Почему нам, чародейкам, никогда не удавалось ничего подобного?
А что, если попытаться? Воспользоваться атмосферой и аурой этого места? Ведь я могла бы сама погрузить себя в транс… Ну, вот хотя бы глядя на этот бриллиант… Брисингамен… Интенсивно размышляя о том, как изумительно он выполнял бы свою роль в моем мегаскопе…
Брисингамен… Он горит, как утренняя звезда там, во мраке, в дыме кадил и коптящих свечей…»
— Йеннифэр!
Она подняла голову.
В храме было темно. Сильно пахло дымом.
— Я уснула? Прости…
— Прощать нечего. Иди за мной.
Снаружи ночное небо горело мерцающим, меняющимся как в калейдоскопе светом. Полярное сияние? Йеннифэр протерла глаза, пораженная увиденным. Aurora borealis?[23] В августе?
— Чем ты можешь пожертвовать, Йеннифэр?
— Не поняла.
— Готова ли ты пожертвовать собой? Своей бесценной магией?
— Сигрдрифа, — зло ответила она. — Не испытывай на мне свои вдохновенные штучки. Мне девяносто четыре года. Но прими это как тайну исповеди. Я открываюсь тебе только для того, чтобы ты поняла, что нельзя относиться ко мне, как к ребенку.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— И не собираюсь. Ибо это мистицизм, который я не принимаю. Я уснула во время вашего моления. Меня оно утомило. Потому что я не верю в твою богиню.
Сигрдрифа отвернулась, а Йеннифэр помимо воли вздохнула. Очень глубоко.
— Не скажу, что твое неверие мне льстит, — сказала женщина с глазами, заполненными расплавленным золотом. — Но разве твое неверие что-нибудь изменит?
Единственное, что Йеннифэр была в состоянии сделать, это выдохнуть.
— Придет время, — сказала златоглазая женщина, — когда абсолютно никто, включая детей, не будет верить в чародеек. Я говорю тебе это намеренно зло. В виде реванша. Пошли.
— Нет. — Йеннифэр наконец удалось переломить пассивные вдохи и выдохи. — Нет! Никуда я не пойду! Довольно! Это наговор или гипноз. Иллюзия! Транс! У меня выработаны защитные механизмы… Все это я могу развеять одним-единственным заклинанием, вот так! А, дьявол…
Златоглазая подошла ближе. Бриллиант в ее ожерелье горел как утренняя звезда.
— Ваша речь постепенно перестает служить взаимопониманию, — сказала она. — Она превращается в искусство ради искусства, чем менее она понятна, тем считается более глубокой и мудрой. А ведь я призывала вас уже тогда, когда вы только и умели, что «Э-э-э-э» да «Гу-гу». Идем.
— Это иллюзия, транс… Никуда я не пойду!
— Я не собираюсь тебя принуждать. Это было бы позорно. Ведь ты разумная и гордая девушка. С характером.
Равнина. Море трав. Вересковые заросли. Камень, выступающий из вересков, будто спина притаившегося хищника.
— Ты возжелала обладать драгоценностью, Йеннифэр. Я не могу ее тебе дать, предварительно не уверившись кое в чем. Я хочу проверить, что в тебе сокрыто. Поэтому я привела тебя сюда, на то место, которое с незапамятных времен было и осталось местом Силы и Могущества. Утверждают, что твоя бесценная магия действует всюду. Кажется, стоит протянуть руку. Ты не боишься ее протянуть?
У Йеннифэр пресеклось дыхание. Она молчала, не в состоянии произнести ни единого слова.
— Сила, способная преобразовывать мир, — сказала женщина, которую нельзя было называть по имени, — есть, по-твоему, Хаос, искусство и наука. Проклятие, благословение и прогресс. А случайно, не есть ли она Вера? Любовь? Жертвенность?
