Шумахер не единственный на планете, кто способен так концентрироваться.
У Фрэнка Дерни есть блестящая теория на этот счет:
«Он обладает невероятной концентрацией, он умеет не отвлекаться. Это все зависит от типа личности. Во времена Второй мировой войны изобрели тест, для того чтобы найти на должность операторов радара людей, которые могли долгое время удерживать концентрацию без так называемых «неосознанных пауз», или, по‑простому, провалов внимания. Ученые установили, что существует связь между способностью концентрироваться и типом личности. Чем более вы интровертны, тем дольше можете концентрироваться. Многие автобусные компании обнаружили, что все аварии случаются, когда за рулем водители‑экстраверты, поэтому на эту должность стараются выбирать интровертов.
По моим собственным наблюдениям за долгую карьеру в автоспорте, все великие пилоты и многократные чемпионы были интровертами, и я считаю, что чем выше уровень концентрации, тем вероятнее успех. Все сходится. Если вы посмотрите на таких великих гонщиков, как Прост, Сенна, Фанхио, Джим Кларк, вы поймете, что все они обладают двумя отличительными признаками – умом и концентрацией. Вы можете поспорить, что Михаэль не интроверт, потому что он скачет на подиуме как конь, но я вас уверяю – определенно интроверт. Таким же был и Сенна, просто они оба профессионалы и всегда старались давать интересные интервью и играть свою роль в шоу, но это не давалось им естественным образом. Вот, например, Хаккинен и Райкконен даже не трудились что‑то изображать.
Еще одна особенность Михаэля – его непреходящее стремление узнать что‑то новое. Это очень важно, потому что в нашем бизнесе день, за который вы не узнали ничего нового, прожит зря. Я помню, как мы проводили тесты в Хересе в 1994 году, а рядом с нами проходил матч по гольфу. Там собрались многие известные гольфисты, они пришли посмотреть на болиды – такие люди, как Джек Ни‑клаус, Сив Баллестерос и так далее. Через две минуты Михаэль уже был рядом с ними и сыпал вопросами: «У вас есть какая‑то определенная диета, которая помогает при подготовке?», «Какие техники помогают вам улучшить концентрацию?» и тому подобное. Он просто высасывал из них информацию и делал это для того, чтобы выжать максимум из себя и машины. Это достойно внимания».
Как гонщик Шумахер талантлив также в том – и это часто недооценивают, – что умеет обгонять и, что еще важнее, понимает, когда этого делать не стоит.
Карьера Шумахера в Формуле‑1 по большей части пришлась на эру пит‑стопов с дозаправками, которые были снова введены в 1993 году. Это превратило гонки в серии спринтов с перерывами на пит‑стоп, поэтому стратегия в гонке стала иметь решающее значение, вытеснив обгоны и сопряженный с ними риск. Команды начали разрабатывать стратегию, которая могла дать им возможность опередить соперников за счет пит‑стопов, а не на трассе.
Шумахер, который стремился к совершенству и хотел научиться всему на свете, придерживался этой системы и одержал многие из своих знаменитых побед без единого обгона на трассе. Но это не означает, что он не умеет обгонять. В завершающей гонке сезона‑2006, в бразильском Интерлагосе, Михаэль вынужден был пробиваться через пелотон после прокола колеса в начале гонки, из‑за которого оказался далеко позади. В той гонке он совершил поистине шедевральные обгоны, включая красивый и очень символический обгон своего преемника в Ferrari Кими Райкконена.
В первые два года карьеры Шумахера в Формуле‑1 правила запрещали дозаправку во время пит‑стопов, поэтому пилотам только меняли покрышки. К тому же тогда машины были менее надежны, чем в конце 1990‑х, и пилоты должны были понимать, когда нужно атаковать, а когда – беречь машину и покрышки. Шумахер овладел обеими системами и извлек из них максимум пользы.
Росс Браун объясняет:
«Шумахер – гонщик современной эпохи. Он никогда никого не обгонял, если понимал, что это необязательно, ведь обгоны – лишний риск, кроме того исход обгона может оказаться неожиданным. По тому же принципу Михаэль никогда не перегружал машину без лишней необходимости. Мы держали его в курсе, говорили: «Михаэль, у тебя два круга до пит‑стопа, держись за тем, кто впереди тебя, следи за покрышками, держи все под контролем». Обычно он шел среди лидеров, поэтому речь шла о том, что для победы нужно опередить одного или двух соперников, а не прорываться через весь пелотон. Поэтому он сохранял терпение.
