Д.Г. Трунов
Пермский государственный университет
Вводится термин «функциональная алекситимия» для обозначения трудностей в вербализации эмоционального опыта, не связанных с какими-либо органическими расстройствами. Рассматриваются различные виды и механизмы функциональной алекситимии: педагогическая, психологическая, лингвистическая. Предлагается схема коррекции функциональной алекситимии в условиях психологического консультирования.
Вероятно, в любом руководстве по психологическому консультированию можно прочитать, что едва ли не самым главным звеном в процессе психологической помощи являются «вопросы о чувствах». В то же время на практике вопрос «Что вы чувствуете?» является вопросом, на который, пожалуй, консультанту труднее всего получить ответ. В какой-то степени это естественно, потому что это действительно один из самых главных вопросов в консультировании, и если бы клиент знал ответ на этот вопрос, то, быть может, он просто не пришел на консультацию. Вот и получается, что вопреки ожиданиям консультанта, на вопрос «Что вы чувствуете?» он обычно получает ответ: «Не знаю». Чаще всего консультант интерпретирует этот ответ как «сопротивление», «нежелание думать» и даже не подозревает, что в данной ситуации отсутствие полноценного ответа на вопрос «Что вы чувствуете?» — это, в некотором смысле, естественное положение вещей.
Функциональная алекситимия
Термин «алекситимия» ввел американский психоаналитик П. Сифнеос (Р. Sifneos) в 1969 г.; он образован от греч. а (отрицание), Ае£,ш («слово») и 0иц6<; («душа, чувства, мысли»), т.е. дословно: «недостаток слов для выражения чувств» [1]. В психологии и психиатрии этот термин означает, что человек не может выразить в словах свое эмоциональное состояние, чувства, настроение и т.д. Это происходит потому, что человек не связывает то, что с ними происходит — свой эмоциональный опыт, свои ощущения и т.д., — с определенными названиями.
|
Обычно психиатры и неврологи рассматривают затруднения в вербализации человеком своих чувств как симптом органического поражения головного мозга (врожденного или приобретенного, при котором повреждаются связи, ответственные за функцию распознавания висцеральных импульсов и вербального определе ния эмоций [1; 2]) или результат недоразвития центральной нервной системы (например, не- сформированность межполушарных взаимодействий [6]).
Однако кроме органических причин многие авторы (психологи и психотерапевты) указывают на другие факторы, приводящие к феномену алекситимии [1; 2; 4; 10]. В связи с этим появляется необходимость разграничения органической алекситимии и функциональной алек- ситимии. Последняя определяется как трудность в вербальном описании эмоционального опыта, не связанная причинно с какими-либо органическими расстройствами[1].
С чем же тогда связана функциональная алекситимия? На рис. 1 отражены различные виды алекситимий и, в частности, различные варианты и причины функциональной алекси- тимии.
Педагогическая алекситимия
Как уже говорилось, при алекситимии человек не соединяет свой эмоциональный опыт с определенными названиями. Для того чтобы разобраться в функциональных причинах алекси- тимии, необходимо задуматься, как вообще человек узнает о том, что такое-то ощущение или чувство соответствует такому-то слову? Очевидно, это знание он приобретает еще в детстве и оно как-то зависит от его воспитания. Как же ребенок узнает о том, что он чувствует? Видимо, первыми ему должны сообщить об этом его родители, называя то или иное его состояние, поведение соответствующими словами[2]. Затем он получает этот опыт от других людей и из других источников: из книг, фильмов и пр. Благодаря всему этому человек усваивает, что за определенными наименованиями — так называемой эмотивной лексикой — закрепляется определенное эмоциональное содержание (впечатления, ощущения и другие реакции). Если же по каким-либо причинам человек не приобретает опыта обозначения чувств (например, на эмоциональный опыт ребенка не обращалось специального внимания), то он приобретает педагогическую алекситимию, или имеет весьма скудный запас эмотивной лексики.