Слышишь? Поет петух Камби. Волна бьет о берег. Волна, которую разрезает нос Нагльфара. Поет рог Хеймдалля, стоящего лицом к врагу на радужной дуге Бифроста. Подступает Белый Хлад, надвигаются Вьюга и Пурга… Земля дрожит от содроганий Змея…
Волк пожирает Солнце. Луна чернеет. Есть только холод и тьма. Ненависть, месть и кровь…
На чью сторону ты встанешь, Йеннифэр? Где ты будешь — на восточном или же на западном краю Бифроста? Будешь с Хеймдаллем или против него?
Поет петух Камби.
Решай, Йеннифэр. Выбирай. Ибо только для того вернули тебе некогда жизнь, чтобы ты в нужный момент могла свершить выбор.
Свет или Тьма?
— Добро и Зло, Свет и Тьма, Порядок и Хаос… Все это лишь символы, в действительности такой полярности не существует! Свет и Тьма есть в каждом, немного того, немного другого. Это бессмысленный разговор. Бессмысленный. Я не принимаю мистицизм. Ты и Сигрдрифа считаете, что Волк пожирает Солнце. Я же знаю, что это — затмение. И пусть так оно и останется.
— Останется? Что?
Она почувствовала, как земля уходит из-под ног, как какая-то чудовищная сила выкручивает ей руки, ломает суставы в плечах и локтях, натягивает позвонки, словно при пытке страппадо. Она крикнула от боли, рванулась, открыла глаза. Нет, это не был сон. Это не мог быть сон. Она висела на дереве, распятая на ветвях огромного ясеня. Высоко над ней кружил сокол, под ней, внизу, во мраке, слышалось шипение змея, шелест трущихся одна о другую чешуек.
Что-то пошевелилось рядом. По ее напряженному, измученному болью плечу пробежала белочка.
— Ты готова? — спросила белочка. — Готова ли ты к самопожертвованию? Чем ты готова пожертвовать?
— У меня нет ничего! — Боль ослепляла и парализовывала. — И даже если б было, я не верю в смысл такого самопожертвования! Я не хочу страдать ни за какие миллионы! Я не хочу страдать вообще! Ни за кого и ни ради кого!
— Страдать не хочет никто. А ведь это — удел каждого. Просто некоторые страдают сильнее. Не обязательно по собственному выбору. Дело не в том, что ты терпишь страдания. Дело в том, как ты их терпишь.
***
Янка! Яночка!
Забери от меня это горбатое уродище! Я не хочу ее видеть!
Это твоя дочка, точно так же, как и моя.
Да? Мои дети — нормальные!
Как ты смеешь… Как ты смеешь намекать…
Это в твоей эльфьей родне были чаровницы. Это ты прервала первую беременность. Вот все из-за чего. У тебя порченая эльфья кровь и лоно, женщина. Поэтому ты рожаешь уродов.
Это несчастное дитя… Такова была воля богов! Это твоя дочь, точно так же, как и моя! Что мне было делать? Удушить ее? Не перевязывать пуповину? Что мне делать теперь? Вывезти ее в лес и оставить там? Чего ты, о боги, от меня хочешь?
Папа! Мама!
Вон, чудовище!
Как ты смеешь! Как ты смеешь бить ребенка! Стой! Куда ты? Куда? К ней, да? К ней?
Да, женщина. Я — мужчина, мне вольно удовлетворять желание, где хочу и когда хочу. Это мое естественное право. А ты мне отвратительна. Ты и плод твоей вырожденной матки. Не жди меня к ужину. Я не приду ночевать.
Мама…
Почему ты плачешь?
Зачем ты бьешь меня и отталкиваешь? Ведь я была послушной.
Мама! Мамочка!
***
— Способна ли ты прощать?
— Я уже давно простила.
— Насытившись первой местью?
— Да.
— Ты сожалеешь?
— Нет.
***
Боль. Чудовищная боль истязаемых рук и пальцев.
— Да, я виновна! Ты это хотела услышать? Признание и раскаяние? Ты хотела увидеть, как Йеннифэр из Венгерберга кается и бьет себя в грудь? Нет, такого удовольствия я тебе не доставлю. Вину признаю и жду кары. Но моего раскаяния ты не дождешься!
