ЛОГИКА И РЕЧЕВОЕ ОБЩЕНИЕ

В философской логике бытует — и, более того, является об­щим местом — представление о том, что значение по крайней мере некоторых формальных символов, таких как ~, Л, V =э, (х), 3(x),i х*, отличается (при стандартной двузначной ин­терпретации) от значения их аналогов в естественном языке, то есть слов и выражений типа not 'не', and 'и', or 'или', if 'ес­ли', all 'все', some или at least one 'некоторые' или 'по край­ней мере один', the (определенный артикль). Были, правда, ло­гики, которые пытались отрицать существование этих различий; но такого рода точки зрения если и высказывались, то слишком поспешно и необдуманно; те же, кто был заподозрен в подобной «ереси», подвергались суровым гонениям.

Исследователей, склонных допускать наличие указанного рас­хождения, можно, как правило, отнести к одной из двух конку­рирующих групп, которые я назову, соответственно, формалисти­ческой и неформалистической. Вот набросок достаточно типичной позиции формалиста. Постольку, поскольку логики занимаются построением самых общих схем надежного и эффективного логи­ческого вывода, формальная символика обладает решающим пре­имуществом перед соответствующими выражениями естественно­го языка. Действительно, пользуясь формальными символами, можно построить систему обобщенных формул, которые могут рассматриваться как схемы логического вывода — или, по край­ней мере, эти формулы будут непосредственно связаны с такими схемами. Такого рода система состоит, во-первых, из определен­ного набора простейших формул, приемлемых в том случае, если формальные символы имеют приписанное им значение; во-вторых, в систему входит бесконечное число более сложных формул,

G r i с е Н. Р. Logic and conversation. — In: «Syntax and semantics», v. 3, ed. by P. Cole and J. L. Morgan, N. Y., Academic Press, 1&75, p. 41—58. Academic Press, 1975.

* В другой нотации— ~\, &, V, -»-,у(³¹), 3 (*)• '' ^х — Прим. перев.

 

217 приемлемость которых уже менее очевидна, но может быть точно установлена, исходя из приемлемости исходных формул. Тем самым мы располагаем методом анализа различных способов ло­гического вывода, в том числе таких, приемлемость которых сомнительна; если же оказывается возможным применить разре­шающую процедуру, то тем лучше. Исходя из этого, принято считать, что наличие в значении естественноязыковых выражений таких элементов, которые не имеют соответствий среди формаль­ных символов, должно, с философской точки зрения, рассматри­ваться как недостаток естественного языка, а сами эти элементы представляют собой не более чем нежелательные наросты. Ибо из-за такого рода элементов те понятия, в значение которых они входят, не могут быть строго (или ясно) определены, и по край­ней мере некоторым из утверждений, использующих эти понятия, нельзя приписать определенного истинностного значения. Неопре­деленность понятий неприятна и вызывает возражения не только сама по себе, но и в силу того, что она открывает дорогу мета­физике — мы не можем быть уверены в том, что эти выражения естественного языка не являются «метафизически нагруженными». Поэтому рассматриваемые выражения, в том виде, как они употребляются в естественном языке, нельзя считать полностью приемлемыми, а при ближайшем рассмотрении они могут ока­заться вообще невразумительными. Правильная стратегия состоит в разработке идеального языка, включающего формальную сим­волику; его предложения должны быть ясными, иметь строго определенное истинностное значение и быть заведомо свободными от всякой метафизики. Тем самым основания науки станут на надежный философский фундамент, ибо утверждения ученого бу­дут выразимы (хотя и необязательно каждый раз в действитель­ности выражены) на таком идеальном языке. (Я не хочу сказать, что все формалисты полностью согласятся с этим изложением; но думаю, что каждый согласится хотя бы с какой-то его частью.)

