иванович! Не пугайте вы меня, мне и так страшно.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. У вас как что, так сразу - "с глузду"! Вот, мне уже и на войну идти нельзя! Я вас и не пугаю вовсе. Почему ж я не могу идти на войну?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вот уже и пошел! (К портрету герцогини Лавальер.) Вы не верьте ему... (Петру Третьему.) Не верьте ему! Где уже ему, старому, идти на войну! (Штабс-капитану.) Его первый солдат застрелит! Ей-Богу, застрелит! Вот так-таки прицелится сильно и - застрелит.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Что ж, и я его застрелю. (Хлоп! - по портрету нищенки.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вот слушайте только, что он говорит!
Пульхерия Ивановна разнервничалась, встала с кровати, пошла по комнате в исподней рубашке, принялась пыль стирать то там, то тут. Взяла другую хлопушку, тоже мух колотит и бормочет, бормочет, обращаясь к портретам.
Не верьте ему! Не слушайте его! Куда ему идти на войну! Он с глузду съехал! (Хлоп! - по портрету серенькой кошечки.) И пистоли его давно уже заржавели и лежат в коморе. Если б вы их видели: там такие, что прежде еще нежели выстрелят, разорвет их порохом. И руки себе попоотбивает и лицо искалечит и навеки несчастным останется!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Хлоп! - по портрету Филемоны.) Что ж, я куплю себе новое вооружение. Я возьму саблю или козацкую пику. Не попоотбиваю я себе руки!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А я говорю - попоотбиваете!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А я говорю - не попоотбиваю!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Попоотбиваете!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А я говорю - нет!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А я говорю - да! Это всё выдумки! Нахабушка мне с вами, Афанасий Иванович! Так вот вдруг придет в голову и начнет рассказывать, и присбирывает, и присбирывает всякую всячину, чтоб меня пугать... А чего присбирывает - кто его знает?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А я говорю - не присбирываю!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А я говорю - присбирываете! Я и знаю, что он шутит, что он присбирывает, но все-таки неприятно слушать. Вот этакое он всегда говорит, иной раз слушаешь, слушаешь, да и страшно станет от его присбирываний! Я прям болею от его присбирываний!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пойду на войну! Не присбирываю!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Присбирываете!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Не присбирываю!
Ходят по комнате, неистово бьют мух, мухи летают, как сумасшедшие.
Устали оба.Афанасий Иванович стонет. Сел на кровать. И Пульхерия Ивановна села.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Чего вы стонете, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Бог его знает, Пульхерия Ивановна, так, как будто немного живот болит.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Как - живот болит?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Не знаю. Болит и всё.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну, что же вы мне не скажете, Афанасий Иванович? У меня же всякие травы насушены. Как что заболит, сразу мне надо сказать, вы же знаете?
Становится чуточку светлее и теперь видно, что вся комната по краям уставлена сундуками, ящиками, ящичками и сундучочками. Множество узелков и мешков с семенами - цветочными, огородными, арбузными - висят по стенам. Множество клубков с разноцветной шерстью, лоскутков старинных платьев, шитых за полстолетия прежде, укладены по углам в сундучках и между сундучками. Стулья в доме старинные, деревянные, с высокими выточенными спинками, без материи. Трехугольные столики по углам, четырехугольные перед диваном и зеркалом в тоненьких золотых рамах, выточенных листьями; их мухи усеяли черными точками; ковер перед диваном с птицами, похожими на цветы, и цветами, похожими на птиц.
Пульхерия Ивановна открыла один ящик, достала из него какой-то веник, принялась на кровати каждую палочку откладывать в сторонку и - ну бормотать-приговаривать, будто запела, будто стихами заговорила:
Вот, Афанасий Иванович. Есть травы мягчительные, желчегонные, вяжущие, жаропонижающие, отхаркивающие, обволакивающие, мочегонные, противоглистные, противогнилостные, противопоносные, успокаивающие, слабительные...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Ай, Пульхерия Ивановна, вы, Пульхерия Ивановна, готовы всякого нагружать вашею аптекою, Пульхерия Ивановна... У нас не хата, а химическая лаборатория...