Боль доходит до предела.
— Ты перечисляешь мне преданных, обманутых, использованных, ты обвиняешь меня от имени тех, кто умер от моей ли руки, или из-за меня покончивших с собой? То, что когда-то я подняла руку на самое себя? Значит, были основания! И я не жалею ни о чем! Даже если б могла повернуть время вспять… Я не жалею ни о чем.
На ее плечо опустился сокол.
Башня Ласточки. Башня Ласточки. Спеши к Башне Ласточки, доченька.
Поет петух Камби.
***
Цири мчится галопом на вороной кобыле, пепельные волосы разметал ветер. С лица льется и брызжет кровь, яркая, живая… Вороная кобыла взвивается птицей, гладко перемахивает над воротами. Цири качается в седле, но не падает…
Цири среди ночи, в каменисто-песчаной пустыне, с поднятой рукой, из руки вырывается светящийся шар… Единорог, разгребающий копытом щебень… Много единорогов… Огонь… Огонь…
Геральт на мосту. В битве. В огне. Пламя отражается в острие меча.
Фрингилья Виго, ее зеленые глаза широко раскрыты от удовольствия, ее темная стриженая головка лежит на раскрытой книге, на фронтисписе… Видна часть заглавия: «Заметки о смерти неминуемой»…
В глазах Фрингильи отражаются глаза Геральта.
Бездна. Дым. Лестница, ведущая вниз. Лестница, по которой надо пройти. Что-то кончается. Надвигается Tedd Deireadh, Час Конца…
Тьма. Сырость. Пронизывающий холод каменных стен. Холод на запястьях, на щиколотках. Боль, пульсирующая в изуродованных руках, разрывающая размозженные пальцы…
Цири держит ее за руку. Длинный, темный коридор, каменные колонны, а может, статуи… Мрак. В нем шепоты, тихие, как шум ветра.
Двери. Бесконечное множество дверей с гигантскими тяжелыми створками беззвучно отворяются перед ними. А в конце, в непроглядной тьме — те, которые не откроются сами. Которых открывать нельзя.
Если боишься, вернись.
Эти двери отворять нельзя. Об этом ты знаешь.
Знаю.
И все-таки ведешь меня туда.
Если боишься — вернись. Еще не поздно. Есть еще время возвратиться.
А ты?
Мне — поздно.
Поет петух Камби.
Пришел Tedd Deireadh.
Aurora borealis.
Рассвет.
***
— Йеннифэр, проснись.
Она подняла голову. Посмотрела на руки. Обе на месте. Целые.
— Сигрдрифа? Я уснула…
— Идем.
— Куда? — шепнула она. — Куда теперь?
— Я тебя не понимаю. Идем. Ты должна это увидеть. Случилось нечто… Нечто поразительное… Никто из нас не знает, как и чем это объяснить. Но я догадываюсь. Милостью… Снизошла на тебя милость богини, Йеннифэр.
— О чем ты, Сигрдрифа?
— Взгляни.
Она взглянула. И громко вздохнула.
Брисингамен, священная драгоценность Модрон Фрейи, уже не висел на шее богини. Он лежал у ее ног.
***
— Я верно понял? — удостоверился Крах ан Крайт. — Ты отправляешься с этим магическим устройством на Хиндарсфьялл? Жрицы отдают тебе священный бриллиант? Позволяют использовать в твоей адской машине?
— Да.
— Ну-ну, Йеннифэр. Уж не обратили ли тебя жрицы в свою веру? Что там произошло, на острове?
— Не важно. Я возвращаюсь в храм, вот и все.
— А финансовая поддержка, о которой ты просила? Понадобится?
— Вероятно, да.
— Сенешаль Гутлаф выполнил все твои поручения. Но, Йеннифэр, потрать деньги побыстрее. Я получил новые сведения. Поспеши.
— Чертовщина! Этого я и опасалась. Они уже знают, где я?