Иногда он стартовал из рук вон плохо, и я говорил: «Тебе нужно обогнать этих ребят, иначе мы не сократим отставание», и тогда он предпринимал попытки обгона. Но вы знаете, как трудно обгонять в Формуле‑1 – куча болидов висит друг у друга на хвосте. Михаэль может обогнать, когда это необходимо, но у него очень осмысленный подход: зачем обгонять на трассе, если можно сделать это за счет пит‑стопа?»
Но когда обгон был необходим, Шумахер действовал напористо и решительно, хотя с некоторыми пилотами по всем известным причинам осторожничал больше, чем с другими, – как, например, с Жаком Вильневом.
Он научился искусству обгона, еще когда выступал в картинге. Обгон, как правило, был продуктом его природного чутья, храбрости и подвернувшейся возможности, но, как и во всем остальном, за этим у Михаэля всегда стоял план.
«Я готовлюсь к атаке и знаю, что все получится. Если вы действуете честно, четко и решительно, другие будут уважать вас. Я руководствуюсь простым принципом: если я быстрее, я обгоняю. Если медленнее, даже не пытаюсь.
Атаки в стиле камикадзе – не мое. Обычно я оставляю себе путь к отступлению, чтобы в крайнем случае удержаться позади – если, к примеру, вижу, что другой пилот не понял моих намерений. Но когда я хочу обогнать, я действую четко и однозначно. Я знаю своих соперников: некоторые умны, другие не столь хорошо контролируют происходящее. Нужно помнить об этом, обгоняя».
Разумеется, все обгоны сопряжены с определенным риском, и случалось, что обгон Шумахеру не удавался, а в случившемся обвиняли обе стороны. Эдди Ирвайн вывел очень простую формулу поведения с бывшим партнером по команде:
«Он никогда не пытался выкидывать со мной фокусы. Даже когда я был в Jaguar, он как‑то в Спа держался позади меня на протяжении семи или восьми кругов, потому что знал, что со мной никакая фигня не пройдет. Все говорят: «Михаэль оттормозил меня или отодвинул». Но если вы не подвинетесь, он просто врежется в вас, попадет в аварию. Я никогда не понимал этих дураков с их жалобами. Езжайте как ехали, и он въедет прямо в вас. И больше никто такого с вами не сделает, потому что он борется за титул, а вы нет».
Дэвид Култхард часто боролся колесо в колесо с Шумахером и считает его честным соперником в поединках:
«Когда я борюсь колесо в колесо с Михаэлем, я чувствую себя спокойнее, чем с кем‑то вроде Такумы Сато. Но вы знаете, что последует ответный ход, поэтому вам приходится делать это жестко. Он водит, полагаясь на инстинкты. Это должен быть решительный обгон, одноходовка. А не пространное действо в стиле «Быть или не быть?» по внутренней стороне радиуса.
Он был очень последователен на протяжении всей своей карьеры. Разумеется, его побеждали, он же не умеет ходить по воде. Я вспоминаю гонку в Малайзии несколько лет назад. Во втором повороте я нырнул внутрь и застал его врасплох. Мы столкнулись колесами. Я так хотел, чтобы этот обгон удался. Поэтому и испортил ему гонку. Когда вы обгоняете кого‑то вроде Шумахера, вы хотите, чтобы ему пришлось несладко. «Ну а как тебе вот это, ты, козел?!»
Врожденные способности Шумахера поразительны, и, если говорить о чистом таланте, он, вне сомнений, один из самых быстрых гонщиков в истории Формулы‑1. Но за победой в Формуле стоит гораздо больше, чем просто умение быстро ездить. По словам многих сотрудников Benetton, Михаэль был не завершенным произведением искусства, когда только начинал карьеру в Формуле‑1. Только впоследствии Шуми увидел всю многогранность этого спорта и осознал, сколько всего ему нужно усвоить на пути к званию лучшего гонщика в мире.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Как работал Шумахер
Существуют два Михаэля Шумахера. Один сражается с остальными пилотами, он жесткий и агрессивный, не выдает слабости. И есть Шумахер в команде, который любит работать с людьми, демонстрирует командный дух, умеет сопереживать, поддерживать людей.
