И таким образом «Метеор» пронесся бок о бок с Идальго и вдали от эклиптики взял курс снова в направлении южных полярных областей второй по величине планеты Солнечной системы.
Еще ни разу в их пока еще короткой истории космических приключений не оставались Лакки и Бигмен в космосе в течение такого продолжительного времени без перерыва. Прошел уже примерно месяц с тех пор, как они покинули Землю. И все же маленький пузырь воздуха и тепла – их «Метеор» – представлял собой частицу Земли, которая могла поддерживать сама себя в таком состоянии в течение почти неограниченного времени.
Их запаса энергии, доведенного до максимума пожертвованиями других кораблей, хватило бы примерно на год, если не принимать во внимание возможное полномасштабное сражение, воздуха и воды, воспроизводимых в резервуарах с морскими водорослями, хватило бы на всю жизнь. Водоросли обеспечивали резерв пищи на тот случай, если бы кончились их обычные концентраты.
Лишь присутствие третьего человека создавало некоторое реальное неудобство. Как заметил Бигмен, «Метеор» был создан для двоих. Его необыкновенная концентрация энергии, скорости и вооружений стала возможной во многом благодаря продуманной экономии его жилых помещений.
Поэтому третьему пришлось спать на стеганом одеяле в кабине пилотов.
Лакки заметил, что некоторое неудобство компенсировалось преимуществом. Теперь можно было установить четырехчасовые дежурства у пульта управления вместо обычных шестичасовых.
На что Бигмен горячо возразил:
– Конечно, но, когда я пытаюсь заснуть на этом чертовом одеяле, а у приборов олух Весс, он делает так, что все сигнальные лампы светят мне прямо в лицо.
|
|
– Я проверяю разные аварийные сигналы, чтобы убедиться в их исправности. Таков порядок, – спокойно ответил Весс.
– И, – продолжал Бигмен, – он все время свистит. Послушай, Лакки, если он еще раз выдаст мне припев из «Моей милой Афродиты» – хоть еще раз, – я встану и обломаю ему руки и потом забью его этими обрубками до смерти.
– Весс, пожалуйста, воздержись от насвистывания припевов. Если Бигмен будет вынужден покарать тебя, то он зальет кровью всю пилотскую кабину, – очень серьезно предупредил Лакки.
Бигмен промолчал, но в следующий раз во время дежурства у приборов, он, направляясь к креслу пилота, умудрился наступить на кисть руки мелодично похрапывающего на одеяле Весса.
– О проклятье! – воскликнул марсианин, воздевая руки вверх и вращая глазами в ответ на свирепый вопль Весса. – А я и подумал, что это такое, под моими тяжелыми марсианскими сапогами? О, мой Весс, неужели это были твои маленькие пальчики?
– Теперь тебе лучше совсем не спать! – вопил Весс от боли. – Если ты заснешь, когда я буду у пульта, я раздавлю тебя, марсианская песчаная крыса, как клопа.
– Я так испуган, – запричитал Бигмен в притворных рыданиях, что вконец вывело из себя Лакки.
– Послушайте, – рассердился он, – любой из вас двоих, кто разбудит меня, потащится за «Метеором» в своем скафандре на конце каната весь остаток путешествия.
Но когда Сатурн и его кольца стали видны совсем близко, они все собрались в кабине пилотов. Даже если посмотреть, как обычно, со стороны экватора, Сатурн представлял собой самое красивое зрелище в Солнечной системе, а со стороны полюса…
|
|
– Если я верно помню, – сказал Лакки, – даже исследовательский полет Хогга затронул эту систему только у Япета и Титана, так что он видел Сатурн лишь со стороны экватора. Если сирианцы не видели его по‑иному, то мы первые люди, когда‑либо видевшие его так близко с этого направления.
Как и в случае с Юпитером, мягкое желтое свечение поверхности Сатурна в действительности было солнечным светом, отраженным от верхних слоев бурной атмосферы глубиной в тысячи или более миль. И как к в случае с Юпитером, атмосферные возмущения проявлялись в виде зоны изменяющихся цветов. Но зоны не были полосами, как представлялось с обычного экваториального угла зрения. Они образовывали концентрические окружности неяркого коричневого, более светлого желтого и пастельно‑зеленого цвета вокруг сатурнианского полюса как центра.