|
Для полноценного усвоения эмотивной лексики необходимо наличие в педагогическом прошлом человека «вербальной обработки» эмоционально значимых ситуаций, включающей обязательно три компонента (условия): (1) достаточно большой запас эмотивной лексики у родителей, (2) обозначение родителями эмоциональной реакции ребенка тем или иным словом или словосочетанием, относящимся к эмотивной лексике, (3) позитивное принятие эмоциональной реакции ребенка его родителями. В дальнейшем наличие первого и второго компонента обеспечивает знание эмотивной лексики, а наличие третьего компонента позволяет применять эти знания по отношению к себе[3].
|
3 Третий компонент может рассматриваться как фактор не только педагогической, но также психологической алекситимии.
Чаще всего «жертвами» педагогической алекситимии становятся, конечно, мальчики (то есть будущие мужчины). В основном это связано с социокультурными факторами, в частности с гендерными педагогическими стереотипами, ограничивающими,во-первых, вербальную коммуникацию родителей с мальчиками в эмоционально значимых ситуациях, а во-вторых, окрашивающими эту коммуникацию в негативные тона. Другими словами, с мальчиками либо не говорят об их чувствах, либо воспринимают их переживания негативно. В результате мы имеем «настоящих мужчин», то есть мужчин, которые «не распускают нюни», «не жалуются», «не плачут» и т.д. Конечно, педагогически обусловленные социокультурные стереотипы «закрытого», «сдержанного», «невозмутимого» и т.д. человека присущи не только мужчинам, но и женщинам. Последние также ограничиваются в выражении своих чувств. Помимо некоторых социальных преимуществ такого воспитания, мы встречаемся с рядом серьезных проблем психологического и медицинского характера. В частности, по данным многочисленных исследований, имеется корреляция между распространением психосоматических заболеваний и алекситими- ей[4].
Психологическая алекситимия
Психологическая алекситимия — следующий вид функциональной алекситимии; она тесно переплетается с педагогической, но в то же время имеет свои специфические индивидуально-психологические факторы.
Психотравматическая алекситимия — это частный случай психологической алекситимии, обусловленный наличием психотравмирующей ситуации, при которой блокируется переживание тех или иных чувств в силу их высокой интенсивности, в силу того, что на них наложен «социальный запрет», их не принято выражать вслух, в силу их резкого несоответствия собственной Я-концепции, в силу боязни «не справиться со своими эмоциями, если они начнут выходить» и т.д. Защита от мучительного переживания чувств, возникающих в психотравмирующей ситуации, естественным образом приводит к «вытеснению» этих чувств из сферы сознавания и к невозможности их последующего вербального описания и выражения.
Ситуативная алекситимия — это также частный случай психологической алекситимии, обусловленныйситуативнокоммуникативными факторами:стеснение, стыд, нежелание «раскрываться», недоверие к консультанту, отсутствие гарантий психологический безопасности, боязнь быть непонятым, боязнь осуждения и т.д.
В других случаях человек может достаточно позитивно относиться к своему эмоциональному опыту и достаточно хорошо ощущать его, но тем не менее он не может описать этот опыт в словах. Причинами этому могут быть самые разные. Например, многообразие чувств, которые испытывает человек. В этом случае человек чувствует слишком много, чтобы просто ответить на вопрос «Что вы чувствуете?». Другая причина — противоречивость чувств, которые испытывает человек. В этом случае вопрос «Что вы чувствуете?» вводит его в замешательство, так как, отвечая на него, он будет противоречить сам себе или выглядеть крайне нелогичным или просто «ненормальным». Эти и другие причины могут вызывать алекситимию, которая консультантом будет восприниматься как «сопротивление» и вызовет ответные непрофессиональные реакции.
Лингвистическая алекситимия
Наконец, можно говорить о функциональной алекситимии, которая не столько зависит от педагогического прошлого или психологического настоящего, сколько связана с принципиальной невозможностью найти адекватные языковые средства для обозначения внутреннего опыта.