Неформалистический ответ на это мог бы выглядеть примерно так. Потребность философа в идеальном языке основана на не­которых допущениях, принимать которые не следует. Это допу­щения о том, что степень адекватности языка должна измеряться его способностью служить нуждам науки; что выражение не мо­жет считаться полностью понятным, пока мы не построим экспли­кацию или анализ его значения; и что такая экспликация или анализ должны иметь вид точной дефиниции, то есть быть выражением (или утверждением) логической эквивалентности. Язык служит не только целям научного исследования, но и многим другим важным целям; мы можем прекрасно знать, что значит некоторое выражение (и тем самым знать a fortiori, что оно имеет разумный смысл), и при этом не знать того, как оно 218 анализируется; сам же этот анализ может (и так оно обычно и бывает) состоять в указании — возможно более общем — условий употребления анализируемого выражения. Более того, хотя нет сомнения, что формальные символы поддаются систематическому логическому изучению легче всего, но существует также множе­ство рассуждений и примеров логического вывода, выразимых на естественном языке и не выразимых на языке формальных сим­волов, которые тем не менее могут быть признаны вполне надеж­ными. Тем самым имеет право на существование неупрощенная, и потому более или менее несистематическая, логика естественно­языковых аналогов формальных символов; упрощенная формаль­ная логика может подкреплять и направлять эту логику, но ни в коем случае не вытеснять и не подменять ее. На самом деле эти две логики не просто отличаются друг от друга — они могут и противоречить друг другу: правила, верные для формального сим­вола, могут нарушаться для его естественноязыкового аналога.

Что касается глобального вопроса о роли философии в рефор­ме естественного языка, то я вообще не буду его затрагивать. Я приму участие в этом споре в той мере, в какой он связан с якобы имеющими место различиями между естественным языком и формальным. Более того, я не собираюсь присоединяться к той или иной из враждующих сторон. Мое утверждение состоит ско­рее в том, что разделяемая обеими сторонами убежденность в существовании указанных различий есть, вообще говоря, не что иное как их общая ошибка; эта ошибка возникает из-за недоста­точного внимания к характеру и силе влияния тех условий и факторов, которые управляют речевым общением. Поэтому я сразу перейду к анализу тех общих условий, которые так или иначе характеризуют речевое общение как таковое, безотноси­тельно к его теме и содержанию.

ИМПЛИКАТУРА

Предположим, А и Б разговаривают о своем общем приятеле В, работающем в банке. А спрашивает, как дела у В на работе, и Б отвечает: «Думаю, более или менее в порядке: ему нравятся сослуживцы, и он еще не попал в тюрьму». Тут А вполне может поинтересоваться, что Б имеет в виду, на что он намекает или даже что значат его слова о том, что В еще не попал в тюрьму; в ответ А может услышать, что В не тот человек, который не­способен поддаться искушению своей профессии, или что на са­мом деле сослуживцы В — люди крайне неприятные и вероломные или что-нибудь еще в том же духе. Конечно, у А может и не возникнуть необходимости обращаться к Б с вопросом — если в данном контексте ответ известен ему заранее. В любом случае 220 мнe кажется очевидным следующее: то, что (в рассмотренном примере) Б подразумевал, имел в виду, на что он намекал и т. д., отличается от того, что он сказал — сказано было только то, что В еще не попал в тюрьму.

Я хотел бы ввести, в качестве специального термина, глагол имплицировать (implicate) и относящиеся к нему существи­тельные импликатура (implicature), т. е. имплицирование, импликация (implying), и импликат (implicatum), т. е. то, что имплицируется, имплицируемое (what is im­plied). Смысл этого маневра в том, что он избавляет от необ­ходимости каждый раз выбирать тот или иной конкретный гла­гол из группы, для которой слово имплицировать должно слу­жить родовым понятием. Мне придется, по крайней мере здесь, исходить из умения распознавать конкретные глаголы как входя­щие в одну группу с имплицировать, а также из интуитивного понимания значения слова сказать в определенном контексте употребления. Сделаю несколько замечаний, проясняющих более сомнительное допущение — относительно смысла слова сказать.

Я имею в виду такое понимание слова сказать, при котором то, что говорится, рассматривается как нечто близкое к конвен­циональному смыслу слов (или предложений), которые были произнесены. Так, предположим, что кто-то произносит предложе­ние Не is in the grip of a vice 'Он зажат в тисках'/'0н зажат в тисках порока' *. Если мы знаем английский язык, но не зна­ем ничего относительно ситуации произнесения этого высказыва­ния, мы получим некоторое представление о том, что было ска­зано говорящим—в предположении, что он говорил на литера­турном английском языке и употреблял слова в прямом, букваль­ном смысле; а именно, о некоем х — конкретном человеке или животном мужского пола — было сказано, что во время произне­сения данного предложения (когда бы это ни было) либо (1) х был неспособен избавиться от какой-то дурной черты характера, либо (2) какая-то часть тела х-а была зажата в механизме или инструменте определенного типа (толкование, разумеется прибли­зительное). С другой стороны, для полного понимания того, что.было сказано, необходимо:

(а) уметь идентифицировать х;

(б) знать время произнесения~высказывания;

(в) знать то, в каком именно значении было употреблено вы­ражение in the grip of a vice в данном высказывании (что определяет выбор между (1) и (2)).

