След ведёт от начала конца.
Под рукою все нити ловца.
Всё по плану, всё решено…
Чужое прошлое тянет на дно.
Тобольск оказался также неведомо далеко, как я и полагала. К счастью, добираться туда предложили не сразу, а на самолёте до Тюмени, и первые три часа в воздухе прошли незаметно. В основном от того, что скука на моём лице Николаю определённо была не по душе, и он щедро снабдил меня познавательным чтивом. К моменту посадки о семье и окружении Надежды я знала, должно быть, даже больше чем она сама. Откуда родом каждый из её родителей, сколько у них братьев и сестёр, сколько близких знакомых, кто они, где живут, как часто общаются. Я знала даже где её родители отдыхали ещё до её рождения, как познакомились, через сколько женились, в каких условиях завели единственную дочь, их отношения. Знала куда переезжали, где работали, кому были должны и чем запомнились окружающим. Досье восхищало и пугало деталями.
Как же сильно Николаю и другим нужно найти эту убийцу? И почему с такими-то данными они всё ещё не сделали этого?
Впрочем, от меня требовалось лишь проверить и подтвердить некоторые данные. Сущая мелочь, бесполезная трата времени, так кому-то нужная. Я не стала упрекать неудавшихся сыщиков, покорно изучая информацию. Даже те пару часов, что потребовалось на дорогу к посёлку давно исчезнувшей из поля зрения розыска семьи Глинских. В Тюмени, где Надежда только-только собиралась пойти учиться в университет, остановились лишь перекусить. Время на расспросы ещё не пришло: мы начинали с самого начала.
- Там теперь живёт другая семья, купившая дом за копейки почти за два месяца до катастрофы в первой лаборатории, - к чему-то повторил Николай, как только мы оказались у деревянной двухэтажки. – За восемь лет воспоминания дома могли стереться, но попробуйте увидеть жизнь прежних хозяев.
Невольно ухмыльнулась.
Увидеть жизнь целой семьи аж восемь лет спустя? Да к тому же в обжитом доме? … Ну да какая разница? Моё дело маленькое.
- Попробую, - кивнула послушно, и до мрачного серьёзный следователь в строгом тёмном пальто со спрятанным под ним чёрным шарфом в ромб направился к старенькой двери в подъезд. Он даже открыл её мне. И немногим позже мы уже сидели в добротно обставленном зале напротив новых жильцов, чудом наткнувшихся на невероятное предложение купли дома за несколько десятков тысяч.
Худая, будто даже усохшая женщина и такой же тощий мужчина с тёмной густой бородкой – Ничаевы. Их единственная дочь после приветствия затаилась в комнате за стенкой. Она была спокойной и мирной, как и всё семейство. Я кожей чувствовала покой дома, и почти лишним было протягивать для пожатия руку хозяйке. Мельком увиденное через касание прошлое не дало ничего стоящего.
- Значит, как только вы передали им запрошенную сумму, они уехали, оставив почти всё имущество? – продолжал расспрос Николай, и так отдавался ему, будто не знал каждого их ответа.
- Да, так и было, - подтвердил глава семьи, несколько хмурясь, будто мы грозились отобрать нажитое добро при любом нечётком объяснении. – Они оставили почти всё, отказываясь что-либо забирать. Мы, ясное дело, настаивать не стали…
- И после они никак с вами не связывались? Не пытались ничего вернуть?
- Нет же, они так торопились продать дом, что как только получили деньги, исчезли без следа. Мы пытались позвонить им, узнать, нужно ли им что-нибудь из мебели, но номера уже были недоступны, - пояснил Ничаев, и его жена согласно кивнула.
Я же молчала и честно пыталась проникнуться ситуацией, войти в их прошлое, ощутить те яркие воспоминания вместе с ними, но только натыкалась на недоумённые взгляды и сомневалась всё больше.
Ну, чем не бесполезное дело?
- И они ничего не говорили куда собираются переехать? Зачем им это? Почему так торопятся? – направлял их следователь, и те послушно отправляли мысли в давно ушедшее.
- Женщина говорила что-то, - задумчиво свела тонкие брови Ничаева. – Вроде их дочь попала в какую-то беду… то ли заболела чем-то почти неизлечимым, то ли попала в долги…
Её взгляд наткнулся на мой, и меня словно всосало в растревоженную воронку прошлого. Опасения подтвердились снова. Николай изменил во мне что-то в то первое касание. Яркие воспоминания ожили перед глазами даже без касания.
Женщина напротив глядела с мольбой и нетерпением. Её губы изображали улыбку, но то и дело дрожали и кривились в отчаянии. Голубые глаза лихорадочно блестели, будто опасаясь чего-то и надеясь, выпрашивая. Русые волосы по краю лба словно подражали лучам солнца, шевелясь на тихом ветру. Однако растрёпанные пряди, выскользнувшие из хвоста, портили радужное впечатление, затеняя округлое лицо. Глинская Анастасия Олеговна, уже знакомая мне по фотографиям, была напугана.