Росс Браун, технический директор Ferrari (1997–2006)
Михаэль Шумахер – прирожденный спортсмен и прирожденный победитель, но столь огромного успеха он бы не добился без помощи других. Такова суть автоспорта, который встречает овациями одного человека, тем самым оценивая труд всей команды.
В детстве и юности Михаэль полагался на всевозможных патронов, которые обеспечивали его всем необходимым для гонок, но результаты были в большей степени его заслугой. Чем выше по лестнице он поднимался, тем больше его успех зависел от окружающих людей и тем больше он осознавал, как важно об этих людях заботиться. Ни одному гонщику прежде не удавалось построить вокруг себя команду, как это сделал Шумахер, и именно это вывело его на уровень выше, чем позволял природный талант.
Немец к тому же отдавал себе отчет, что в жесткой и плотной борьбе мельчайшие детали имеют значение. Как раз этого многие талантливые пилоты Ф‑1 не понимали. Слишком сильно полагаясь на природный талант, который привел их в Формулу‑1, они не способны были развиваться дальше, становиться чемпионами, потому что не принимали на вооружение все факторы, которые могли сделать их сильнее. Это вторая составляющая успеха Шумахера, его становления как великого гонщика – работа, которую он выполнял вне кокпита, чтобы обеспечить себе максимальные шансы на победу.
Хуан Мануэль Фанхио однажды сказал: «Вы должны верить, что станете лучшими, но никогда не думать, что уже это сделали». Шумахер никогда не останавливался в своем развитии, никогда не прекращал работать над собой, оттачивать свое мастерство. Он всегда был губкой, впитывающей идеи, информацию, все, что могло дать ему даже самое незначительное, но преимущество. При этом с годами он становился все бескомпромисснее и жестче по отношению к оппонентам и никогда не расслаблялся – эта самодисциплина достигла апогея в последние годы выступления за Ferrari.
Жан Тодт, босс Шумахера в Ferrari и близкий друг, полагает, что для того, чтобы быть успешным долгое время, нужно понимать, что, собственно, делает тебя успешным. Шумахер, вероятно, в большей степени понимал, что необходимо для победы, чем любой другой его предшественник. И он озвучил это в 2003 году:
«Прежде всего вы должны уважать даже самого крошечного своего соперника. Я смотрю записи каждой гонки, и когда делаю это, то не просто анализирую борьбу за лидерство, но также наблюдаю за происходящим в хвосте пелотона. Там совершаются как обгоны, так и ошибки, и из этого всегда можно вынести какой‑то урок. Скрупулезность и дисциплина – еще два необходимых качества, потому как на самом деле именно в моменты триумфа, а не поражений нужно быть внимательнее к собственным слабостям.
И никогда не думайте, что успех зависит от ваших показателей и только. Если вы начнете в приливе эйфории слушать только себя и делать все самостоятельно, это будет вашим первым шагом к пропасти. Цветы победы стоят в разных вазах. В моем случае, по крайней мере, это так с Жаном Тодтом, Россом Брауном и всей командой Ferrari. Успех, и я слышал это от людей из разных областей деятельности, никогда не выпекается по одному и тому же рецепту. Это комбинация всевозможных слагаемых, которые должны сойтись в одно, чтобы вы были успешны, в какой области бизнеса или виде спорта вы бы ни участвовали.
И вы должны абстрагироваться от лести, от слов вроде «непобедимый». Если бы я только и делал, что праздновал свои достижения, я бы перестал быть самокритичен и не смог бы больше добиваться успеха. А успех – это так здорово!»
Шумахер выиграл девяносто один Гран‑при, почти столько же, сколько Сенна и Прост, вместе взятые, но его целью было не просто побеждать. «Меня всегда больше интересовало то, как именно я достигаю победы, а не сам факт ее достижения», – говорит он. И это послужило решающим фактором в его решении перейти в Ferrari в 1996 году, когда команда была в полном упадке. При этом он получил множество предложений от команд‑победителей.