Кроме этого, существует еще один чисто семиотический фактор, затрудняющий вербальное выражение эмоционального опыта. Еще Ф.Ницше писал, что языковой знак — это не совсем подходящий инструмент для обозначения внутренней реальности, так как интроспективный язык не способен уловить тонкости психической жизни человека. «Гнев, ненависть, любовь, сострадание, страсть, радость, горе — все это имена для обозначения крайних состояний: средние и низкие степени их ускользают от нас, а между тем они-то и ткут тонкую паутину, составляющую наш характер, и нашу судьбу» [8. С. 45]. Это приводит к тому, что человек просто «не всматривается» в ту часть психического опыта, для которой «не достает слов», «потому что там трудно точно мыслить»; человек может лишь смутно осознавать то, что не выражено в словах, поскольку для сознания человека «там, где прекращается область слова, прекращается также область бытия» [Там же].
Таким образом, тонкость, индивидуальность, изменчивость внутреннего мира не может полнокровно существовать в языке как «более грубой среде». Эта неподдающаяся описанию часть психической реальности продолжает существовать лишь в области нереф- лектируемого, а значит — неосознаваемого.
А.Маслоу считал, что язык предназначен для описания «внешней», а не психической реальности. И хотя, по его мнению, «этот недостаток действительно может быть в какой-то мере восполнен поэтическим или возвышенным стилем, но большинство переживаний все равно остаются невыразимыми и вообще не могут быть описаны никакими словами» [7. С. 124]. Не предназначенные непосредственно для описания психической жизни языковые знаки могут служить по отношению к ней лишь опосредованным иносказательным средством. Эмотивная лексика — это метафорическая попытка определить скрытое внутреннее, через явное внешнее, попытка часто неудачная, но единственно возможная [9].
Любопытно, что, по словам О.Мандельштама, именно «в русской поэзии чаще, чем в какой-либо другой, повторяется тема старого сомнения в способности слова к выражению чувств» [5. С. 59]. И это, несмотря на то, что по исследованиям А.Вежбицкой, именно в русском языке более всего по сравнению с другими языками разработано поле эмо- тивной лексики, отражающей самые разные нюансы психического опыта [3].
Таким образом, ответ «Не знаю», который может иногда очень раздражать консультанта, — это нормальная реакция на невозможность уложить богатство психического опыта в имеющиеся слова, это искренняя, но неудачная попытка подобрать название для событий своей внутренней жизни. Именно в этот момент — перед лицом спрашивающего консультанта — человек особенно ощущает диссонанс между вопросом «Что вы чувствуете?» и многообразием своего эмоционального опыта. Возможно, клиенты, не отвечающие на этот вопрос, напротив, слишком хорошо чувствуют то, что с ними происходит, и одновременно с этим они понимают, что не могут найти подходящих слов для описания своих чувств, что «мысль изреченная есть ложь»[5].
Заключение
Подводя итоги обсуждения темы функциональной алекситимии, следует заметить, что все ее виды (педагогическая, психологическая и лингвистическая) очень тесно взаимосвязаны. В каждом конкретном случае было бы очень трудно определить наверняка, почему человек не может вербализовать свой эмоциональный опыт, например, связано ли это с многообразием чувств, которые он испытывает (психологический фактор), или с объективными ограничениями эмотивной лексики, существующими в языке (лингвистический фактор), или с недостаточным словарем (активным и пассивным) эмотивной лексики у данного человека (педагогический фактор). Тем не менее одна из главных задач психолога-консультанта, от которой зависит успех его работы, состоит в том, чтобы помочь клиенту преодолеть функциональную алекситимию, с какими бы факторами ни была она связана. Это означает, что консультант не просто ограничивается вопросом «Что вы чувствуете?», а берет на себя ответственность за процесс совместного поиска подходящих слов для описания эмоционального опыта клиента.