* Английское слово vice имеет два смысла: 1) "порок, зло'; 2) 'тиски, клещи'. Соответственно, приведенное английское предложение имеет два понимания. - Прим. перев.

Эти краткие указания относительно смысла слова сказать оставляют открытым следующий вопрос: одно и то же или нет говорят два человека, если они произносят (в момент написания данной статьи) Гарольд Вильсон—великий человек и Премьер-министр Англии — великий человек, причем им известно, что употребленные ими сингулярные термы имеют один тот же ре­ферент. Каким бы ни был ответ на этот вопрос, излагаемый ниже аппарат способен объяснить любые импликатуры, связан­ные с выбором того или иного сингулярного терма; эти имплика­туры будут просто относиться к разным постулатам.

В некоторых случаях конвенциональное значение слов определяет не только то, что говорится, но и то, что имплицируется. Если я заявляю (спесивым тоном): Он англичанин, и поэтому он храбр,— то, тем самым, из значения произнесенных слов вытека­ет, что я считаю истинным утверждение: его храбрость — след­ствие того, что он является англичанином. При этом, хотя я сказал, что он англичанин, и сказал, что он храбр, я не ска­зал (в указанном выше смысле), что его храбрость следует из факта его принадлежности к английской нации — несмотря на то, что я, конечно, указал на это и, следовательно, имплицировал то. Я вовсе не хочу утверждать, что в том случае, если рас­сматриваемое следствие окажется ложным, мое высказывание также окажется — в строгом смысле слова — ложным. Итак, не­которые импликатуры являются конвенциональными — в отличие от той, с которой я начал анализ понятия импликатуры.

Я хотел бы разобрать один подкласс неконвенциональных импликатур, непосредственно связанных с некоторыми общими характеристиками речевого общения; поэтому я назову их импликатурами речевого общения, или коммуникатив­ными импликатурами (conversational implicatures*). Дальше я попытаюсь описать сами эти общие характеристики.

Все последующее изложение может рассматриваться как пер­вое приближение к формулировке одного общего принципа. В нормальной ситуации человеческий диалог не является после­довательностью не связанных друг с другом реплик — в этом случае он не был бы осмысленным. Обычно диалог представляет собой, в той или иной степени, особого рода совместную деятель­ность участников, каждый из которых в какой-то мере признает 221

* Слово conversation 'разговор, беседа', используется в данной статье как синоним для discourse "речь, разговор'. Оба этих термина переводятся на рус­ский язык как «речевое общение» или «речевая коммуникация». При этом, по­скольку в лингвистическом контексте «коммуникация» понимается обычно только как речевая коммуникация, соответствующее уточнение может быть опущено. Поэтому термин «импликатура речевого общения» употребляется как равнознач­ный терминам «импликатура коммуникации» и «коммуникативная импликату­ра». — Прим. перед.

общую для них обоих цель (цели) или хотя бы «направление» диалога. Такого рода цель или направление могут быть заданы с caмoгo начала (например, когда предмет обсуждения назван эксплицитно) или же выявляются в процессе общения; цель мо­жет быть четко определена, но иногда она бывает настолько смутной, что у собеседников остается широкая «свобода слова» (как при случайном разговоре о том о сем). В любом случае, на каждом шагу диалога некоторые реплики исключаются как коммуникативно неуместные. Тем самым можно в общих чертах сформулировать следующий основной принцип, соблюде­ние которого ожидается (при прочих равных условиях) от участ­ников диалога: «Твой коммуникативный вклад на данном шаге диалога должен быть таким, какого требует совместно принятая цель (направление) этого диалога». Это принцип можно назвать Принципом Кооперации.

Допустим, какой-то общий принцип вроде Принципа Коопера­ции принят; тогда можно выделить и более конкретные посту­латы, соблюдение которых в общем и целом соответствует вы­полнению этого принципа. Эти постулаты можно разделить на четыре категории, которые, вслед за Кантом, я назову категория­ми Количества, Качества, Отношения и Способа. Категория Количества связана с тем количеством информации, которое требуется передать; к этой категории относятся следующие по­стулаты:

1. «Твое высказывание должно содержать не меньше инфор­мации, чем требуется (для выполнения текущих целей диа­лога)».