Но даже это зрелище не шло ни в какое сравнение с кольцами. При их нынешнем удалении кольца вытянулись на угол в двадцать пять градусов в пятьдесят раз шире, чем полная Луна Земли. Внутренний край колец был отделен от планеты промежутком в сорок пять угловых минут, в котором хватило места для довольно свободного размещения объекта размером с полную Луну. Кольца, окружающие Сатурн, нигде не касались его поверхности. Так, во всяком случае, виделось с «Метеора». Они были видны на три пятых своей окружности, остальное же резко обрезалось тенью Сатурна. На трех четвертях пути к наружному краю кольца находился черный промежуток, известный как деление Кассини. Он был шириной около пятнадцати минут, плотная полоска черноты, разделяющая кольца на две светлые части неравной ширины. Во внутренней кромке колец – мерцающая россыпь сверкающих искорок, так называемая траурная каемка.
|
|
Общая площадь колец в восемь раз превышала площадь шара Сатурна. Более того, кольца были явно ярче, чем сам Сатурн, так что в целом, по крайней мере, девяносто процентов света, доходящего к ним от планеты, шло от ее колец. Количество света, достигавшего их, было примерно в сто раз большим, чем от полной Луны.
Даже Юпитер, каким он видится со столь поразительно близкой Ио, нельзя было сравнить с этим. Когда Бигмен в конце концов заговорил, с его губ сорвался лишь шепот:
– Лакки, как получается, что кольца такие яркие? Сам Сатурн выглядит тускло. Это не оптическая иллюзия?
– Нет, это реальность. Сатурн и кольца получают от Солнца одинаковое количество света, но отражают вовсе не одинаковое. То, что мы видим исходящим от Сатурна, это свет, отраженный от атмосферы, состоящей в основном из водорода и гелия плюс немного метана. Она отражает около шестидесяти трех процентов света, падающего на нее. Кольца, в основном твердые глыбы льда, посылают обратно как минимум восемьдесят процентов, что делает их значительно более яркими. Глядеть на кольца – все равно что глядеть на снег.
– И нам нужно найти одну снежинку на снежном поле, – посетовал Весс.
– Но черную снежинку, – взволнованно проговорил Бигмен. – Послушай, Лакки, если все частицы кольца – лед, а мы ищем капсулу, которая представляет собой металл…
– Полированный алюминий, – уточнил Лакки, – отразит даже больше света, чем лед. Он будет просто слепящим.
– Ну, тогда, – Бигмен в отчаянии посмотрел на кольца, находившиеся в полумиллионе миль отсюда, но все столь огромные даже на таком расстоянии, – это дело безнадежное.
– Посмотрим, – проговорил Лакки уклончиво.
Бигмен сидел за пультом управления, регулируя орбиту короткими бесшумными вспышками ионного двигателя. Великолепно отлаженные приборы управления агравом делали «Метеор» значительно более маневренным в этом столь близком к массе Сатурна пространстве, чем любой сирианский корабль.
Лакки находился у масс‑детектора, который чутко прощупывал пространство в поисках какого‑либо предмета, фиксируя его местонахождение посредством измерения его отклика на гравитационную силу корабля, если он был мал, или влияния его гравитационной силы на корабль, если он был велик.
Весс только что проснулся и вошел в кабину пилота, где царили тишина и напряженность в эти минуты снижения к Сатурну. Бигмен наблюдал за лицом Лакки краешком глаза.
Лакки все более погружался в свои мысли и становился менее общительным по мере того, как приближался Сатурн.
– Не думаю, что тебе следует так потеть над масс‑детектором, Лакки, – прервал молчание Весс. – Здесь не будет кораблей. Мы встретим корабли тогда, когда опустимся к кольцам. Возможно, даже много. Сирианцы тоже будут искать капсулу.
– Согласен, поскольку так оно и есть.
– Может быть, – мрачно проговорил Бигмен, – эти приятели уже нашли капсулу.
– Даже это возможно, – согласился Лакки.
Они теперь разворачивались, начиная движение вдоль окружности шара Сатурна, сохраняя дистанцию в восемь тысяч миль от его поверхности. Дальняя часть колец (или, по крайней мере, часть, которая была освещена Солнцем) незаметно сливалась с Сатурном, так как их внутренняя кромка спряталась за гигантской выпуклостью.
У колец, которые ближе к планете, внутренняя траурная каемка более заметна.
– Ты знаешь, я не вижу края этого внутреннего кольца, – удивился Бигмен.
– Возможно, края и нет. Самая внутренняя часть основных колец находится всего лишь в шести тысячах миль над видимой поверхностью Сатурна, а атмосфера Сатурна может простираться на это расстояние, очень даже миролюбиво отозвался Весс.
– Шесть тысяч миль!
– Очень разреженная, но достаточно плотная для того, чтобы создавать трение для самых ближних кусков гравия и заставлять их кружить ближе к Сатурну. Те, которые продвигаются ближе, образуют траурную кайму. Чем ближе они движутся, тем больше трение, так что они вынуждены двигаться еще ближе. Вероятно, частицы находятся на всем пути вниз, к Сатурну, причем часть из них сгорает, попадая в более плотный слой атмосферы.
