Несмотря на отсутствие опыта войны со Степными индейцами, Уэсли Меррит был способным солдатом, знавшим фронтир. Уроженец Нью-Йорка, он окончил Вест-Пойнт в 1860 году и был направлен в Юту. Когда разразилась Гражданская война, он отправился на Восток, проявил себя в боевых действиях и в конце концов дослужился до звания бревет генерал-майора. Пониженный в звании по окончании войны, в 1866 году Меррит был назначен подполковником Девятой Кавалерии, несшей службу в одном из административных округов западного Техаса. Затем он присоединился к штабу Шеридана. Несмотря на то, что месяц назад ему исполнилось сорок два, у Меррита было мальчишеское лицо, которому даже усы не могли придать значительности.
Меррит присоединился к Пятой 1 июля в ее лагере, расположенном северо-западнее агентства Красного Облака в Небраске. Полк все еще перекрывал пути, ведущие от агентства в страну реки Паудер. Два дня спустя одна из рот безуспешно пыталась поймать небольшую группу Шайенов, загнав при этом до смерти двух лошадей и чуть не уморив по меньшей мере еще дюжину. Это побудило Меррита переместить лагерь поближе к тропе и выслать дозоры. Во время перехода к новому лагерю солдаты нашли стрелковые окопчики и тела двух мужчин – предположительно золотоискателей из Черных Холмов – наскочивших на индейцев.
12 июля Меррит получил приказ переподготовить полк в Форте Ларами, а затем соединиться с Круком у Гусиного ручья в северном Вайоминге. Команда уже проделала шестнадцать миль и собиралась стать лагерем, когда Мерриту доставили сообщение от капитана Уильяма Джордана - командира гарнизона Кэмп-Робинсон, расположенного в трех милях от агентства Красного Облака. Джордан предупреждал, что сотни Шайенов намереваются покинуть агентство, предположительно для того, чтобы присоединиться к враждебному лагерю.
Меррит решил перехватить индейцев и силой побудить их вернуться обратно в агентство. За следующие два дня он прошел обратно по собственному следу пятьдесят одну милю и наконец 14 июля стал лагерем в северо-западной Небраске у дороги, соединяющей Форт Ларами и агентство Красного Облака. Однако Меррит не решился подойти ближе к самому агентству, поскольку не счел это необходимым и, кроме того, опасался, что приближение солдат вынудит индейцев уйти из агентства до того, как он будет готов сразиться с ними. Вместо этого он отправил одну роту под командованием майора Тадеуша Стэнтона выяснить ситуацию в агентстве. На следующий день, чуть раньше полудня, Стэнтон и Джордан послали Мерриту сообщение, в котором говорилось, что примерно 800 Шайенов и “множество Сиу” собираются вечером этого дня или на следующий день покинуть агентство.
На самом деле донесения были преувеличены; всего около двух сотен Шайенов оставляли агентство. Меррит, однако, положился на переданную ему информацию и подготовил свой новый полк первому из “молниеносных походов”, которые станут его визитной карточкой как борца с индейцами.
Всего час спустя после получения донесения от Стэнтона и Джордана семь рот кавалерии уже шли на север. Меррит намеревался развернуть роты во фронт перед Шайенами, встретить противника лоб в лоб и отбросить назад к агентству. Это значило, что он должен пройти назад по тому же самому пути, по которому только что шел, а затем повернуть на восток к тропе, которой предположительно должны были воспользоваться Шайены. Меррит оставил небольшое подразделение охранять обоз, командиру которого было приказано двигаться вслед за полком и соединиться с ним, когда кавалерия сделает остановку или станет на ночлег.
Скаутами у Меррита были Маленькая Летучая Мышь Гарнье, Джонатан Уайт, которого иногда называли Чарли Уайтом, но чаще “Бизоньими Ошметками”, и величайший и самый живописный из всех – Уильям Ф. Коди, более известный как Баффало Билл. Тридцатиоднолетний Баффало Билл Коди был к тому времени уже полулегендарной личностью. Крупный и красивый, с вьющимися локонами и выхоленными усами, величественный, “он в совершенстве воплотил собой образ храброго охотника и доблестного джентльмена степей”, по словам одного из почитателей.