Тот факт, что Михаэль выбрал Ferrari, которую нужно было буквально создавать заново, – это, вероятно, высшее его достижение в спортивном смысле слова. Многие пилоты осуждают его за неспортивное поведение, но никто из них, этих настоящих спортсменов, не стал бы браться за то, что казалось безнадежным с самого начала. Большинство пошло бы легким путем и подписало контракт с командой Williams, которая в 1996 году была непобедима. Решение Шумахера в какой‑то мере сглаживает громкие обвинения в неспортивном поведении, которые всегда подрывали его репутацию. Он решил поработать с этой командой, возродить ее из пепла и сократить громадный отрыв от доминирующих команд. Его стремление принять этот вызов в то время, когда Ferrari была законченным неудачником среди топовых команд Формулы‑1, говорит о том, что Шумахер изголодался по тяжелой работе. И чем успешнее он становился, тем усерднее трудился.
В 2003 году он написал:
«Чем больше ты входишь в тему, тем лучше в ней разбираешься. Там, где раньше я нервничал или колебался, теперь я знаю, как себя вести и как решить любую проблему, которая может возникнуть. Если гонщик уверен в себе, это отражается на работе команды, ее эффективности, мотивации всех ее членов. Это задача гонщика – подавать пример, быть в курсе всего и направлять всех.
У меня есть такая черта в характере – я стараюсь делать все максимально хорошо. Мне бы просто в голову не пришло скосить три четверти газона».
Есть тысячи доказательств феноменальной рабочей этики Шумахера. Их приводят люди, которым довелось работать с немцем. Два наименее известных человека – механики Ferrari, которые рассказывают о том времени, когда Михаэль пришел в команду в 1996 году. Первый – Паоло Скарамелли, который когда‑то был инженером Жиля Вильнева – легенды Ferrari. «У него такой же методический подход к работе, как у Проста и Лауды, – сказал он в интервью итальянскому журналу в 1996 году. – Вокруг него аура спокойствия, потому что он уверен в себе, что присуще настоящим чемпионам».
Второй механик, Джанни Петтерлини, очень тесно работал с Шумахером, когда тот только пришел в Ferrari. Он говорит примерно то же самое. «Он законченный перфекционист, который хочет, чтобы все было как надо, и дает вам это понять. Но он всегда вежлив и тактичен, никогда не выходит из себя. В отличие от других гонщиков он к тому же очень заботится о своем кокпите. Он кладет везде поролон, чтобы ему было удобнее. Также всегда старается идеально настроить педали».
Мы столько раз видели, как Шумахер что‑то увлеченно обсуждает с механиками и инженерами, обращая внимание на самые неуловимые детали в поведении машины. Благодаря двум чемпионским титулам на заре карьеры у немца появилась уверенность в том, что он может доверять своим инстинктам и атаковать на полную катушку. Это послужило ключевым фактором в формировании его модели поведения. Он многого требовал от команды, но и многое давал взамен, и люди шли за ним, потому что понимали: он – их шанс победить.
Несмотря на то что в команде Михаэль всегда был открыт для диалога и новых идей, он очень четко представлял, чего хочет от машины, и не желал слышать, что то или иное сделать невозможно. Он утверждает, что никогда не повысил голоса, но по‑хорошему он мог и пальцем не пошевелить, чтобы получить желаемое.
Сабина Кем говорит:
«Сесть в машину и поехать – это было уже в самую последнюю очередь. Михаэлю нужно было чувствовать, что он сделал все возможное для того, чтобы быть конкурентоспособным. Только тогда он мог быть спокойным и способным полностью сконцентрироваться. Он не хотел, выходя из машины, понимать, что что‑то мог бы сделать по‑другому или лучше показать себя в гонке. Погоня за совершенством была ему необходима. Он – спортсмен, который всегда пытался усовершенствовать свои технические навыки, но ему также нравились соревнования, борьба. Если все получалось, он был вне себя от радости после гонки».
Человек, который теснее остальных работал с Шумахером, – Росс Браун. Англичанин часто использует слово «орудие» в оценке Шумахера, и тот факт, что он считает Формулу‑1 своеобразной военной игрой, не может не заинтриговать. Конечно, это объясняет жесткий и бескомпромиссный подход к гонкам, присущий Россу и его команде.
В Ferrari Жан Тодт отвечал за людей и за выделение ресурсов, в которых те нуждались, а на гонках Браун считал себя за главного – он решал тактические вопросы и выкатывал на поле битвы свои самые опасные «орудия», когда это было необходимо.