- Если мы не уедем сейчас – её не спасти. А кто кроме нас поможет ей? Мы ведь одни у неё, - проронила Анастасия, и её голос дрогнул, она сомкнула губы, оглянулась, будто ища поддержки, но рядом с ней было пусто, и она метнула глаза обратно. Голос её окреп. – Уехать нам нужно срочно. Очень. Вы будете покупать квартиру или нет?
И взгляд, брошенный на меня, вышвырнул сознание прочь.
Я вздохнула глубже и заморгала, изумлённая переменами.
Ну и хваткая у Надежды мать! Никакого размена по мелочам.
Внимательный взгляд Ничаевой, что так и метался между мной и Николаем, разогнал остатки прошлого. Я коротко кивнула, покосившись на следователя. Он тут же, не успела я прийти в себя, поспешил закончить:
- Ну что ж, это всё, что мы хотели узнать. Спасибо, что уделили время, - он поднялся, деловито пожал ладонь подскочившему с дивана хозяину, кивнул Ничаевой и попрощался: - Всего доброго!
- До свидания! – бросила я, покидая дом.
Во дворе нас ждала та же машина, взятая на прокат.
- Увидели что-нибудь важное?
Невольно ухмыльнулась.
Так сразу и к делу?
- Не думаю. – Я кратко пересказала подслушанный монолог, но следователь никак не выдал разочарования. И очень скоро я поняла, отчего он и не подумал сдаваться так рано.
- Нет, я не видела её уже лет десять, - довольно безразлично вещала подруга детства Глинской, и ничего не указывало на обратное. Погружение в чужое прошлое не произошло ни разу с того самого момента в зале у Ничаевых. Многочисленные друзья Надежды будто вообще не испытывали ярких эмоций к пропавшей. Будто их воспоминания стёрлись, поблекли или исказились безвозвратно.
Как быстро люди забывают друг друга!
- И она вам не звонила? – всё выпрашивал Николай, но она, как и все до этого, только мотала головой.
До чего бесполезное занятие! Неужели во время следствия опрашивают стольких?
Но сомневаться не приходилось, их имена и данные значились в доверенных мне папках. К окончанию дня страшно хотелось, чтобы её не существовало вовсе, но следователь был несгибаем и настойчив. Всё по плану! Так что на очередную подружку убийцы я глядела устало и даже чуточку недовольно.
Ну хоть бы кроха воспоминаний! Хоть какая-нибудь интересная деталь!
- Знаете где она хотела побывать? – вопросил Николай, вероятно, имея ввиду города или любое иное место, куда пропавшая могла бы податься. Но светлые глаза весьма вызывающе накрашенной девушки покосились на меня, словно подобный ответ давался лишь в кругу женских особей.
Меня окунуло в сверкающую цветомузыкой темноту с головой. Полуголая молодежь извивалась вокруг словно морские угри. На расстоянии руки хохотала Надежда, крутя телом перед высоким темноволосым пареньком. Взгляд не-моего тела сдвинулся влево, и я едва узнала одну из уже опрошенных подруг убийцы.
Девушка подмигнула мне, и светлые глаза, открыв частичку прошлого, вернулись к Николаю.
- Во всех клубах всех городов, - нескромно призналась та, и я вспомнила несколько строк из досье и одну из фотографий Глинской в выпускном классе.
- Значит, Надежда не была хорошей и послушной дочерью? – решала уточнить я, и подруга детства, изумлённо вскинув крашенные брови, рассмеялась мне в лицо.
- Хорошей? Послушной? – давилась она смехом, подтирая невидимые слёзы. – Да она в грош их не ставила! Семейка чокнутых ревунов. Её мамаша так порой кричала – уши сохли. Они терпеть друг друга не могли. А Надька… тихой и послушной! – хохотала она.
- Но её родители, тем не менее, заплатили за обучение в университете, - вставил Николай, и я даже удивилась, как это он принялся за расспросы, не поглядев с укором за самодеятельность.
- Да это Олег Дмитриевич, её отец. Он мужчина с характером, всё хотел наставить на путь истинный, а как узнал, что Надя в черчении разбирается, так чуть ли не выгнал в этот институт архитектуры. А Надька-то чего? Родичи её и так достали. Чего бы и не рвануть от них куда подальше?
- А знакомых там у неё не было? Ждал кто-нибудь? – уточнила я на всякий случай, зная, что многие одноклассники подались туда на обучение, но связь едва ли поддерживали.