– Значит, кольца не будут существовать вечно, – заметил Бигмен.
– Вероятно, нет. Но они будут существовать еще миллионы лет. Достаточно долго для нас. – Весс помолчал и мрачно добавил – Слишком долго.
– Я покидаю корабль, джентльмены, – прервал их Лакки.
– Зачем? – закричал Бигмен.
– Хочу посмотреть снаружи, – коротко ответил Лакки, натягивая скафандр.
Бигмен бросил быстрый взгляд на автоматическое записывающее устройство масс‑детектора. Ни одного корабля в космосе. Лишь редкие изломы линии, но ничего существенного. Да еще дрейфующие метеориты, разбросанные повсюду в Солнечной системе.
– Займи место у масс‑детектора, Весс. Пусть он все время работает. – Лакки надел шлем и защелкнул его. Он проверил измерительные приборы на груди, давление кислорода и двинулся к воздушному шлюзу. Его голос теперь раздался из маленького радиоприемника на панели управления. – Я буду использовать магнитный канат, так что не делайте внезапных выбросов энергии.
– Когда ты снаружи? Думаешь, я сумасшедший? – возмутился Бигмен.
Лакки появился в поле зрения у одного из иллюминаторов, за ним змеиными кольцами вился кабель, не образуя в отсутствие притяжения гладкой кривой.
Маленький ручной реактор в его закованном в латы кулаке выстрелил маленькой реактивной струей, ставшей в слабом солнечном свете едва видимым облаком крошечных ледяных частиц, которое рассеялось и исчезло. Лакки, по закону действия и противодействия, переместился в обратном направлении.
– Как ты думаешь, что‑то неладно с кораблем? – спросил Бигмен.
– Если это так, – ответил Весс, – то на панели управления ничего не видно.
– Тогда чем занимается большой начальник?
– Я не знаю.
Но Бигмен бросил на Советника подозрительный, свирепый взгляд, затем повернулся снова, чтобы следить за действиями Лакки.
– Если ты думаешь, – проворчал он, – что так как я не являюсь Советником…
– Может, он просто захотел побыть несколько минут вне пределов досягаемости твоего голоса, Бигмен, – пошутил Весс.
Масс‑детектор в автоматическом режиме методично прощупывал пространство вокруг них, градус за градусом, при этом экран становился чисто‑белым всякий раз, когда он продвигался слишком далеко в сторону Сатурна.
– Я хочу, чтобы что‑нибудь произошло, – вдруг заявил Бигмен, как бы стряхивая с себя уныние от слов Весса.
И что‑то произошло.
Весс, вернувшись взглядом к масс‑детектору, увидел подозрительный всплеск на записывающем устройстве. Он быстро зафиксировал на нем прибор, подключил вспомогательные обнаружители и следил за ним в течение двух минут.
– Это корабль, Весс, – взволнованно сказал Бигмен.
– Похоже, – неохотно согласился Весс.
Одинокая масса могла означать большой метеорит, но здесь был также выброс энергии, который мог исходить только из микрореакторных двигателей корабля; энергии именно того вида и именно в тех количествах. Это так же хорошо идентифицировалось, как отпечатки пальцев. Любой мог даже обнаружить некоторые отличия от структуры энергии, вырабатываемой земными кораблями, и безошибочно установить, что этот объект – сирианский корабль.
– Он направляется к нам, – заметил Бигмен.
– Не прямо. Вероятно, он не отваживается рисковать в условиях гравитационного поля Сатурна. Все же он медленно приближается и примерно через час сможет установить против нас заграждение… Чему, о космос, ты так радуешься, ты, марсианский фермач?
– Разве не ясно, ты, ком сала? Это объясняет, почему Лакки там, снаружи. Он знал, что приближается корабль, и он ставит ловушку для него.
– Как, о космос, он мог узнать, что приближается корабль? – изумился Весс. – Еще десять минут назад не было никаких показаний масс‑детектора. Он не был даже сфокусирован в нужном направлении.
– За Лакки не беспокойся! У него есть способ узнать. – Бигмен, довольный, ухмылялся.
Весс пожал плечами, подвинулся к панели управления и позвал в передатчик:
– Лакки! Ты слышишь меня?
– Конечно, я тебя слышу, Весс. Что случилось?
– В зоне досягаемости масс‑детектора сирианский корабль.
– Как близко?
– Около двухсот тысяч, и приближается.
Бигмен, наблюдавший в иллюминатор, заметил вспышку ручного реактора Лакки, и ледяные кристаллы вихрем закружились прочь от корабля. Лакки возвращался.
– Я вхожу, – предупредил он.
Бигмен заговорил сразу же, как только Лакки снял с головы шлем и открылись коричневая копна волос и ясные карие глаза.
– Ты ведь знал, что приближается корабль, не так ли, Лакки?