Уроженцу Айовы, Коди было семь лет, когда его семья переехала в Канзас. В пятнадцать он начал работать возчиком грузов и следующий десяток лет проработал на перевозке грузов, курьером Пони-Экспресса, кучером на дилижансах и на других работах пока наконец не обрел достаточно опыта, чтобы стать правительственным скаутом в Пятой Кавалерии. В перерыве он завербовался обеспечивать бизоньим мясом команду строителей железной дороги Канзас-Пасифик и так в этом преуспел, что его стали называть “Баффало Биллом” – Бизоньим Биллом. Его обширный опыт, общительность и природный дар антрепренера привлекли к нему внимание Шеридана, который неофициально взял его под свой патронаж. Он быстро стал любимым скаутом генерал-лейтенанта и при содействии нью-йоркских друзей Шеридана недавно вошел в шоу-бизнес.
Несмотря на горячность, у Коди был стержень; солдаты доверяли ему как никакому другому скауту. Он выступал со своим шоу на Востоке, когда Энсон Миллс уведомил Коди, что Крук хотел бы заполучить его в роли скаута. Однако, прибыв в Чикаго, он узнал, что Карр протелеграфировал в штаб-квартиру округа с просьбой направить Коди на службу к нему, и сентиментальная привязанность к Пятой оказалась слишком сильна. Теперь Баффало Бил скакал вместе с Мерритом, радуясь тому, что опять вдыхает воздух прерий, и выискивая новые приключения, которые можно было бы включить в его театральные представления.
Коди был, возможно, самым известным из летописцев похода Меррита, но имелись и другие, в числе которых находился лейтенант Чарльз Кинг – плодовитый писатель, не только протоколировавший события, но и ставший впоследствии одним из основоположников западного романа. Другими хроникерами были сержант Джон Пауэрс, рядовые Даниель Браун и Альфред МакМакин, которые являлись корреспондентами газеты “Star” округа Эллис, выходившей в Хейсе, штат Канзас; а также рядовой Джеймс Фрю, писавший письма и сохранивший дневник, написанный на обрывках бумаги.
Меррит гнал своих людей. К десяти вечера, когда он отдал приказ стать на ночлег, они прошли примерно тридцать пять миль. Лошадям необходимо было дать передохнуть и пощипать скудную пищу в виде бизоньей травы. Солдатам было не лучше. “Очень голодны – без ужина”, заметил Фрю.
Марш возобновился около пяти утра. В середине утра кавалеристы остановились у обнесенного частоколом лагеря роты Двадцать Третьей Пехоты, которой командовал лейтенант Джордж М. Тэйлор. Эта рота охраняла ключи, питавшие Сэйдж-Крик - местную речку. Солдатам дали быстро перекусить, а когда подошел обоз, им приказали вскрыть коробки с боеприпасами и набить патронами свои карманы и патронташи.
Меррит решил оставить медлительный обоз под охраной в пехотном лагере, взяв с собой лишь легкие ротные фургоны с трехдневным запасом провианта. Он также призвал под свое командование пехотную роту лейтенанта Тэйлора и приказал ей рассесться по фургонам, в которых уже находилась рота Девятой Пехоты, охранявшая обоз. Менее чем через час после приказа остановиться Пятая снова была на марше. Целью являлся брод через ручей Военного Головного Убора, иногда именуемого Хэт-Крик. Было известно, что индейцы пользуются этим бродом на своем пути в Вайоминг.
“День был жарким”, писал Кинг, “мы шли по дороге, ведущей в Черные Холмы, и пыль взбивалась позади нас в густые облака. Но путь до индейского брода был далек, а мы должны были достичь его первыми”.
