Понятие «Петербург Достоевского» сопоставимо с «пушкинским Петербургом» — в «Белых ночах» и «Бедных людях», в «Преступлении и наказании» и в «Униженных и оскорбленных», в «Идиоте», «Подростке», «Бобоке» создан прочно вошедший в наше сознание «второй Петербург» — образ этого уникального города в том его состоянии, какое он приобрел в эпоху раннего российского капитализма, образ, ставший его поразительным по проникновенности и выразительности самосознанием. Этот образ начал складываться уже через десять лет после смерти А.Пушкина, в последние годы жизни В.Белинского, в прямой преемственности с видением Петербурга Н.Гоголем и формировался почти до конца века.
Хронологически «Петербург Достоевского» соотносится со второй половиной века, как «пушкинский Петербург» — с первой его половиной. 1840-е годы, разделяющие и связывающие эти два периода, по праву считают временем переходным в истории русской культуры, временем смены поколений, принципов, идей, художественных героев...
Рубеж, разделяющий два периода в жизни города, был не только переломом в истории отечественной культуры — прежде всего он был отмечен событиями политической жизни страны: позорным поражением России в Крымской войне, которая, по образному выражению критика В.Стасова, «отвалила плиту от гробницы, где лежала заживо похороненная Россия»; сменой царя; подготовкой и осуществлением реформ начала 60-х годов. Эти события касались, конечно, всей страны, но в жизни столицы они проявились особенно драматично.
Россия вступила на путь капиталистического развития, оставаясь феодальным государством, и ее столица была узлом возникавших противоречий — здесь с наибольшей остротой сталкивались революционно-демократическая и официально-монархическая идеологии, реформистский либерализм и народнический терроризм, религиозно-идеалистическое сознание и материализм отчасти позитивистского, отчасти марксистского типа. И все эти противоборства разворачивались в напряженном поле взаимодействия самодержавия и капитала. Влияние на культуру самодержавной власти оставалось прежним, капитал же существенно модифицировал ее, формировал новый строй общественного сознания. Изменялся образ города, в котором главным элементом становился не княжеский дворец, а «спекулятивный дом» — многоэтажный и многоквартирный, сдававшийся в наем незнатному люду...
|
|
Но как бы Петербург ни менялся прежде внешним образом, в нем была одна особенность, которую он сознавал и которой гордился: Петербург считал себя головой России, и это главенство Россия за ним признавала», ибо он «просвещал и культивировал полудикую крепостную провинцию, обучая ее внешним европейским манерам. Освобождение крестьян, гласный суд, земство, всеобщая воинская повинность — одним словом, все, что создало большой простор для развития всех материальных и духовных сил России, — все это вышло из Петербурга».
Противоречия, которые вызревали в культуре Петербурга в первой половине века и осознавались А.Пушкиным и Н.Гоголем как противостояние феодальной государственности и представлявшего новую социальную силу, но еще бессильного «маленького человека», развились во второй половине столетия в прямое, открытое, драматическое противоборство, в котором он стал превращаться из жертвы в мстителя, из одинокого страдальца в члена сплоченной политической организации, из несчастного безумца в теоретически обосновывающего свои действия террориста.
|
|
Столичный статус Петербурга и унаследованная им от Петра и Екатерины роль «окна в Европу» делали возникшую здесь коллизию всесторонней, тотальной, захватывавшей всю культуру города, всепроникающей:
— политически она выражалась в вытеснении дворянской революционности действиями разночинцев
— экономически—в выходе на арену дельцов, промышленников и торговцев, становившихся «героями нового времени»
— теоретико-идеологически — в формировании у нового поколенияинтеллигенции культа естественнонаучного знания, противопоставлявшегося старой аристократической идеологии
— культурологически — в дальнейшем обострении конфронтации славянофилов и западников, превратившейся во второй половине века в ожесточенную борьбу.
—художественно—в напряженных поисках синтеза пушкинского и гоголевского начал в литературе и искусстве, в столкновении идеи гражданского служения художника и его нравственно-эстетической суверенности, в поисках сочетания социально-критического пафоса, доходившего до щедринского гротеска, развивавшего гоголевскую традицию, и объективного изображения жизни, неподвластного никаким односторонним позициям идеологов...
Конечно, в петербургской художественной культуре второй половины XIX века существовали и крайние позиции — открытая тенденциозность и программа «чистого искусства»; и все же отличительная черта петербургской культуры этого времени —верность пушкинской традиции. Ф.Достоевский был в этом отношении не одинок.
