Почему же продажа, назначенная на 3 декабря, должна была состояться в обычном аукционном зале, где всегда продавалось всякое движимое имущество – мебель, домашняя утварь, орудия и инструменты, разные предметы искусства, картины, статуи, медали и прочие старинные вещи? Почему, раз дело шло о продаже недвижимости, она не производилась в конторе нотариуса или в отделении гражданского суда, где полагается устраивать такие сделки? И, наконец, к чему было участие оценщика, раз в продажу шла часть земного шара? Неужели можно уподобить движимому имуществу кусок земли, нечто самое недвижимое, что только есть на свете?
В самом деле, это казалось нелепым. И, однако, это было так. Арктические области продавались именно таким образом, купчая крепость имела обычную силу. Разве тем самым не доказывалось, что Арктическая промышленная компания считала данную недвижимость движимостью, словно ее можно было переместить? Такая странность вызывала удивление у некоторых особо сметливых людей – хоть их не так‑то много даже в Соединенных Штатах.
Впрочем, уже известен подобный случай. Кусок нашей планеты был продан с молотка в аукционном зале, при посредстве оценщика. И как раз в Америке.
В самом деле, за несколько лет до того в Калифорнии, в городе Сан‑Франциско, один тихоокеанский остров, под названием остров Спенсер[10], был продан богачу Уильяму У. Кольдерупу, который дал на пятьсот тысяч долларов больше своего конкурента Дж. Р. Таскинара из Стоктона. Остров Спенсер пошел за четыре миллиона долларов. Правда, то был обитаемый остров, расположенный всего в нескольких градусах от берега Калифорнии, – остров с лесами, ручьями, плодородной и твердой почвой, с полями и лугами, годными для обработки, а здесь – неопределенное пространство, может быть даже море, таящееся за непроходимыми торосами и покрытое вечными льдами. Да еще, по всей вероятности, к нему и не пробраться. Следовало поэтому предполагать, что цена за неведомую полярную область не достигнет на аукционе такой значительной суммы.
Тем не менее необычность дела привлекла в этот день на аукцион множество людей, и если среди них мало оказалось серьезных покупателей, зато много было зевак, жадно ожидавших, чем все это кончится. Борьба действительно обещала быть очень занимательной.
К тому же, едва европейские представители прибыли в Балтимору, как за ними все стали бегать, приставать к ним, и, конечно, все просили у них интервью. Не удивительно, что общественное мнение, как это часто случается в Америке, было возбуждено до крайности. Составлялись безумные пари – обыкновенная форма, в которую выливается общественное возбуждение у американцев, – пример заразительный! – последнее время ему охотно начинают следовать в Европе. Жители Американской федерации, а также Новой Англии, восточных, южных и центральных штатов разбились на группы и придерживались различных мнений, хотя все они, в общем, стояли за своих соотечественников. Они надеялись, что Северный полюс в конце концов укроется под складками звездного флага. Все же они испытывали некоторую тревогу. Ни Россия, ни Швеция с Норвегией, ни Дания, ни Голландия не внушали особых опасений. Но имелась еще Великобритания с ее территориальными притязаниями, с упорным стремлением все присвоить и поглотить, с ее банкнотами, которых она не жалела. Тут пахло крупными суммами. На «Америку» и «Великобританию» делали ставки, как на скаковых лошадей, и приблизительно поровну. Ставить на «Данию», «Швецию», «Голландию» и «Россию» охотников не находилось.
Торги были назначены на полдень. Стечение любопытных уже с утра мешало движению на Болтон‑стрит. Еще накануне в городе царило волнение. По трансатлантическому кабелю газеты получили сведения, что большинство пари, предложенных американцами, было принято англичанами, и Дин Тудринк тотчас же велел объявить об этом в аукционном зале. Говорили, будто правительство Великобритании передало значительные фонды в распоряжение майора Донеллана… В «Нью‑Йорк геральд» писали, что лорды Адмиралтейства настаивали на покупке арктических земель, уже включали их в список английских колоний и т. д.