На закате они увидели “извилистую зеленую полосу в отдаленной низине”, обозначающую деревья, окаймлявшие ручей Военного Головного Убора, и к восьми вечера солдаты подошли к лесу. Они разбили бивак на маленькой плоской возвышенности напротив череды холмов. “Мы прошли восемьдесят пять миль за тридцать один час”, писал Кинг, “и теперь находились здесь, расположившись им во фронт, готовые и жаждущие оспорить завтра право Шайенов на переправу”. Команда сильно обогнала свой обоз, оставшийся теперь далеко позади.
Меррит разрешил развести в лагере лишь несколько костров - глубоких ямах, чтобы пламя нельзя было увидеть издалека. Роте “К” под командованием капитана Джулиуса Мэйсона и с Кингом в качестве его лейтенанта было предписано нести караульную службу. Люди расположились во впадинах и овражках, откуда они могли видеть силуэты на фоне неба. Так как такое расположение исключало возможность пройтись туда сюда, и поскольку они несли ту же самую службу предыдущей ночью, людей клонило ко сну, и Кингу с Мэйсоном пришлось беспрестанно прохаживаться вдоль роты и будить засыпающих. Ночь тянулась медленно, к утру похолодало. Ложась спать, Меррит оставил приказ разбудить его в 3:30 утра и поднялся сразу, как только Кинг окликнул его.
Вернувшись на свою позицию, в первых лучах света Кинг увидел впереди два конических холма, заслонявших вид. Он отправил подразделение солдат на ближайший к лагерю и лежащий строго на севере холм, а сам с двумя солдатами и капралом занял позицию на холме, лежащем южнее. Лежа ничком на вершине холма, Кинг обозревал горизонт в свой бинокль. Примерно в 4:30 утра капрал указал на отдаленную гряду прямо перед ними и сказал: “Смотрите, лейтенант – там индейцы”.
Минуту спустя после того, как была замечена первая группа, они увидели еще больше воинов, примерно в двух милях от своей позиции на холме. За десять минут мо меньшей мере шесть групп показались и исчезли из виду. К пяти утра вереница индейских всадников выстроилась на расстоянии трех миль от солдат. Индейцы не двигались, очевидно чем-то наблюдая. Бросив взгляд на юго-запад, группа Кинга увидела обоз, находившийся на удалении четырех миль и медленно, но неуклонно двигающийся к лагерю. Среди солдат это вызвало больше интереса, нежели тревоги, поскольку обоз охранялся двумя пехотными ротами, которые квартирмейстер, судя по всему, укрыл в фургонах. Кинг заметил, что квартирмейстер “боялся, вероятно, только того, что индейцы его не атакуют”.
Меррит со своим штабом присоединился к группе на холме и какое-то время наблюдал за развитием событий. Наконец он спросил адъютанта: “Люди пили кофе?”. Получив ответ, что да, Меррит обратился к Карру: “Тогда пусть они оседлают лошадей и все м скопом укроются под обрывами”.
К тому времени Баффало Билл, Большая Летучая Мышь и Бизоньи Ошметки Уайт присоединились к группе на холме. Теперь, при дневном свете они заметили, что южный склон размыт и практически отвесно спускается в лощину, идущую от той отдаленной гряды, где находились индейцы. Хотя тропа и лощина пересекались под острым углом в виде буквы “ V ” характер местности был таков, что, находясь на тропе, нельзя было увидеть, что происходит в лощине и наоборот. В полутора милях армейцы увидели группу индейцев в тридцать-сорок человек, возбужденно сновавших у начала лощины.
“Что, черт возьми, эти бездельники там болтаются?”, - удивился Коди.
Затем они увидели двух гонцов, нагнавших обоз и устремившихся к лагерю Меррита с депешами. Шайены пришпорили лошадей и поскакали вниз по лощине навстречу этим гонцам. Индейцы должны были проскакать под находившимися на холме солдатами.
“Ей-богу, генерал!”, - сказал Коди:“Нам выпал шанс. Давайте оседлаем лошадей, укроемся и перережем этих парней!”
