На какое-то мгновение я задержался возле дома и тут услышал звенящий, до боли знакомый голос Бена:
– Николай! – Бен бежал мне навстречу. - Николай, неужели в самом деле это ты? … Я не верю своим глазам…
Высокий статный юноша, широкий в плечах и узкой талией, обнимал меня. И если бы не конопушки и непокорные вихры волос, я бы не узнал Бена. Но это был он - Бен!
– Николай, как здорово, что ты пришёл…
– Я тоже рад встрече, Бен, но…
– Никаких «но», - оборвал меня Бен на полуслове, - идём в дом, что ж стоять так на улице. Идём, - Бен увлёк меня за собой, а сам всё говорил, - я сейчас не один, с Учителем. Я познакомлю вас.
И вот мы в доме. Обстановка более чем скромная, так воспитывали мальчиков-спартанцев. Я удивился, а Бен тормошил меня за руку:
– Николай, познакомься, это мой Учитель, - указал Бен на мужчину, стоявшего у окна, - а это Николай. Учитель, я рассказывал тебе о нём. Это он приходил к нам с мамой, когда мы жили на Выборне.
Это название я слышал впервые.
– Бенедито, я рад вашей встрече и не буду мешать, вам есть о чём поговорить. Оставайтесь, я вернусь через три дня.
– Учитель, но ведь ещё не…
– Да, я знаю. Я даю тебе три дня отдыха. Мы успеем наверстать это время. Вы свободны в своих действиях.
– Учитель, я могу побывать где захочу? – спросил Бен с лихорадочным блеском в глазах.
– Да. Но только с Николаем. И, прошу тебя, без чудачеств. Помни, что Николай теперь отвечает за тебя, как я. Не думаю, что ты поставишь друга в неприятное положение.
– Обещаю, Учитель, - отозвался Бен, отведя глаза от моего проницательного взгляда.
– Тогда, до встречи. Я вернусь в это же время через три дня.
– До встречи, Учитель.
– До встречи, - попрощался с Учителем Бена и я.
|
|
Он ушёл, а мы с Беном ещё какое-то время стояли молча, глядя друг на друга.
– Бен, - первым нарушил молчание я, - объясни мне, что здесь происходит? - и я обвёл рукой комнату.
– Ой, Ник, и не спрашивай… - махнул Бен рукой, назвав меня по-прежнему - «Ник», - ты располагайся где-нибудь, не всё сразу, но я тебе объясню.
– Бен, - проходя к жёсткой тахте у стены, я спросил: - а что значит Выборна?
– Да…, - он немного помолчал. - Так называется место, где мы жили с мамой.
– Почему ты сразу сник? Что-то не так?
– Да нет, Ник, всё нормально. Только…, наверное, не стоит и говорить об этом…
– Бен, почему ты не хочешь высказаться? Тебе станет легче, или ты не доверяешь мне?
– Что ты, Ник, всё нормально, как ты только мог такое подумать? Ты для меня ближе всех, не считая мамы.
– Бен, а что случилось с Мартой? Почему ты оставил мать?
– Я оставил не её, а их. Ты ведь помнишь, что к нам вернулся отец? Мать решила следовать за ним, а меня отправить к бабушке, но я отказался и от того, и от другого. Я ведь не ребёнок, хоть и выглядел мальчишкой. Мне был дан выбор, вот я и выбрал – быть с Учителем.
– Это по-мужски, и всё-таки, я не совсем понимаю: что значит эта обстановка и столь строгое замечание Учителя?
– Ой, Ник! Не всё сразу. Ладно?! Я так рад встрече с тобой. Расскажи, как ты живёшь? – Бен сел рядом со мной, положив голову мне на плечо.
– Знаешь, Бен, я удивился, узнав, что ты живёшь здесь.
– Почему?
– Ведь мы живём на одной планете.
– Ну и что? Я так захотел.
– Ты ведь хотел жить на Радужной?