Что было достоверно в таких слухах и россказнях, никто не знал. Но в тот день в Балтиморе рассудительные люди полагали, что если Арктическая промышленная компания будет предоставлена только своим собственным силам, то борьба, возможно, закончится победой Англии. И некоторые из самых горячих янки уже старались оказать давление на вашингтонское правительство. А новая Компания в лице своего скромного агента Уильяма С. Форстера, по‑видимому, вовсе не разделяла всеобщего возбуждения, словно она была совершенно уверена в своей победе.
Условный час приближался, и толпа на Болтон‑стрит все росла. За три часа до открытия дверей к аукционному залу нельзя было и подойти. Все пространство, отведенное для публики, было заполнено до отказа. Только для европейских делегатов было оставлено несколько мест, отгороженных барьером, откуда они могли следить за ходом аукциона и вовремя делать свои надбавки.
Эрик Бальденак, Борис Карков, Якоб Янсен, Ян Харальд и майор Донеллан со своим секретарем Дином Тудринком сбились тесной кучкой, плечом к плечу, как солдаты, готовые идти на приступ: они ведь, и правда, собрались взять приступом Северный полюс!
Со стороны Америки никто не явился, если не считать рыбника, владельца складов; его грубое лицо выражало полнейшее равнодушие. Казалось, ему было безразлично все окружающее и думал он лишь о том, куда девать грузы, ожидаемые им из Ньюфаундленда. Кто же были те капиталисты, от лица которых этот простак собирался ворочать миллионами долларов? Тут было над чем поломать голову.
Никто и не подозревал, что Дж. Т. Мастон и миссис Эвенджелина Скорбит имеют отношение к делу. Да и как об этом можно было догадаться? Оба они были тут, но вместе с некоторыми другими именитыми членами «Пушечного клуба», коллегами Дж. Т. Мастона, скрывались в толпе, не занимая особых мест. По виду они казались обыкновенными, совершенно бескорыстными зрителями. Уильям С. Форстер даже как будто не был знаком с ними.
Разумеется, вопреки порядку, установленному на аукционах, на сей раз предмет продажи не был выставлен для всеобщего обозрения. Северный полюс ведь нельзя, как какую‑нибудь старинную вещицу, передавать из рук в руки, рассматривать со всех сторон, разглядывать в лупу, а то и тереть пальцем, чтобы убедиться, старинная ли она в самом деле или просто подделка. А полюс все‑таки был чрезвычайно старинным предметом – ведь он возник еще до каменного века, до железного, до бронзового, раньше всех доисторических эпох, потому что существует с начала мира!
Хотя самый полюс и не лежал на столе оценщика, зато на виду у всех заинтересованных висела большая карта, на которой очертания арктических областей были обведены яркой краской. По восемьдесят четвертой параллели, на семнадцать градусов выше Полярного круга, шла отчетливая красная линия, ограничивающая ту часть земного шара, которая, по предложению Арктической промышленной компании, была пущена в продажу. Возможно, она представляла собой море, покрытое ледяной корой весьма значительной толщины. Но это уж дело покупателя. Во всяком случае, обмана тут быть не могло: всякий видел, что он покупает.
Ровно в двенадцать часов из маленькой резной двери в глубине зала вышел оценщик Эндрью Р. Джилмор и занял место у своего стола. Аукционист Флинт, известный своим громоподобным голосом, раскачиваясь, как медведь в клетке, тяжело прохаживался вдоль решетки, за которой была публика. Оба заранее предвкушали, какую огромную сумму положат они себе в карман в виде процента с продажи. Само собой разумеется, что покупка должна была производиться на наличные деньги, «cash», по выражению американцев. Как бы велика ни оказалась сумма, вырученная от продажи, она целиком передавалась в руки делегатов тех государств, которые не станут владельцами продаваемой области.