“Согласен!”, - ответил Меррит. Затем он обернулся к Кингу: “Стойте, где стоите... Наблюдайте за ними, пока они не окажутся под вами; затем командуйте. Пошли вниз, все!”. Они соскользнули с холма, оседлали лошадей и спрятались, чтобы захватить индейцев врасплох в лощине.
Солдаты в обозе заметили Шайенов на отдаленной гряде и поначалу приняли их за людей Меррита. Когда, наконец, они поняли, что это индейцы, то высыпали из фургонов и образовали линию. К этому моменту меньшая группа Шайенов скакала прямиком на гонцов. Когда индейцы подскакали к холму, Кинг крикнул: “Вперед, парни, я с вами!”.
Отряд скаутов выскочил из укрытия и открыл огонь, в то время как Меррит с капралом вернулись на вершину холма, чтобы наблюдать за разворачивающимися перед ними событиями. Ошеломленные Шайены осадили лошадей и начали отстреливаться. Одна из пуль просвистела мимо Меррита, едва не задев его лицо. Кто-то крикнул: “Посмотрите во фронт! Смотрите! Смотрите!”. Остававшиеся на гряде индейцы поскакали вниз на выручку своих попавших в ловушку товарищей.
Внизу в лощине Баффало Билл выискал предводителя первой группы, воина по имени Желтые Волосы. В своей автобиографии Коди настаивал на том, что они с Желтыми Волосами знали друг друга, и утверждал, что в итоге произошла самая настоящая жестокая дуэль, начатая при помощи ружей и завершившаяся на ножах. Коди говорил, что, убив воина, он оскальпировал его и, воздев в воздух окровавленный скальп и сорванный с индейца военный головной убор, прокричал: “Первый скальп за Кастера!”. Такова была версия, представляемая им в его шоу “Дикий Запад”, описанная в дешевых романах и, наконец, получившая бессмертие в фильме Джоэла МакКри и Энтони Куина.
Свидетели рассказывают иную историю, хотя и не менее героическую. Желтые Волосы выстрелил и промахнулся, но испуганная лошадь Коди взбрыкнула и сбросила своего наездника. Вскочив на ноги, Баффало Билл в свою очередь выстрелил, пуля прострелила ногу воина и убила его лошадь. Они упали одной беспорядочной кучей. Овладевший собой Желтые Волосы поднимал ружье для еще одного выстрела, когда вторая пуля Баффало Билла прострелила ему голову. Несколько Шайенов попытались завладеть телом, но кавалеристы оттеснили их, и Коди снял скальп.
Шайены бежали. Войска Меррита преследовали их на протяжении трех миль в сторону агентства, убив от троих до шестерых индейцев и ранив, возможно, пятерых. Потом кавалеристам пришлось остановиться, чтобы перегруппироваться. Единственным вышедшим из строя солдатом стал рядовой Джефферс, лошадь которого споткнулась и упала на речном берегу. Остаток дня Меррит провел, преследуя индейцев на протяжении сорока миль в направлении агентства Красного Облака. Докладывая Шеридану о случившемся, Меррит писал:
Я безотлагательно выступлю к Форту Ларами и как можно скорее двинусь на соединение с Круком. Мои люди и лошади измотаны, но несколько дней перехода в разумном темпе и полный фураж приведут их в порядок.
Тактически перестрелка у ручья Военного Головного Убора была второстепенной стычкой, вряд ли чего-то достигшей. Стратегически и психологически, однако, это стало лучшим известием, полученным Шериданом за все лето. Слишком долго не было ничего кроме унижения и поражений. Теперь Меррит отреагировал на срочное донесение, что индейцы уходят из агентства, совершил форсированный переход, преградил путь этим индейцам, разбил их крупный авангард и оттеснил всю группу обратно к агентству – сам при этом не понеся никаких потерь. Сам бой и последовавшая за ним шоу-агитка о “дуэли” Баффало Билла (лишь немного отличавшаяся от продукции Голливуда 1942-45 годов в стиле “мужество и слава”) подняли боевой дух деморализованной публики. На тот момент это стало именно тем, в чем так нуждалась страна.