|
|
Ощущение безумия, бреда, фантасмагоричности происходящего порождалось реальной гротескностью Петербурга — такое ощущение зародилось еще у Н.Гоголя на исходе пушкинской эпохи, а вполне трезвый, рационалистичный петербуржец М.Салтыков-Щедрин, создавший фантастический шарж на биографию столицы в «Истории одного города», объяснял эту фантасмагорию в искусстве абсурдностью самой жизни, превзойти которую вообще не способно человеческое воображение. В связи с появлением его «Губернских очерков», «Санкт-Петербургские ведомости» писали в 1857 году «о сознанной самим обществом потребности сатиры». Примечательно широкое распространение сатирических журналов, целая серия которых издается в Петербурге с конца 1850-х годов, а рядом с ними — уличных юмористических листков (в 1858 году, например, их вышло так много, что они, как утверждал современник, грозили «наводнить собою петербургскую книжную торговлю»). Поразительна такая цифра: в журнале «Искра» работало более ста карикатуристов! Здесь, наконец, родился ставший своего рода национальным героем КозьмаПрутков.Закономерно, что именно петербургская культура сформулировала устами А.Герцена и Н.Чернышевского два вопроса, ставшие основными не только для русской литературы XIX—XX веков, но, в сущности, для всей отечественной общественной мысли: «Кто виноват!» и «Что делать?».
26. Влияние научно-технического прогресса и социальных противоречий на динамику столичной культуры 2-ой половины XIX века.
Освобождение крестьян в 1861 году стало решающим шагом на пути к созданию условий для широкого развития капиталистического производства — оно обеспечивало промышленности необходимую рабочую силу. Это не могло не иметь грандиозных последствий для развития культуры в России, и прежде всего в её столице. Город рос, менялся его облик: строились фабрики, заводы, жилые районы, появлялись новые типы архитектурных сооружений — промышленных, финансовых, торговых, развивалась строительная техника, на ее основе сформировался новый стиль в архитектуре.
С 1861 по 1902 г. Здесь было основано 505 фабрично-заводских предприятий, то есть почти 45 всех существовавших в городе к началу XX века. Развитие промышленности зависело не только от рынка рабочей силы, которой обеспечивала освободившаяся от уз крепостничества деревня, но и от овладения современной культурой производства.
Учёный и истинный петербуржец Д. Менделеев высказывал мнение, что Россия входит в историческую эпоху, которая наступила давно для Запада, и ей следует всемерно расширять промышленное производство. Без заводов и фабрик, развитых в большом количестве, Россия должна стать или Китаем, или сделаться Римом, а то и другое по приговору истории опасно.
Вторая половина XIX в. — время второго рождения Петербурга, ставшего не только художественно-эстетическим, но и научно-техническим центром страны. Во второй половине столетия достижения наук, техники и технологии умножаются и одно за другим приобретают мировое признание. В 1866 г. И.Сеченов опубликовал свой труд Рефлексы головного мозга, в 1869 г. Д. Менделеев открыл периодический закон химических элементов, в 1873 г. здесь зажглась первая электрическая лампочка накаливания Ладыгина. В последних десятилетиях развернулась деятельность И. Павлова, принесшая ему в 1904 г. Нобелевскую премию.
Яркий пример ориентации на самый высокий уровень материальной культуры — развитие в Петербурге электротехнической промышленности и обеспечивающих ее отраслей науки и высшего образования.
В образовании Петербурга происходит всё большая ориентация на изучение технических наук.
В конце 1870-х гг. один из пропагандистов позитивизма в России В. Лесевич отметил, что русская мысль не могла не оценить великого значения философии О. Конта, которая была первым опытом осуществления научной философии. И действительно, уже в 1860-е гг. позитивизм стал весьма популярен в Петербурге: журналы всех направлений помещали материалы, излагающие, анализирующие, критикующие идеи О. Конта, Д. С. Милля, Г. Спенсера.
Так, опережающее развитие научно-технического прогресса в столице России порождало в ней повышенный интерес к философии позитивистского типа — начиная от Д. Писарева и кончая на рубеже веков А Луначарским.
Сложность столичной жизни второй половине XIX в. определялась именно тем, что одновременно с концентрацией научно-технического развития страны Петербург стал центром революционного народничества., пришедшего на смену декабристскому движению. Значение этого, казалось бы, чисто политического процесса для культуры состояло в том, что петербургская ментальность требовала разностороннего обоснования политической практики народовольцев — обоснования философского, социологического, этического, эстетического, психологического, а затем и художественного осмысления.
Центральной проблемой идеологической жизни в Петербурге стала необходимость выбора способа разрешения проклятых вопросов социального бытия: радикальное изменение существующего строя или его постепенное совершенствование, насилие или воспитание, социальность или духовность, европейский путь или самобытность…Всё это были, в конечном счете, разные повороты одной и той же проблемы направленности действия конкретной личности. Поведение человека уже не диктовалось жестко сословной принадлежностью и местом в социальной иерархии, а стало определяться в прочно вставшей на буржуазный путь развития России свободным выбором. Выбор же этот чаще всего приводил человека к преодолению эгоистических интересов его собственного существования, к соотнесению своей жизни с судьбами народа и к стремлению посвятить себя улучшению бытия униженных и оскорбленных. В столице также зарождалась, в противопоставление практики народовольцев, позитивистскому сциентизму и зарождающемуся марксизму, духовная программа, приближенная к славянофильству.
И всё же характерным для Петербурга был сложный диалогический контрапункт, образованный столкновением почвенничества с сциентистско-техницистскими и революционными идеями, обладавшими сильнейшим влиянием на умы молодежи.