2. «Твое высказывание не должно содержать больше инфор­мации, чем требуется».

Второй постулат вызывает сомнения: можно сказать, что пе­редача лишней информации — это не нарушение Принципа Ко­операции, а просто пустая трата времени. На это можно возра­зить, однако, что такая лишняя информация иногда вводит в заблуждение, вызывая не относящиеся к делу вопросы и сообра­жения; кроме того, может возникнуть косвенный эффект, когда слушающий оказывается сбит с толку из-за того, что он предпо­ложил наличие какой-то особой цели, особого смысла в передаче этой лишней информации. Как бы то ни было, существует еще и другой источник сомнений относительно необходимости второго постулата: тот же результат будет достигнут с помощью одного из дальнейших постулатов, связанного с релевантностью.

К категории Качества относится общий постулат «Ста­райся, чтобы твое высказывание было истинным», а также два более конкретных постулата:

1. «Не говори того, что ты считаешь ложным».

2.. «Не говори того, для чего у тебя нет достаточных осно­ваний».

С категорией Отношения связан один-единственный по­стулат—это постулат релевантности («Не отклоняйся от темы»). И. хотя он сформулирован очень кратко, с ним связаны некоторые проблемы, вызывающие у меня серьезные затруднения, а именно:

какие бывают различные типы и фокусы релевантности, как они смещаются в процессе речевого общения, как описать законную смену предмета разговора, и т. п. Подобные проблемы представ­ляются мне чрезвычайно трудными, и я надеюсь обратиться к ним в другой работе.

Рассмотрим, наконец, категорию Способа. Я считаю, что она касается не того, что говорится (как остальные категории), а скорее того, как это говорится. К этой категории я отношу один общий постулат — «Выражался ясно» — и несколько част­ных постулатов, типа:

1. «Избегай непонятных выражений».

2. «Избегай неоднозначности».

3. «Будь краток (избегай ненужного многословия)».

4. «Будь организован». Возможно, понадобятся и другие постулаты.

Очевидно, что соблюдение одних постулатов более обязатель­но, чем соблюдение других: обычно чересчур многословный чело­век подвергается менее строгому осуждению, чем человек, который говорит то, что он считает ложным. И действительно, мож­но думать, что важность первого постулата Качества так велика, что этот постулат не должен включаться в общую схему: осталь­ные постулаты вступают в силу лишь в предположении, что постулат Качества выполнен. Может быть, так оно и есть на самом деле; но в той мере, в какой речь идет о порождении импликатур, роль этого постулата не отличается существенным образом от роли других постулатов, и по крайней мере здесь мне удобно рассматривать его в одном ряду со всеми осталь­ными.

Конечно, существуют постулаты и иной природы (эстетические, социальные или моральные) —такие, как, например, «Будь веж­лив»; эти постулаты также обычно соблюдаются участниками диалога, и они также могут порождать неконвенциональные импликатуры. Я думаю, однако, что именно коммуникативные посту­латы и относящиеся к ним коммуникативные импликатуры свя­заны с теми специфическими целями, для выполнения которых приспособлена и в первую очередь используется речь (и, тем самым, речевое общение). Я сформулировал постулаты таким об­разом, будто целью речевого общения является максимально эффективная передача информации; естественно, это определение слишком узко, и все построение должно быть обобщено в приме­нении к таким общим целям, как воздействие на других людей, управление их поведением и т. п.

Поскольку я объявил о своем намерении рассматривать гово­рение в качестве одного из видов целенаправленного — и, более того, рационального—поведения, то стоит отметить, что конкрет­ные ожидания или презумпции, связанные по крайней мере с некоторыми из перечисленных постулатов, находят свои аналоги в сфере взаимодействий, не являющихся речевой коммуникацией. Я укажу кратко такого рода аналоги для каждой из выделенных коммуникативных категорий.

1. Количество. Если вы помогаете мне чинить машину, мне естественно ожидать, что ваш вклад будет не больше и не мень­ше того, который требуется: например, если в какой-то момент мне понадобится четыре гайки, я рассчитываю получить от вас именно четыре, а не две и не шесть гаек.

2. Качество. Мне естественно ожидать, что ваш вклад будет искренним, а не фальшивым. Если вы помогаете мне готовить торт и мне нужен сахар, я не ожидаю, что вы подадите мне соль; если я прошу у вас хлеба, я не ожидаю получить ка­мень.