ДОЛГОЕ, УЖАСНОЕ ЛЕТО
Несмотря на свои победы над Круком и Кастером, великое сборище индейцев на севере претерпевало страдания. Сосредоточение солдат в этом краю вынуждало их путешествовать быстро, а охотничьи отряды не отваживались отходить слишком далеко от основной группы. Пищи не хватало, и люди начали голодать. Бизоны были редки, так что большая часть добычи состояла из лосей, антилоп и оленей. Какие-то Шайенские охотники ухитрились убить нескольких бизонов и уже нагружали мясом вьючных лошадей, когда кто-то решил, что видит солдат. Индейцы рассеялись и укрывались до ночи, затем вернулись и забрали мясо.
Чтобы поддержать боевой дух, Шайены провели на Роузбаде пляски, невдалеке от места, где они сражались с Круком. Воины хвастались своими свершенными на Литтл Бигхорне подвигами. Каждый излагал свою историю и взывал к друзьям, чтобы они подтвердили ее. Бабка Деревянной Ноги продемонстрировала бакенбарды лейтенанта Кука в подтверждение тому, что ее сын участвовал в сражении, затем, очевидно нервничая из-за необычного скальпа, она выбросила его.
Группа Хункпапов, к которой принадлежал Белый Бык, после боя с Кастером отделилась от основной массы и в конце июля стояла лагерем далеко на востоке у Бобрового ручья, между Йеллоустоном и Малой Миссури. Белый Бык и воин по имени Железный Коготь оставили лагерь и направились на юг в Черные Холмы, где они рассчитывали поживиться у белых лошадьми. По дороге они встретили Неистовую Лошадь и группу из основного лагеря, возвращавшуюся из набега на Черные Холмы. Две группы вместе стали лагерем на ночлег, затем отряд Неистовой Лошади отправился на северо-запад, а Белый Бык с Железным Когтем продолжили свой путь на юг к холмам. Несколько ночей спустя они наткнулись на лагерь белых погонщиков с фургоном и двумя лошадьми. Погонщики крепко спали, и два индейца ухитрились украсть лошадей, оставшись необнаруженными, затем они поскакали обратно к своим людям.
Шеридан сгруппировывал свои силы в зоне боевых действий. Части Двадцать Второй Пехоты, позаимствованные в Атлантическом военном округе, прибыли из самого Нью-Йорка. В собственном округе Шеридана пехота Майлса была отправлена из Оклахомы на север, а батальону Восемнадцатой Пехоты было приказано выступить из такой дали, как Форт Браун, расположенный на южной границе Техаса. Несмотря на колебания Шермана, не хотевшего оставлять южные равнины – Канзас, Оклахому и Техас – незащищенными, Шеридан желал заполучить и Четвертую Кавалерию МакКензи. Южные племена были побеждены и дезорганизованы; другие части могли охранять тот фронтир, а Шеридан нуждался в закаленных частях там, где они могли бы быть наиболее полезны.
В Форте Ливенворт генерал Поуп проконсультировался с МакКензи и решил, что шесть рот Четвертой можно отправить на север. Оставшиеся шесть должны были патрулировать резервации западной Оклахомы, защищая форты, в которых гарнизоном стояла пехота и артиллерия. Поуп, однако, начал препятствовать отправке самого МакКензи, поскольку было ясно, что Кайовы и Команчи опасались этого человека сильнее, чем всех его солдат.
“МакКензи стоит здесь гораздо больше, чем шесть отправленных рот”, телеграфировал Поуп Шеридану, “В самом деле, его присутствие в Форте Силл оправдывает отправку половины его полка. Если Вы считаете, что он абсолютно необходим, конечно, он должен ехать”.
