Основоположниками лагерной темы в русской литературе называют В.Т. Шаламова и А.И. Солженицына. Первой ласточкой, первым правдивым свидетельством о лагерной жизни стала повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В.Шаламов очень живо откликнулся на это произведение.
«Повесть — как стихи — в ней все совершенно, все целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я думаю, что “Новый мир” с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал. И столь нужного — ибо без честного решения этих самых вопросов ни литература, ни общественная жизнь не могут идти вперед — все, что идет с недомолвками, в обход, в обман — приносило, приносит и принесет только вред».
Под «лагерной прозой» понимается тематическое ответвление (течение) русской художественно-документальной прозы, возник- шее в хрущевскую «оттепель», воспринявшее традиции «каторжной прозы» ХIХ века (С.В. Максимов «Сибирь и каторга», Ф.М. Достоевский «Записки из Мёртвого дома», сибирские очерки В.Г. Короленко, П.Ф. Якубович-Мельшин «В мире отверженных», А.П. Чехов «Остров Сахалин» и др.), опирающееся на традиции «этнографического реализма» и жанра путешествия. В первую очередь это «Погружение во тьму» О. Волкова, «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «Чёрные камни» А. Жигулина, «Голос из хора» А. Синявского, «Колымские рассказы» В. Шаламова, «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына и другие воспоминания, мемуары, автобиографии.
В числе черт, унаследованных лагерной прозой от путевого очерка (жанра путешествий), назовем следующие: 1) «Дорога», «путь», «маршрут» в роли композиционной доминанты – героям «лагерной прозы» в прямом смысле предстоит совершить «путешествие»: кому в Сибирь, кому на Дальний Восток, кому на Соловецкие острова. Помимо того, всегда сильна была в русской литературе и в русской ментальности традиция восприятия человеческой жизни как некоего пути – пути поиска правды, счастья, пути страданий, пути искупления вины. 2) Восприятие тюрьмы, лагеря как особого мира, самостоятельного государства, «неведомой страны» (отдаленное географическое положение мест лишения свободы – это причина, но далеко не единственная). 3) Повествование «о туземцах» (заключенных): история, иерархия общества «туземцев», галерея тюремных и лагерных типов, исследование причин преступлений; отношения между «блатными» и «политическими», эстетика и жизненная философия; язык, фольклор. «Лагерная проза», сохраняя присущий путешествиям быто- и нравоописательный («этнографический») элемент, подробно и тщательно, стараясь не упустить даже второстепенные детали, описывает аресты, обыски, этапирование заключенных, «интерьер» тюремных камер и лагерных бараков, баню и общие работы, вплоть до способов приготовления чифиря и выноса параши». Роль автора-путешественника – связующая, но его образ редко предстает в ипостаси объективного, стороннего наблюдателя; авторские двойники нечасты, автор и герой обычно слиты в образе автобиографического героя-рассказчика, участника и комментатора событий. Если в путевом очерке антитеза «свое – чужое» реализуется как
Шаламов давал определенную оценку своим произведениям:
“Колымские рассказы” – новая русская проза. Они показывают человека в исключительных обстоятельствах, обнажающих безграничность его отрицательной сущности. Я летописец собственной души, не более. Я не верю, что можно написать нечто, что остановит зло и не допустит его повторения. Я в это не верю, и такой пользы мои рассказы не принесут. Но писать надо. Только не надо скрывать основное, что показал 20-й век: человек оказался гораздо хуже, чем о нем думали русские гуманисты 19-го и 20-го вв. Именно об этом “Колымские рассказы”...
Ни к какой “солженицынской школе” я не принадлежу. Я довольно сдержанно отношусь к его работе в литературном плане. В вопросах искусства, связи искусства с жизнью у меня нет согласия с Солженицыным. У меня иные представления, иные формулы, каноны, кумиры и критерии. Учителя, вкусы, происхождение материала, метод работы, выводы – все другое.
Солженицын – весь в литературных мотивах классики второй половины девятнадцатого века, писателей, растоптавших пушкинское знамя. А лагерная тема – это ведь не художественная идея, не литературное открытие, не модель прозы. Лагерная тема – это очень большая тема, в ней легко разместится пять таких писателей, как Лев Толстой, сто таких писателей, как Солженицын, но и в толковании лагеря я не согласен с “Иваном Денисовичем” решительно...
Великие русские писатели-гуманисты второй половины девятнадцатого века несут на душе великий грех человеческой крови, пролитой под их знаменем в веке двадцатом. Все террористы были толстовцы и вегетарианцы. Все фанатики – ученики русских гуманистов. Этот грех им не замолить.