Обеспечение самозащиты и ведение войн

ПЕЕК КУУСИ «Этот человеческий мир» Часть 2. СТУПЕНИ КУЛЬТУРНОЙ ЭВОЛЮЦИИ ЧЕЛОВЕКА

КУЛЬТУРА СОБИРАТЕЛЬСТВА И ОХОТЫ

Мы располагаем двумя источниками информации о событиях, происходивших в те времена: это, во-первых, данные о ныне существующих племенах собирателей и охотников; во-вторых, результаты изучения древних куль­тур. По имеющимся оценкам, ныне лишь 50 тыс. обита­телей нашей планеты живут собирательством и охотой. Люди, не знающие сельского хозяйства и добывающие пищу посредством собирательства, охоты и рыбной лов­ли, встречаются в самых отдаленных районах Земли: в пустынях Австралии, африканских джунглях, болотах Амазонки, в Арктике; они являются последними пред­ставителями первобытной культуры. Антропологическое изучение человеческого рода — благодаря междисциплинарному и теоретическому подхо­ду — позволило в последние десятилетия создать абсо­лютно новую картину нашего прошлого. Наибольшую роль здесь сыграли достижения биологии, археологии и этно­графии. Собиратели и охотники жили и кочевали, объединенные в социальные группы — сравнительно небольшие племена. Существующие сегодня племена собирателей и охотников в среднем немногим превы­шают сорок человек.

Почему же люди всегда объединялись в столь не­большие племена? Лесли А. Уайт дает такой ответ: «Добывание пищи, половая жизнь и самозащита — вот потребности, которые привязывают индивида к конк­ретной социальной группе. Если она увеличивается на­столько, что территория становится мала, часть людей отделяется и уходит — опять-таки группой, а не пооди­ночке». Таким образом, пропитание, половая жизнь и самозащита на протяжении миллионов лет были веду­щими факторами первобытной человеческой культуры. Следовательно, эти три основные переменные эволюци­онной истории определяли структуру человеческого об­щества вплоть до зарождения сельского хозяйства.

Добывание пищи

На стадии австралопитека человек, помимо расти­тельной пищи, начал употреблять и животную. Сме­шанная диета позволила лучше приспособиться к усло­виям окружающей среды и сезонным изменениям.

Очевидно, человек имел достаточно широкий выбор растительной пищи: фрукты, ягоды, орехи, семена сос­ны, зерна, листья, побеги и коренья. За 15 тыс. лет до нашей эры люди уже владели огнем и, возможно, уже умели на нем готовить пищу, так что зернами и корень­ями можно было питаться круглый год, в дополнение к скоропортящимся фруктам и овощам.

Сбором растительной пищи занимались исключи­тельно женщины. Такое разделение труда по половому принципу, вероятно, вообще характерно для культуры собирательства и охоты. Почти во всех ныне существу­ющих племенах функции собирателей выполняют жен­щины, а охотников и рыболовов — мужчины. Судя по всему, в период расцвета этой эпохи человек стал весьма.

умелым охотником и рыболовом. Дичь, безусловно, це­нилась выше растительной пищи: богатые белками мясо и рыба питательнее и удобнее при приготовлении. До­бывание дичи — подготовка к охоте, охота, дележ до­бычи, приготовление пищи и сам процесс еды — все это должно было существенно влиять па формы поведения человека. Добывание пищи сводилось к непосредствен­ному использованию природных продуктов. Такой «спо­соб производства» требовал участия каждого члена пле­мени, за исключением самых маленьких детей, и подра­зумевал общеплеменную кооперацию.

Везде ли людям на протяжении всего года хватало природных продуктов? В книге «Экономика каменного века» Маршалл Салинс приходит к выводу, что собира­тели и охотники сталкивались с серьезными трудностя­ми…Эти трудности были связаны с угрозой постепенного сокращения добычи. Обычная модель добы­вания пищи такова.