- Тётка, знаю, у которой она жить должна была. Парочка школьных друзей, но она хотела обзавестись новыми знакомствами, так что послала почти всех. Даже с парнем специально разругалась, - поделилась секретом лучшая подруга, кажется, даже радуясь растрепать о подлых намерениях исчезнувшей.
Вызнавать что-то ещё хотелось не слишком, и я умолкла, чтобы Николай в своём представительном костюме под снятым пальто важно свернул разговор. Хотелось уже спрятаться в тихую комнатку за парочкой замков. Мы обошли, должно быть, чуть ли не всю Пышму, где жили Глинские. Солнце неудержимо катилось к закату, температура воздуха близилась к бодрящим минусам, и мне всё больше хотелось отогреваться хоть где-нибудь кроме домов и мест работ опрашиваемых. Однако конечная остановка на день значилась в Тюмени, в трёх часах езды.
- Остался Мушков Михаил, парень убийцы, - уведомил о следующем шаге следователь, исполняя план точно по списку, рассказанному мне по дороге в посёлок.
Интересно, время к нему он тоже расписывал?
Впрочем, удивляться не стоило. Николай успел отличиться завидной точностью исследователя.
Мушков обнаружился в крохотной, малопримечательной шиномантажке. Клиентов не было, он один копался в тёмно-синем ящике с инструментами и так гремел ими, что наше появление оказалось тем ещё сюрпризом. Высокий, темноволосый мужчина в испачканном комбинезоне даже вздрогнул. После, правда, этот момент исказился и потерялся в уверенной ауре мужчины. Тут же осознала, что время может творить удивительные вещи. На фотографиях в личном деле он выглядел иначе, что уж говорить о воспоминании его школьных лет. Под цветомузыкой он казался совсем юнцом.
- Добрый вечер, - поприветствовал он, вынимая из кармана тряпку и обтирая пальцы. Взгляд его синих глаз пробежался по нам, словно за несчастный миг вызнавая о нас всё. В том числе и сколько с нас можно заработать, если мы пришли не…
Его глаза на мгновение задержались на моих, и я пошатнулась, тут же опуская взгляд и ощущая, как краска пробивается на щеках. Его невольные воспоминания вот-вот произошедшего в этой рабочей комнатке мурашками пробрались под одежду. Мне стало стыдно и неловко.
Счастье какое, что мы не зашли к нему немного раньше!
Заговорил Николай, но поднимать голову сразу не решилась. Голоса и картинки любовных сцен Михаила с замужней девушкой горели слишком ярко, чтобы я не выдала себя тут же.
Должно быть, вместо нас он ожидал того самого мужа, которому наставили рога. Какая насыщенная жизнь! Макс бы обзавидовался.
Намереваясь избиваться от увиденного и захватившего онемения, осторожно и будто бы с интересом поглазела по сторонам. Воспоминания Михаила встрепенулись с особенным энтузиазмом.
Боже! Да они тут всё собой пометили! Как мне смотреть куда-то кроме собственных ног?!
И я снова уткнулась в грязный пол, недовольно прикусив губу. Следователь не отступал от линии расспроса, ответы не приносили ничего нового. Всё проходило, в принципе, как и до этого.
Велика ли разница, если и в этот раз я не увижу далёкого прошлого? Подруги Надежды тоже не внесли ничего важного. Вряд ли и этот знает что-то…
Рука Николая, будто жившая отдельно от говорившего хозяина, двинулась к моему плечу. Все переживания о Михаиле и его делах разлетелись никчёмной пылью. Страх вспыхнул во мне, словно искра от зажигалки. Непроизвольно я отскочила в сторону, вскинув испуганный взгляд. Сердце трепетало в груди пойманной птицей, дрожь от предчувствия возможной боли бежала по телу, и в любой миг я готова была сорваться с места, но Николай не двинул и пальцем, будто каменея. Карие глаза смотрели с недоумением и немым вопросом. Выразительно глянула на застывшую ладонь, и брови следователя образовали складку. Его взгляд тут же сменился искренним удивлением и укором. Он будто спрашивал и негодовал: «Неужели думаете, я задел бы вас?».
- Вспомните, зачем вы здесь, - произнёс он, снимая показавшиеся эмоции, словно маску. – Ваша помощь неоценима.
Слова упали в меня, словно откровение.
Действительно, стал бы он так рисковать? Моя способность – последняя нить надежды, так нужная им. Есть ли смысл так глупо терять её? К тому же, я могу уйти. В любую минуту при первом причинении вреда.
И я успокоилась. Выпрямилась, тряхнула короткими волосами и прямо посмотрела в синие глаза. Михаил глядел с интересом, а вздёрнутая бровь так и вовсе чуть ли не требовала объяснений произошедшего. Но стал бы его кто посвящать в такие тайны?
- Так говорите, после вашего расставания вы её больше не видели и никак не связывались?