Некоторые всегда любили подчеркнуть, что на деле именно Шумахер дергал за ниточки в Ferrari, но при близком рассмотрении это оказывалось не так. Очевидно, что без его блестящих результатов команда не достигла бы такого успеха, и немец определенно приложил немалые усилия, чтобы построить команду вокруг себя. Но он не управлял этой командой, не принимал решения на ежедневной основе, несмотря на предположения критиканов.
Я много раз разговаривал с Россом на эту тему, но, когда начал работать над данной книгой, я специально поехал в Ма‑ранелло на встречу с ним. Это произошло через несколько недель после завершения сезона‑2006. Я хотел знать, что такого делал Шумахер вне кокпита, чего не делали остальные пилоты Формулы‑1, сущность его менталитета, его роль в управлении командой и, наконец, где заканчивалось влияние Шумахера на принимаемые решения.
Офис Росса показался мне захламленным: повсюду стояли коробки, полки ломились от количества рыбацких штучек и памятных вещичек. На столе лежали стопки старых журналов о гонках и стояла модель Ferrari. Вдоль стен высились старые деревянные шкафы с коробками наверху, с итальянскими винами и множеством книг о виноделии. Клюшка для крикета, прислоненная к стене. Это было все равно что навестить полковника Поттера из сериала «Чертова служба в госпитале MASH», за одним исключением: у Росса блесны были не в шляпе, а в рамке на стене. Многие гоночные фабрики похожи на действующие театры – строгие, консервативные, почти стерильные, но офис Брауна был по‑настоящему живым.
На стене висела большая фотография, на которой был запечатлен подиум в Будапеште 1998 года – определенно одна из самых впечатляющих побед Шумахера. Учитывая, что этот снимок оказался самым крупноформатным из небольшого числа фотографий с гонок, очевидно, и для Брауна эта победа самая любимая.
Мы начали разговор с обсуждения принципа «Не расслабляйся». Росс всегда смотрит немного в сторону от собеседника, когда говорит, но время от времени бросает на вас взгляд, чтобы удостовериться, что вы его еще слушаете. Конечно, вы слушаете, потому что он рассказывает очень интересные вещи, а также потому, что у него редкий для инженера дар – он объясняет сложные понятия просто и четко. Вот что он говорил о позиции Ferrari и принятой в ней модели поведения:
«Каждая деталь, до последней, крайне важна. Очень редко в Формуле‑1 бывает, что у кого‑то возникает абсолютно новая идея или концепция, которая позволяет резко вырваться вперед. Поэтому ничего нельзя пускать на самотек. Нужно постоянно работать и над техническими аспектами, вроде аэродинамики болида, и над такими политическими факторами, как конкурентоспособность или интерпретация правил.
Вы должны во всем поднимать планку до максимума. Иногда, неосознанно, вы переходите грань – в надежности или в интерпретации правил. Вам нужно оставаться на острие, на пределе во всех областях и помочь каждому члену команды осознать, что планку нужно раз за разом поднимать. Каждый отдел должен постоянно достигать максимума. Если это происходит, то у вас на руках оказывается вполне конкурентоспособный пакет, но мы говорим не только о показателях на трассе, но и о надежности. Ничто не должно становиться для вас камнем преткновения. Если вы чувствуете, что можете развиваться, вы должны двигаться дальше и прибавить к своим ста еще десять процентов.
Положительной стороной нашего альянса с Михаэлем, Рори Берном и остальными было то, что мы все это понимали. Знали, что должны сделать. Знали, что другие это делают, и если мы не будем это делать, мы будем уязвимы, дадим слабину. Здорово быть частью такого альянса, частью команды, в которой все выкладываются на сто десять процентов».
Часто предполагают, что Шумахер вертел Ferrari как хотел, принимал ключевые решения о том, кто должен стать его партнером по команде и каких инженеров брать на работу. Браун это отрицает: в действительности влияние Шумахера сильно уменьшилось, когда на ключевые должности были назначены нужные люди – включая переход Брауна и Берна из Benetton в конце 1996 года. Когда Шумахер пришел в Ferrari, будучи двукратным чемпионом мира, он знал, что придется поднапрячься, но, к своему ужасу, обнаружил, что технический отдел сильно проигрывает той системе, к которой он привык в Benetton.