– Да, это так. Но не сейчас. Мне ещё не время свободно распоряжаться собой. После учёбы – тогда буду сам определяться, а пока я в подчинении Учителя. Он говорил о Розовой и о планете Озёр. Я выбрал эту, чтобы быть поближе к тебе. Но…, - Бен осёкся и замолчал.
|
|
– Бен, почему ты ни разу не пришёл ко мне, если знал, что мы рядом?
– Я не мог, мне не позволяли.
– Почему?
– Этого я ещё не знаю. Но Учитель говорил мне об особом моём положении, что я должен обрести форму, стать личностью и только потом могу поступать, как мне захочется. Ник, а почему ты не искал меня?
Я ждал этот вопрос, и ответил на него просто:
– Понимаешь, Бен, я учился. И в течение года я не должен был оставлять ни занятия, ни Учителя, он говорил мне, что ещё не время, что есть дела более важные. А теперь я свободен.
– Как это свободен? – переспросил Бен.
– Свободен, и всё, что ж тут непонятного: я могу делать всё, что захочу. Вот я и решил отправиться в путешествие, и тебя навестить.
– Ник, а учёба? Ты где-то учился или только был с Учителем?
– Я учился в Синоде Духовного Образования, а также уроки, но несколько иные, мне давал мой Учитель. А ты?
– О! Синод явно не для меня, во всяком случае – не сейчас. Меня ведёт только Учитель, так он говорит: «Я веду тебя». А потом пойду в школу. Представляешь, такой громила, - Бен резко встал, демонстрируя свой рост и фигуру, - и в низший уровень…
– Бен, что ж ты так отчаиваешься? Это на Земле учатся в основном в детстве, а здесь учатся все, в каком бы ни были возрасте.
– Это правда, Ник? – Бен смотрел на меня, умоляюще.
– Бен, разве ты этого не знал?
– Нет, Ник, не знал, глупый я, понимаешь, веду себя, совсем как мальчишка. Я всё Учителю навредить стараюсь, слишком уж он строг ко мне.
|
|
– И что? Помогает? – засмеявшись, спросил я.
– Что помогает? – удивился Бен.
– Как что? Ты вредишь, и тебе становится лучше?
– Если бы! Видишь? – и Бен обвёл красноречивым жестом пустую комнату рукой. – Всего уже лишил, да ещё говорит: «Подожди, не то ещё будет»... Вот я ему устрою, рад не будет, пугать меня.
Бен горячился. Не знаю, что в нём вызвало такое ожесточение к Учителю, но я знал, какие могут быть последствия этого противостояния, и мне стало жаль моего мальчишку Бена. Я встал, подошёл к нему и, обняв за плечи, сказал:
– Мальчик мой, хочешь дам один совет? Послушайся его, и тогда всё будет хорошо.
Бен освободился от моих рук и с иронией в голосе процедил сквозь зубы:
– Все вы тут мудрые, все с советами. А я-то? Я!? Я что-то значу!? Или я только пустышка, которым можно помыкать? Я ничтожество, да? Перерождающийся дух, и со мной можно поступать как захочешь, я всё снесу, я ведь не совсем нормальный…
Бен задохнулся в порыве гнева и нервно стал ходить по комнате из угла в угол. Эта его выходка заставила меня задуматься, а когда я начал говорить, то хорошо обдумывал свои слова и их постановку в предложении, не забывая об интонации. Я видел, что с ним не всё в порядке, он был озлоблен и сильно взволнован. Поэтому я попытался его успокоить.
– Бен, - обратился я к нему, - пойми меня, я не хотел тебя обидеть. Я ведь не знаю, что произошло с тобой. Давай для начала выпьем чего-нибудь охлаждающего и спокойно поговорим. Расскажи мне всё то, что сочтёшь нужным или уместным, а я постараюсь тебе помочь
Мои слова подействовали на Бена успокаивающе, он как-то сразу внутренне преобразился: глаза приобрели обычный оттенок, во взгляде появилось тепло, а на губах заиграла озорная улыбка. Теперь это был прежний мальчишка Бен, которого я знал давно. Он стал извиняться, что совсем забыл правила хозяина дома, что не предложил ничего в угощение, а лишь нагрубил.