Мужчина недовольно поджал губы, но какие бы воспоминания не проснулись в его памяти, мне достался лишь тяжелый взгляд.
- Нет. Всё закончилось тогда. Больше в её жизнь я не лез и новыми похождениями не интересовался. Она в прошлом. Навсегда, ясно вам?
Невольно скривилась.
Грубиян какой! Я же просто уточнила.
- То есть, если бы она вдруг пришла к вам и попросила спрятать, вы бы отказали? – решила я сузить поиск, и отсутствие ярких воспоминаний сказали за себя – с такой просьбой она к нему не обращалась.
- Что за странные вопросы? Вы меня в чём-то подозреваете? – тут же накинулся он. – Думаете, это я её похитил, а потом что, убил? Или до сих пор держу в подвале?
- Ну что вы, - поднял примиряющую ладонь Николай, и любвеобильный механик стрельнул взглядом в него, - это всего лишь стандартный вопрос, не…
- Да плевал я на ваши вопросы! Я говорил уже десятки раз: к её исчезновению я не причастен и ничего об этом не знаю. Так что всё, разговор окончен. Прошу уйти.
Неясная вспышка гнева несколько сбила с толку, и я не поторопилась исполнить просьбу, вглядываясь в его глаза.
Интересно, он так зол от того, что действительно любил её и расставание с ней далось совсем не просто? Или ему всё же что-то известно?
- Благодарим за ответы, - тем временем произнёс Николай, едва не тяня за собой взглядом. – Всего хорошего!
Он уже развернулся, когда я с трудом оторвала глаза от напряженного мужчины. До самого конца он не показал и кроху воспоминаний.
Какая жалость! Может, стоило потрогать его?
- Вы для чего его вывели? Он скрывает что-то? – устроил допрос следователь, как только мы оказались в тёплом салоне машины.
- Ничего не скрывает, - вынуждена была признать я, тяжело вздохнув и расслабленно устроившись на заднем сидении. Николай сел за водительское. – Но если бы что-то было, то в бурной реакции я увидела бы нужное лучше. Ведь теперь я вижу и через глаза, - ткнула я в свои рентгены прошлого, но следователь от обвинения даже не дрогнул.
- Понятно.
Он отвернулся, завёл машину и тронулся с места.
И всё? С последствиями справляйся сама? Хотя, стоило ли вообще ожидать чего-то иного?
Молча уставилась на его профиль, но он не проронил больше ни слова, и я повернулась к окну.
Впрочем, я виновата сама. Да и можно ли обвинять его в открытии дополнительного дара?
Задумавшись, откинулась на сидение и расслабилась. Фонарные столбы мелькали по дороге желтыми пятнами, силуэты уснувших домов тенями перетекали в друг друга, чтобы вскоре сменится хлипкими деревьями по обочине и чёрным полотном полей, сливающимся с хмурым небом. Размеренный шум машины действовал лучше любого снотворного, и прикрыв глаза, не заметила, как уснула.
Глава 13. Безликая
Кто ты, маленькая девочка?
Почему говоришь безо рта?
Отчего слова твои без голоса,
Так желанны и пугают меня?
В Тюмени, где собиралась учиться Глинская Надежда, нам не удалось выяснить ничего стоящего. Никто не знал о ней, даже тётка, у которая та провела ночь и исчезла под вечер второго дня, не сказала ничего нового. Те, кто упрятал её в лабораторию, сработали на отлично – ни единой улики. Мы отправились в город с первой лабораторией – Тобольск, ни с чем.
Там нас, однако, поджидала работа, с лихвой покрывающая отсутствие данных в первой полове дня. Мы начали, едва вылезли из машины после долгой поездки и прошли в кафе поесть. О, я почти умирала от голода! И, пусть о планах мне поведали в общих чертах без предоставления дел свидетелей, я совсем не ожидала, что к нашему запоздалому обеду присоединится сотрудница детской психиатрической больницы, в подвалах которой творился тот ужас восьмилетней давности. Я только уплела салат и приступила к горячему супчику, как к нашему столу на четверых подкралась она. Невысокая, худенькая, в тёмно-синем пальто и вьющимися русыми волосами поверх белого шарфа. Она была без шапки и улыбалась влажными от блеска губами несколько сконфужено. Её глаза пробежались по нам раза два, то и дело замирая на Николае, что пил кофе и, между прочим, тоже готовился расчленить котлетки в рисе.
Я покривилась, занявшись ароматной солянкой и подозревая, что доесть её не получится.
- Здравствуйте! Мне звонили, сказали подойти за ваш столик. Вы же Николай Геннадьевич?
На меня она снова лишь покосилась.
- Верно. А вы, должно быть, Мария Алексеевна?
- Да-да, это я, - заулыбалась она, и Николай указал ей на стул рядом со мной.