— Пока еще нет. Однако меня предупредили, что ты можешь появиться на Скеллиге, и, если это случится, посоветовали немедленно арестовать. Велено также брать во время экспедиций пленных и выжимать из них информацию или хотя бы обрывки касающихся тебя сведений. О твоем пребывании в Нильфгаарде либо в провинциях. Йеннифэр, поспеши. Если они тебя выследят и доберутся сюда, на Скеллиге, я окажусь в несколько щекотливом положении.
— Сделаю все, что в моих силах. Постараюсь тебя не скомпрометировать. Не бойся.
Крах оскалился.
— Я сказал: «в несколько». Я не боюсь. Ни королей, ни чародеев. Они ничего не могут мне сделать, ибо я им нужен. А оказывать тебе помощь я обязан в силу ленной присяги. Да, да, ты верно поняла. Формально я остаюсь вассалом короны Цинтры. А Цирилла имеет формальные права на эту корону. Представляя Цириллу в качестве ее единственного опекуна, ты имеешь формальное право приказывать мне, требуя послушания и сервитутов.
— Казуистические софизмы.
— Конечно, — фыркнул он. — Я сам заявлю об этом во весь голос, если, несмотря ни на что, окажется, что Эмгыр вар Эмрейс принудил девушку к замужеству. А также в том случае, если с помощью каких-либо юридических выкрутасов и крючкотворства Цири лишили права на престол и возвели на него кого-нибудь другого, например, балбеса Виссегерда. Тогда я незамедлительно отрекусь от послушания и ленной присяги.
— А если, — прищурилась Йеннифэр, — несмотря ни на что, окажется, что Цири… мертва?
— Она жива, — твердо заявил Крах. — Я знаю это наверняка.
— Откуда бы?
— Ты не захочешь поверить.
— А ты попробуй.
— Королевская кровь Цинтры, — начал Крах, — удивительнейшим образом связана с морем. Когда умирает кто-либо из женщин этой крови, море начинает безумствовать. Тогда люди говорят, что Ард Скеллиг оплакивает дочерей Рианнон. Потому что в этих случаях шторм бывает таким зловещим, что бьющие с запада волны продираются сквозь расщелины и пещеры на восточную сторону острова и из скал неожиданно вырываются соленые потоки. А весь остров дрожит. Простой народ говорит: это рыдает Ард Скеллиг. Опять кто-то умер. Умерла кровь Рианнон. Старшая Кровь.
Йеннифэр молчала.
— И это не сказки, — продолжал Крах. — Я видел сам, собственными глазами. Трижды. После смерти Адалии Ворожейки, после смерти Калантэ… И после смерти Паветты, матери Цири.
— Паветта, — заметила Йеннифэр, — погибла именно из-за шторма, так что трудно говорить о…
— Паветта, — прервал Крах, по-прежнему задумчиво, — не погибла из-за шторма. Шторм разыгрался после ее смерти, море, как всегда, отреагировало на гибель представительницы цинтрийской королевской крови. Я достаточно долго изучал это явление. И уверен в своем.
— Интересно б знать, в чем именно?
— Корабль, на котором плыли Паветта и Дани, пропал на знаменитой Седниной Бездне. Это был не первый корабль, исчезнувший там. Ты наверняка знаешь.
— Сказки. Корабли терпят крушения, дело вполне естественное…
— На Скеллиге, — резко прервал Крах, — мы достаточно много знаем о кораблях и мореходстве, чтобы уметь отличить естественные катастрофы от противоестественных. На Седниной Бездне корабли погибают неестественно. И не случайно. То же относится и к кораблю, на котором плыли Паветта и Дани.
— Не стану спорить, — вздохнула чародейка. — Да и какое это имеет значение? Спустя без малого пятнадцать-то лет?
— Для меня имеет, — стиснул зубы ярл. — Я объясню. Все упирается во время. Но я докопаюсь… Я найду объяснение. Найду объяснение всем этим загадкам. И той, во время цинтрийской бойни…
— Что еще за очередная загадка?