Шеридан считал присутствие МакКензи абсолютно необходимым, и Поуп неохотно отправил того на север с шестью ротами его полка. МакКензи должен был принять командование районом Черных Холмов со штаб-квартирой в Кэмп-Робинсон.
25 июля Шерман дал знать Шеридану, что агентам Красного Облака и Пятнистого Хвоста поступили официальные извещения об их отставке. Военные власти Кэмп-Робинсона примут агентство Красного Облака под свой контроль, а агентство Пятнистого Хвоста поступит под юрисдикцию военных из Кэмп-Шеридана. Хотя армейским офицерам закон запрещал находиться на постах индейских агентов, они могли временно исполнять эти обязанности до тех пор, пока не будут назначены новые агенты, покорные армейским властям.
Шерман также сообщил, что военный министр получил законные права повысить боеспособность кавалерии и довести численность каждой роты до ста человек, если при этом не будет превышено установленное законом ограничение численности всей армии в 25 000 человек. “Мы намереваемся отправить всех новобранцев в кавалерийские и пехотные полки, задействованные ныне в стране Сиу как можно быстрее…”, писал он. Тем временем Военный министр Камерон пропихивал в конгрессе резолюцию, которая позволила бы увеличить армию до 27 500 человек на время войны.
С отголосками поражения Кастера и страной, все еще корчащейся в муках депрессии, у армии не возникало проблем с набором рекрутов, которые начали называть себя “Мстителями за Кастера”. Тем не менее, далеко не все они являлись идеальными солдатами. Лейтенант Хью Скотт – свежий выпускник Вест-Пойнта, приписанный к Седьмой Кавалерии сразу после катастрофы на берегах Литтл Бигхорна и отвечавший за подготовку новобранцев полка – заметил: “Многие из них были преступниками, время от времени избегавшими суда…”.
На Гусином ручье к Круку присоединились тридцать пять Ютов. Он давно настаивал на включении их в свой отряд, и Юты пытались это сделать на протяжении месяца. Агент Ютов, однако, блокировал их зачисление на воинскую службу до тех пор, пока Министр внутренних дел Чандлер прямо не приказал ему не вмешиваться. Наконец, 3 августа прибыл Меррит, усилив Крука примерно на 2000 человек и 160 фургонов. Крук все еще надеялся зажать индейцев в тиски между своим отрядом и командой Терри, но это было бы невозможно, если бы темп движения тормозился бы медлительным обозом. Поэтому 4 августа он издал следующий приказ:
Все палатки, лагерное снаряжение, постельные принадлежности и багаж, за исключением нижеперечисленных здесь наименований, должны быть сложены в фургоны, а фургоны переданы под заботу главного квартирмейстера к рассвету завтрашнего дня. Каждая рота должна поджарить и перемолоть свой запас кофе и передать его главному интенданту сегодня к закату. Фургоны будут оставлены здесь в лагере. Караван вьючных мулов будет сопровождать каждый батальон на марше, ответственность за его охрану возлагается на батальоны. Полк выступит завтра в семь утра, “готовый к действиям”, и ротные командиры должны проследить, чтобы у каждого солдата были с собой сто патронов, четырехдневный запас провианта, шинель и одно одеяло на седле. Пятьдесят дополнительных патронов на каждого человека упаковать на мулов. При каждой роте должны быть четыре дополнительные лошади, не навьюченные. Скребницы и щетки будут оставлены в фургонах. Специальные инструкции на случай боевых действий: Все офицеры должны приложить максимальные усилия, чтобы не допустить утерю боезапасов.
Крук снялся с лагеря 5 августа и выступил на север по направлению к реке Танг. Погода стояла жаркая. Файнерти писал, что в тени было сто пять градусов по Фаренгейту[23]. Не найдя следа индейцев, Крук свернул на запад к Роузбаду, делая частые остановки, чтобы дать людям и животным отдохнуть от жары и пыли. Колонна достигла Роузбада в шести милях севернее того места, где в июне Крук с трудом избежал поражения. Далее войска двинулись по долине на север. Ночью лагерь освещался горевшими у подножия холмов лесами. На третий день перехода жара и сухость сменились дождями, принесенными холодным северным ветром. Теперь тропа, по которой шел Крук, превратилась в труднопроходимую грязь. Люди страдали, имея всего одно одеяло и шинель, без палаток и пончо.