И вот в зале что было мочи зазвонил колокольчик и оповестил всех, собравшихся снаружи, так сказать urbi et orbi[11], что торги начались.
Какой торжественный момент! Во всем квартале, во всем городе дрогнули сердца. С Болтон‑стрит и прилегающих улиц в зал донесся отдаленный гул взволнованной толпы.
Эндрью Р. Джилмору пришлось подождать, пока волнение собравшихся уляжется, чтобы начать свою речь.
Наконец он встал и окинул собрание взглядом. Затем скинул пенсне и начал несколько взволнованным голосом:
– По предложению федерального правительства и с согласия государств как Нового, так и Старого Света назначается в продажу целым куском некая недвижимость, расположенная вокруг Северного полюса, ограниченная восемьдесят четвертой параллелью и состоящая из материков, морей, проливов, островов, островков и ледяных торосов, со всем, что там есть твердого и жидкого.
Затем он указал на карту, висевшую на стене:
– Соблаговолите взглянуть на карту, составленную на основании самых последних данных. Как вы видите, общая площадь всего этого участка равняется, весьма приблизительно, четыремстам семи тысячам квадратных миль. Для удобства продажи оценку решено производить из расчета одной квадратной мили. Поэтому при надбавках один цент будет означать в круглых цифрах четыреста семь тысяч центов, а доллар – четыреста семь тысяч долларов. Пожалуйста, потише!
Эта просьба была нелишней, так как нетерпение публики выражалось громким шумом, который оценщику было трудно перекричать. Благодаря вмешательству аукциониста Флинта, голос которого звучал не слабее корабельной сирены во время тумана, спокойствие было отчасти восстановлено, и Эндрью Р. Джилмор получил возможность продолжать свою речь:
– Прежде чем приступить к торгам, я считаю своим долгом напомнить одно из условий продажи, а именно: полярная недвижимость поступает в полную собственность купившего и не может быть оспариваема продавшей стороной в пределах восемьдесят четвертой параллели северной широты, независимо от каких‑либо перемен в географическом или метеорологическом состоянии земного шара.
Опять эта имевшаяся в объявлении странная оговорка, которая, возбуждая шутки одних, у других будила подозрения!..
– Аукцион открыт! – прозвучал голос оценщика. И, взмахнув молоточком слоновой кости, он по привычке прогнусавил обычное вступление к аукциону: – Квадратная миля за десять центов!
Десять центов – то есть одна десятая часть доллара – это означало сумму в сорок тысяч семьсот долларов за всю арктическую недвижимость.
Однако оценка Эндрью Р. Джилмора была сразу же перекрыта Эриком Бальденаком, выступавшим от лица датского правительства.
– Двадцать центов! – сказал он.
– Тридцать центов! – сказал Якоб Янсен от лица Голландии.
– Тридцать пять! – сказал Ян Харальд от лица Скандинавии.
– Сорок, – сказал полковник Борис Карков от лица всей России.
Это уже составляло сумму в сто шестьдесят две тысячи восемьсот долларов, а между тем торги только начинались.
Надо заметить, что представитель Великобритании до сих пор еще не сказал ни слова и даже не раскрыл плотно сжатого рта.
Уильям С. Форстер, владелец тресковых складов, тоже сохранял непроницаемое молчание. Он, видимо, был всецело погружен в чтение «Ньюфаундлендского Меркурия», где печатались сведения о товарах и о ценах на всех американских рынках.
– Сорок центов за квадратную милю! – соловьем заливался Флинт. – Сорок центов!
Четверо коллег майора Донеллана переглянулись. Неужели они исчерпали свои кредиты уже в самом начале борьбы? Неужели дальше им придется молчать?
– Ну, ну, – снова заговорил Эндрью Р. Джилмор, – сорок центов! Кто больше? Сорок центов! А ведь этот полярный колпачок стоит подороже…
Казалось, он вот‑вот добавит: «Полярный колпачок из чистопробных вечных льдов».