— Когда нильфгаардцы ворвались в Цинтру, — проворчал он, глядя в окно, — Калантэ приказала тайно вывезти Цири из города. Дело в том, что город уже горел. Черные были повсюду, шансы выбраться из окружения были минимальными. Королеву отговаривали от рискованного мероприятия. Советовали Цири формально сдаться гетману Нильфгаарда и тем самым спасти жизнь себе и самостоятельность Цинтре. А на пылающих улицах она неизбежно и бессмысленно погибла бы от рук солдатни. Но Львица… Знаешь ли ты, что, по словам очевидцев, она ответила?
— Нет.
— «Уж лучше пусть кровь девочки прольется на брусчатку Цинтры, чем подвергнется осквернению». Осквернению чем?
— Супружеством с императором Эмгыром. Мерзким и скверным нильфгаардцем, ярл. Уже поздно. Завтра на заре я начинаю… Я буду держать тебя в курсе…
— Надеюсь. Спокойной ночи, Йенна… Хм-м…
— Что еще, Крах?
— А у тебя нет, хм-м-м, желания…
— Нет, ярл. Что было, то было, да быльем поросло. Спокойной ночи.
***
— Это ж надо! — Крах ан Крайт поглядел на гостью, наклонив голову. — Трисс Меригольд собственной персоной. Ах, какое прелестное платье. А шубка… Шиншилла, не так ли? Я б спросил, что привело тебя на Скеллиге… Если б не знал что. Но знаю.
— Ну и прелестно. — Трисс обольстительно улыбнулась, поправила изумительные каштановые волосы. — Как славно, что знаешь, ярл. Это избавит нас от вступлений и предварительных выяснений и позволит сразу же перейти к делам.
— К каким делам? — Крах скрестил руки на груди и окинул чародейку холодным взглядом. — Что именно нам надо было бы предварять вступлениями, на какие пояснения ты рассчитываешь? Кого ты представляешь, Трисс? По чьему поручению прибыла? Король Фольтест, которому ты служила верой и правдой, отблагодарил тебя за службу изгнанием. Хоть ты ни в чем не провинилась. Тебя выгнали из Темерии. Я слышал, тебя взяла под крыло Филиппа Эйльхарт, в данное время фактически правящая в Редании на пару с Дийкстрой. Похоже, ты отрабатываешь право на убежище со всяческим старанием. Не колеблешься даже взять на себя роль тайного агента, чтобы следить за своей бывшей подругой.
— Ошибаешься, ярл.
— Смиренно извиняюсь. Если ошибся. А я ошибся?
Они долго молчали, недоверчиво разглядывая друг друга. Наконец Трисс махнула рукой, выругалась, топнула каблучком.
— А, к чертям собачьим! Хватит водить друг друга за нос! Какое теперь имеет значение, кто кому служит, кто за кого держится, кто кому верит и почему? Йеннифэр мертва. По-прежнему не известно, где и в чьей власти находится Цири… Какой смысл играть в прятки? Я приплыла сюда не как шпион, Крах. Я прибыла по собственной воле как частное лицо. Гонимая заботой о Цири.
— Все только и знают, что заботятся о Цири. Везет девочке.
У Трисс заблестели глаза.
— Я б не стала смеяться. На твоем месте — особенно.
— Прости.
Они помолчали, глядя в окно на красный шар солнца, заходящего за лесистые вершины Спикерооги.
— Трисс Меригольд…
— Слушаю тебя, ярл.
— Приглашаю отужинать. Да, повар велел спросить, все ли чародейки брезгуют хорошо приготовленными дарами моря?
***
Трисс не брезговала дарами моря. Совсем наоборот — съела их в два раза больше, чем собиралась, и теперь серьезно опасалась за талию — за те двадцать два дюйма, которыми так гордилась. Решила вспомоществовать пищеварительному процессу белым вином, знаменитым Эст-Эст из Туссента. Как и Крах, она пила его из рога.
— Значит, так, — заговорила она, осушив рог. — Йеннифэр явилась сюда девятнадцатого августа, эффектно сверзившись с неба в рыбацкие сети. Ты как верный ленник Цинтры предоставил ей убежище. Помог построить мегаскоп… С кем и о чем она разговаривала, ты, разумеется, не знаешь.