– Не переживай так, Бен. Я не осуждаю тебя за это. Наоборот, хочу понять, что происходит и, если есть возможность, помочь тебе.
– Это правда, Ник? Ты правда поможешь мне?
– Конечно, помогу. Только ты объясни мне всё, расскажи.
– Ник, я совсем запутался…
Живой огонёк в его глазах потух, Бен даже не заметил, что опрокинул свой бокал с соком вишни. Он сидел какое-то время неподвижно, погрузившись в свои мысли и образы. Я терпеливо ждал, когда он заговорит сам.
– Знаешь, Ник, - заговорил Бен, глядя в одну точку, - самые светлые воспоминания за все эти годы, что я провёл здесь – это время, когда появился ты, когда мы путешествовали с тобой. Ты помнишь?
– Конечно, Бен, я ничего не забыл.
– А всё остальное – серо. А после разлуки с мамой совсем плохо стало. Я даже не знаю, правильно ли я поступил, ведь он всё же отец мне…
– Бен, ты из-за него оставил мать?
– Да, я его ненавижу. Кроме страха у меня к нему не было никаких чувств. А тут ещё мама, как говорится, подлила масла в огонь, сказав, что она последует за ним, где бы он ни был.
– Это её право.
– Ник! Но как так можно? Ведь он принёс ей столько боли, из-за него же и я столько выстрадал за годы ожидания… Я не понимаю…
– Любит она его.
– Что же это за любовь? Где же её чистота, возвышенность, которые так свято чтимы?! Где…
– Бен, о любви сложно говорить. Она либо есть, либо её нет…, - я осёкся, мелькнула мысль о Тамаре.
Бен уловил мою реакцию и попытался сменить тему разговора:
– Ник, я совсем не знаю, как мне быть…
– Что ты имеешь в виду?
– Понимаешь, мне хочется, чтобы всё было хорошо или уж сносно, но не получается.
– Ты вздоришь с Учителем?
– Не всегда, но бывает. Он строгий очень.
– В чём его строгость?
– Заставляет делать то одно, то другое, до тех пор, пока я не измучаюсь совсем или пока не получится то, что надо. Не пускает меня никуда, и не только это… Начнёт говорить что-нибудь и на полуслове смолкает. Понимай его как хочешь.
Бен тяжело вздохнул. Что я мог ему сказать? Ведь сам прошёл через всё это.
– Пойми, Бен, Учитель дан тебе прежде всего на определённый срок. Ты знаешь это?
– Да, на три года. Прошло уже чуть больше года.
– Ну вот, видишь, всё не так уж и плохо – ты знаешь срок, на который тебе определён Учитель, а я не знал этого.
– Да ты что? Правда? – изумился Бен.
– Да, не знал. Но давай поговорим о тебе. Ты считаешь, что Учитель очень требователен к тебе, и ты часто устаёшь?
– О! Не то слово, устаю, чуть с ног не падаю.
– Бен, но ведь от него тоже требуют.
– Как это? Кто?
– Я не могу сказать кто, не знаю. Но тебя отдали ему в учение и по истечению определённого срока с него спросят, чему он тебя научил.
– А я об этом как-то и не думал.
– А ты задумайся. Он ведь за тебя в ответе, как я в эти три дня, что мы будем вместе. И на то, что он недоговаривает, не обращай внимания. Я хочу сказать, не злись, а наоборот – будь более внимателен. Следи за тем, что он говорит, с какой интонацией, с каким выражением лица.
– Да уж, лицо у него - как бронь непробиваемая. Ничего не проглядывает.
– В таком случае чаще смотри в глаза. На лице можно не заметить того, что отразят глаза, пусть в короткий миг, но можно хоть что-то уловить.
– Это ты здорово придумал. Он увиливает, когда я смотрю ему в глаза.
– Я не придумал этого, Бен. Это истина: «Глаза - зеркало души».
– Учитель часто мне это говорит.
– Знаешь, Бен, всё же послушай моего совета.
– Согласен. Только не читай мне нотаций.
– Я и не думал поучать тебя, Бен, вовсе нет. Просто я уже прошёл через это, хочу, чтобы и тебе помогло моё маленькое открытие.