10 августа Крук находился примерно в тридцати милях южнее от слияния Роузбада с Йеллоустоном. Погода опять была сухой и жаркой. Впереди войска завидели то, что Файнерти назвал “могучим облаком пыли, свидетельствующим о движении крупной массы людей и животных…”. Баффало Билл выехал вперед на разведку, а Файнерти спросил одного из Шошонов об этом облаке пыли. Индеец прищурился и ответил: “Масса конных солдат. Не Сиу – Сиу далеко – бегут, когда конные солдаты и хорошие индейцы становятся сильны – очень сильны теперь”.
Спустя несколько минут вернулся Коди и сообщил, что подходит Терри с “фургонами, которых хватило бы армейскому корпусу”.
Вид колонны Крука всполошил людей Терри, начавших было разворачиваться в стрелковую цепь, но тут к ним направился Коди, размахивавший своей шляпой. Крук тем временем организовал под деревом импровизированную штаб-квартиру и отправил лейтенанта Уолтера Шойлера поприветствовать Терри и его штаб и сопроводить их к нему.
Описывая чувства обеих команд, Кинг писал: “С комическим недоумением задавался вопрос: ‘Черт, где же индейцы?’. За исключением наших союзников, индейцев в поле зрения не было. Они проскользнули между нами”.
Люди Крука использовали эту встречу, чтобы привести себя в порядок и позаимствовать пайки из хорошо снабженного обоза Терри. Однако вскоре выявились недостатки обеих сторон. Как обычно Терри нагрузил припасами плохо обученных мулов, выпряженных из фургонов. Это привело к тому, что, согласно Бурку, Терри терял за день столько припасов, сколько Крук за всю кампанию. Основу кавалерийской мощи Терри составляла истерзанная Седьмая, нуждающаяся в полной реорганизации после Литтл Бигхорна.
Но люди Терри по сравнению с солдатами Крука были великолепно снаряжены и хорошо питались. Оставив в тылу большую часть своего снаряжения, люди Крука были одеты только в то, что было непосредственно на них, и питались на подножном корму. Уже грязные и голодные, солдаты Крука теперь столкнулись с неустойчивой погодой, которая предшествует воцарению зимы на северных равнинах. День был невыносимо жарким, но ночью пелена холодного дождя накрыла ничем не защищенных солдат.
“Мы строили из деревцев и гибких веток индейские ‘викиапы’, набрасывали на них пончо и одеяла, и пытались в них укрыться, но тщетно”, писал Кинг. “Теперь весь край был покрыт водой, и мы разводили гигантские костры, толпились вокруг них в жидкой грязи и завидовали своим лошадям, которые, казалось, были по-настоящему довольны переменой погоды”.
Незадолго до встречи с Терри Крук обнаружил след индейцев, который вел от Роузбада на восток, обратно к реке Танг. Последующие два дня обе колонны шли параллельно друг другу, пробираясь сквозь грязь. Особенно тяжел переход стал для пехотинцев Терри, многие из которых так вымотались из-за налипавшей на сапоги грязи, что их приходилось везти на мулах или травуа.
Теперь генералы потеряли всякую надежду поймать враждебных индейцев. След, как его можно было проследить после всех этих дождей, разделился на три: одна группа индейцев шла на юг вдоль по реке; вторая – на север; третья продолжала двигаться на восток по направлению к реке Паудер.
Как ни тяжело приходилось солдатам, им все-таки было много лучше, чем Шайенам и Лакотам. Объединенные силы Крука-Терри не прекращали нажимать на основную враждебную группу, тесня ее все дальше и дальше на восток. Как вспоминал Деревянная Нога: “Не было остановок для того, чтобы поохотиться. По-моему, мы ни разу не задерживались в лагере дольше одной ночи”.