3. Отношение. На каждом шаге совместных действий мне естественно ожидать, что вклад партнера будет уместен по отно­шению к непосредственным целям данного шага. Когда я заме­шиваю тесто, я не ожидаю, что вы подадите мне интересную книгу или даже кухонное полотенце (хотя то же самое действие могло бы стать уместным вкладом на одном из более поздних шагов).

4. Способ. Мне естественно ожидать, что партнер даст мне понять, в чем состоит его вклад, и что он выполнит свои дей­ствия с должной скоростью.

Такого рода аналогии существенны в отношении следующего фундаментального вопроса, касающегося Принципа Кооперации и сопутствующих ему постулатов: на чем основано принятое здесь допущение (которое, как я надеюсь показать, порождает широкий класс импликатур), что говорящие—при прочих равных условиях и при отсутствии указаний на обратное—ведут себя в соответствии с подобными принципами. Неинтересным, но на неко­тором уровне несомненно адекватным ответом является следую­щий: эмпирически достоверный факт состоит в том, что люди на самом деле ведут себя именно таким образом; они научают­ся этому в детстве и не теряют эту привычку в дальнейшем. И вообще, очевидно, что радикальное изменение этой привычки стоит больших усилий. Так, говорить правду проще, чем приду­мывать ложь.

Я, однако, в достаточной степени рационалист, чтобы пытать­ся найти этим фактам обоснование—как бы бесспорны они ни были сами по себе. Мне бы хотелось рассматривать стандартный канон речевого общения не просто как то, чего все люди (или большинство людей) на самом деле придерживаются. Я бы хо­тел понять, почему это разумно, почему нам не следует от­ступать от этого канона. В течение некоторого времени меня привлекала мысль, что соблюдение в речевом общении Принципа Кооперации и постулатов следует рассматривать как своего рода квазидоговор, аналогичный тому, который действует за пределами сферы дискурса, то есть во внеречевом общении. Так, если вы проходите мимо меня в тот момент, когда я пытаюсь починить сломанную машину, то я, безусловно, в какой-то степени ожидаю, Что вы предложите мне помощь; если же вы начинаете вместе со мной возиться в капоте, то мои ожидания подтверждаются и приобретают более конкретный характер (при отсутствии указаний на то, что вы просто-напросто некомпетентный бездельник, который всюду сует свой нос). Мне казалось, что речевое обще­ние обладает, хотя и в своеобразной форме, общими свойствами, характеризующими совместную деятельность любого типа, а именно:

1. Участники взаимодействия имеют общую ближайшую цель (например, починка машины). Разумеется, конечные цели могут быть у каждого свои, и они могут даже противоречить друг дру­гу _ каждый участник может хотеть починить машину для того, чтобы потом на ней уехать, оставив другого ни с чем. В нор­мальном диалоге общая цель есть всегда — даже если это цель второго порядка, как в ситуации случайного разговора в очереди, Где от каждого участника требуется лишь кратковременное сочув­ствие сиюминутным коммуникативным интересам собеседника.

2. Вклады участников должны быть согласованны, взаимоза­висимы.

3. Имеется некоторое соглашение (оно может быть и эксп­лицитным, однако обычно лишь подразумевается) относительно того, что при прочих равных условиях взаимодействие будет про­должаться в соответствующем жанре до тех пор, пока оба участ­ника не решат его прекратить. Мы не отходим от собеседника, не говоря ни слова, и не начинаем ни с того ни с сего зани­маться чем-то другим.

Хотя такого рода квазидоговорное обоснование и позволяет объяснить некоторые случаи, ко многим типам взаимодействия (например, ссора или переписка) оно неприменимо. Как бы то ни было, мне кажется, что человек, слова которого нерелевантны или невразумительны, подводит в первую очередь не собеседника, а себя самого. Поэтому мне хотелось бы найти другое объяс­нение целесообразности соблюдения Принципа Кооперации и по­стулатов. Предлагаемое объяснение должно выглядеть так: от всякого, кто стремится к достижению конечных целей речевого общения/коммуникации (это может быть передача и получение информации, оказание влияния на других и подчинение себя чье­му-то влиянию и т. п.), ожидается, что он заинтересован в этом общении; речевое общение, в свою очередь, может быть выгодно и полезно только при условии, что соблюдаются Принцип Коопе­рации и постулаты. Я не уверен, что это объяснение правильно; в любом случае, я ничего не могу сказать на эту тему, пока не будет достигнута ясность в отношении природы релевантности и тех условий, в которых релевантность необходима.