«Коррекция» функциональной алексити- мии в условиях психологического консультирования основана на том, что не клиент рассказывает консультанту о своем эмоциональном опыте (он не может это сделать «по умолчанию»), а консультант сам делает предположения о тех или иных чувствах клиента на основании полученной от него информации. Задача психотерапии, по мнению А.Маслоу, «в большей мере заключается в обобщении в едином понятии всевозможных осознаваемых, но безымянных, а потому “бессознательных” субъективных переживаний, или, если еще проще, в том, чтобы дать безымянному переживанию наименование» [7. С. 170]. Этот процесс «именования» можно представить в виде следующих этапов:
Консультант задает клиенту обычные вопросы, направленные на исследование проблемной ситуации, например: что произошло? что вы делали? что вы говорили? что вы хотели сказать? о чем вы думали? и др.
Консультант получает ответы от клиента и эмпатически осмысливает их с точки зрения содержащегося в них эмоционального подтекста.
Консультант вербализует чувства клиента, то есть подбирает названия для того эмоционального опыта, который по его предположению испытывает клиент. Консультант строит свои фразы в форме эмпатических высказываний, например: «Если я вас правильно понял, вы обиделись на него?».
Клиент «примеряет» на себя эмпатиче- ские высказывания консультанта и предоставляет ему обратную связь. Так в форме диалога происходит подтверждение, уточнение и более точная дифференциация чувств клиента.
Такого рода «разговор о чувствах» не вызывает «сопротивления» клиента (в отличие от прямого вопроса «Что вы чувствуете?») и приводит к следующим психотерапевтическим эффектам: появление у клиента навыка вербального формулирования эмоционального опыта1; более глубокое понимание, осознавание и принятие клиентом своего эмоционального опыта; появление «нового» эмоционального опыта, который не был концептуализирован клиентом.
Список литературы
Былкина Н.Д. Алекситимия (аналитический обзор зарубежных исследований) // Вест. Моск. ун-та. Серия 14. Психология. 1995. № 1. С. 4353.
Былкина Н.Д. Развитие зарубежных психосоматических теорий // Психол. журн. 1997. № 2. С. 149-160.
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание: М.: Русские словари, 1996.
Курек Н.С. Эмоциональное общение матери и дочери как фактор формирования аддиктивного поведения в подростковом возрасте // Вопр. психол. 1997. № 2. С. 48-60.
Мандельштам О. Слово и культура: Статьи. М.: Сов. писатель, 1987.
Манелис Н.Г., Касаткин В.Н., Г орина Н.С., Виноградова Н.М., Чиркова О.Ю. Нейропсихоло- гическая модель мозговой организации высших психических функций у детей, страдающих бронхиальной астмой // Вопр. психол. 2000. № С. 46-53.
Маслоу А. Психология бытия. М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 1997.
Ницше Ф. Утренняя заря: Мысли о моральных предрассудках. Свердловск: Воля, 1991.
Трунов Д.Г. Иносказательная природа самоот- чуждения как социокультурного феномена: ав- тореф.... канд. филос. наук. Пермь, 2000.
Холмогорова А.Б., Гаранян Н.Г. Культура, эмоции и психическое здоровье // Вопр. психол. 1999. № 2. С. 61-74.
1 При этом речь не идет о научении клиента новым словам, а именно об опыте вербализации, т.е. о связывании своего эмоционального опыта с уже известными словами.
[1]Термин «функциональная алекситимия» представляется нам более удачным, чем «вторичная алекси- тимия», предложенный I. Fukunishi[1]
[2]А среди родителей ответственность за развитие
А среди родителей ответственность за развитие эмотивной лексики, в первую очередь, возлагается на мать [4; 10]. Это связано, во-первых, с тем, что обычно мать чаще находится рядом с ребенком в эмоциональных ситуациях, чем другие родственники, а во-вторых, с тем, что женщины по сравнению с мужчинами обладают сами более широким запасом эмотивной лексики.
[4]Обзор литературы по этому вопросу см. в [2].
[5]Строчка из известного стихотворения Ф.Тютчева «Silentium» (1830), которое можно квалифицировать как «апологию» функциональной (лингвистической) алекситимии.