Хотя индейцы часто оправлялись после практически смертельных ранений, за исключением ранений в голову, сердце или позвоночник, некоторые из раненых при Литтл Бигхорне начали умирать. Деревянная Нога считал, что они могли бы выздороветь, если бы им было позволено спокойно лежать в палатке, вместо того, чтобы со времен сражения таскать с места на место в травуа.
Запасы мяса были на исходе, а захваченные армейские лошади одна за другой выбивались из сил. Каждый день вожди проводили советы и в конце концов решили разбиться на более мелкие группы. Это затруднило бы преследование и дало бы индейцам возможность подготовиться к грядущей зиме. Тупой Нож, прибывший уже после сражения с Кастером, повернул на юго-запад, уведя своих Шайенов в горы Бигхорн в Вайоминге. Небольшие группы Лакотов направились в агентства. Оставшиеся Лакоты повернули на восток, стремясь оторваться от солдат. Это разделение и было отмечено теми тремя следами, на которые натолкнулись Крук с Терри.
К этому времени Тупой Нож, возможно, был встревожен новым поворотом событий. От южных племен он слышал рассказы о солдатском вожде с изуродованной рукой, которого звали Плохая Рука или Трехпалый. Белые называли его МакКензи. Этот солдат неутомимо преследовал индейцев и всегда был победоносен. Теперь появились слухи о том, что Трехпалый идет на север. Позже Тупому Ножу придется на себе испытать его мощь.
Шошоны Крука, никогда не отходившие так далеко от своих селений, затосковали по дому и начали обсуждать верность своих жен в свое отсутствие. Взращенные на зерне армейские лошади, неспособные существовать на одной траве, начали слабеть. “Весь наш маршрут от Роузбада к Паудер и Йеллоустону отмечен павшими или брошенными лошадьми”, писал Файнерти. Даже если бы они и могли существовать на траве, ее оставалось слишком мало, потому что отступавшие Лакоты выжигали за собой степь, чтобы заморить голодом армейских коней.
Установив, что основная масса индейцев двинулась на восток к реке Паудер, Крук решил следовать за ними. Добравшись до Паудер, команда повернула на север вдоль апо реке до ее слияния с Йеллоустоном. Там Крук пополнил свои припасы с парохода Терри. В этой точке Шошоны и Юты решили, что с них хватит. Кроу тоже становились все более беспокойными. Они заявили, что не хотят, чтобы их молодые воины уходили, рискуя жизнью, так далеко от дома, в край, где так много Шайенов и Лакотов. Двадцать один человек из людей Крука с подорванным вследствие тягот похода здоровьем (один из них совершенно безумный) были погружены на пароходы и отправлены обратно на Восток. Баффало Билл также уехал, попросив освободить его от службы по причине наступающего театрального сезона.
20 августа разразилась сильная буря. Дождь смешанный с градом барабанил по солдатам Крука, которым негде было укрыться. “Никакие слова не смогут полностью описать то, что мы увидели и перенесли в ту ужасную бурю”, писал Бурк. “Храбрейшие сердца, самые бывалые солдаты спасовали... Напряжение начало сказываться на офицерах, солдатах и животных...Никто из тех, кто следовал за Круком в те ужасные дни, не был так или иначе вознагражден”. Три ночи спустя грянула еще более ужасная буря.
Солдаты, как обычно в такой ситуации поступают нижние чины, жаловались. Один обвинял в том, что он завербовался в армию, виски. Другой говорил, что дезертирует или уйдет в отставку прежде, чем отправится на какую-нибудь еще индейскую кампанию. Один из ирландцев, которых всегда было множество в армии, заметил, что если бы он послушался свою мать и остался бы дома в Кэшеле, то “не чувствовал бы себя этой ночью словно утонувшая крыса”