- Присаживайтесь.
Мы поглядели друг на друга не слишком дружелюбно.
Они что, не могли подождать пока я хотя бы поем? И вообще, мне бы тоже напротив сидеть и выцеплять прошлое из глаз. Или… или Николай посчитал, что такой способ не продуктивен и стоит рыться в воспоминаниях проверенным способом через касание?
Мария села без возражений. Я мрачно отправила в рот ложку бульона. Николай приступил к допросу незамедлительно.
- Расскажите, пожалуйста, что необычного вы помните о тех днях до исчезновения всех врачей?
Девушка, которой я не дала бы больше двадцати шести, к разговору определённо готовилась и в чём суть знала. Однако…
- Я тогда только устроилась туда, подрабатывала ночами после учёбы. Сложно было понять, идёт ли что-то не так. Но мне казалось странным поведение некоторых врачей. Они, знаете, постоянно о чём-то говорили в закрытых кабинетах, смотрели друг на друга так, будто обсуждали между собой какие-то секреты. Постоянно, ну, знаете, как-будто сдерживались, обдумывали слова, прежде чем сказать, будто боялись проговориться, - проникновенно вещала Мария, и я всё же взглянула на неё с интересом.
Фильмов она, случаем, не пересмотрела? Везде заговоры…
Впрочем, прочесть о её ответах восьмилетней давности мне не дали. Обговорили лишь, что она знает больше, чем все остальные работники детской больницы. Самая любознательная.
Интересно, насколько же?
- А в тот день, - девушка взглянула на собственные пальцы, что неустанно переплетала, но словно не заметила их. Захотелось дотронуться, почти неотвратимо захотелось узнать о случившемся во всех красках. – В тот день они, будто бы их созвал кто, все собрались на работе, а потом…
Я уцепилась за её руку, пока ожившие воспоминание не растеряло значимые сцены.
Что ей известно?
Чужое прошлое вспыхнуло кратким мигом, долями секунд, равным морганию, однако страх сжал сердце.
Белые халаты. Десятки человек, стоящие полукругом у регистрационной стойки холла. Не врачи – персонал. Я среди них, кто-то спереди загораживает обзор, но я стою неподвижно. Мой взгляд прикован к той, что стоит у стойки и в беззвучных словах шевелит губами, густыми каплями стекающими на подбородок. Она находится близко, я прекрасно различаю детали на её белом испачканном кровью платье в мелкие розовые цветочки, но лицо её плывёт, смазывается, словно брызги гуаши по поверхности воздушного шарика. Кажется, месиво цветных пятен поглощает её безостановочно, скрывая истинное лицо. Девчонка, спасённая Надеждой, казалась выходцем из самых пугающих кошмаров.
Дыхание перехватило. Судорожный вдох вырвал из прошлого, и передо мной уже нависало лицо Марии. Распахнутые в беспокойстве серые глаза, сдвинутые брови, приоткрытый рот. Она была удивлена и негодовала. Я же потерялась в себе самой. Голова пошла кругом, болью застучал затылок, удушающая тошнота подступила к горлу, и я согнулась над столом, зажмурив глаза.
Увиденное было неправильным, дико противоестественным. Никому и никогда не стоило видеть ту маленькую девочку. Я знала это наверняка, ощущала это всем существом, словно девчонка без лица шептала мне прямо в уши сейчас, приказывала забыть, давила неизмеримым сознанием, своей сущностью, и я была не в силах противиться напору. Однако, вопреки беззвучному приказу, я не могла забыть.
Глухой стон вырвался невольно, я зажала уши, не в силах вытерпеть незримой угрозы из прошлого. А в следующее мгновение её разорвало на кусочки совсем иным воспоминанием, где знакомая боль сочилась из самого сердца по каждой жилке.
- Глупая, - оборонила я ласковым мужским голосом, поглаживая мягкие, но растрёпанные светлые волосы, что спадали с дрожащих девичьих плеч мне на колени. – Разве он единственный парень на планете?
- Но я любила его! – сдавленным от рыданий голосом просипела девушка, поднимая зарёванное лицо с потёкшей тушью. Анжела. Совсем подросток. – А он…!
Она громко шмыгнула носом, всхлипнула и размазала ладошкой чернеющие от туши слезы, но губы, что не принадлежали мне, растянулись в улыбке.
- А он дурак…
Боль схлынула, словно никогда и не колола иглами каждую клеточку тела. Вздох облегчения вырвался из груди, я расслабленно опустила голову на сложенные руки. Мне не нужно было поднимать глаза, чтобы искать ответ. Я знала кто разделил невольную пытку и кто, нарушив слово, избавил от более пугающих последствий. Боль в теле или сознании? Разница безоговорочно отдавала предпочтение ощущениям тела. И теперь я боялась другого.