«Роль Михаэля менялась с годами. Это было очень смело с его стороны – прийти в Ferrari, не зная структуры этой команды. Он был разочарован – не мог понять, какие шаги готово предпринять руководство для того, чтобы вернуть команду в правильное русло. Он не видел с технической стороны никакого плана‑прогноза развития на последующие годы, как это было в Benetton. Михаэль понял, что над этим нужно серьезно работать.
На начальном этапе Шумахер вел достаточно активную деятельность, способствуя тому, чтобы в команду пришло больше людей, которых он знал, и которым симпатизировал, и которым мог доверять. Никто не знает, достигла бы Ferrari такого успеха, если бы оставила все как есть. Михаэль хотел, чтобы вокруг него были люди, которые, как он знал, справятся. Он активно убеждал нас с Рори перейти в Ferrari. Для нас это было достаточно заманчивое предложение, потому что мы знали, какой он замечательный гонщик. Знали, что он никогда не подведет.
Михаэль был очень близок к команде все одиннадцать лет, посвящен во все планы руководства. Очень аккуратно и точно выражал свои мысли в разговоре с Жаном, Рори и мной – конструктивным образом, не дестабилизируя команду.
Шумахер – ролевая модель, воплощение настоящего лидера. Это вдохновляло людей, которые с ним работали. Но он не считал себя лидером команды – им всегда оставался Жан Тодт. Как только Михаэль собрал вокруг себя нужных ему людей, у него сформировалось четкое представление о том месте, которое он сам должен занимать в команде. Никто из бывших коллег Михаэля не заикался о том, что он был тираном. В моменты поражений было интересно понаблюдать за его реакцией: он всегда выражал позицию «мы побеждаем вместе, и мы проигрываем вместе». Кто‑то может подумать, что за закрытыми‑то дверями он выскажет пару ласковых бедняге механику, который неправильно завинтил гайку, но на самом деле такого не было никогда. «Зачем кричать и тыкать пальцами в виноватых, – говорит Шумахер. – Гораздо важнее, чтобы тот, кто совершил ошибку, осознал ее. Мы все совершаем ошибки. Важно, чтобы мы не наступали дважды на одни и те же грабли. Я никогда не повышал голос, мне не присуще кричать, ведь это не приносит пользы».
У него никогда не было управляющей роли, но он всегда участвовал в выборе путей развития и выражал свое мнение, которое очень помогало команде двигаться вперед. Но прежде всего у него потрясающий, феноменальный водительский талант – это заряжает команду, является катализатором для всех ее членов. Здорово знать, что этот парень использует все, что вы ему дадите, и еще немного прибавит от себя на трассе.
Михаэль обожает скорость, он просто фанат скорости. Но ему также нравится элемент соперничества, конкуренции. Начиная с зимы он усердно работает над усовершенствованием машины, выбирает для себя лучшее оборудование из возможного. Формула‑1 – это конкуренция во всех аспектах. Михаэлю всегда это нравилось, он без этого просто не может!»
Вероятно, самый яркий пример этой позиции – Судзука‑2006. Шумахера подвел двигатель, когда он лидировал в гонке в борьбе со своим соперником Фернандо Алонсо. Выиграл бы он гонку, он бы приехал на последний этап сезона с преимуществом в два очка над испанцем; вместо этого взрыв мотора в Судзуке фактически лишил Михаэля шансов на титул чемпиона, а команду – на Кубок конструкторов. Немец разочарованно поплелся в боксы, но, оказавшись там, принялся пожимать руки каждому члену команды, что очень многое говорит о его лидерских качествах. Как заметил технический директор Williams Патрик Хед, который никогда не являлся большим поклонником Шумахера: «Многие гонщики становились чемпионами в нашей команде, но я не припоминаю ни одного, который повел бы себя так».
Карьера Шумахера развивалась в период гигантского технологического скачка в Формуле‑1. Одним из ключевых изменений, которое коснулось непосредственно пилотов, стало усовершенствование компьютерных гаджетов, призванных осуществлять контроль за поведением машины на трассе. Это означало, что инженеры могли оценить поведение болида еще до того, как выслушивали мнение гонщика. Во многих случаях это уменьшало влияние пилота, но Шумахер, несмотря на утверждение Эдди Ирвайна, что его способности как тест‑пилота сильно преувеличены, проявил активный интерес к новым технологиям, когда они появились, и всегда искал способ применить их, чтобы получить дополнительное преимущество над оппонентами.
