Автобиографические произведения, вышедшие из-под пера представителей дворянского сословия с 1860-х годов, обычно начинаются с рассказа о детских годах, проведённых в родовом имении. С легкой руки Льва Толстого, идеальной моделью воспитания элиты стало «золотое» детство, воспоминания о котором всю жизнь «возвышают душу». К началу ХХ века представления о том, что счастливое детство это обязательный и необходимый этап взросления элиты, перестали быть исключительно дворянскими и распространились на весь состоятельный и образованный слой. Эта модель воспитания детей давно прошедшей эпохи интересна и своим генетическим сходством с реалиями нашего времени, и разительными отличиями от них.
Домашнее воспитание в дворянской семье способствовало формированию гармоничной личности, развитой физически и духовно. Однако целью воспитания была не самореализация и не достижение индивидуального успеха, а, наоборот, превращение в обычного представителя своей семьи, своего круга и сословия. В рассказах мемуаристов детство предстает как период, когда им было привито практическое знание справедливой иерархии. Искусство общения было многомерным, оно усваивалось на протяжении многих лет, и его умелое использование было нужно для того, чтобы быть признанным своим в разных кругах, например, чтобы быть принятым в светских салонах, и чтобы считаться хорошим помещиком в деревне.
Повседневная жизнь усадьбы представляла собой театр социальной иерархии, где дети могли наблюдать отношения старших родственников между собой и со слугами, и со временем должны были определить свое место в этом сообществе. Обитателями усадьбы были несколько поколений расширенной семьи, а также разного рода «компаньоны»: одинокие родственники и свойственники. Эта родственная группа представляла собой микрокосм, в котором царили свои порядки. Чем выше был статус семьи, тем меньшей индивидуальной свободой обладали в ней младшие поколения. Мемуаристы рассказывают о том, что их жизнь в детстве была регламентирована, не только когда они жили в корпусах, пансионах, лицеях и институтах, но и дома. Весь распорядок дня с утра до вечера был известен, на каждый час было запланировано какое-либо развивающее занятие. Общение с ближайшими родственниками также подчинялось правилам и ритуалам, которые были в каждой семье различными. Например, в некоторых семьях, между собой говорили только на иностранном языке. Внутреннее пространство усадьбы тоже было упорядочено согласно принципу иерархии. Были детские комнаты, а были и помещения, в которые ребёнку нельзя было входить без особого разрешения, например, кабинет отца, кладовки, музейные части дома.
В семейном кругу отрабатывались навыки светской жизни, неотделимой от принадлежности к элите. Первые балы, любительские спектакли, высказывание своего мнения по политическим вопросам, салонные беседы, эпистолярный жанр, - ко всему этому приобщали вначале дома. Причем, первыми зрителями и участниками были не только родители, но и ближайший круг знакомых – кузены, дальние родственники и соседи. Рол Роль расширенной семьи в дворянском воспитании была очень важна, и первые шаги в большом свете были первыми лишь в том смысле, что человек впервые выходил за пределы семейно-родственно-соседской группы. Результатом воспитания была способность к поддержанию социальной дистанции, к пониманию степени близости отношений, и уместности того или иного поведения с разными людьми.
Осознание принадлежности к элите формировалось одновременно с нивелированием собственной значимости, с привычкой к подчинению своих индивидуальных желаний традициям рода, семейному укладу, сословным этическим принципам. В дворянских семьях каждый отдельный человек воспринимал себя как звено в передаче традиции, он чувствовал себя обязанным передать дальше материальное и духовное наследство, и именно в этом была его главная задача. Выбор профессии чаще всего диктовался семейной традицией, а не склонностью к тому или иному виду деятельности. Индивидуализм, постоянное помещение себя на передний план, подчеркивание своих заслуг, навыков, умений, считались типичными чертами представителей среднего класса, особенно, self-made men. Для традиционной элиты это было нехарактерно. Те, кто получил высокий социальный статус по наследству, волей-неволей находились «в тени» своего генеалогического древа.
В период кризиса дворянских усадеб второй половины 19 века, описанного в чеховском «Вишневом саде», старая элита находилась в поиске дополнительных оснований своего морального превосходства. Золотое детство, делавшее человека обладателем определённых позитивных принципов, стало статусным символом, признаком традиционности. Ни разночинцы, ни новые богатые не могли восполнить отсутствия золотого детства, его невозможно было купить или компенсировать высшим образованием. Символы превосходства порождали трения внутри образованного слоя.
Подобные различия между наследственными и новыми элитами в той или иной мере проявляют себя и в современных обществах. Представители среднего класса, обязанные своим благосостоянием учебным заведениям, личному усилию и таланту, обладают значительно большей индивидуальной свободой, чем представители традиционных элит, которые всем обязаны семье. Наследники же всегда обладают б о льшим количеством полезных социальных связей и лучше имеют их использовать. Благодаря этому их социальная позиция более устойчива.
После Октябрьской революции счастливое детство, как характерная черта «эксплуататорских классов», подверглось издевкам и гонениям со стороны советской идеологии. Возникла модель пролетарского «несчастливого детства», полного лишений. Для того, чтобы стать частью советского истеблишмента, нужно было доказать свое пролетарское происхождение с соответствующей «несчастливой» дореволюционной биографией. Если элитарную модель воспитания закрепил в русской культуре роман Льва Толстого «Детство, отрочество, юность», то пролетарское детство увековечил Максим Горький в трилогии «Детство», «В людях», «Мои университеты». Однако золотое детство было недолго в опале. Обретя высокую социальную позицию, вчерашние пролетарии стремились перенять дореволюционную элитарную модель воспитания, и приглашали дам «из бывших» работать у них в качестве гувернанток.
В советское время выражение «золотое детство» не вышло полностью из употребления, но содержание, которое в него вкладывалось, стало иным. В отличие от конца 19 века, городская жизнь стала считаться предпочтительнее сельской, а мерилом удавшегося воспитательного процесса стала успешность отдельной личности, главным образом, в профессиональной сфере. Гармоничное разностороннее домашнее образование, подразумевало, в основном, усвоение культурных навыков, которые ребенок получал вне школы (например, музыкальная школа, фигурное катание, иностранный язык), а понимание своего места в семейной и социальной иерархии, родственное чувство, этические принципы перестали быть столь значимы.
При всех отличиях современного общества от прошлого, воспитание и образование детей как были, так и остаются центральным элементом для формирования и воспроизводства элит, для упрочения высокой позиции, для устойчивости в периоды кризисов и революций, для возможности передачи высокого социального статуса по наследству.