— Не знаю, — хитро усмехнулся Крах. — Ну, разумеется, не знаю. Откуда мне, бедному и простому моряку, что-то знать о действиях могущественных чародеек?
***
Сигрдрифа, жрица Модрон Фрейи, низко опустила голову, словно вопрос Краха ан Крайта придавил ее тысячефунтовым грузом.
— Она мне доверилась, ярл, — еле слышно прошептала жрица. — Нет, не требовала, чтобы я поклялась молчать, ей просто нужно было сохранить все в тайне. Я, поверь, не знаю…
— Модрон Сигрдрифа, — серьезно прервал Крах ан Крайт. — То, о чем я тебя прошу, — не доносительство. Как и ты, я симпатизирую Йеннифэр, как и ты, я хочу, чтобы она отыскала и защитила Цири. Больше того, я дал клятву блоэдгеас, клятву крови! Так что по отношению к Йеннифэр мною руководит забота о ней. Это невероятно гордая женщина. Даже идя на очень большой риск, она не унизится до просьб. Поэтому я не исключаю, что придется прийти ей на помощь непрошеными. Но для этого мне нужна информация.
Сигрдрифа откашлялась, и хоть лицо у нее было словно вырезанное из камня, голос, когда она заговорила, слегка дрожал.
— Она построила свою машину… Вообще-то никакая это не машина, там нет ни одного механизма, ни одной подвижной части, просто два зеркала, черная бархатная занавеска, ящик, две линзы, четыре светильника, ну и, конечно, Брисингамен… Когда она произносит заклинание, свет от двух светильников падает…
— Оставим в стороне детали. С кем она связывалась?
— С несколькими людьми. С чародеями… Ярл, я не уловила всего, но то, что слышала… Среди них были люди действительно мерзостные. Никто не хотел помогать бескорыстно… Требовал денег… Все требовали денег…
— Знаю, — проворчал Крах. — Банк сообщил мне об отправленных переводах. В солидную, ох, солидную суммочку обходится мне моя клятва! Но деньги — дело наживное. То, что я потерял на Йеннифэр и Цири, возьму с нильфгаардских провинций. Но продолжай, мать Сигрдрифа.
— Некоторых, — жрица опустила голову, — она откровенно шантажировала. Давала им понять, что обладает компрометирующими сведениями и в случае отказа сотрудничать откроет их всему миру… Ярл… Это мудрая и вообще-то добрая женщина… Но моральных принципов у нее нет и в помине… Она беспощадна. И жестока.
— Это-то как раз я прекрасно знаю. А вот подробности шантажа знать не хочу, да и тебе советую поскорее забыть. Слишком опасные знания. С таким огнем посторонним играть не следует.
— Знаю, ярл. Я обязана быть послушной тебе… И верю, что твои цели оправдывают средства. Никто другой не узнает от меня ничего. Ни друзья за дружеской беседой, ни враги на пытках.
— Хорошо, Модрон Сигрдрифа. Очень хорошо… Чего касались вопросы Йеннифэр, помнишь?
— Не всегда и не все я понимала, ярл. Они пользовались жаргоном, который трудно уразуметь… Часто речь шла о каком-то Вильгефорце…
— А как же иначе-то! — Крах громко скрежетнул зубами. Жрица испуганно взглянула на него.
— Много говорилось также об эльфах и ведунах, — продолжала она. — И о магических порталах. Шла речь даже о Бездне Седны… Однако, как мне кажется, в основном о башнях.
— Башнях?
— Да. О двух. Башне Чайки и Башне Ласточки.
***
— Так я и думала, — сказала Трисс. — Йеннифэр начала с того, что раздобыла секретный доклад комиссии Радклиффа, изучавшей события на Танедде. Не знаю, какие сведения об этой афере дошли сюда, на Скеллиге… Ты слышал о телепорте Башни Чайки? И о комиссии Радклиффа?