Настало время показать, как связаны коммуникативные им­пликатуры с Принципом Кооперации и постулатами.

Участник речевого общения может обойти тот или иной. постулат разными способами; среди этих способов назовем сле­дующие:

1. Он может с невозмутимым видом, недемонстративно не со­блюсти постулат; при этом он, скорее всего, введет собеседника "в заблуждение.

2. Он может уклониться от соблюдения как конкретного по­стулата, так и вообще Принципа Кооперации: сказать или дать понять, что он не склонен сотрудничать так, как того требует данный постулат. Например, он может сказать: «Больше я ниче­го не могу сказать; мой рот на замке».

3. Он может попасть в ситуацию конфликта — например, оказаться не в состоянии выполнить первый постулат количества-(«Будь достаточно информативен»), не нарушая второго постула-та'"качества («Твои слова должны иметь достаточное обоснова-иие»).

4. Он может нарушить постулат, то есть откровенно отказаться от его соблюдения. Предположив, что говорящий а) способен следовать постулату без нарушения другого посту­лата (то есть конфликта нет); б) не уклоняется; в) в силу откровенности своих действий не пытается ввести в заблужде­ние, слушающий сталкивается со следующей проблемой:

как можно согласовать слова и действия говорящего с допуще­нием о том, что он соблюдает глобальный Принцип Кооперации? Такая ситуация обычно порождает коммуникативную импликатуру; когда коммуникативная импликатура порождается та­ким способом, я буду говорить, что постулат эксплуатиру­ется.

Теперь я могу охарактеризовать понятие коммуникативной импликатуры. Пусть некто, сказав (или сделав вид, что он сказал *), что р, тем самым имплицировал, что q. Мы будем гово­рить, что он коммуникативно имплицировал, что q, если выпол­нены следующие условия: (1) предполагается, что он соблюдает коммуникативные постулаты или по крайней мере Принцип Ко­операции; (2) предположение о том, что он знает (или полагает), что ц, необходимо для приведения в соответствие с первой пре­зумпцией — о том, что он соблюдает Принцип Кооперации — того факта, что он сказал (или сделал вид, что сказал), что р (или того факта, что он это сказал именно так, а не иначе); (3) го­ворящий считает (и ожидает, что слушающий считает, что гово­рящий считает), что слушающий способен вывести или интуитив­но почувствовать реальную необходимость предположения (2). Применим это к примеру, с которого я начал,— к замечанию Б о том, что В до сих пор не попал в тюрьму. В соответствующей ситуации А может рассуждать следующим образом:

«I) Б очевидным образом нарушил постулат релевантности;

тем самым можно считать, что он пренебрег одним из постула­тов, касающихся ясности выражения; у меня, однако, нет причин считать, что он уклоняется от соблюдения Принципа Кооперации.

2) При данных обстоятельствах я могу объяснить нерелевант­ность его высказывания, если- и только если я предположу, что он считает В потенциально бесчестным человеком.

3) Б знает, что я способен вывести умозаключение 2).

4) Следовательно, Б имплицирует, что В потенциально бес­честен».

Коммуникативная импликатура должна быть выводимой, пото­му что если наличие импликатуры постигается интуитивно, но не может быть логически выведено, то такая импликатура (если она вообще есть) будет считаться конвенциональной, а не коммуникативной. При выводе определенной коммуника­тивной импликатуры слушающий опирается на следующую ин­формацию: 1) конвенциональное значение использованных слов и знание всех их референтов; 2) Принцип Кооперации и посту­латы; 3) контекст высказывания — как лингвистический, так и любой другой; 4) прочие фоновые знания; 5) тот факт (или до­пущение), что вся указанная выше релевантная информация до­ступна для обоих участников коммуникации, и что они оба знают или предполагают, что это так.

Общая схема вывода коммуникативной импликатуры выглядит так: «Он сказал, что р; нет оснований считать, что он не соблюдает 227

* Оговорка «или сделав вид, что сказал» («ог making as if to say») нужна для того, чтобы учесть возможность неискренности говорящего, употребление слов в несвойственном им значении и т. п.; необходимость этой оговорки возни­кает в силу суженного понимания, которое было приписано выше слову ска­зать. — Прим. перед.