– Нет, Бигмен. И мысли не было. Не понимаю, каким образом они обнаружили нас так быстро. Возникает слишком много вопросов, чтобы считать простым совпадением появление сирианцев в этом районе.
Бигмен постарался скрыть свою досаду.
– Хорошо, в таком случае не разнести ли нам его в космосе, Лакки?
– Не стоит вновь себя подвергать опасным политическим последствиям, возможным после нашего нападения. Кроме того, на нас возложена определенная миссия, а это более важно, чем игры в войну с другими кораблями.
– Я понимаю, – прервал его нетерпеливо Бигмен. – Существует капсула, которую нам нужно найти, но…
Марсианин удрученно покачал головой. Капсула есть капсула, он понимал ее значимость. Но ведь и хороший бой – это хороший бой, и политические аргументы Лакки об опасности агрессии к нему не относятся, если все равно будет развязана война.
– Что мне делать в таком случае? – буркнул он. – Держаться прежнего курса?
– И ускорить движение. Направиться к кольцам.
– Если мы так поступим, то они направятся туда вслед за нами.
– Совершенно верно. У нас начнется состязание.
Бигмен медленно вернулся к контрольному пункту, и протонный распад в микрореакторе пошел с неимоверной силой.
Корабль понесся вдоль выпуклого изгиба Сатурна.
Сразу же под ударами радиоволн ожил приемный фиск.
– Мы вступим в активный контакт с ними? – спросил Бигмен.
– Нет, известно, что они скажут. Капитуляция, или нас захватят магнитными щупальцами.
– Да?
– У нас сейчас только один шанс – бежать.
Сквозь ущелье
– Из‑за одного дурацкого корабля, Лакки? – завопил Бигмен.
– Времени хватит и на бой, только попозже, Бигмен. Дело прежде всего.
– Но это означает, что мы снова покидаем Сатурн.
Лакки мрачно улыбнулся.
– Не в этот раз, Бигмен. На этот раз мы создадим базу в системе этой планеты, и как можно скорее.
Корабль стремительно понесся к кольцам. Лакки оттеснил Бигмена от пульта управления, став на его место.
– Появилось множество кораблей, – тревожно сообщил Весс.
– Где? К какому спутнику они ближе всего?
Весс реагировал быстро.
– Они все в районе кольца.
– Хорошо, – пробормотал Лакки, – тогда мы еще поохотимся за капсулой. Сколько там кораблей?
– Вдали видны пять, Лакки.
– Между нами и кольцами есть корабли?
– Показался шестой. Мы неуязвимы, Лакки. Они слишком далеко от нас, чтобы прицельно стрелять, но, похоже, они намерены следовать за нами до тех пор, пока мы не покинем систему Сатурна.
– Или пока наш корабль не будет уничтожен, так?
Кольца Сатурна увеличивались и наконец заполнили весь экран своей снежной белизной; корабль тем временем все быстрее мчался вперед. Лакки не сделал ни одного движения, чтобы снизить скорость.
Вдруг Бигмен подумал, что Лакки старается намеренно разбить корабль среди колец. Он непроизвольно вскрикнул:
– Лакки!
И тут кольца исчезли.
Бигмен изумился. Его руки потянулись к рукояткам управления видеоэкрана.
– Где они? Что случилось? – закричал он.
Весс, потевший над масс‑детектором и с беспокойством лохмативший свои желтые волосы, бросил через плечо:
– Деление Кассини.
– Что?
– Промежуток между кольцами.
– Ох! – Шок миновал. Бигмен стал вращать окуляром смотрового люка на корпусе корабля, и снежная белизна колец постепенно снова заполнила экран. Он маневрировал еще осторожнее.
Сначала показалось одно кольцо. Затем пространство, черное пространство. Затем другое кольцо, чуть‑чуть более тусклое. Внешнее кольцо было покрыто нетолстым слоем ледяного гравия. И опять пространство между кольцами. Деление Кассини. Здесь нет гравия. Только широкая черная брешь.
– Она большая, – заметил Бигмен.
Весс вытер пот со лба и посмотрел на Лакки.
– Мы пролетим насквозь, Лакки?
Лакки не отрывал глаз от пульта управления.
– Через несколько минут, Весс, мы пройдем насквозь. Дыши спокойно и надейся.
Весс повернулся к Бигмену и быстро проговорил:
– Несомненно, брешь большая. Я тебе говорил, что она две с половиной тысячи миль шириной. Полно ангаров от кораблей, как раз то, что тебя так напугало.
– Твой голос звучит чуть‑чуть нервозно для такого парня высотой в шесть футов, – произнес Бигмен. – Тебе кажется, что Лакки летит чересчур быстро?