– Твоё открытие? – удивился Бен.
– Да, если это так можно назвать - открытие. Бен, я усвоил одну истину, пригодную для тебя. Не Учитель тебя, а ты его изматывай, посмотришь, что из этого получится.
– Как это: я его буду изматывать? Чем?
– Очень просто – задавай больше вопросов.
– Всего-то? – хмыкнул Бен.
– Я сказал, что это очень просто. Я не настаиваю, если захочешь, попробуешь и узнаешь, каков будет результат. Главное, чтобы вопрос начинался примерно так: «А что будет, если сделать так…» или «А что если…».
– Он будет уклоняться от прямых ответов.
– Пусть, а ты задавай один и тот же вопрос по-разному, вывернув его… наизнанку, и при разных обстоятельствах. А потом анализируй, что и как отвечал тебе Учитель. Так постепенно доберёшься до истины.
– Это здорово! Я обязательно попробую.
– И ещё. Бен, старайся к учению относиться не как к наказанию, а как к игре, где твоё любопытство и интерес будут диктовать условия игры и её правила.
– Ник, разве такое возможно?
– Ты сомневаешься в том, что я говорю тебе?
– Да… нет… я не знаю…
– Чтобы убедиться, надо испытать. И перестать строить козни Учителю. Ты увидишь, что его отношение к тебе резко изменится.
– Правда, Ник? А он не будет мне мстить за прошлое?
– Нет, Бен, не будет. Он Учитель и этим всё сказано. Ты противишься ему, он наказывает, призывая тебя тем самым к порядку. Будешь послушен ему - он будет идти тебе навстречу, открывая перед тобой всё больше нового и интересного. А твоё неравнодушие к учёбе подарит вам обоим крылья. Вы можете стать друзьями, пустившись в путь по лабиринтам знаний и истин.
– О! Ник, как здорово ты сказал. Это стих в прозе. Как здорово, что ты пришёл навестить меня. Я обещаю тебе, что исправлюсь. Я теперь по-другому смотрю на всё это. В своих неприятностях я виноват сам. Ты веришь мне, Николай, что я исправлюсь? – Бен пристально смотрел мне в глаза.
Любой уклончивый ответ или взгляд, отведённый в сторону, он бы не принял, и я ответил ему, чеканя слова:
– Тебе, Бен, я верю.
Это надо было видеть, каким счастьем заискрились его глаза, как преобразилось его лицо.
Конечно, мне ещё о многом хотелось расспросить Бена, но я не торопил события. У нас с ним ещё два дня впереди. А на сегодня достаточно и этого. Мы оба были возбуждены и утомлены одновременно и радостью встречи, и этим разговором. Я предложил Бену отдохнуть, на что он возразил:
– Мне некуда даже положить тебя спать, только вот эта тахта… или…, - он с лукавинкой взглянул на меня, - или мы можем поспать на улице в навесных качалках для отдыха. Ты не возражаешь?
– Конечно, нет. Это даже интересно. Я так ещё ни разу не спал.
– Вот и попробуешь. Знаешь, а мне нравиться.
– Что ж, идём.
Ночной воздух был пропитан ароматом жасмина, доносившегося от соседних домов, и наполнен серенадами цикад. Удобно устроившись в навесных качалках, мы долго молчали, размышляя каждый о своём. Потом я было решил заговорить с Беном, но он дважды ответил мне невпопад. Я понял, что он в полусне. Ночь прошла быстро, а утром мы с Беном отправились путешествовать. Оба сошлись в одном – хотим побывать там, где уже раньше были – на Розовой и на Радужной.
Весь день мы бродили по Розовой планете, обойдя её вдоль и поперёк. Обошли все знакомые нам места и отрыли для себя много новых красивых мест. Что-то вспоминали, веселились, разговаривали о жизни. Разговор был простой, а мне многое хотелось узнать: о Бене, о Марте и о многом другом.
В этот день мы домой не возвращались, предавшись воспоминаниям, мы отправились уже под вечер, на Радужную, к Одину.