постулаты или по крайней мере Принцип Кооперации; он не мог сказать р, если бы он не считал, что q; он знает (и зна­ет, что я знаю, что он знает), что я могу понять необходимость предположения о том, что он думает, что q; он хочет, чтобы я думал — или хотя бы готов позволить мне думать — что q: итак, он имплицировал, что q».

ПРИМЕРЫ

Ниже приводится ряд примеров, которые я разделю на три группы.

Группа А. Примеры, когда все постулаты соблюдаются или хотя бы не очевидно, что какой-либо постулат не соблюдается.

А стоит около машины, явно неспособной передвигаться; к нему приближается Б, и происходит следующий обмен репли­ками:

(1) А. У меня кончился бензин.

Б. Тут за углом есть гараж.

(Комментарий. Если бы Б не считал или хотя бы не допускал возможности того, что гараж открыт и что там можно купить бензин, он бы нарушил постулат релевантности; тем самым В импли­цирует, что гараж открыт или может быть открыт, и т. д.)

В этом примере, в отличие от случая с репликой «Он еще не попал в тюрьму», неэксплицированная связь между репликами А и Б настолько очевидна, что нет оснований говорить о несоблю­дении общего постулата «Выражайся ясно» — даже если считать, что этот постулат касается не только того, что было сказано, но также и связи сказанного с соседними репликами.

Следующий пример в этом отношении менее ясен:

(2) А. У Смита, кажется, сейчас нет девушки.

Б. В последнее время он часто ездит в Нью-Йорк. (Б имплицирует, что у Смита в Нью-Йорке есть или может быть девушка. Комментарии здесь излишни, см. предыдущий пример.)

В обоих примерах говорящий имплицирует нечто, что следует принять за его мнение, чтобы можно было считать, что он со­блюдает постулат Отношения.

Группа Б. Примеры, в которых один из постулатов не со­блюдается из-за возникающего конфликта с другим посту­латом.

А разрабатывает вместе с Б маршрут предстоящего туристи­ческого путешествия по Франции. Оба знают, что А хотелось бы навестить своего друга В, если это не будет слишком большой крюк.

(3) А. Где живет В?

В. Где-то на юге Франции,

(Комментарий. Нет оснований считать, что Б уклоняется от ответа; с другой стороны, его ответ, как он хорошо понимает, менее информативен, чем того требуют нужды А. Это несоблюде­ние первого постулата Количества может быть объяснено лишь тем, что быть более информативным значит для Б нарушить постулат Качества «Не говори того, для чего у тебя нет доста­точных оснований», и сам Б это понимает. Тем самым Б импли­цирует, что он не знает, в каком именно городе живет В.)

Группа В. Примеры эксплуатации постулата, то есть примеры, когда говорящий нарушает постулат с целью порождения комму­никативной импликатуры; это своего рода фигура речи.

В этих примерах на уровне того, что говорится, один из по­стулатов не соблюдается; слушающий, однако, имеет презумпцию, что этот постулат, или по крайней мере глобальный Принцип Кооперации, соблюдается на уровне того, что имплицируется.

(1а) Нарушение первого постулата Количества.

А пишет рекомендацию одному из своих учеников, претендую­щему на место на кафедре философии; его письмо выглядит сле­дующим образом: «Милостивый государь, мистер Х превосходно владеет английским языком; он регулярно посещал семинары. Искренне Ваш, и т. д.» (Комментарий. А не уклоняется от ответа — если бы он не хотел сотрудничать, тогда зачем вообще писать рекомендательное письмо? Нельзя также предположить, чтобы он не мог сказать больше в силу неосведомленности, по­скольку речь идет о его ученике; более того, он знает, что от него требуется более подробная информация. Отсюда следует, что А хочет передать сведения, которые он не желает сообщать пря­мо. Такое предположение разумно только в том случае, если А думает, что мистер Х ничего не понимает в философии; тем са­мым он это имплицирует.)

Примерами крайней формы нарушения первого постулата Ко­личества служат очевидные тавтологии типа Женщина есть жен­щина или Война есть война. Моя точка зрения состоит в том, что на уровне того, что говорится (в указанном выше смысле) такие реплики абсолютно неинформативны; тем самым на этом уровне они в любом коммуникативном контексте нарушают пер­вый постулат Количества. Конечно, такие реплики содержат определенную информацию — на уровне того, что имплицируется;

способность слушающего понять их содержание на этом уровне равносильна его способности объяснить, почему говорящий вы­брал именно эту очевидную тавтологию, а не какую-либо другую.