Крах ан Крайт подозрительно глянул на чародейку.
— К нам, на острова, — поморщился он, — не доходят ни политика, ни культура. Мы таки здорово поотстали.
— Комиссия Радклиффа, — Трисс решила, что лучше не обращать внимания ни на его тон, ни на его мину, — особенно детально изучала ведущие с Танедда телепортные следы. Расположенный на острове портал, Тор Лара, пока существовал, сводил на нет любые попытки телепортационной магии на значительном расстоянии от себя. Но, как ты, несомненно, знаешь, Башня Чайки взорвалась и развалилась, разблокировав тем самым телепортацию. Большинство участников событий на Танедде выбрались с острова при помощи открывшихся порталов.
— Верно, — улыбнулся ярл. — К примеру, ты, Трисс, полетела прямиком в Брокилон. С ведьмаком на загривке.
— Ну вот, извольте, — взглянула ему в глаза Трисс. — Политика не доходит, культура не доходит, а сплетни, видите ли, доходят. Но временно оставим это в покое, вернемся к комиссии Радклиффа. Комиссия намеревалась установить точно, кто и куда телепортировался с Танедда. Использовали так называемые синопсы, чары, способные восстановить картину прошлых событий и сопоставить обнаруженные телепортационные следы с их направлениями. И в результате привязать к конкретным особам, открывшим порталы. Это удалось практически во всех случаях. Кроме одного. Один телепортал не вел никуда. Точнее — в море. На Бездну Седны.
— Кто-то, — с ходу догадался ярл, — телепортировался на ожидавший в условленном месте корабль. Интересно только, зачем так далеко? И в место с такой дурной славой? Но, когда топор висит над головой…
— Именно. Комиссия тоже так рассудила. И сделала вывод: сам Вильгефорц, схватив Цири и не имея иного выхода, воспользовался резервным путем — вместе с девушкой телепортировался на Бездну Седны, где его ожидал нильфгаардский корабль. По мнению комиссии, так можно объяснить тот факт, что Цири была представлена императорскому двору в Лок Гриме уже десятого июля, то есть всего лишь через десять дней после событий на Танедде.
— Ну да, — прищурился ярл. — Это многое объясняет. Разумеется, при условии, что комиссия не ошиблась.
— Конечно. — Чародейка выдержала взгляд и даже позволила себе насмешливо улыбнуться. — В Лок Гриме, надо понимать, мог с таким же успехом быть представлен двойник, а не истинная Цири. И это тоже может многое объяснить. Однако не объясняет еще одного факта, установленного комиссией Радклиффа. Факта столь удивительного, что в первом варианте доклада его упустили как слишком уж неправдоподобный. Однако во втором, строго секретном варианте доклада этот факт привели. В качестве гипотезы.
— Я уже давно сгораю от нетерпения, Трисс.
— Гипотеза комиссии такова: телепорт Башни Чайки сработал, через него кто-то прошел, причем энергия прохода была столь велика, что после этого телепорт взорвался и развалился.
— Йеннифэр, — помолчав, добавила Трисс, — стало известно то, что комиссия Радклиффа вначале скрыла, а затем упомянула в секретном докладе. Имеется возможность… Тень возможности… Что Цири удалось безопасно пройти порталом Тор Лара. Что она сбежала от Нильфгаарда и Вильгефорца…
— Тогда где же она находится?
— Я б тоже хотела знать.
***
Было чертовски темно, скрывающийся за тучами месяц вообще не давал света. Однако, по сравнению с предыдущей, ночь была исключительно безветренна и благодаря этому не так холодна. Лодчонка лишь слабо покачивалась на водной ряби. Пахло болотом. Прелыми листьями. И угорьей слизью.
Где-то у берега бобер шлепнул хвостом по воде, да так, что оба они подскочили. Цири была уверена, что Высогота задремал, а бобер его разбудил.
— Продолжай, — сказала она, утирая нос чистой, еще не покрывшейся слизью частью рукава. — Не спи. Когда ты засыпаешь, у меня глаза тоже начинают слипаться, того и гляди течение снесет нас и проснемся мы в открытом море! Рассказывай дальше, что там, с порталами этими?