Один был дома. Он очень обрадовался нашему приходу, хотя не сразу узнал Бена в статном, белокуром юноше. Вечер прошёл быстро. Часть моего любопытства была удовлетворена, когда Бен заговорил о Марте, о семье.
– Когда пришёл отец, - начал Бен, - я ушёл из дома и несколько дней не возвращался. Я знал, что мама переживает за меня, а также знал, что нам настало время оставлять наш дом, где мы с мамой прожили столько лет, и я всё-таки вернулся домой. Ты помнишь, Николай, когда меня отсюда забрал Незнакомец? Это мой Учитель. Мы с ним пришли в дом, где мне было всё было до гвоздика знакомо, но в нём был чужой мне человек.
– Как это: чужой, Бенедито? Ведь это - твой отец! – возразил Один.
– Он никогда мне не станет близким. Он мне чужой, хоть и мой отец, - парировал Бен, - вот тогда я и сбежал. Потом вернулся. Мне говорили, говорили, что-то объясняли, но я чувствовал, что от меня что-то скрывали. Отец пытался льстить. Мама плакала и молчала. Я ни с кем не хотел оставаться – ни с отцом, ни с мамой. Я метался. Тогда пришла бабушка, это она встречала нас здесь…
Бен замолчал, обдумывая что-то своё, а потом тихо заговорил снова:
– Тогда я решил идти с Учителем… - Бен снова смолк.
– Бенедито, почему родители не остались вместе, ведь мама ждала своего мужа? – нарушил молчание Один.
Бен потухшим взором окинул Одина и вздохнул, у меня же мелькнула мысль, что, наверное, не стоит задевать больную для него тему. Видимо Один уловил мою мысль, также мыслью он ответил мне: «Ему надо выговориться. Так будет лучше для него. Он очень подавлен».
Всё это было молниеносно. Бен, вздохнув, продолжил рассказ:
– Да, мама ждала его, - Бен никогда, почти никогда не называл его отцом, просто «он», и всё, - но пройдя путь испытаний, и встретившись с нами, он не мог оставаться там, где могли быть мы…
– Почему? Так кем-то определено? – тихо спросил я.
– Сорока дней ему было мало. Его путь – в шесть лет скитаний определён. А что будет после, как можно узнать? Как? Вот ты, Один, ты очень проницателен, что можешь сказать ты?
– Об этом ни я, никто другой тебе ничего не скажет. Это тайна Всевышнего, она сокрыта ото всех, - не растерявшись ответил Один Бену, видимо ожидая такой поворот разговора.
– Вот видишь, и ты ничего не можешь сказать, а что было делать мне, юнцу-переростку?
– Не доводи себя до отчаяния, Бенедито, - спокойно и убедительно заговорил Один, - всё уже позади. А ты сделал достойный для мужчины выбор, решив идти с Учителем.
– Ты так правда думаешь, Один? – в глазах Бена мелькнула живая искорка.
– Я всегда говорю то, что думаю.
– Бен, а что с Мартой? – спросил я, желая отвлечь внимание Бена от его собственной персоны.
– Мама, как и раньше, решила его ждать, но я не мог более оставаться в том же состоянии, что жил столько лет, а значит не мог быть с ней. Она бы вольно или невольно тормозила моё развитие, и бабушка уговорила её уйти к ней. А он…, я даже не знаю, где он сейчас и что с ним, да и знать не желаю… Маму только жалко, не достоин он её любви. И что только она в нём нашла!? – вызывающе проговорил Бен с иронией и горечью в голосе.
– Она любит его, - просто сказал Один.
– Что же это за любовь? Любовь, которая губит цветок на корню…
– Часто любовь бывает слепа. Лишь чистая, искренняя любовь окрыляет и живёт вечно, но её надо найти. Найти настоящую Любовь, а не погрязнуть в тенётах страсти и обманчивого влечения плоти, - Один говорил спокойно.
Я же волновался и, чтобы не выдавать своего волнения, молчал.
– А я, Один, я найду свою Любовь?
– Бенедито, рано или поздно ты пойдёшь на Землю за тем, что поставишь себе целью обрести: будь то любовь, дети, карьера или какие-то познания и навыки. Что выберешь себе сам, за тем и пойдёшь.