– Смотри, Бигмен, если мне придет в голову сесть на тебя, то…
– Да в той твоей части, на какой ты сидишь, мозгов больше, чем в твоей голове, – захохотал довольный своей шуткой Бигмен.
– Через пять минут мы будем в делении Кассини, – предупредил Лакки.
Бигмен удивился и повернулся к смотровому экрану:
– Время от времени в расщелине какое‑то мерцание.
– Это гравий, Бигмен, – пояснил Лакки. – Деление Кассини свободно от него в отличие от самих колец, а они на сто процентов не свободны. И если мы заденем один из этих кусочков на пути через…
– Один шанс из тысячи, – прервал его Весс, пожимая плечами.
– Один шанс из миллиона, но именно этот один шанс из миллиона пришелся на агента Х в его «Космической ловушке»… Мы почти у самой границы бреши. – Его руки уверенно лежали на рычагах управления.
Бигмен глубоко вздохнул, он весь напрягся в ожидании удара, который расколет корпус корабля, а может быть, и превратит протонный микрореактор в бушующее пламя красной энергии. По крайней мере, все закончилось бы до того…
– Порядок, – спокойно сказал Лакки.
Весс шумно выдохнул.
– Мы уже прошли насквозь? – удивился Бигмен.
– Конечно, мы уже прошли насквозь, глупенький марсианин, – ухмыльнулся довольный Весс. – Кольца всего лишь десять миль толщиной, и, как ты думаешь, сколько секунд требуется на преодоление всего десяти миль?
– И мы уже на другой стороне? – не верил Бигмен.
– Можешь быть в этом уверен. Постарайся найти кольца на видеоэкране.
Бигмен изменил угол обзора, посмотрел назад, затем вверх и снова вверх, захватывая большое пространство.
– Виден какой‑то туманный контур.
– И это все, что ты увидишь, дружок. Теперь ты находишься на теневой стороне колец. Солнце освещает другую сторону, и свет не проникает через десятимильный плотный слой гравия. Скажи, Бигмен, что преподают по астрономии в марсианских школах, что‑нибудь вроде – «мерцай, мерцай, маленькая звездочка»?
Бигмен медленно выпятил нижнюю губу.
– Ты знаешь, свиная башка, мне хотелось бы заполучить тебя на один сезон на марсианскую ферму. Я спустил бы с тебя шкуру и посмотрел бы, что за мясо у тебя – думаю, всего фунтов десять, и все в твоей большой ноге.
– Я по достоинству оценил бы вашу аргументацию, Весс, если бы вы с Бигменом отложили ее до лучших времен. Не проверил бы ты, что там, на масс‑детекторе? Будь добр!
– Будь спокоен, Лакки. Эй, с ним не все в порядке. Насколько резко ты намерен изменить курс?
– Насколько способен корабль. Мы останемся под кольцами на таком расстоянии, на каком возможно.
Весс кивнул.
– О'кей, Лакки. Это выведет из строя их систему обнаружения.
Бигмен ухмыльнулся. Сработано превосходно. Ни один из масс‑детекторов не может опознать «Метеор» из‑за влияния массы колец Сатурна, а оптическое обнаружение сквозь кольца было просто невероятно.
Лакки вытянул свои длинные ноги, и мускулы на его спине плавно задвигались, когда он потянулся и нагнулся, слегка напрягая руки и плечи.
– Сомневаюсь, – сказал Лакки, – чтобы у какого‑либо из сирианских кораблей хватило смелости последовать за нами через ущелье. У них нет аграва.
– О'кей, пока все хорошо. Но куда мы теперь летим? Кто‑нибудь мне скажет? – спросил Бигмен.
– Нет секрета, – ответил Лакки. – Мы направляемся к Мимасу. Мы полетим, придерживаясь колец, пока не приблизимся вплотную к Мимасу насколько удастся, а тогда сделаем стремительный бросок через разделяющее нас пространство. Мимас находится всего в тридцати тысячах миль от колец.
– Мимас? Это одна из лун Сатурна, не так ли?
– Верно, – включился в разговор Весс. – Ближайшая к планете.
Их полет теперь выравнялся, и «Метеор» помчался вокруг Сатурна теперь уже с запада на восток по линии, параллельной его кольцам.
Весс поудобнее уселся на пледе и, ехидно улыбаясь, обратился к Бигмену.
– Не желаешь ли ты чуть‑чуть заняться астрономией? Если в грецком орехе, находящемся в твоем черепе, есть хотя бы малюсенькое пространство, я могу рассказать тебе, что такое брешь в кольцах.
Любопытство и презрение боролись в душе маленького марсианина.
– Ну, давай, давай быстрей, ты, невежественный обалдуй. Давай, я послушаю твой бред.