— Сбегая с Танедда, — начал старик, — ты прошла через портал Башни Чайки, Tor Lara. А Джеоффрей Монк, автор труда «Магия Старшего Народа», представляющего собой Opus magnum[24] знаний об эльфьих телепортах, пишет, что портал Tor Lara ведет к Башне Ласточки…
— Телепорт из Танедда действовал искаженно, — прервала Цири. — Может, раньше, прежде чем испортиться, он и вел к какой-то ласточке. Но теперь ведет в пустыню. Это называется: «хаотический портал». Я учила.
— Представь себе, я тоже, — хмыкнул старик. — Многое из того, что изучал, помню. Именно поэтому меня так поразил твой рассказ… Некоторые его фрагменты. Именно те, которые касаются телепортации…
— Ты можешь говорить яснее?
— Могу, Цири. Могу. Но сейчас уже самая пора вытаскивать вентерь. Он наверняка полон угрей. Готова?
— Готова.
Цири поплевала на руки и ухватилась за багор. Высогота уцепился за уходящую в воду веревку.
— Тянем. Раз, два, три! И в лодку! Лови их, Цири, лови! В корзину, иначе сбегут!
***
Уже вторую ночь они выплывали на долбленке на болотистый разлив реки, ставили вентеря и верши на угрей, которые массой тянулись к морю. Возвращались в хату далеко за полночь, учуханные слизью с головы до ног, мокрые и умученные как дьяволы.
Но сразу же спать не укладывались. Улов, предназначенный для бартера, надо было поместить в корзины и как следует прикрыть — отыщи угорь малейшую щелочку, и утром в корзине не останется ни одного. После работы Высогота сдирал кожу с двух либо трех самых толстых угрей, резал их на кружочки, обваливал в муке и жарил на огромной сковороде. Потом они ели и разговаривали.
— Понимаешь, Цири, мне все время не дает покоя одна штука. Я не могу забыть, как сразу после твоего выздоровления мы не могли никак сговориться относительно дат, при этом рана на твоей щеке была точнейшим из возможных календарей. Этой ране не могло быть больше десяти часов, а ты упорно твердила, что тебя ранили четыре дня назад. Хоть я и был уверен, что это обычная ошибка, но думать об этом не переставал, все время спрашивал себя — куда подевались потерянные четыре дня?
— Ну и что? Куда они, по-твоему, завалились?
— Не знаю.
— Изумительно!
Кот проделал рекордный прыжок в длину, схваченная когтями мышь тоненько пискнула. Котяра неспешно перегрыз ей шею, выпотрошил и принялся с аппетитом ужинать. Цири безразлично смотрела на него.
— Телепорт Башни Чайки, — снова затянул Высогота, — ведет к Башне Ласточки. А Башня Ласточки…
Кот докончил мышь. Хвост оставил на десерт.
— Телепорт Tor Lara, — сказала Цири, зевая во весь рот, — нарушен и ведет в пустыню. Я тебе уже говорила сто раз.
— Не о том речь, а о том, что существует связь между двумя этими телепорталами. Портал Tor Lara был искажен, согласен. Но существует еще телепортал Tor Zireael. Если б ты добралась до Башни Ласточки, то могла бы телепортироваться обратно на остров Танедд. Оказалась бы далеко от грозящей тебе опасности, вне досягаемости твоих врагов.
— Ха! Это б меня устроило. Однако есть один пустячок: я не знаю, где находится Башня Ласточки.
— Против этого мы, пожалуй, найдем средство. Знаешь, Цири, что дает человеку университетское образование?
— Нет. Что?
— Умение пользоваться источниками.
***
— Я знал, — гордо заявил Высогота, — что найду. Я искал, искал и… А, черт побери…
Кипа тяжеленных книг вырвалась у него из рук, инкунабулы рухнули на глинобитный пол, листы вылетели из истлевших корочек и рассыпались в беспорядке.