– Я знаю это…
Больше мы в этот вечер не возвращались к расспросам Бена. Он, извинившись, вышел прогуляться к морю. И мы тоже с Одином из дома перебрались на улицу за маленький столик под деревом во дворе. Больше теперь говорил я, а Один слушал меня, лишь изредка переспрашивая или уточняя что-либо.
Я говорил и о Синоде. Один порадовался за меня и моим успехам. Это теплом коснулось моей души. Я говорил и о Тамаре, скорее о своей тоске по ней и о тщетных поисках её и о своих приключениях. Один либо отмалчивался, а если и говорил, то абстрактно или уклоняясь от поставленного вопроса. Я прекрасно понимал его и ни на чём не настаивал. Но мне надо было выговориться, я остро ощущал в себе эту потребность. И только в этот вечер, когда Бен уже вернулся с прогулки, и мы отправились спать, я понял, что бегу сам от себя, бегу от своих мыслей, дум, от всего того, что влечёт меня к прошлому, а именно – к Тамаре.
То, что я усиленно занимался и то, что пустился в путешествие, - всё было лишь стремлением заглушить в себе все думы и мысли только о ней, о Тамаре.
На следующий день мы с Беном отправились в гости к старцу Николосу. Его не оказалось дома, но я знал, что в этот дом я могу свободно войти и без его хозяина. Почти весь день мы были там, ожидая возвращения Николоса. Мы поработали в цветнике, подправили грядки и полили клумбу около дома. Я настолько увлёкся работой, что и не сразу понял, что у меня спрашивает Бен:
– Ник, я там видел говорящий цветок! Разве такое бывает?
– …?
– Ник, да что с тобой?
– Ты что-то спросил раньше?
– Да, я говорю, что видел цветок, который умеет рассказывать истории…
– Какие такие истории? – удивился я.
– Я ровнял край грядки и услышал тоненький чистый голосок, похожий на детский.
– Что он тебе сказал?
– Знаешь, Ник, он говорил примерно так: «Это очень красивая история. История о любви. Я слышал её, когда юноша подарил букет цветов девушке. Она была счастлива, когда он сказал ей слова любви».
Я был зачарован этой историей. У меня не находилось слов сказать что-либо и я просто спросил:
– Бен, а ты запомнил, какой цветок рассказал тебе эту историю?
– Конечно. Это самый красивый цветок на грядке!
– Покажи мне его.
– Идём…
И прежде, чем Бен успел опомниться, я срезал указанный цветок. У Бена была та же реакция, что и у меня раньше, когда старец Николос срезал розу.
– Понимаешь, Бен, так надо. Я поставлю его в доме в вазу с водой, а дальше, что делать с ним, решит Николос.
– А что это за цветок? – спросил Бен, пока мы шли к дому.
– Это Цикламен.
– Да нет, я не про название, а про то, что он говорящий.
– В будущем – это душа новорождённого. Только как свершается это таинство знает лишь Всевышний, - опередил я Бена, с уст которого был готов сорваться ещё один вопрос.
Цветок я поставил в вазу с водой, оставив рядом с ним информацию о том, что это сделал я. Я не решился оставить его историю открытой для любого, кто по какой-либо причине войдёт в дом, пока будет отсутствовать старец Николос. Я не знал, когда он вернётся, поэтому решил больше его не ждать.
– Бен, - позвал я его, - старец Николос не известно, когда вернётся. Пойдём, погуляем где-нибудь ещё.
– Я не против. Но зачем нам идти ещё куда-то? Покажи мне свой дом. Ведь ты его уже обустроил?
– Да, конечно, и уже давно.
– Тогда идём к тебе?!
– …
– Ник, мы идём к тебе домой?
– Да. Идём…, - ответил я через силу.
Бен смотрел на меня вопросительно. Но я не мог всего объяснить мальчишке. Для меня он был всё ещё подростком-несмышлёнышем, хоть я и осознавал, что предо мной почти зрелый мужчина, но я не мог ему сказать: «После твоего ухода, дом для меня станет совсем пустынным».