– Не бред, – высокомерно отреагировал Весс. – Слушай и учись. Внутренние части двух колец обращаются вокруг Сатурна за пять часов. Самые удаленные их части совершают оборот за пятнадцать часов. Справа, где находится деление Кассини, материал, из которого состоит кольцо, если там что‑то есть, должен двигаться по окружности со средней скоростью, совершая круг за двенадцать часов.
– Ну и что?
– Так, сателлит Мимас, к которому мы направляемся, делает оборот вокруг Сатурна за двадцать четыре часа.
– И опять же – ну и что?
– Все частицы в кольце притягиваются так или иначе спутниками, поскольку они и спутники вращаются вокруг Сатурна. Притяжение на Мимасе наибольшее, так как он ближе всего расположен к Сатурну. Обычно притяжение идет сейчас в одном направлении, а через час в другом, так что все аннулируется. Если бы в делении Кассини находился гравий и каждый второй раз он совершал свое вращение, то Мимас оказался бы на том же самом месте в небе, двигаясь в старом направлении. Часть гравия постоянно движется вперед, так что он закручивается в спираль и перемещается во внешнее кольцо; другие части гравия оттягиваются назад, так что они движутся по внутреннему кольцу. Они не остаются там, где находятся; части кольца освобождаются от частиц, и вот – ты получаешь деление Кассини и два кольца.
– Это так? – тихо спросил Бигмен. Разумом он понимал, что Весс рассказал ему все правильно. – Тогда как туда попадает какая‑то часть гравия, в эту брешь? Почему он весь не переместился во внешнее кольцо к настоящему времени?
– Потому что, – ответил Весс с высокомерным видом превосходства, – некоторые частицы постоянно либо втягиваются, либо вытягиваются из‑за случайного воздействия сателлитов, но ни одна из них никогда надолго не останавливается… И надеюсь, ты запишешь все это, Бигмен, потому что я могу тебе позже задать несколько вопросов.
– Пошел бы ты куда подальше! – проворчал Бигмен.
Улыбаясь, Весс вновь повернулся к своему масс‑детектору. Но то, что он там увидел, моментально стерло улыбку с его лица.
– Лакки!
– Да, Весс?
– Кольца нас не прикрывают.
– Что?
– Ну, посмотри сам. Сирианцы приближаются. Кольца им больше не мешают.
– Ну и ну, как же это могло случиться?
– Это нельзя считать слепым везением, ведь все восемь кораблей оказались на нашей орбите. Мы проделали поворот под прямым углом, и они изменили соответственно свою орбиту. Они, должно быть, обнаружили нас.
Лакки костяшками пальцев задумчиво потер подбородок:
– Если они это сделали, значит, они это сделали. Нет смысла обсуждать факт, что они не смогут этого сделать. Это может означать только то, что у них есть нечто, чего нет у нас.
– Никто и никогда не утверждал, что сирианцы тупицы, – заметил Весс.
– Нет, но иногда некоторые из нас действуют так, как будто наши враги – глупцы, будто весь научный прогресс сосредоточен только в умах Совета Науки и пока сирианцам не удастся узнать наши секреты, у них ничего не будет. А порой и я попадаю в такой переплет… Ну что ж, двинулись.
– Куда двинулись? – потребовал ответа Бигмен.
– Я уже сказал тебе, Бигмен, – ответил Лакки. – На Мимас. Но они прибудут туда после нас.
– Понятно. Это только означает, что мы должны лететь туда скорее, чем когда‑либо… Весс, а не могут они перерезать нам путь, прежде чем мы достигнем Мимаса?
– Нет, если им не удастся ускорить свой полет, по крайней мере, в три раза, по сравнению с нашим.
– Ответно. Отдавая сирианцам должное, я не могу поверить, что у них большая мощность, чем у «Метеора». Итак, мы выполним это.
– Но, Лакки, – вмешался Бигмен, – ты сошел с ума. Давай лучше сражаться, или совсем уберемся из системы Сириуса. Мы не можем приземлиться на Мимасе.
– Извини, Бигмен, но у нас нет выбора. Мы должны приземлиться на Мимасе.
– Но они нас, несомненно, заметят. Они будут следовать за нами вплоть до Мимаса, и нам тогда придется драться, так почему же не вступить в бой теперь, когда мы с помощью аграва можем маневрировать, а они нет?
– Они не собираются следовать за нами на Мимас.
– Почему же они не последуют?
– Ну, Бигмен, мы же хотели отправиться в кольца и забрать то, что осталось от «Космической ловушки»?
– Но тот корабль взорвался.
– Вот именно.
В приборном отсеке наступило молчание. «Метеор» рванулся через пространство, медленно сворачивая в сторону от Сатурна, затем полетел быстрее, выскользнув из‑под самого дальнего кольца в открытый космос. Впереди лежал Мимас, сверкающий мир, видимый в форме крошечного полумесяца. В диаметре он имел всего лишь 320 миль.