Но тут датский представитель объявил:
– Пятьдесят центов!
А голландский делегат надбавил еще десять.
– Квадратная миля идет за шестьдесят центов! – выкрикнул Флинт. – Шестьдесят центов! Никто не надбавит?
Эти шестьдесят центов уже составляли почтенную сумму в двести сорок четыре тысячи двести долларов.
Собрание приветствовало надбавку Голландии одобрительными возгласами. Вот странное и вместе с тем частое явление: бывшие в зале бедняки с пустыми карманами, без гроша за душой, казалось, были больше всех увлечены этой схваткой долларов.
Между тем, как только выступил Якоб Янсен, майор Донеллан поднял голову и посмотрел на своего секретаря Дина Тудринка. Но тот сделал едва уловимый отрицательный знак, и майор так и не раскрыл рта.
Уильям С. Форстер не отводил глаз от своих рыночных отчетов и делал карандашом пометки на полях.
А Дж. Т. Мастон, в ответ на улыбку миссис Эвенджелины Скорбит, лишь кивнул головой.
– Ну, ну, нельзя ли поживее! Что мы так тянем? Слабо, слабо… – повторял Эндрью Р. Джилмор. – Ну‑ка! Никто не даст больше? Можно кончать?
И его молоточек то поднимался, то опускался, как кропило причетника во время церковной службы.
– Семьдесят центов, – неуверенно сказал профессор Ян Харальд.
– Восемьдесят! – сразу же за ним объявил Борис Карков.
– Ну‑ну! Восемьдесят центов? – выкрикнул Флинт, круглые серые глаза которого разгорались все ярче с каждой надбавкой.
По знаку Дина Тудринка майор Донеллан вскочил, словно чертик на пружинке.
– Сто центов! – отрубил представитель Великобритании.
Это значило, что Англия предлагала четыреста семь тысяч долларов.
Делавшие ставки на Соединенное королевство закричали «ура», часть публики подхватила их возгласы.
Ставившие на Америку переглянулись довольно разочарованно. Четыреста семь тысяч долларов? Это была уже очень крупная цифра для фантастической области у Северного полюса. Четыреста семь тысяч долларов за айсберги, ледяные поля и торосы?!
А представитель Арктической промышленной компании не издал ни звука, даже головы не поднял! Неужели он не решится сделать ни одной надбавки? Если он хотел дождаться, чтобы делегаты Дании, Швеции, Голландии и России исчерпали свои средства, то, казалось, сейчас как раз пора было выступить. Действительно, по их лицам было видно, что «сто центов» майора Донеллана заставляют их покинуть поле битвы.
– Квадратная миля идет за сто центов! – два раза повторил оценщик.
– Сто центов! Сто центов! Сто центов! – кричал Флинт, сложив руки рупором у рта.
– Никто не даст больше? – спросил Эндрью Р. Джилмор. – Значит, решено? Все согласны? Жалеть никто не будет? Пристукнем?
И, опуская руку с молоточком, он обвел выжидающим взглядом зрителей, в волнении затаивших дыхание.
– Раз! Два! – произнес он.
– Сто двадцать центов, – спокойно сказал Уильям С. Форстер, даже не поднимая глаз и переворачивая газетный лист.
– Гип! Гип! Гип! – закричали те, кто делал большие ставки на Американские Соединенные Штаты.
Майор Донеллан в свой черед горделиво приосанился. Его голова на длинной шее вертелась, как заводная, над угловатыми плечами, а тонкие губы клювом вытянулись вперед. Он окинул испепеляющим взором бесстрастного представителя американской Компании, но в ответ не получил ни взгляда. Проклятый Уильям С. Форстер даже не шелохнулся.
– Сто сорок! – объявил майор Донеллан.
– Сто шестьдесят! – сказал Форстер.
– Сто восемьдесят! – прогремел майор.
– Сто девяносто! – пробормотал Форстер.