Небольшое число людей, живущих в данной мест­ности, как правило, за достаточно короткое время со­кращает количество доступной пищи, после чего они могут оставаться на прежнем месте, только приспособив­шись добывать пищу с большими трудностями или умень­шив реальное потребление. Они должны либо расширить территорию своих поисков, либо довольствоваться тем малым, что находят на прежнем месте. И тот и другой путь малопривлекателен. Значит, первейшим условием развития культуры собирательства и охоты является мо­бильность. Из-за уменьшения количества добываемой пищи собиратели и охотники обречены постоянно переме­щаться. Первобытный человек, таким образом, был вечным странником.

Постоянное перемещение, уже само по себе ограни­чивающее размер племени, зависело от обстоятельств: существовали относительно стабильные ежегодные марш­руты, связанные с сезонным созреванием плодов, нерес­том рыб, миграциями и размножением животных, и каж­дое племя на протяжении года могло четыре-пять раз сменить место стоянки. Постоянная необходимость перемещения устанавливала жесткую зависимость между числом обитателей и размером освоенной ими террито­рии.

Размножение

В урожайные сезоны, когда плодов и дичи хватало, жизнь была легка, и собиратели и охотники жили среди этого изобилия как в раю. Однако был тут и свой змей-искуситель: сексуальное поведение, приводившее к увеличению населения. Извечная проблема заключалась в том, чтобы ограничить его численность в соответствии с наличными пищевыми ресурсами; на практике это озна­чало сдерживание роста населения. Поскольку в жизни собирателей и охотников постоянно существовала опас­ность сокращения добычи, на протяжении последних 20 тыс. лет культуры собирательства и охоты численность человеческого рода, по имеющимся данным, почти не увеличивалась.

Это показано в исследовании Ж.-Н. Бирабана «Очерки об эволюции численности людей» (1979). В опи­сании Бирабана культура собирательства и охоты, сущест­вовавшая между 35 000 и 8000 годами до н. э., выглядит суровой и жестокой. В те времена человечество терпело тяжкие лишения и развитие культуры приостановилось. В условиях нынешнего демографического взрыва нам следует обратить особое внимание на то, сколь недолог период успеха человека как вида. По оценке Бирабана, всего 10 тыс. лет назад, между 12 000 и 8000 годами до н. э., число людей сократилось наполовину. Человек — собиратель и охотник — как биологический вид вовсе не преуспевал, и многие «настоящие» представители живот­ного царства добились куда больших успехов.

Мы, в общем-то, никогда не задумывались, каким об­разом нашим предкам — собирателям и охотникам — удавалось сдерживать увеличение численности своего на­селения. Нас обычно удовлетворяло предположение, что регулирующую роль играла смертность от голода, болезней и диких зверей, а воля человека якобы не имела существенного значения. Однако процесс регулиро­вания происходил не столь «естественно». Напротив, собиратели и охотники сумели сделать то, что не уда­ется современному человеку: они ограничили свою чис­ленность в соответствии с имеющимся количеством при­родных ресурсов.

Антропологам и этнографам давно известен обычай кочевых племен, действующий при необходимости сокра­тить свою численность. Когда пищи не хватает, сначала ее перестают давать старикам, потом самым маленьким детям — девочкам, а затем мальчикам. В периоды голода последняя пища достается тем, кто эту пищу добывает.

В книге «Каннибалы и короли» Марвин Харрис назвал умерщвление детей неотъемлемой особенностью поведения собирателей и охотников. Преодолев первоначальный шок, умом с этим нельзя не согласиться; ознакомившись с доказательствами и выводами Харриса, приходишь к мысли, что так тому и следовало быть. Собиратели и охотники вынуждены были таким образом обеспечивать сохранение своего племени. Детоубийство — форма репро­дуктивного поведения, обусловленная острой нехваткой пищи и мобильностью. Кочевое племя не может иметь больше детей, чем тех, которых оно может унести на себе. Установлено, что женщины-бушменки вынуждены пронести каждого ребенка в общей сложности 7—8 тыс. километров, пока дети примерно в четырехлетнем возрасте смогут полагаться на собственные силы. Новорожденного нередко убивали, если он рождался раньше, чем преды­дущий ребенок начинал уверенно передвигаться само­стоятельно.