Пока еще далеко позади виднелась плотная группа кораблей сирианского флота.
Мимас увеличивался в размере. Наконец вступила в действие передняя тяга «Метеора», и корабль начал сбрасывать скорость.
Но Бигмену казалось просто невероятным, чтобы Лакки со своим космическим опытом мог так просчитаться. Он сдержанно проговорил:
– Слишком поздно, Лакки. Мы не успели снизить скорость, чтобы приземлиться. Нам необходимо перейти на спиральную орбиту, пока скорость значительно не уменьшится.
– Нет времени для вывода корабля на спираль вокруг Мимаса, Бигмен. Мы летим прямо.
– Но это невозможно! На такой скорости!
– Вот именно, на это, я надеюсь, сирианцы и не решатся.
– Но, Лакки, они будут правы.
– Не хочется это говорить, Лакки, но я согласен с Бигменом, – поддержал Весс марсианина.
– Нет времени аргументировать или объяснять, – бросил Лакки и склонился над приборами.
На видеоэкране Мимас летел на них с сумасшедшей скоростью. Бигмен облизнул враз пересохшие губы.
– Лакки, если ты думаешь, что лучше такой путь, чем сдаться в плен, то о'кей. Тогда вперед. Но, Лакки, если мы намерены продолжать двигаться, не лучше ли нам завязать бой? Может, мы сумеем сначала рассчитаться с одним из этих парней?
Лакки покачал головой и ничего не сказал. Его руки двигались теперь так быстро, что Бигмен не успевал уследить, что он делал. Скорость уменьшалась все еще медленно.
Внезапно Весс протянул руку, как будто хотел силой отодвинуть Лакки от приборов, но Бигмен быстро положил свою руку ему на запястье. Бигмен понимал, что они идут на верную смерть, но его безграничная вера в Лакки оставалась неколебимой.
Они летели все медленнее, медленнее, медленнее, только этого торможения было явно недостаточно – Мимас заполнял собой уже весь видеоэкран.
Сверкнув при падении на смертельной скорости, «Метеор» врезался в поверхность Мимаса.
7.
И больше ничего.
Раздался резкий свист, столь знакомый Бигмену. Так было всегда, когда корабль проникал в атмосферу.
Атмосферу?
Но ведь это невозможно. Ни один мир, по размеру равный Мимасу, не мог обладать атмосферой. Бигмен посмотрел на Весса, который вдруг вновь сел на плед, беспомощный и бледный, но так или иначе удовлетворенный.
Бигмен шагнул к Лакки:
– Лакки…
– Не теперь, Бигмен.
И внезапно Бигмен понял то, что делал Лакки с приборами. Он манипулировал термоядерным лучом. Бигмен подбежал к видеоэкрану и направил камеру прямо вперед.
Да, теперь не оставалось никаких сомнений, он окончательно понял идею Лакки. Термоядерный луч считали самым могущественным «тепловым лучом» со времени его открытия. Он применялся главным образом как оружие близкого боя, но, совершенно точно, никто никогда его не использовал так, как теперь им воспользовался Лакки.
Струя дейтерия, бьющая перед носом корабля, искривилась под воздействием мощного магнитного поля, и на много миль впереди все озарилось ядерной вспышкой от мощного импульса из микрореактора. Сохранись силовой импульс хотя бы некоторое время, он обязательно должен был разрушить корабль и миллионной доли секунды было достаточно. После этого распространялась сама собой дейтериевая реакции и ужасное термоядерное пламя сжигало все, достигая трехсот миллионов градусов.
Этот пылающий шар, возникший перед поверхностью Мимаса, вонзился в тело сателлита, пробуравив в его организме туннель. В этот туннель со свистом влетел «Метеор». Парообразная субстанция Мимаса служила атмосферой, которая их окружала, помогая снизить скорость корабля, вместе с тем повышая температуру внешней обшивки корабля до опасной отметки.
Лакки посмотрел на измеритель температуры обшивки.
– Весс, добавь побольше энергии в катушки испарения.
– Для этого потребуется вся вода, какая у нас есть, – ответил Весс.
– Сделай это. Нам не нужна вода для собственного потребления в этом море.
Вода под сильным напором пошла к внешним змеевикам из пористой керамики, в которых она испарялась, способствуя снижению температуры, возникшей от испарения. Но вода испарялась столь же быстро, сколь быстро подавалась в змеевики. Температура обшивки продолжала нарастать.
Но нарастала более медленно. Постепенно снижалась и скорость корабля, и Лакки уменьшил силу струи дейтерия и отрегулировал магнитное поле. Горящее пятно термоядерного дейтерия становилось все меньше и меньше. Свист атмосферы также уменьшился.