– Сто девяносто пять центов!.. – завопил делегат Великобритании.
Скрестив руки на груди, он как будто бросал вызов всем тридцати восьми штатам Федерации.
Стало так тихо, что, казалось, можно было услышать, как ползет муравей, как плывет маленькая плотичка, как порхает мотылек, как перебирается с места на место червячок, как движется микроб… Все сердца бились тревожно, как будто самая жизнь присутствующих зависела от слов майора Донеллана. Голова его не вертелась больше. Что до Дина Тудринка, то он ожесточенно скреб затылок и чуть не рвал на себе волосы.
Эндрью Р. Джилмор приостановился на несколько мгновений, показавшихся всем вечностью. Владелец тресковых складов продолжал читать газету и делать пометки, видимо не имевшие никакого отношения к аукциону. Неужели он тоже исчерпал свои средства? Неужели он не попытается сделать еще одну, последнюю надбавку? Или заплатить сто девяносто пять центов за квадратную милю, то есть свыше семисот девяноста трех тысяч долларов за всю недвижимость оптом, ему казалось поступком, выходящим за пределы здравого смысла?
– Сто девяносто пять центов, – начал оценщик. – Остается за…
И его молоток повис над столом.
– Сто девяносто пять центов! – повторил аукционист.
– Кончайте! Кончайте!
Это кричали некоторые нетерпеливые зрители, недовольные медлительностью Эндрью Р. Джилмора.
– Раз… два… – воскликнул он.
И все взгляды обратились на представителя Арктической промышленной компании.
Подумать только! Этот удивительный человек не спеша сморкался в большой клетчатый фуляровый платок, уткнув в него оба отверстия своей носовой полости.
Между тем Дж. Т. Мастон метал на него взгляд за взглядом, да и взоры миссис Эвенджелины Скорбит были устремлены в том же направлении. Их побледневшие лица выдавали, как велико было волнение, которое они старались побороть. Почему же Уильям С. Форстер медлил перекрыть надбавку майора Донеллана?
Уильям С. Форстер высморкался второй, затем третий раз с громом артиллерийских выстрелов. Но напоследок он тихо и скромно пробормотал:
– Двести центов!
Зал содрогнулся. Затем, по американскому обычаю, раздались такие крики: «Гип! Гип!», что стекла задребезжали.
Майор Донеллан, ошеломленный, смущенный, уничтоженный, рухнул на свое место рядом с Дином Тудринком, потрясенным не менее его. Такая оценка за квадратную милю давала в итоге огромную сумму в восемьсот четырнадцать тысяч долларов, и, очевидно, британскому представителю не разрешено было превышать ее.
– Двести центов! – повторил Эндрью Р. Джилмор.
– Двести центов! – провозгласил Флинт.
– Раз!.. два!.. – кричал оценщик. – Никто не дает больше?..
Майор Донеллан, движимый невольным побуждением, снова вскочил и посмотрел на остальных делегатов. Но те как раз считали, что только он один может отстоять Северный полюс от американцев. Это усилие было последним. Майор открыл рот, снова закрыл, и Англия тяжело шлепнулась на свое место.
– Три! – прокричал Джилмор, ударив по столу своим молоточком слоновой кости.
– Гип! Гип! Гип! – орали делавшие ставки на победительницу Америку.
Известие о результате торгов мигом разнеслось по всем закоулкам Балтиморы, затем по телеграфным проводам разошлось по всей Федерации; а позже, по подводному кабелю, оно ворвалось в Старый Свет.
Собственницей арктических владений, находящихся за восемьдесят четвертой параллелью, стала Арктическая промышленная компания (через свое подставное лицо – Уильяма С. Форстера).
И наутро, когда Уильям С. Форстер пришел объявить, для кого сделана покупка, он назвал имя мистера Импи Барбикена, который представлял вышеупомянутую Компанию под вывеской «Барбикен и К°».
Глава 4,