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Есть от бородавки, от бессоницы, от гриппа, от геморроя, от желчекаменной болезни...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Ну, вы попали на своего конька, Пульхерия Ивановна, вас теперь, Пульхерия Ивановна, ничем не остановить, Пульхерия Ивановна... Пульхерия Ивановна?! Слышите?!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вот, Афанасий Иванович, есть от запора, если надо, от зуда кожи, Афанасий Иванович, от кровотечения, Афанасий Иванович, от лихорадки, Афанасий Иванович, от лишая, Афанасий Иванович, от экземы, от цинги, от парши...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Нету у меня лишая, нету экземы, нету цинги, нету парши!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А вдруг нападет парша? На кошек к старости всегда парша нападает...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Я не кошка, Пульхерия Ивановна!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А вдруг к старости нападёт на вас что? Всяко случается. Вот от пролежней, от отёков, от ревматизма, от подагры, от мочекаменной болезни, от почечнокаменной болезни, от мигрени и сглазу...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Вот у меня живот болит, Пульхерия Ивановна! У меня, может, заворот кишок, может, сейчас, может, будет, может, Пульхерия Ивановна, а вы?!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Вот и хорошо, Афанасий Иванович. Сейчас вылечим, Афанасий Иванович!
Раскрывает ящик за ящиком, сундук за сундуком, дверцы шкафов, раскладывает травяные веники - всё забито травой и клубочками, отовсюду Пульхерия Ивановна какие-то веники облезлые достает и бормочет-поёт про травы, прямо по алфавиту:
Адонис, горицвет весенний, аир болотный, алтей лекарственный, арония черноплодная, белена черная, береза повислая, берёза пушистая, бессмертник песчаный...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пульхерия Ивановна, да что ж ты будешь делать-то, а? Тише!!!!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Не слушая.)... горец змеиный, горец перечный, горец почечуйный, горец птичий, душица обыкновенная, жостер слабительный, зверобой продырявленный, крапива двудомная, крушина ломкая, кубышка желтая...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пульхерия Ивановна!!!!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА.... земляника, календула, кровохлебка лекарственная, кукуруза, лапчатка прямостоячая, лен обыкновенный, липа сердцевидная, наперстянка крупноцветковая, малина обыкновенная, мать и мачеха обыкновенная, можжевельник обыкновенный, баранец обыкновенный, барбарис обыкновенный, облепиха...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Обыкновенная?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Нет, почему же? Просто облепиха. Вот одуванчик лекарственный, ольха клейкая, папоротник мужской или щитовник мужской, пастушья сумка обыкновенная, пижма обыкновенная, пион уклоняющийся...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Почему это он уклоняется, а? От чего?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА.... подорожник большой, полынь горькая, пустырник сердечный, родиола розовая, ромашка аптечная, ромашка безъязычковая, рябина обыкновенная, синюха голубая, смородина черная, солодка уральская, сосна обыкновенная, стальник полевой, спорынья, сушеница топяная, термопсис ланцетовидный, толокнянка обыкновенная, тимьян ползучий, тмин обыкновенный...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пульхерия Ивановна!!!!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА.... тысячелистник обыкновенный, фиалка полевая, фиалка трехцветная, хвощ полевой, чага трехцветная, хмель обыкновенный, чага - березовый гриб, чемерица, череда трехраздельная, черемуха обыкновенная, шиповник майский, шиповник иглистый, щавель конский...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пульхерия Ивановна!!!!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А на окошке - полезное растение древовидный алой: лекарство от всех болезней!