Кто она? Кто та маленькая девчонка? Кто из спасённых?
- Простите, ей многое пришлось пережить в последнее время. Не обращайте внимания, такое случается иногда, - вежливо оповестил Николай, и в его голосе я не расслышала и нотки от перенесённой боли. – Продолжайте. Что вы говорите случилось в тот день?
- Ну, когда они собрались, - Мария явно пребывала в растерянности, но я не поднимала головы и справлялась с накатившей слабостью молча. – Всё было странно и, знаете, они просто ушли в какой-то кабинет и… - ей будто с трудом давались воспоминания. Словно те путались и менялись неустанно, - и не вышли. Да, зашли в кабинет главврача и исчезли.
Мария умолкла.
- И больше ничего?
- Нет, мы работали как и всегда. Ничего такого. Мы даже не сразу поняли, что в том кабинете никого нет, а как схватились, то ни одного не нашли. Все палаты обыскали.
- И никто не видел, как те выходили?
- Нет, я у всех спрашивала! Даже несколько раз у Насти, она тогда сидела на посту, а мимо него из кабинета в общий холл к выходу не пробраться.
- А чёрный ход?
- Да он в другой стороне совсем. Мимо поста, опять же.
- А посторонние? Приходил кто-нибудь?
- Ночью? Нет. Да мы и закрывались, к тому же.
- Кто-нибудь из них после пытался связаться с вами или с кем-нибудь ещё?
- Нет.
- Не слышали ли вы о тех, кто их пропажей интересовался особенно сильно? Был ли кто-нибудь подозрительный?
Мария задумалась, а я заинтересовалась.
О ком он хочет узнать? Думает, туда приходил кто-то из верхушки дарокрадов, покровителей запрещённых лабораторий?
- Да знаете, то дело вообще как-то очень быстро утихло. Пару дней, максимум. Не считая всех этих полицейских, приходила парочка журналистов, возможно. Правда, ни в одной газете ничего такого не писали… А вообще, меня никто не опрашивал, кроме ваших, так что и не знаю.
- Что ж, благодарю за уделённое время. Я узнал всё, что хотел.
Короткая заминка обернулась неловкостью.
- А, ага, - Марина засуетилась, поднимаясь со стула. – Пожалуйста. До свидания! Обращайтесь, если что…
- Конечно. Всего доброго!
Удаляющиеся шаги радовали слух. Лежать на столе без движения становилось довольно утомительно и странно. Подняв голову, вздохнула. Встретилась с глазами Николая, и реальность тут же как-то потяжелела.
- Как вы?
Первоочередность в заботе несколько поразила, и я не сразу нашлась с ответом.
- О, да ничего. Уже. Спасибо!
Он поглядел с сомнением.
- Хорошо. – Николай выпрямился, чуть отстраняясь от стола. – Простите, что дотронулся. Мне показалось, что это может помочь.
Откровенность ударяла в самое сердце и сбивала с толку.
- А, да. Ну, после того…
- Простите.
- Ага.
Глаза побежали по так и не съеденной тарелке остывшего супа, кружке чая, пустой тарелке, узорам столешницы из тёмного дерева.
- Увидели что-нибудь значимое?
Я тут же пришла в себя. Неловкость потонула под ужасами чужого прошлого.
- Да, - выдохнула я, нервозно облизнула губы и оглянулась. Ближайшие посетители сидели далеко. Официанты приближаться не торопились. – Есть кое-что, о чём не сказала Мария и, я думаю, сказать не могла, потому как забыла. Или что-то в этом роде, - неопределённо махнула я головой.
Николай нахмурился и наклонился ближе.
- Почему вы так думаете?
Я взглянула на него очень внимательно.
Стоит ли рассказывать всё?
Но он располагал, вызывал доверие, и я ответила. Следователь помрачнел.
- Значит, не спроста весь персонал больницы ничего не помнит о произошедшем. Кто-то из детей обладает огромным влиянием. Должно быть, после убийства Надежда попросила одну из девочек стереть персоналу память, - Николай задумчиво глядел в стол. Складка на переносице будто с каждой его мыслью становилась всё глубже, суровее. – Очень умный ход, чтобы скрыться без лишнего шума. Не удивительно, что тогда мы не смогли найти ни их, ни прямых свидетелей.
Его голос тих и становился резче. Он будто снова утопал в том дне, когда его нежно любимая сестра летела в смертельную пропасть, где уже покоилось бездыханное тело друга. Страх пополз по коже щупальцами холода. Хотелось бы мне поддержать его, но я лишь сжала пальцы и склонила голову.
Если он поднимет глаза - я пропаду в них, если задену – окажусь в оковах боли.
Я молчала, не смея выдавить хоть слово и нарушить течение его тяжелых дум.