Наконец струя исчезла полностью, и корабль понесло вперед в твердую стену, где он продолжил свой путь, расплавляя окружающую массу своим жаром, и наконец остановился.
Только теперь Лакки сел.
– Джентльмены, – обратился он к своим коллегам. – Простите, у меня не было времени для объяснения, но решение пришло в самую последнюю минуту, и управление кораблем отняло у меня всю мою энергию. Как бы то ни было – добро пожаловать во чрево Мимаса!
Бигмен вздохнул во всю глубину легких и проговорил:
– Никогда не думал, что ты станешь использовать термоядерную струю, чтобы проложить путь летящему кораблю в недра этого мира.
– Обычно это невозможно, – сказал Лакки. – Уж так случилось, что Мимас – это особый случай. Таков и Энцеладус, следующий сателлит.
– Как это происходит?
– Они представляют собой снежные комья. Астрономы знали об этом давно, еще до космических путешествий. Их плотность меньше, чем у воды, и они отражают около восьмидесяти процентов света, который падает на них, так что вполне понятно, что они могут быть только из снега плюс чуть замерзшего аммиака, тоже не слишком плотно сбитого.
– Верно, – присоединился к разговору Весс. – Кольца – это лед, и те первые два сателлита тоже представляют собой всего‑навсего скопления льда слишком удаленные, чтобы стать составной частью колец. Вот почему Мимас так легко плавится.
– Но добрая часть работы еще впереди, – заметил Лакки. – Давайте начнем.
Они оказались в настоящей пещере, образовавшейся под действием термоядерного луча, и были зажаты со всех сторон. Туннель, который они проделали, когда проникали внутрь, сжимался по мере их движения, пар конденсировался и замерзал. На масс‑детекторе появились показатели, свидетельствовавшие о том, что они углубились почти на сотню миль от поверхности сателлита. Из‑за массы льда над ними пещера даже при слабой гравитации Мимаса медленно сжималась.
«Метеор» постепенно зарывался все глубже, протыкая Мимас насквозь, подобно раскаленной проволоке, вонзенной в масло, и, когда они достигли точки в пяти милях от поверхности, они остановились и образовали кислородный пузырь.
Поскольку топливных запасов, да и запасов продовольствия и водорослей, в резервуарах хватало надолго, Весс покорно пожал плечами:
– Ну что ж, это на время станет моим домом; давайте сделаем его удобным.
Бигмен очнулся ото сна. Он скривил лицо, глянув с горьким осуждением.
– Бигмен, в чем дело? – поинтересовался Весс. – Неужели будешь скучать по мне?
– Справлюсь как‑нибудь. Через два‑три года я, пролетая мимо Мимаса, брошу тебе письмо. – Затем он воскликнул: – Послушай, я слышал, ты что‑то говорил, думая, что я сплю без задних ног. О чем речь? Секреты Совета?
Лакки смущенно покачал головой.
– Все в свое время, Бигмен.
Позднее, когда Лакки с Бигменом остались на корабле одни, Советник сказал:
– Действительно, Бигмен, почему бы тебе не остаться здесь вместе с Вессом?
– Ну конечно. Стоит два часа побыть с ним вместе в клетке – и я разрублю его топором на части и положу на лед, чтоб сохранить для его родственников. – Затем добавил: – Ты это серьезно, Лакки?
– Вполне серьезно. То, что произойдет в дальнейшем, может быть для тебя более опасным, чем для меня.
– Да? А зачем мне эта радость?
– Если ты останешься с Вессом, то, что бы ни случилось со мной, тебя отсюда заберут в течение двух месяцев.
Бигмен попятился. Его маленький рот скривился:
– Лакки, если ты прикажешь мне остаться тут дм того, чтобы здесь что‑то делать, о'кей. Я выполню это, но, когда сделаю, я хотел бы присоединиться к тебе. Но если ты хочешь просто оставить меня здесь, чтобы спасти, тогда как ты сам отправляешься навстречу опасности, мы закончим разговор. У меня с тобой нет больше дел, а без меня ты, переросший дружище, не сможешь выполнить дело, и ты знаешь, что не выполнишь его. – Марсианин быстро заморгал глазами.
– Но, Бигмен.. – начал Лакки.
– Ладно, я буду в опасности. Ты что, хочешь, чтобы я подписал бумагу, где сказано, что я беру ответственность на себя, что ты ни при чем? Хорошо. Я подпишу. Это тебя удовлетворяет, Советник?
Лакки с нежностью схватил Бигмена за волосы и подергал его голову взад‑вперед.
– Да, пытаться заботиться о тебе – это все равно что черпать воду решетом.
Весс возвратился в отсек и объявил:
– Дистиллятор установлен и работает.