Браун объясняет:
«Анализ поведения машины на трассе стал адекватнее. В техническом плане Михаэлю, вероятно, приходилось больше анализировать и высказывать свое мнение в 1996 году. Сейчас приборы, которые мы применяем для анализа результатов, настолько хороши, что пилоты иногда сначала смотрят на них, а затем уже говорят вам свое мнение.
В прежние времена пилот должен был запоминать все детали прохождения поворотов и износа шин. Это огромный объем информации. Непосредственно вкупе с вождением задачка получалась не из легких. Теперь мы освободили гонщиков от этого, и они могут сосредоточиться на вождении.
В болидах есть экран, который открывается перед пилотом, когда он возвращается в боксы. Инженеры показывают ему на этом дисплее, что происходит. Михаэль очень компетентен в этом плане. Может изучить данные, сделать собственные выводы, осмыслить происходящее.
У него всегда есть свое мнение, но если он видит, что вы твердо в чем‑то убеждены, он скорее согласится с вами. Я думаю, что он зачастую упрямился и стоял на своем только для того, чтобы убедиться, что и вы со своей стороны все продумали. Он не хотел решать технические вопросы, эта часть работы была за мной и моими инженерами. Он хотел сконцентрироваться на вождении. Я никогда не видел, чтобы он вставал в позу и говорил: «Давайте делать, как я хочу». В действительности с ним всегда было очень просто в этом плане».
Даже под жестким прессингом Шумахер анализировал данные очень эффективно. Один из официальных представителей FIA рассказал мне в 2006 году, как на одном Гран‑при Шумахер просто взорвал радиоэфир. Немец беспрестанно задавал вопросы, например, какое время показал Алонсо на круге пит‑стопа и сколько топлива ему залили, – он хотел получить информацию. Обычно Михаэль описывал по радио поведение машины, прося инженеров найти решение, например: «Недостаточная управляемость в повороте шесть, избыточная в восьмом повороте», и так далее. Через несколько минут его инженер Крис Дайер выходил на связь и говорил: «Так, Михаэль, для шестого поворота трекшн‑контроль программа 5, настройка 2,6, для восьмого – программа 3, 1,5» – такие вещи порой трудно записать, уже не говоря о том, чтобы вносить их в бортовой компьютер на скорости 321 км/ч. Шумахер анализировал полученную информацию, а затем – это было видно с бортовых камер – вносил поправки, предложенные инженерами.
Это иллюстрирует его необычную способность концентрироваться на более чем одном деле одновременно. Браун успешно пользовался этим даром Шумахера, разрабатывая для него сложные гоночные стратегии. Иногда, как в Будапеште в 1998 году, Браун понимал, что стратегия не работает и необходимо внести коррективы. Шумахер всегда был готов адаптироваться в такие моменты.
Его победа в Будапеште – самая моя любимая из девяносто одной. На протяжении той гонки я находился в боксах Ferrari, и когда стало ясно, что именно Браун просит сделать, я был ошеломлен, увидев, как подстраивается чемпион. Эту гонку Шумахеру, застрявшему позади болидов McLaren Мики Хаккинена и Дэвида Култхарда, было не выиграть без резкой перемены в тактике. Поэтому Росс Браун переключил его со стратегии двух дозаправок на стратегию трех, чтобы перед ним был чистый участок трассы, а затем попросил своего Пилота наверстать двадцать пять секунд за девятнадцать кругов. Это означало, что Михаэль должен был мобилизовать все свои резервы, взять темп, недоступный другому пилоту. Шумахер сделал это просто блестяще.
Ключом к успеху этого плана была способность Шумахера выдавать один за другим быстрейшие круги, что являлось почти недостижимой задачей в современной Формуле‑1 после введения дозаправок. Большинство гонщиков любят взять определенный темп и придерживаться четкого графика, но Шумахер способен превосходить самого себя, идти на пределе на протяжении десяти, а то и пятнадцати кругов, что и дало Брауну возможность пойти на авантюру. Все, что он должен был сделать, – это обеспечить Михаэлю чистые участки трассы, где никто его бы не сдерживал.