- Но теперь всё иначе, - он поднял голову, и наша глаза встретились. – Теперь у нас есть вы и новые данные.
Натянуто улыбнулась, ощущая, как громко заколотилось в груди сердце. Убеждённость Николая опутывала словно туман, безграничный и поглощающий. И мне стало страшно потеряться в нём, страшно оказаться однажды у подножья горы трупов, на которой восседали убийцы. Несомненно, столкновение хотя бы с Надеждой не сулило лёгкой жизни.
Кто захочет, чтобы к нему привели врагов? Да и…
- Что станет с детьми, спасёнными Надеждой?
Николай, вероятно, такого вопроса не ожидал, но ответил спокойно:
- Вернём родителям, поставим на учёт психологам. Станем наблюдать. Если они не опасны для общества.
- А если опасны?
- Дорога у преступников одна.
Я задумчиво опустила взгляд.
- Не беспокойтесь, невинные не пострадают. А с той девочкой нужно ещё встретиться, прежде чем выносить приговор.
Я кивнула, он вздохнул и посмотрел в зал кафе.
- Семья Сумарова не знает о нашем приходе, - после затянувшейся паузы начал Николай, и я вспомнила недружелюбное лицо охранника, так напоминавшее пьяницу-боксера, из первой уничтоженной лаборатории. В деле о нём было мало приятного. – И я хотел бы попросить вас прикоснуться к его жене сразу, как только я спрошу о нём.
- Что именно вы хотите узнать?
- Первые мысли о нём. Они могут сказать куда больше, чем все последующие расспросы. Нужно знать, как они расстались и связывался ли он с ней после исчезновения. Говорил ли он перед внезапным отъездом что-нибудь о планах, куда собирается, почему, что взял с собой, как вёл себя. Предполагается, что он был одержим Надеждой, но может ли она знать какие у них отношения, манеры разговоров, где, в конце концов, их семья держала деньги без его непосредственного участия? Возможно, она предоставляла ему некоторую свободу, руководя изнутри. Что, если ему удалось незаметно оставить след для нас?
Я задумчиво потянула губы.
- Ну-у, такое, конечно, возможно, но что, если она не просто забирает тело и руководит им, а ещё читает его память? Как если бы она была им. Ну, знаете, - я лизнула губы, не зная, стоит ли говорить.
- Что?
- Вот Анжела, к примеру, - осторожно продолжила я, но опасной реакции не последовало. Николай был серьёзен и невозмутим. – Во время одержимости она всегда вела себя как Надежда? Как скоро вы заподозрили неладное?
- Сразу. До неё погибло семеро. И каждый одержимый ей убивал ближнего почти с мгновенным перемещением. Убил один, и тут же смертельную эстафету подхватывает другой. Однако Анжела была одной из нас, ловцом, и сбежать Надежда не смогла. Временами, правда, она будто исчезала без следа, но никто другой за это время одержим не был. В итоге, только после гибели Анжелы она забралась в новое тело и сбежала.
Я не стала разводить сантименты.
- То есть, вы думаете, что когда она попадает в другого человека, то заимствует его оболочку и как бы обитает в теле с хозяином? Разговаривает с ним, приказывает, а порой и вовсе уходит на второй план, где властвует лишь настоящий обитатель тела и мысли его читать не в силах?
- Эта вероятность высока. К тому же, если бы она могла читать память и полностью владеть человеком, стала бы она так выдавать себя сразу? Конечно, она могла действовать спонтанно, но убийства в первой лаборатории и побег её семьи выглядит тщательно спланированными. Не значит ли это, что над чужими мыслями она не властна?
Невольно задумалась.
Действительно, куда логичнее звучит то, что она лишь временами забирает разум полностью, предпочитая «разговаривать» с другим сознанием в его собственной голове. Как раздвоение личности, только с управлением тела.
- Если вы сумеете увидеть его в последний день дома, ответ станет яснее. Нужно лишь распознать его реакции, их разницу от обычного состояния. Если будет вести себя как ни в чём не бывало – значит она владела им безразмерно и в её силах считывать память. Но если была допущена хоть одна ошибка…
- А что говорила его семья в тот раз?
Николай помедлил.
- Он вёл себя как обычно.
Глава 14. Подменыш
Кто ты, маленькая девочка?
Для чего гладишь мертвеца?
Зачем же, невинно юная,
Ты терзаешь других без конца?
Жена Сумарова встретила нас холодно, ещё за дверью запросив удостоверение личности. В тихой двухкомнатной квартире она была одна, уставшая женщина в поношенном серо-голубом халате. И мне почти чудом удалось завладеть её рукопожатием во время первого вопроса о Павле.