По оценкам различных антропологов, количество убитых детей достигало 50% всех новорожденных. Знаменательно, что репродуктивное поведение всегда подчинялось задаче добывания пищи, вплоть до уничтожения детей. Трудно вообразить более убедительное доказательство того, что средства производ­ства — в данном случае добывание пищи — являются важ­нейшим элементом исторического процесса.

И археология и этнография свидетельствуют, что де­вочек уничтожали чаще, чем мальчиков, ибо первые были будущими матерями, а вторые — воинами и охотниками. По мнению Харриса, отдаваемое мальчикам предпочтение при регулировании роста населения — это яркий пример победы культуры над природой. Требовалось мощное давление культуры, чтобы вынудить родителей бросить или убить собственных детей, и еще более сильное — чтобы заставить их убивать больше девочек, чем мальчиков. Этому способствовали также войны, поставившие выжи­вание племени в зависимость от количества выращен­ных им воинов.

Обеспечение самозащиты и ведение войн

В книге Эйбла-Эйбесфельдта «Биология мира и войны» насилие рассматривается как феномен, обусловленный и биологической, и культурной эволюцией. Как этнограф, он исходит из нераздельности защитных и агрессивных действий в поведении людей. Насильственные действия человека против человека первоначально были формой защитного поведения, призванного как раз пресекать агрессию.

Эйбл-Эйбесфельдт считает внутривидовую агрессивность есте­ственной: «Вообще говоря, каждое животное конкурирует главным образом с особями того же вида. Они нуждаются в одинаковой пище, одинаковых местах для отдыха и вы­ведения потомства, а все это имеется в ограниченном ко­личестве. Для процветания данной популяции животных им необходимо свободное пространство, чтобы избежать скученности».

Почему же чело­век не сумел взять под контроль свою агрессивность и силу?

По мнению Эйбла-Эйбесфельдта, способность убивать представителей своего вида — это результат культурной эволюции. И группа шимпанзе, и племя людей для защиты своей территории от себе подобных используют одинако­вые приемы, с той, однако, разницей, что человек способен при помощи оружия.

Борьба за выживание собирателей и охотников была столь жестокой, что, если голод заставлял убивать собст­венных детей, он вынуждал также уничтожать чужаков, покушавшихся на добычу. Представи­
тели других племен считались врагами. А к врагам собира­тели и охотники относились как к нелюдям. Именно так в годы второй мировой войны союзники относились к нацис­там, а нацисты — к евреям. Война подчиняла себе поведе­ние людей и жизнь племени; его преуспеяние зависело от ловкости и силы мужчин, носящих оружие.

Информационное развитие

Поведение племени в целом, включая кочевку и регулирование состава, и поведение каждого ин­дивида определялись добыванием пищи, размножением и самозащитой.

А что же можно сказать относительно четвертой основ­ной функции? Какую роль играла усвоенная собирателем и охотником информация в выработке им все более раз­нообразного и гибкого поведения?

Конечно, человек — собиратель и охотник,— живший около 20 тыс. лет назад, с точки зрения умственных спо­собностей, знаний и навыков резко отличался от животных. Его информационное развитие (восприятие органами чувств различных раздражителей, оценка и использование их) было ориентировано преимущественно на внешнюю среду, т. е. природу. По сравнению и с животными, и с сов­ременным человеком собиратель и охотник был величай­шим знатоком природы. Как существо общественное и мыслящее, он был в состоянии использовать природные бо­гатства, хотя при этом фактически все еще оставался в плену своих основных функций.

Описание и анализ культуры охоты и собирательства, думается, позволили показать, что в поведении человека добывание пищи, размножение и самозащита неразрывно связаны. Жизнь собирателя и охотника была принудитель­ной игрой по жестким правилам, регулируемой этими тремя функциями. Именно в этих рамках двуногое существо — человек с помощью умственных способностей целенаправ­ленно совершенствовал свое поведение.