(16) Нарушение второго постулата Количества. «Не сообщай больше информации, чем требуется» —при том условии, что этот постулат вообще включается в список. 229

А хочет знать, верно ли, что р; Б не только сообщает, что р, но также и то, что относительно истинности р нет никаких сомне­ний и что в пользу истинности р свидетельствует то-то и то-то, а также это, и еще вот это.

Такая говорливость Б может быть непреднамеренной, и если А воспринимает ее как таковую, то он может засомневаться — так ли уж Б уверен в истинности р, как он утверждает (Methinks the lady doth protest too much 'По-моему, леди протестует слиш­ком бурно'*). Если же чрезмерная говорливость заранее запла­нирована, она служит способом сообщить собеседнику в неявной форме, что истинность р до некоторой степени проблематична. ^Надо сказать, что такая импликатура может быть объяснена и без привлечения сомнительного второго постулата Количества, а именно, через обращение к постулату Отношения.

(2а) Примеры, иллюстрирующие нарушение первого постула­та Качества.

1. Ирония. X, с которым А до сих пор был в близких отно­шениях, передал секрет А его конкуренту. Это знают и А, и тот, кто его слушает. А говорит: «X—настоящий друг». (Коммен­тарий. Как для А, так и его слушателя совершенно очевидно, что А сказал — или сделал вид, что сказал — нечто, в ложности чего он уверен; кроме того, слушающий знает, что А знает, что вто для него, слушающего, очевидно. Тем самым, чтобы не счи­тать высказывание А совершенно бессмысленным, приходится предположить, что А пытается выразить некоторую пропозицию, отличную от той, которую он, казалось бы, высказывает. Это должна быть пропозиция, самым очевидным образом связанная с данной; пропозиция, наиболее очевидным образом связанная с данной — это ее отрицание. Тем самым А выражает пропозицию, являющуюся отрицанием той, которую он делает вид, что выска­зывает.)

2. Метафора. Примеры типа You are the cream in my cof­fee, букв. Ты—сливки в моем кофе**, характеризуются наличием категориальной ошибки, поэтому отрицание такого.высказы­вания будет, строго говоря,' трюизмом; тем самым исключено, чтобы говорящий пытался сообщить это отрицание, как в случае

* Имеется в виду строчка из «Гамлета»: Queen. The lady doth protest too much, methinks (III акт, 2-я сцена). Ср. также у Гейне:

Отказ длинен немножко — Посланье в шесть листов! Чтоб дать отставку, крошка, Не тратят_столько слов.

(Новые стихотворения (1828—1844), пер. В. Левика).—Прим. перев.

** Ср. русск. Ты—свет моих очей,—Прим. перев..

иронии. Наиболее вероятно, что говорящий приписывает объекту некоторый признак, по которому этот объект сближается (более или менее причудливым образом) с указанной субстанцией.

Можно комбинировать иронию и метафору, навязывая слу­шающему два шага интерпретации. Я говорю: «Ты—:свет моих очей», предлагая слушающему расшифровать сначала метафори­ческий смысл "Ты—моя гордость, моя радость", а затем иро­нический — "Ты — мое проклятье".

3. Литота, (преуменьшение). Про человека, о котором извест­но, что он переломал всю мебель в квартире, говорится: «Он был немного возбужден».

4. Гипербола. «Все симпатичные девушки любят моряков». (26) Примеры, иллюстрирующие нарушение второго постула­та Качества «Не говори того, для чего у тебя нет достаточных оснований», найти непросто; по-видимому, таким примером может служить следующий. Я говорю про жену господина X: «Очень может быть, что в данный момент она ему изменяет». Произнеся эту фразу в подходящем контексте, или в сопровождении, соот­ветствующего жеста, или соответствующим тоном, я могу дать понять, что у меня нет достаточных оснований для того, чтобы считать, что это действительно так. Мой партнер, чтобы спасти презумпцию продолжения речевой игры, делает предположение, что я имею в виду некоторую другую пропозицию, связанную с данной, обоснованием истинности которой я уже и в самом,деле располагаю. Этой пропозицией может быть то, что госпожа Х вообще склонна изменять своему мужу, или что она такой че­ловек, который перед этим не остановится, и т. д.

(3) Примеры, в кото