Я не хотел его обидеть, не мог и объяснить ему своё состояние. У него хватало и своих проблем.
И вот мы в городе. Бен восторженно рассматривает всё в округе.
– Вот здорово жить в лесу, правда, Ник?
– Бен, это не лес. Всего лишь дубовый бор.
– А как называется город?
– Дубовый Бор.
– Здорово, Ник! А где ты живёшь?
– Здесь не далеко. Но может быть…, - я осёкся на полуслове, но продолжил, хоть и не то, что хотел сказать, - может мы зайдём к моим друзьям? Я давно не виделся с ними.
– А это далеко?
– Нет, почти рядом с бором есть небольшой городок – Васильки…
– А почему Васильки?
– Бен, ты не исправим! Васильки, потому что там почти в каждом палисаднике растут эти цветы.
Бен какое-то время поразмыслил и выдал мне результат своих дум:
– Хорошо. Идём в гости, но ненадолго.
– Почему ненадолго?
– Чтобы успеть побывать и у тебя до моего возвращения домой.
– А почему мы тогда идём?
– Ты ведь предложил сам, - удивился Бен.
– Да, это так, но почему ты согласился идти?
– Посмотрю ещё один город, а то ведь почти ничего и не видел.
В этом был он весь: любопытство и стремление познавать всё больше и больше, при этом преобладала огромная тяга к путешествиям. В этом Бен был не исправим.
И вот мы у домика Евгения и Нелли. Но что за странная суматоха? Какие-то неизвестные мне люди…
– О! Николай, как ты вовремя! Мы искали тебя. Где ты был так долго? – спросила рассеяно Нелли, неизвестно откуда появившаяся.
– Нелли, объясни мне, что происходит?
– Идём в дом, там всё поймёшь.
В доме всё было перевёрнуто. Видимо были собраны в одно место все работы Евгения. Трое в белом осматривали их. Среди картин я заметил Евгения. Он стоял возле последнего этюда с кисточкой в руках. Он что-то сосредоточенно и быстро рисовал.
– Подойди к нему, - подтолкнула в его сторону меня Нелли, - он очень хотел тебя видеть.
– Евгений, - негромко окликнул я его, подойдя к нему.
– …, - он был увлечён работой и не слышал меня.
– Евгений, - позвал я громче.
Он оглянулся, посмотрел на меня невидящим взглядом и отвернулся к мольберту, но тут резко опустил кисть в стакан с водой и чуть не сшиб меня с ног.
– Николай! – воскликнул он, - как я рад, что ты пришёл. И как раз вовремя. У меня уже всё готово, - и он снял с мольберта холст с этюдом и протянул его мне, - закрепишь в рамку. Это тебе на память о нашей дружбе.
– Объясни мне, Евгений, что же всё-таки здесь происходит? – до меня никак не доходило значение происходящего.
– Николай, ведь ты знаешь, что я иду на Землю.
Это объяснило мне всё, всё встало в моей голове на свои места.
– А Нелли? Как она? – ужаснулся я при мысли, что она останется здесь одна.
– Нелли последует за мной, - просто ответил мне Евгений и продолжил: - Года через три-четыре она пойдёт на Землю так, чтобы нам встретиться вновь, и там быть вместе, а до этого момента будет жить в Долине Перехода.
Я подумал про себя, что это та местность, где я встретил Ядвигу, польку. И внутренне получил утвердительный ответ, как будто я сам себе и ответил на поставленный вопрос.
Пока мы разговаривали, все картины вынесли из дома. А Нелли что-то собрала в дорожную суму.
– Куда всё это денется, Евгений? – спросил я.
– Картины пополнят имеющиеся галереи и здесь, в Васильках, и в некоторых других городах. А самые ценные уйдут во всеобщее достояние Вселенной, с моим именем.
К нам подошла Нелли. Евгений, обняв её, прижал к себе. Трое людей в белых одеждах ждали, не мешая нам вести разговор.
– Нам время уходить, - сказала Нелли со слезами на глазах.