Катерина помнила всё скомкано и отрывисто, я едва не потерялась в её мелькающих воспоминаниях. В день его исчезновения она видела, как тот, только заглянув в их общую комнату, собирается обратно на работу. Вызвало начальство, так бывало. После я застала её смотрящей в экран телефона с десятками так и не отвеченных мужем вызовов. Неверную улыбку отражения, горящие надеждой карие глаза, вскоре глядящие на перечёркнутые сточки в газете с работой. Уход единственной дочери, кричащей о личной жизни, полупустая касса магазина. Вся её жизнь, испорченная им.
- Знаете ли вы, куда он мог уехать так внезапно? – поддержал разговор Николай, пока я возвращалась в реальность. – Может, он сообщал об этом друзьям?
- Да какие у него друзья? Те алкаши, что ли? - покривилась Катерина, озадаченно вынимая из моей ладони пальцы. – Так им он много чего плёл, да только, думаю я, он не просто сбежал со всеми деньгами, а прикончили его за всё хорошее.
- Ему кто-то угрожал?
Женщина ухмыльнулась, собрав глубокую складку увядающей кожи.
- Да кто б осмелился? Но, думаю, не просто так с той его работки все врачи сбежали. Наверняка какую махинацию провели, а он заметил и сбежать решил. Да только куда ж от таких уехать-то? Давно поди в бровке сгнил со своими бумажками. Ему там, знаете, недурно платили.
- По-вашему, его убил кто-то из докторов?
- Да кто ж их знает! Они ведь в психушке работали, такие на что угодно способны.
- А кто-нибудь после его пропажи расспрашивал о нём? Может, помните кого?
- Все кому не лень о нём спрашивали, запомнишь тут. Это ж сколько лет прошло! К чему он вам вообще? Неужели нашли? – взволновалась Катерина, и следователь уверил в обратном. Я взглянула вглубь коридора, из которого нам так и не предложили выйти.
- Позволите осмотреться?
Меня одарили весьма живописным недоумением.
- Тут его вещей больше нет, - не стала она отказывать напрямую, и Николай положил ей руку на плечо. В своём строгом наряде и с представительно суровым лицом он мог произвести нужное впечатление даже не напрягаясь.
- Позвольте, пожалуйста, нам осмотреться. Возможно, подсказка о его внезапном исчезновении осталась незамеченной.
- Да что ещё тут можно найти?!
Однако с сомнениями, но всё же нас провели в зал. Николай продолжил опрос, я же уделила всё внимание осмотру дома. Нужно было увидеть его прошлое, но как?
На глаза попался угловой шкаф с тёмным стеклом на дверцах. Одного там не было. Подойдя ближе, дотронулась, провела по линиям для стекла.
Куда же оно делось? Может, Сумаров выломал его в очередном порыве гнева?
Его буйный характер в личном деле имел достаточно подтверждений. Чего только стоили заявления соседей.
Не получив отклика, двинулась дальше, касаясь и сосредотачиваясь.
Неужели он ничего не оставил этому дому? Неужели я ничего так и не смогу увидеть? Может, мой дар не такой уж и полезный?
Невольно ухмыльнулась.
Вот же! С чего это мне вдруг вздумалось так полагаться на нежеланный дар?
Покривив губами, заглянула в приоткрытую дверь комнаты. Большое зеркало на прикроватном столике резануло по глазам. Треснутое в верхнем углу, оно будто взглянуло на меня не моим отражением, рассечённым кривой полосой на голове.
- Дрянь! С кем ты была?
Я обернулась, взглянув на Павла, что надвигался на меня, словно разъярённый зверь.
- С кем?!
Я попыталась сбежать со стульчика перед зеркалом, как тот схватил меня за шиворот, едва не разорвав шелковую ткань бардовой рубашки. Он дышал перегаром и был невероятно зол.
- О чём ты? – шепнула я голосом Надежды, и он отшвырнул меня обратно на стул, вырвал духи, что я держала, и отбросил в сторону. Затрещало треснутое зеркало, отлетел в бок отломанный распылитель, попадали крема и бутыльки. Но я даже не взглянула на них. Он наклонился ниже.
- Думала, я ничего не узнаю?
Мой рот раскрылся, должно быть, в протесте, как его ладонь, сильная и крепкая, хлестанула по щеке.
Боль вырвала из тела, я схватилась за щеку, падая у двери.
- Станислава? С ва…
Я подняла взгляд от пола к прикроватному столику, как уже сидела у него, разрывая розовый листок для заметок с признанием об одержимости и невиновности мужскими руками. Нижний ящичек стола с какими-то документами и прокладками, куда, должно быть, Павел спрятал признание, был открыт.
- Идиот, - с ухмылкой пробормотала я чужими губами, пряча кусочки бумаги в карман.
Так он пытался?! Значит ли это, что Надежда не читает память захваченных тел, раз ему удалось написать? Или это скорее подтвержда