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да у меня живот болит, Пульхерия Ивановна!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Так тогда, может, вы бы чего-нибудь бы скушинькали бы, Афанасий Иванович?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Как это - скушинькали, Пульхерия Ивановна?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Очень просто, Афанасий Иванович. Ну, я поняла, где собака зарыта. Тут травы не помогут. (Захлопнула все ящики.) Вот в чём дело. Вам, Афанасий Иванович, просто надо чего-нибудь сейчас скушинькать.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Как это? Ночью и - кушинькать? Скажете тоже, Пульхерия Ивановна. Это вредно, по ночам-то кушинькать, небось?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Уж и вредно. Очень полезно по ночам кушинькать. Человек ест много - он здоровый, значит. Очень даже хорошо кушинькать по ночам.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Не знаю, будет ли оно хорошо, Пульхерия Ивановна, а?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Конечно, будет хорошо, Афанасий Иванович. Надо кушинькать и ночью, и днём, и вечером, и в обед...
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Впрочем, вы правы, Пульхерия Ивановна. А чего ж бы мне такого скушинькать, Пульхерия Ивановна?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. А вот кислого молочка, киселику или жиденького узвару с сушеными грушами надо скушинькать, Афанасий Иванович, а?
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Кислого молочка скушинькать, говорите, Пульхерия Ивановна?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Кислого молочка скушинькать, говорю, Афанасий Иванович.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Кислого молочка?
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Кислого молочка.
АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Прямо и не знаю. (Помолчал.) Пожалуй, Пульхерия Ивановна, разве так только, сверху пеночку с кислого молочка - поплямкотеть, попробовать разве что только, но не скушинькать, а?..
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Конечно, только попробовать, Афанасий Иванович, не скушинькать, Афанасий Иванович, только с кислого молочка пеночку сверху поплямкотеть! (Кричит.) Явдоха-а-а-а-а-а! (Нет никого.) Явдоха-а-а-а-а-а! (Нет никого.) Явдоха-а-а-ха-ха-ха-ха-а-а-а!!!!!!!!
ЯВДОХА. (Вылезла откуда-то из-под кровати.) Я здесь, барыня! (Явдоха вся ключами с головы до ног обвешана - она же ключница.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Смотрит на Явдоху.) Явдоха, сколько тебе лет, давно хотела тебя спросить?
ЯВДОХА. Сто, барыня!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Сколько?
ЯВДОХА. Восемнадцать, барыня!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Что за бестолковый народ пошел? Сколько?!
ЯВДОХА. Сколько скажете. Мы ваши рабы до смерти, барыня.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ты не пила вчера персиковой?
ЯВДОХА. Не пила, барыня.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Я и вижу, что не пила. Иди. Стой!
ЯВДОХА. Я здесь, барыня!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Чего ты смотришь?
ЯВДОХА. На что и глаза.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Помолчала.) Зачем я тебя звала, Явдоха?
ЯВДОХА. Спросить, сколько мне лет.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну?
ЯВДОХА. Я ж сказала вам.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну, иди тогда. Стой. Где ты была, Явдоха?
ЯВДОХА. Под кроватью, барыня!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Что ты под кроватью делала?
ЯВДОХА. Звиняйте, барыня, промашка вышла. Сторожила вас, барыня.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Что ты нас сторожила, Явдоха? Ты, поди, на кухне ела чего-то, да?
ЯВДОХА. Каюсь, барыня! Там масло забродило и я его съела. Не выкидать же.
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. "Не выкидать же"! Правильно, ой, разбойники, ой, воровайки, ой, пустят нас по миру! Воровайка на воровайке сидит и воровайкой погоняет, прямо размахивает!
ЯВДОХА. Не пустим мы вас по миру, барыня! Мы не размахиваем, барыня! Не выкидать же было его, барыня?! (Рыдает.)
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Кого?
ЯВДОХА. Масло!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Помолчала.) А отчего у тебя пузо, Явдоха, раз тебе сто лет?
ЯВДОХА. Дак от масла же, барыня!
ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ты зачем пришла? Ты не видишь, барин стонет? Ты не видишь, что ему плохо? Ты не видишь, чего он хочет