– Я знаю, милая… Николай, не хочу долгих слов прощания. Мы уходим и, наверное, уже не встретимся... Будь счастлив!
– Удачи тебе, Николай, - тихо добавила Нелли. И они, как дети, держась за руки, пошли к людям в белых одеждах.
Я тоже вышел из дома. Во дворе меня ждал Бен. Он тоже был удивлён происходящим.
– После всё объясню, - бросил я ему на ходу, увлекая его за собой вдаль от дома, повинуясь всё тому же внутреннему голосу.
Отойдя немного от дома, мы остановились и оглянулись. Евгений всё также прижимал к себе Нелли. Они тоже отошли от дома. И… В какой-то миг дом исчез… Лишь лёгкое сероватое облачко зависло в воздухе на месте дома, которое тут же рассеялось.
Мы с Беном вопросительно посмотрели друг на друга. Ни он, ни я не могли объяснить, что это было. Но всё тот же внутренний голос заговорил во мне: «Было прахом и стало им» … Во мне в последнее время очень часто звучал этот голос, идущий откуда-то изнутри. Я ещё не знал, откуда этот зов. Несколько позднее его природу мне объяснит Учитель.
Все, кто был возле дома, резко куда-то исчезли. И мы с Беном тоже отправились ко мне домой.
Бену очень понравился мой дом. Он осмотрел всё, что его заинтересовало, и не только в доме, но и вне его. Я не сопровождал Бена и не объяснял, что есть что, и почему так, а не иначе. Он сам спросил меня:
– Ник, а почему ты до сих пор один?
– Так вот вышло… - я уклонился от прямого ответа.
– Почему? Разве ты не хочешь быть со своей любимой? – Бена это удивляло, а мне бередило душу.
– Бен, я ещё не видел её, - просто ответил я.
– Но почему, Ник? – не унимался Бен.
– Этого я и сам до сих пор не знаю… Видимо ещё не пришло время нашей встречи.
– Как это так? Странно… - Бен как бы разговаривал сейчас сам с собою, но, обернувшись ко мне, сказал: - Не отчаивайся, Ник, значит, так угодно Богу. Вы обязательно встретитесь, - заверил меня Бен и пошёл на улицу, задумавшись о чём-то своём, бросив лишь на ходу: - Я посмотрю твой дом с улицы. Ты не против?
– Нет, иди…
Он ушёл, и ушёл надолго. Это я ощущал внутренне: Бен не говорил мне ничего, но, видимо, чаще и чаще задумывался о своих проблемах. На возникающие вопросы теперь он пытался отвечать себе сам. Он взрослел. Это меня радовало. Было приятно и осознавать, что толчок к этому дал ему я.
Бена долго не было, и у меня было время подумать о себе самом, о том открытии, что я сделал недавно для себя: я пытался «бежать» от собственного «я», которое не давало мне покоя, исподтишка угнетало меня, ставя безответный вопрос: «Почему я не могу увидеться с Тамарой? Почему?» Подобные мысли наводили на меня тоску и отчаяние. Собрав все силы, я отбросил прочь от себя всю свою боль. Ведь у меня в гостях был Бен, завтра я должен его вернуть Учителю. И не известно, когда ещё мне позволят вновь взять его к себе хоть на несколько дней. Решив устроить королевский ужин, я принялся за работу…
Когда Бен, понурив голову, вошёл в столовую, он ахнул от увиденного:
– Ник… ты… да ты… ты просто волшебник!
– Пировать, так пировать, - я искренне был рад неподдельному счастью Бена.
Он был в восторге, а для меня это не представляло особого труда… Уже не представляло труда! Внутренне я порадовался, ведь не так давно самые простые вещи были для меня почти недосягаемыми. Теперь я был сам себе хозяин. Я мог делать всё, что меня заинтересует, к чему возникало желание.
Вечер удался на славу. Мы много вспоминали, подшучивали друг над другом, смеялись до слёз. Даже вспоминая о самом больном для каждого из нас, грусть не приходила. Я же был счастлив вдвойне: и за Бена, что он так весел, и за себя, что смог сделать его в этот вечер счастливым.